Текст книги "Человек, у которого болел компрессор"
Автор книги: Витольд Зегальский
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Зегальский Витольд
Человек, у которого болел компрессор
Витольд Зегальский
Человек, у которого болел компрессор
В тот день Гарри проснулся в гнетущем настроении и, как обычно, первым делом подошел к окну. Стояло прекрасное весеннее утро, и солнце, уже высоко поднявшееся над небоскребами, выманило с домашних площадок рои разноцветных геликоптеров, весело кружившихся в безоблачном небе. Внизу, на бульваре, среди зелени прогуливалось множество людей, по эстакадам тянулись шнурки машин, словно бы нехотя исчезавших в темной пасти туннеля.
Эта картина не успокоила Гарри, а, наоборот, еще больше усугубила мрачное настроение, гнездившееся в глубине его артистической души. В этом не было, разумеется, ничего удивительного: чему же тут удивляться, если восприимчивая к прекрасному натура художника тоскует, потому что не может полностью ощутить прелесть дня? И все по такой возмутительно прозаической причине, как отсутствие нескольких еврасов! Это тянется дни, недели, да что там – годы, если учесть, что случайно добытые деньги немедленно исчезают, как фата-моргана, рассеиваются словно туман. Чтобы встать на ноги, прекратить эту вечную погоню за мелочами жизни, надо было написать по меньшей мере одну видеоновеллу с тридцатью процентами новизны либо романовизию двадцатипроцентной новизны. При этом произведение должно отличаться свежестью формы и содержания. Легко сказать "должно", но дьявольски трудно это реализовать. Вспомним: еще древние утверждали, что nihil novi sub sole [ничто не ново под солнцем. (лат.)].
И все-таки... Угрюмая физиономия Гарри вдруг оживилась.
– Эврика! Эврика! – воскликнул он. – Разумеется, nihil novi, если не считать новых конструкций, теорий, машин, аппаратов!
Наука и техника – вот сырье для производства видеоновелл, свежих, как только что выпеченная булка из автомата. Они – основа всяческих перемен. От каменного топора до звездолета! Вот источник, бьющий славой и еврасами! Зачем быть слишком требовательным? Ну, на худой конец, только одними еврасами Сейчас важны прежде всего скорость и оперативность. Давным-давно доказано, что если у одного из пятнадцати миллиардов человек возникает более или менее стоящая идея, то точно такая же идея возникает и у многих других на всех континентах Земли и бог весть где еще. Правда, с творчеством дело обстоит несколько иначе, но разве можно быть уверенным, что в тот же самый момент у другого писателя, скажем в Гренландии, не родилась такая же идея? Эта мысль вызвала прилив пессимизма, но Гарри быстро отделался от сомнений и приступил к энергичным действиям.
Прежде всего – выбрать достаточно притягательную область науки, а потом ознакомиться с современнейшей техникой в этой области. Проблема была простой только на первый взгляд. Гарри нажимал все новые и новые клавиши соответствующих секций мыслительно-творческого конденсатора, именуемого в просторечии Мытвоконом, однако из прибора не так-то легко что-нибудь выжать. Ответы были возмутительно двусмысленными, и из них следовало, что любое направление науки одинаково важно, притягательно, перспективно и открывает много технических возможностей. Мытвокон утверждал, что даже у философии – а это уж было полнейшей ересью – колоссальные возможности! Гарри выключил аппарат и решил действовать сам.
Возьмем старую и в то же время развивающуюся науку – кибернетику, симбиоз современности с традицией. А теперь пошли дальше, – он нажал кнопку автоматического секретаря.
– Слушай, Ас, загляни в персональную картотеку и скажи, работает ли хоть кто-то из моих знакомых на какой-нибудь фабрике, в каком-либо учреждении, лаборатории, связанных с кибернетикой. Только чтобы это было как можно ближе: мне некогда кататься черт знает куда.
Секция автоматического секретаря замигала, и спустя секунду динамик захрипел:
– Аллан Порки, старший конструктор на фабрике математических компьютеров, район 12, бульвар Тангенсов.
– Откуда я его знаю?
– Вы полгода ходили вместе к дошкольному воспитателю.
Выбор не получил одобрения.
– Ты что, рехнулся? На кой ляд мне такое знакомство? Есть там у тебя еще кто-нибудь? Только без фокусов. Это должно быть солидное знакомство, ясно?
– Так точно, – буркнул динамик Аса. – В запасе у нас есть Джеймс Крофт, промышленный директор лабораторий завода кибернетической аппаратуры, сокращение и кодовый знак для переписки ЗАКАПП. Он два года учился с тобой в девятом классе.
Гарри затрясло от возмущения. Либо у автоматического секретаря короткое замыкание, либо просто не срабатывают контакты канального избирателя и требуется энергичное вмешательство хозяина.
– Ну, ты там! – Гарри треснул кулаком по аппарату. – Если мы два года вместе отсидели в одном классе, то откуда Крофту меня помнить?
– Можешь не сомневаться – помнит, – заверил Ас. – В то время у тебя были с ним крупные столкновения, а такое имеет тенденцию закрепляться в центрах памяти.
– Лучше бы он забыл! – недовольно бурчал Гарри, жалея, что, например, не прогуливал вместе с Крофтом уроки. – Есть там еще кто-нибудь?
Автомат назвал три имени, но эти люди работали на Луне и Марсе. Оставался Джеймс Крофт, кандидатура сомнительной ценности, хотя, принимая во внимание профессию и должность, чрезвычайно удобная. Но Гарри не только не помнил лица Крофта, он даже не мог припомнить, имели ли примененные к нему педагогические приемы характер мягкого напоминания или сурового физического воздействия. Фотография Джеймса, переданная из городского центра и засветившаяся на экране видеофона, также ни о чем не говорила. С экрана глядел мужчина с мечтательными глазами, пухловатыми щеками и чудовищно развитой нижней челюстью, что никак не свидетельствовало об овечьей кротости.
Со смешанными чувствами Гарри покинул квартиру и направился к домашней площадке, где стояли воздушные такси – геликоптеры.
Дверь отворилась, и Гарри переступил порог кабинета директора. Большой холл был заполнен светящимися экранами и схемами, которые пульсировали огоньками и контрольными кривыми. Посредине, под маленьким куполом, стоял полукруглый пульт управления, а за ним сидел Джеймс Крофт.
– Выключите этого толстокожего болвана и дайте Тома. Должно получиться, он гораздо эмоциональнее. Я сам видел, как он плакал, когда венерианская "Звезда" забила гол "Объединенному Зареву". Принимайтесь за работу. В случае чего, докладывайте. Конец.
Крофт выключил видео и вопросительно взглянул на Гарри.
– Небось, не узнаешь, – сказал Гарри. – Я твой товарищ по школе...
– Разве тебя можно не узнать! – возликовал Крофт, раскрывая объятия. Счастлив оказанной мне честью...
Гарри не пришел в восторг от прекрасной памяти директора лабораторий завода кибернетической аппаратуры и, честно говоря, был бы рад, если б Крофт перепутал его с каким-нибудь знакомым, например с другом третьей категории. Но дальнейшее окончательно развеяло последние надежды.
– А помнишь, Гарри, как ты отлупцевал меня? – продолжал ликующий Крофт, многозначительно пошевелив своей массивной челюстью. – Ты ревновал ко мне Кэти из одиннадцатого "Б", хотя, по правде говоря, меня в то время интересовали только транзисторы.
– Что-то запамятовал, – Гарри за улыбкой попытался скрыть беспокойство. – Возможно, между нами и были какие-то недоразумения, различия в точках зрения...
– В конце концов ты меня классно отделал.
Беседу прервал настойчивый сигнал видео. Крофт улыбнулся извиняющейся улыбкой и наклонился к микрофону. К далекому собеседнику поплыл поток указаний, советов, приказов кого-то подключить, переключить, выключить, отключить, отрегулировать...
Гарри едва слушал, сосредоточив все свое внимание на возможно более объективной и быстрой оценке возникшей ситуации и выработке тактики дальнейших переговоров.
– Ты мог бы и забыть о грехах молодости... – буркнул он, когда Крофт опять повернулся к нему.
– И не думай! Буду помнить до гробовой доски и до гробовой же доски останусь твоим благодарным должником. Ты пробудил во мне интерес к кибернетике.
"Похоже, Джеймс немного не того, – подумал Гарри. – Страдает манией преследования. Видимо, не лжет, вероятно, я его здорово отлупил, может быть, даже чересчур. Но что это за Кэти, черт побери? Совершенно не помню, впрочем, не в этом дело, надо выкручиваться..."
– Прости, друг, но что-то я никак не свяжу наши стычки с теорией информации.
– Сейчас объясню. Тебе сказали, что я бегаю за Кэти, поэтому ты взял из лаборатории симультативный одоратор, направил на меня... и пять часов мне казалось, что я дышу одним сероводородом. Тебя ввели в заблуждение насчет меня и Кэти, а ты поступил так, словно это была правда. Поэтому на следующий день я действительно стал за пей приударять, даже не без успеха, но когда мой робот-опекун оставил меня на минуту, я получил от тебя очередную взбучку. Тогда я распустил слух, что бросаю Кэти ради ее подружки Мэри. На следующий день слух дошел до Кати, она взбесилась и помчалась к тебе жаловаться, будто я не даю ей прохода. Именно тогда я и сменил гуманитарный лицей на физико-математический и начал размышлять о том, что со мной случилось, то есть о влиянии информации на действия элементарных устройств с обратной связью и так потихоньку-помаленьку благодаря тебе стал кибернетиком. Приди же в мои объятия!
Крофт встал и прижал очумевшего гостя к своему лабораторному халату.
Немало удивленный, Гарри решил скорректировать свое мнение о Джеймсе. Первое впечатление, как это довольно часто случается, было ошибочным: выяснилось, что Крофт достаточно симпатичный, его нижняя челюсть казалась теперь не такой топорной, в ней чувствовалась мужественность, не лишенная привлекательности. Бар-автомат подал бутылку шампанского, и атмосфера тотчас же стала гораздо сердечнее. Но тут опять забренчал видеофон какой-то эксперимент проходил не так, как нужно. Крофт, выслушав сообщение, взбесился:
– Если Том не подходит, тогда оставьте его, – кричал он в микрофон. Какой от вас прок! Нет, в проекте ошибок нет, это вы никуда не годитесь. Ну, ну... Да, попытайтесь с Бобом, он дисциплинирован. Держите меня в курсе. Конец. – Щелкнул выключатель, Джеймс улыбнулся.
– Прости, но у них там опять что-то не получается. Послушай, что же привело тебя в ЗАКАПП?
– Мне хотелось здесь поработать, – признался Гарри. – С некоторых пор меня интересует современная техника, все эти рычаги, шкивы, шестерни...
– Прекрасно, – обрадовался Джеймс. – Наконец-то ты решил взяться за полезное дело!
Гарри остолбенел. Вот он, гомо техникус, продукт эпохи механических забав. Наверно, еще молокососом он монтировал транзисторные приемники прямого усиления и электронные рогатки. Ради кого я мучаюсь, творю свои видеоновеллы и сатиродивы?! И без того известно, что все культурные потребности этого существа ограничиваются наблюдением за матчем по домашнему видео, а единственная его мечта – спортивная программа от зари до зари. Мало я тебя лупцевал в свое время, и вот они – печальные плоды жалостливого обращения с друзьями!
– Ты меня не понял, Джеймс, – сокрушенно покачал головой Гарри. – Я хотел бы работать в качестве литератора.
Крофт вытаращил на него глаза, словно увидел марсианскую летающую устрицу, потом задумчиво почесал подбородок.
– Знаешь, старик, – бросил он в смущении, – трудно будет. В ЗАКАППе нет подходящей единицы. Хм, правда, есть родственный отдел. Мы издаем каталоги и инструкции, но каталог или инструкция – дело очень серьезное... я хотел сказать – очень специфическое. Их у нас пишут высококвалифицированные инженеры. Э, постой, чуть было не забыл, есть еще отдел рекламы. Иногда мы издаем листки с короткими призывами вроде: "Автодоярка из ЗАКАППа доит сама", "У бара из ЗАКАППа не стираются шестерни". Разумеется, это мелочи, но, может, попробуешь?
– Я и реклама? – возмутился Гарри. – Мой талант, артистизм, моя впечатлительная душа, тонко впитывающая оттенки окружающего мира, моя одухотворенность – и призывы приобретать телеуправляемую автодоярку!
Джеймс беспокойно крутился в кресле и, вероятно, с величайшим удовольствием растаял бы или спрятался в пульте управления.
– Я хотел тебе помочь, – смущенно принялся он объяснять. – Но у нас действительно нет ничего лучшего. Вполне приличная платная должность: два евраса в месяц, ну, а по-дружески накину тебе еще один – специальный.
Сообщение о зарплате размером в три евраса, вместо того чтобы вызвать благодарность, окончательно возмутило Гарри. Три евраса! Это же просто издевка над творческой личностью! Три евраса! В месяц! За кого он меня принимает? Какой убогий духом человек!
– Эх, Джеймс, – Гарри рассмеялся. – Ты, видно, думаешь, что я пришел к тебе, движимый корыстью?
– Ты близок к истине, – признался Крофт. – Что-то последнее время я не слышал о твоих успехах.
– Очень жаль, – заметил Гарри. – Еврасы для меня не проблема. Просто меня увлекла новая идея: хочу писать о технике и промышленности. Моим героем будет процесс появления, возникновения нового продукта во всей сложности его обработки, закалки, монтажа... Это будет новая технологическая поэтика, нечто совершенно свежее, что удивит мир.
Крофт с сомнением покачал головой. Потом наморщил лоб и наконец спросил, чем он может помочь.
– Я хотел бы ознакомиться с каким-нибудь интересным технологическим процессом, – сказал Гарри. – В случае нужды ты мне дашь кое-какие объяснения. Вот и все.
Джеймс массировал себе челюсть и чесал за ухом.
– У тебя есть возражения?
– Это невозможно, – буркнул Крофт. – Сейчас объясню, почему. – Он нажал одну из многочисленных кнопок. На большом настенном экране появились ряды полок, уходивших на высоту нескольких этажей и заполненных ящичками, похожими на древние книги. Их корешки были пронумерованы да к тому же снабжены различными буквенными и цифровыми обозначениями или знаками цветового кода.
– Вот частица нашей технотеки, – объяснил Джеймс. – Как видишь, она производит недурное впечатление, но, с нашей точки зрения, она довольно скромна. В каждой из этих коробочек находится самое меньшее полкилометра перфорированной ленты с записью хода процесса. Рецепт изготовления самого простого кибернетического устройства записан в нескольких десятках, а то и сотнях томов; если же взять более сложную систему, запись займет тысячи томов. Никто из нас, инженеров, не знает точно, что там закодировано, потому что эти ленты готовят автоматы, читают автоматы, а то, что запрограммировано, выполняют тоже автоматы. Конструктор разрабатывает лишь основную идею и дает основные исходные положения. А оптимальные варианты и детали выбирают автоматы. Иначе говоря, это знания сотен тысяч ученых, закрепленных в памяти компьютеров.
– И с этим нельзя познакомиться? – недоверчиво спросил Гарри.
– Почему же, можно, если ты владеешь секретом бессмертия, – ответил Крофт, – только ты получишь столь же длинный ряд формул и математико-химико-физических символов.
Разговор прервал настойчивый звонок, и тут же на большом экране появилось объемное изображение разгневанного человека.
– Главный, – шепнул Джеймс, пытаясь спрятать за спиной початую бутылку.
– Тэк-тэк, попиваем, стало быть, шампанское, а работа стоит, – буркнул главный. – Есть повод или как?
Крофт объяснил, что как раз решает кадровый вопрос и надеется приобрести прекрасного сотрудника в отдел рекламы.
– Новый работник, стало быть, вдобавок ко всему в отдел рекламы, главный директор ЗАКАППа ехидно цедил слова. – Прекрасно, однако сначала надо иметь, что рекламировать? Не так ли, Крофт? Ты тут прохлаждаешься, а тем временем лента транспортера отправляет в небытие наш фонд зарплаты! Ты забыл, что в комиссии сидит профессор Йорк, член Кибернетической академии и присяжный эксперт Объединенных ракетных предприятий. За каждый час мы платим этой пиявке еврас, а он сидит уже третий день.
– Нельзя было взять кого-нибудь другого? Может, Йорк сделает что-нибудь на общественных началах?
– Не надо философствовать, Крофт! – рявкнул главный директор. – Ты убеждал меня, что каждый из твоих инженеров, пройдя специальную подготовку, будет чувствителен, как мимоза. А я сию минуту получил сообщение, что ни одна из этих трех патентованных мимоз не реагирует: все ведут себя, словно бесчувственные колоды.
– Но они регулярно посещали...
– Довольно, Крофт! Таскались по боксерским матчам, гонкам, упивались пивом. Ни один не был в художественном салоне, на симфонических концертах, в драмовидах – я-то их знаю. Трутни! Делай что хочешь, но чтобы через час доложил мне об успехе. Если нет, то при очередной выплате не увидишь ни одного евраса.
Лицо главного исчезло с экрана, и еще некоторое время только эхо гудело под куполом кабинета. Крофт вздохнул, опустился в кресло и тупо уставился в стену.
– Тайфун пронесся, – отметил Гарри и сочувственно покачал головой.
Джеймс медленно поднял голову. Некоторое время смотрел на Гарри отсутствующим взглядом. Вдруг словно очнулся. Глаза у него загорелись, рука стала привычно массировать челюсти, он встал и, что-то тихо бурча, окинул Гарри внимательным взглядом. Видимо, осмотр его удовлетворил, потому что Крофт потер руки, сел за пульт и нажал кнопку. Из щели в крышке пульта выполз листок.
– Гарри, ты художник? Ты ощущаешь прелесть природы, тебя будоражат трели канареек, ты любишь драмопение и симфостоны?
– Спрашиваешь! – Гарри был задет за живое. – Моя тонкая творческая натура поглощает продукты культуры так же, как желудок, например, всасывает яичницу.
– Хм... А у тебя есть хоть какое-то техническое образование? Ну, скажем, какие-нибудь курсы техников-любителей или что-то в этом роде?
– Я знаю только некоторые детали моего домашнего робота, – ответил Гарри. – Конденсаторы, катушки, избиратели, ферритовые вставки и прочие мелочи.
– Не густо, конечно. Ну да бог с ним. Подпиши! – Крофт сунул Гарри листок. – Принимаю тебя в качестве инженера, специалиста по биотокам с заданием управлять запуском объекта XY-5. Разумеется, с трехдневным испытательным сроком и зарплатой четверть евраса в день.
Четверть евраса в день – этим брезговать уже не пристало.
– Ты отличный товарищ, – Гарри сердечно пожал Джеймсу руку. – Когда приступать?
– Немедленно.
Хождение по коридорам длилось недолго, перед ними раздвинулись двери, и они вошли в небольшой зал, заполненный машинами различной формы и величины, которые стояли рядами вдоль узких проходов. Под потолочными балками извивались кабели и струились шланги. В центре помещения на возвышении стоял прозрачный павильон, откуда можно было обозревать весь зал и, вероятно, управлять работой устройств.
Они вошли в павильон; внутри виднелось несколько человек в белых халатах. Они загораживали высокое металлическое кресло и сидевшего в нем мужчину, который качал головой, беспомощно разводя руками. К Джеймсу подошел высокий инженер с озабоченным лицом.
– Я слышал, Боб тоже никуда не годится, – буркнул Джеймс вместо приветствия. – О, господи, это нам за грехи наши, за лагерь, за Капри, за Лазурный Берег и все матчи в Неаполе и Риме! Что же, за вас я должен получать нагоняй от начальства? Приветствую вас, уважаемый профессор! Крофт повернулся к утомленному человеку с седеющей бородкой, зевавшему за контрольным столом. – Как идет эксперимент?
– Никак, – сообщил бородач, явно борясь с дремотой. – Ни одна стрелка не дрогнула. Придется обратиться к директору с просьбой о надбавке за нудную работу.
– Есть надежда на положительный результат, – быстро заверил Джеймс. – Я только что взял нового сотрудника, возможно, это изменит ход эксперимента.
– Хм, – проворчал профессор без всякого энтузиазма.
– Гарри, садись в кресло! – крикнул Крофт. – А ты, Стив, подготовь все к запуску. Остальные по местам!
Гарри уселся на пневматические подушки и вытянул ноги. Все прошло неожиданно гладко: он попал на интересующее его предприятие, зачислен на весьма выгодных условиях, а вдобавок принимает участие в опыте, который, несомненно, тоже удастся использовать. Правда, то, что происходило вокруг, было совершенно непонятно, но, разумеется, в самое ближайшее время технический мир раскроет перед ним свои тайны, и тогда-то он выдаст новое и, конечно, гениальное произведение...
Инженер Стив надел Гарри на голову шарообразный шлем с множеством кабелей, а затем натянул ему на руки толстые перчатки, к которым тоже был присоединен пучок разноцветных проводов, убегавших за пульты с циферблатами, контрольными лампочками и различными датчиками неизвестного назначения. Инженеры и лаборанты сели за пульты, а Крофт упал в кресло рядом с бородатым экспертом. Наступила минута ожидания. Гарри чувствовал на себе взгляды всех, но ничего не происходило.
– Слушай, Джеймс, что я должен делать?
– Ты? Ничего. Это мы работаем, а ты должен только сидеть и докладывать. Сейчас мы закончили измерение твоих биотоков для коррекции алгоритма. А теперь закрой глаза, максимально сосредоточься и говори, как себя чувствуешь: может, тебе что-нибудь мешает, что-нибудь болит, чешется, колет... Вообще все...
Гарри зажмурился. Он слышал только тихий шум токов, циркулировавших в измерительных приборах, и дыхание сидевших поблизости людей. Больше он ничего не чувствовал, вернее, чувствовал, что охотно перекусил бы, желательно что-нибудь солидное, вроде шницеля с яйцом и картофелем фри, потому что утренняя яичница была лишь далеким воспоминанием. Он стал размышлять, не нарушит ли каких-либо порядков, если во время эксперимента попросит принести перекусить. Он открыл глаза.
– Вы что-нибудь чувствуете? – спросил профессор.
– Абсолютно ничего.
– Странно, а стрелка отклоняется, – заметил Крофт, посмотрев на циферблат. – Ты действительно ничего не чувствуешь?
– Абсолютно, – заверил Гарри. – Зато у меня есть к тебе просьба. Ты не мог бы организовать что-нибудь поесть? Я позавтракал довольно давно.
Бородач и Крофт обменялись взглядами.
– Стало быть, вы чувствуете голод, – отметил профессор. – То есть вы все-таки что-то чувствуете.
– Да я целый день не ел, так имею я право быть голодным?! – проворчал Гарри.
Профессор махнул рукой.
– Вы должны сообщать обо всем. Обо всем, – добавил он с нажимом. – А вы, ребята, – повернулся он к инженерам, – подбросьте-ка тысчонку вольт на трансформатор, а то как бы бедняга не потерял сознания с голодухи.
Инженеры и лаборанты захохотали, что возмутило Гарри до глубины души. Гнев нарастал в нем очень быстро, через минуту он готов был подойти к самому толстому дылде и, несмотря ни на что, дать ему урок хорошего тона.
– Там кому-то смешно? – он взглянул на лаборантов. – Ну, так я могу испортить вам настроение. А ты, бородач, повежливее, а то я тебя быстренько научу...
– Простите, – поклонился профессор. – Я не собирался вас обижать.
Бородач взглянул на Крофта и покачал головой.
– Такого эффекта мы не предвидели, – шепнул Крофт. – Кажется, это действует двусторонне. Каждое усиление токовой нагрузки заостряет кривую, так что ощущение силы тоже возрастает...
– Тихо, – профессор приложил палец к губам и с любезной улыбкой обратился к Гарри. – Вы все еще хотите есть?
– Нет, благодарю, – буркнул Гарри. – Ваши насмешки отбили у меня аппетит. Я привык есть в культурном обществе.
Собравшиеся зашумели.
– Гарри, закрой глаза и говори, что ты чувствуешь, – попросил обеспокоенный Крофт.
– Хорошо, хорошо, – проворчал Гарри и опустил веки. Он сделал это не ради Джеймса: просто у него не было никакого желания рассматривать этих неинтересных людей, сидевших за пультами и таблицами. Его привлекал иной мир – внутренний, который неопределенным и непонятным образом разрастался в нем самом, с каждой секундой он все больше рос и зрел, заполнял его неизвестными, смутными чувствами, которые как-то перекликались с ощущением силы и уверенности в себе. В следующий момент Гарри отметил, что мир этот вышел за пределы его тела, что он продолжает разрастаться, охватывает все более широкие круги, словно расталкивает пласты окружающего его мрака...
– Что ты чувствуешь, Гарри? – услышал он настойчивый голос Джеймса.
– Тихо, – прошипел он в ответ. – Я вслушиваюсь в себя. Такое порой бывает с разумными существами. Между прочим, я никогда не предполагал, что у меня такой богатый внутренний мир. Теперь я начинаю заполнять им весь ваш зал.
– Что?
– Отстань, мне надо сосредоточиться, чтобы познать самого себя.
Внутренний мир, а точнее, странное ощущение распространяющегося вширь естества постепенно менялось, упорядочивалось, переходило в покой, истому отдыхающего гиганта, который греется на песке, наслаждается собственным здоровьем и дремлющей в нем силой. "Что такое, черт побери? – подумал Гарри. – Что-то здесь не так. Нет слов, состояние приятное, но, пожалуй, хм, неестественное. Правда, я всегда подозревал существование в себе скрытых сил гения и мысли, однако что-то мне сдается, они должны проявляться в творческой активности, а не в лени. Пожалуй, это не вдохновение, а фокусы Крофта. Самое скверное во всем этом то, что я совершенно не знаю, где кончается мое "я", а где начинаются явления, вызванные этими почитателями шестеренок и рычагов. Ну что ж, надо спросить", – Гарри неохотно открыл глаза.
– Эй, Джеймс, что у тебя за эксперимент? Я чувствую себя так, словно превратился в этот зал вместе с машинами и твоим щитом управления.
Крофт потер руки, а профессор с удовлетворением поглаживал остренькую бородку. Инженеры и лаборанты быстро записывали результаты замеров.
– Ты образуешь единую электрическую схему с этими устройствами, объяснил Крофт. – Твое тело является как бы продолжением этой механической части, или, если тебя это больше устраивает, механическая часть есть продолжение тебя. Вы живете не в симбиозе, но представляете собой интегрированные части единого технико-биологического комплекса.
– Что-то вроде механического кентавра?
– Вот именно. Ты – его голова и нервная система, усиленная компьютером, выполняющим роль второго мозга. Разумеется, в данный момент работой всего комплекса управляем мы, но придет время, когда управлять такими агрегатами будут люди, с ними соединенные.
– Любопытно, любопытно, – буркнул Гарри. – Но сейчас я, вероятно, еще не работаю, Джеймс?
– Ты этого не чувствуешь?
– Чувствую, что отдыхаю. Лежу на солнечном пляже.
– Это потому, что ты под током, но на холостом ходу, – объяснил Джеймс. – Начнешь работать, когда мы переключим тебя на активный режим.
– А какая, я, собственно, машина? Токарный станок, фрезерный?
– Ты космическая ракета, комплекс двигателей на химическом топливе. У тебя есть топливные насосы, компрессоры, система охлаждения, дюзы, корректирующие шибера тяги...
– О, рай! – вздохнул Гарри. – Как бы ненароком не улететь на Луну.
Крофт рассмеялся.
– Не бойся. До этого еще далеко. Лишь через несколько десятков лет стартуют первые ракеты, управляемые таким образом. А теперь немного поработай, чтобы не растягивать этот срок. Передаю его в ваши руки, профессор. Дайте ему работу.
Бородач кивнул головой и передвинул какой-то рычаг на пульте. Гарри ахнул.
– Что случилось? – с любопытством спросил профессор.
– Кто-то пнул меня, – простонал Гарри, массируя рукой ягодицу.
– Интересно, – профессор вернул рычаг в исходное положение и снова быстро передвинул его.
– Ох! – крикнул Гарри.
– Простите, это из-за быстрого включения стартера, – пробормотал бородатый член Кибернетической академии. – Надо было проверить реакцию. Вся наука зиждется на опыте и изучении результатов.
– Чихал я на ваши объяснения.
– Я член академии и требую, чтобы ко мне обращались с уважением!
– Чихал я на вашу академию. А ну, пни меня еще раз, и я встану да так турну тебя в виде опыта, что никакого изучения результатов не потребуется.
От контрольных щитков уже бежал Крофт.
– Друзья, успокойтесь! Гарри! Во имя цивилизации приходится порой переносить неприятности. Неужели тебе надо перечислять имена людей, принесших величайшие жертвы ради этой цели?
– Перестань плести, Джеймс. В нашем договоре о пинках не говорилось!
– Это была ошибка! Ты получишь специальную премию. Наука тебя не забудет!
– Ладно, ладно, только пусть твой бородатый академик не толкает меня, примирительно проворчал Гарри, которому пришлось по душе упоминание о науке. – Не в премии дело. Включайте меня, профессор, как вам заблагорассудится.
– Я сделаю это с величайшей деликатностью, – заверил профессор Йорк. А теперь закройте глаза и передавайте свои ощущения.
На этот раз запуск прошел безболезненно. В Гарри проснулась какая-то сила, словно где-то в зале, среди машин расправил плечи герой, готовящийся к еще не известному, но великому подвигу. Сила эта могла снести стены зала вместе с павильоном, могла разбить и уничтожить все в радиусе полкилометра. Гарри знал, что мог бы дать сейчас такую силу тяги, которая занесла бы его на Марс, знал ее величину... хотя в то же время ничего не понимал. "Вероятно, ко мне подключили какую-то секцию компьютера, размышлял он, – иначе откуда бы мне знать о Марсе и запасе топлива, вес которого составляет 7600 тонн? Однако самое удивительное, что я ощущаю эту машину так, как новые внутренние органы, как руки, пальцы, ноги. Я не знаю даже, которое из этих устройств соответствует такому ощущению. Левая или правая машина вызывает ощущение, что у меня есть хватательный хвост? Пожалуй, надо спросить об этом у профессора".
– Алло, проф! Которая из машин – мой хвост?
– Что?
– Хвост. Одно из этих устройств, я это чувствую, является как бы моим хвостом.
Вопрос произвел сильное впечатление на члена академии и на Крофта. Профессор был возбужден, Крофт – обеспокоен.
– Профессор, вы что-нибудь понимаете?
– Разумеется, – бородач блаженно почмокал губами. – Необычное подтверждение моей теории. Токи управления машин после трансформации в биотоки пилота ищут себе места в наименее загруженных участках мозга. Прежде всего, это места, которые некогда управляли устройствами и органами, в настоящее время полностью или частично исчезнувшими.
– Ну, тогда все ясно, – обрадовался Крофт. – Можно продолжать. Друзья, по местам! Сейчас, Гарри, мы включим рабочее положение, что равносильно проверке двигателей ракеты в предстартовый момент.
– Хорошо, хорошо, буду докладывать...
Гарри прикрыл глаза. Ощущение того, что он является частью гигантской двигательной системы, ее мозгом, глазами и ушами, было чрезвычайно любопытным. Правда, сидеть в странном шлеме, в перчатках, напоминавших лапы давно вымершего чудовища, было несколько смешно – в каких же все-таки удивительных экспериментах приходится участвовать артисту, художнику, чтобы могло возникнуть произведение глубокое и экспрессивное. Если при этом вдобавок что-то перепадает и науке, то, пожалуй, уже можно говорить о двойном удовлетворении.