Текст книги "Пленительные женщины. Одри Хепберн, Элизабет Тейлор, Мэрлин Монро, Мадонна и другие"

Автор книги: Виталий Вульф

Соавторы: Серафима Чеботарь
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

«Олимпия», разделенная на две части – «Праздник народов» и «Праздник красоты», – впервые была представлена зрителю 20 апреля 1938 года, спустя почти два года после Олимпиады в Берлине. Зрители были в восторге, пресса рукоплескала. В том же году Лени провезла свой фильм по Европе, побывав в Вене, Граце, Париже, Брюсселе, Копенгагене, Стокгольме, Хельсинки, Осло и Риме. И всюду ее картине сопутствует оглушительный успех. За «Олимпию» Рифеншталь получила наград еще больше, чем за «Триумф воли»: снова была Немецкая премия, потом к ней добавились шведская Полярная премия, золотая медаль на биеннале в Венеции, Греческая спортивная премия, олимпийская золотая медаль от МОК. В 1948 году на кинофестивале в Лозанне Лени получила еще и олимпийский диплом (сам диплом попал к ней лишь в 2001 году из рук Президента МОК Хуана Антонио Самаранча).

В своей новой картине Лени Рифеншталь использовала столько новых приемов, ставших сегодня совершенно обычными для документального (да и для художественного) кино, что фильм смотрелся как нечто фантастическое, нерукотворное или инопланетное. Никто и никогда до нее не снимал так, как она снимала свою «Олимпию». Множество камер, направленных на один и тот же объект с разных точек, замедленная съемка, ракурс – картина произвела и на зрителей, и на профессионалов неизгладимое впечатление.

В ноябре Рифеншталь отправилась прокатывать свой фильм в США, но там ее ждала неудача: утром того дня, когда она ступила на американскую землю, пришло сообщение о еврейских погромах в Германии, получивших название Хрустальной ночи, или Ночи разбитых витрин. Америка восстала против «фаворитки Гитлера», фильм бойкотировали, повсюду были развешаны антирифеншталевские плакаты, называвшие режиссера «Риббентропом в юбке». Напрасно Лени оправдывалась, напрасно убеждала, что ничего не знает о Хрустальной ночи, а если бы и знала – ничего не могла бы сделать, что ее не интересует политика, что она без остатка отдается творчеству, – все было тщетно.

Несмотря на такое враждебное к себе отношение, Лени решает, что, раз уж она пересекла океан, она должна извлечь из поездки хоть какую-то пользу. В Америке она встретилась со знаменитым американским режиссером Кингом Видором и Уолтом Диснеем, а также с Генри Фордом, прославившимся не только как отец-основатель американского автомобилестроения, но и своими антисемитскими взглядами, которые он не думал скрывать. После этого режиссер отбыла на родину.

Картину Рифеншталь реабилитировали в США лишь в 1956 году, когда голливудское жюри назвало ее «одним из пяти лучших документальных фильмов мира». А в 1958 году Лени полностью перемонтировала «Олимпию» и выпустила ее в ограниченный прокат в Берлине, Бремене и Гамбурге. Однако новую редакцию ждал полный провал. Через девять лет после этого, в 1967-м, появилась еще одна версия картины, на этот раз телевизионная и англоязычная – ее должны были транслировать перед началом Олимпиады в Мехико.

После «Олимпии» Лени, уставшая от документалистики и «горных» фильмов, решила наконец отдаться полностью своей давнишней идее экранизации эпоса о Пентесилее – легендарной королеве амазонок. Она написала сценарий, подобрала натуру, выбрав в этом качестве Ливию, договорилась с актерами – провела огромную работу. Но этой мечте так и не суждено было претвориться в жизнь: ранним утром 1 сентября 1939 года Германия вторглась в Польшу, начав таким образом Вторую мировую войну.

Продолжать работу в кино можно было теперь, только став военным корреспондентом. Поняв это, Лени направляет заявку в командование вермахта и уже 8 сентября, пройдя краткое обучение стрельбе и работе с противогазом, вместе со своими кинооператорами и звукорежиссером отправляется на фронт.

Но хотеть быть военным корреспондентом и быть им на самом деле – разные вещи. В первый же день своей службы став свидетелем бойни, устроенной немецкими солдатами в польском городке Конски, Лени навсегда потеряла интерес к съемкам военной хроники.

Во время войны Лени занимается в основном тем, что восстанавливает так и не законченный в 1935 году художественный фильм «Долина». Эта работа помогла ей не сойти с ума. Работа и Петер Якобс – старший лейтенант горной пехоты, кавалер Железного креста, полученного за отвагу, проявленную им во время французской кампании. Они встретились в 1940 году, когда Якобс поправлял здоровье в Баварии после ранений. Лени приехала в эти места со своей съемочной группой.

Война есть война – Петер вынужден был снова отправиться на фронт. Но теперь он использовал любую возможность, чтобы получить отпуск и навестить Лени в Германии. Сама Рифеншталь все еще была занята своим новым фильмом. В один из таких приездов, 1 марта 1943 года, они поженились. Узнав об этой свадьбе, Гитлер прислал молодоженам приглашение в Бергхоф, где он в то время находился. Встреча состоялась 30 марта, и это была последняя встреча Лени и фюрера.

После отъезда мужа на фронт Лени снова погрузилась в работу, но обстоятельства на этот раз оказались сильнее ее. В июле ушел из жизни Альберт Рифеншталь, а через несколько дней погиб на русском фронте и младший брат Лени Хайнц. Съемки пришлось приостановить.

Работа над «Долиной» с перерывами продолжалась до самого конца войны, но, несмотря на поистине титаничесие усилия Лени, картина так и осталась незаконченной.

В конце апреля 1945 года в бункере рейхстага выстрелом в голову из пистолета покончил с собой Адольф Гитлер, а вместе с ним погибли его любовница Ева Браун и вся семья Геббельсов. 8 мая Германия подписала безоговорочную капитуляцию. Но для Лени война продолжалась еще очень, очень долго.

Первые послевоенные годы стали для Лени Рифеншталь настоящим кошмаром: она, никогда и не помышлявшая о политике, вдруг оказалась «на стороне побежденных». Ведь вся страна привыкла едва ли не ежедневно видеть в прессе ее фотографии с фюрером. Друзья, еще недавно просившие ее о помощи и каждый раз неизменно получавшие эту помощь, отвернулись от «павшего ангела Третьего рейха», как с легкой руки какой-то газетенки стали теперь называть Лени. Они не желали ее видеть.

За пять лет Рифеншталь пришлось пережить несколько арестов и судебных процессов. Она полностью лишилась своего имущества – в первую очередь, конечно же, она переживала из-за потери своих фильмов и материала, отснятого для «Долины». Пресса не раз разворачивала против нее широкомасштабные кампании, вытаскивая на свет даже то грязное белье, которого никогда не существовало в природе. Одна из таких кампаний – с печально известным «дневником Евы Браун» – была инициирована старым знакомцем Лени Луисом Тренкером, с которым она начинала свою актерскую карьеру.

Ей не давали работать – один из проектов отменился только потому, что инвесторы не желали видеть Рифеншталь в своем фильме ни в качестве актрисы, ни как режиссера. И это несмотря на то, что в картине должны были быть задействованы такие звезды мирового послевоенного кинематографа, как Жан Маре, Витторио де Сика, Ингрид Бергман и даже совсем еще юная Брижит Бардо.

Нервное напряжение, в котором постоянно находилась Лени, привело к скандалам с мужем, а они, в свою очередь, – к разводу.

С годами страсти вокруг ее имени постепенно поутихли, но каждый раз, когда Рифеншталь задумывала новый проект, всплывало ее прошлое. Один из ее соратников-кинематографистов, видя происходящее, однажды с грустью сказал ей: «Тебе не разрешат снимать до конца жизни».

В отчаянии Лени решила сделать новую версию своего «Голубого света» – с новым звуком, на новой пленке, – но фильм в прокате даже не окупил затраты на его монтаж.

В конце концов, французские власти вернули Лени ее материалы «Долины». В ужасном состоянии, порезанные, мятые – просто груда обрывков пленки, отходы. Многих кусков недоставало. Но заниматься было больше нечем, и Рифеншталь, подкорректировав сюжет, снова села за монтажный стол. Наконец в 1954 году – спустя двадцать лет после начала работы – картина была завершена и каким-то чудом вышла в прокат.

Фильм был встречен публикой с интересом, а критиками – с осторожностью. Но режиссерское и актерское мастерство Лени, художественные находки фильма были бесспорны.

За два года до этого Лени познакомилась со знаменитым фрацузским режиссером Жаном Кокто. А в 1954-м, очарованный ее «Долиной», он, только что возглавивший кинофестиваль в Каннах, предложил картину к показу. Несмотря на то, что с окончания войны прошло девять лет, в Германии Рифеншталь все еще оставалась режиссером с запятнанной репутацией, и немецкая сторона ответила решительным «нет». Тогда Кокто привез фильм в Канны неофициально. Показ прошел очень успешно, и Кокто предложил Лени работу над совместным проектом о прусском короле Фридрихе Великом и Вольтере. Рифеншталь очень увлеклась этой идеей, но преследовавшая ее череда неудач еще не подошла к концу, и фильм постигла та же печальная участь, что и многие предыдущие, – он так никогда и не был закончен.

Отчаявшись получить работу на родине, Лени Рифеншталь в 1956 году отправляется в Африку. Интерес к этому континенту в ней зародил роман Эрнеста Хемингуэя «Зеленые холмы Африки». Денег на поездку дал старый приятель, работавший с ней на нескольких ее картинах, предполагая, что внакладе он не останется. Он оказался прав. А Африка с тех пор стала для Лени Рифеншталь началом новой жизни – жизни фотографа.

Несмотря на то, что в Германии судебные процессы над ней продолжались вплоть до 1987 года, Лени всю себя посвятила Африке и съемкам. Ее фоторепортажи облетели все ведущие мировые журналы: Stern, The Sunday Times Magazine, Paris Match, Newsweek, The Sun. За пятнадцать лет она неоднократно бывала на Черном континенте и пересекала Нубийскую пустыню. Ей шел семьдесят второй год, когда свет увидел ее первый африканский фотоальбом «Нубийцы. Люди, словно пришедшие с другой звезды», а спустя три года, в 1976-м, – второй: «Нубийцы из племени Кау». Потом появились книги «Африка Лени Рифеншталь» и «Исчезающая Африка».

Эти работы принесли Лени безумную популярность. Они открыли миру правду о жизни африканских племен, за что в 1975 году президент Судана Джафар Мухаммед Нимейри пожаловал ей почетное гражданство своей страны. Лени оказалась первой иностранкой, удостоенной такой чести.

В 1974 году, в возрасте семидесяти двух лет, Лени Рифеншталь совершает свое первое погружение с аквалангом и «заболевает» подводным миром. За последние тридцать лет своей жизни она совершает более двух тысяч погружений в морскую пучину с кино– и фотокамерой. Результатом ее погружений стали новые фотоальбомы «Коралловые сады» и «Подводное чудо». В 2002 году в прокат выходит документальный фильм «Коралловый рай» (второе название – «Подводные впечатления»).

В последние годы своей жизни Лени Рифеншталь много путешествует по миру. Как всегда, с кинокамерой и фотоаппаратом. В 2001 году она посетила Россию, где ее очень обрадовал интерес к ее персоне у широкой публики, которая, как оказалось, знает и высоко ценит ее работы.

Лени Рифеншталь скончалась 12 сентября 2003 года, через две недели после своего сто первого дня рождения. Ее последний спутник жизни, шестидесятилетний кинооператор Хорст Кеттнер, не отходил от нее до самого ее последнего вздоха. Тело великого режиссера кремировали, а ее прах был захоронен 10 октября на мюнхенском кладбище Вальдфридхоф.

Люди, подобные Лени Рифеншталь, не исчезают бесследно. Споры по поводу ее связей с нацистами не утихают по сей день. Кем же была Лени – преступницей или блаженной, не видевшей и не желавшей видеть ужасов нацизма? Несомненно, прежде всего она была великим режиссером, оставившим в наследство тем, кто подвергал ее нападкам и гонениям, свои прекрасные фильмы и фотоработы, множество технических новшеств, взятых на вооружение ее последователями. А еще она была маленькой хрупкой женщиной с очень трудной судьбой и железной волей, которую так точно описывала ее фамилия.

Любовь Орлова. Звезда номер один

В двадцатом веке в советском кинематографе было немало замечательных актрис, немало звезд – Янина Жеймо, Марина Ладынина, Тамара Макарова, Зоя Федорова… Их очень любили и в 20-е, и в 40-е, и в 50-е годы. Но никто никогда не имел такого успеха, такой славы, такой популярности и такой народной любви, как Любовь Петровна Орлова. Она была звездой № 1. И с этим не спорил никто. Сама Марина Алексеевна Ладынина, уже на склоне лет, говорила: «Да, Орлова по праву занимала первое место».

Критик Сергей Николаевич написал о ней удивительные слова: «Ее улыбка сияла во тьме бесконечного 1937 года; ее голос отогревал сердца, вселял надежду; ее каблуки выстукивали мелодию несбыточного счастья».

Орлова снималась не очень много, ее фильмы можно пересчитать по пальцам. Практически всего пять лент: «Веселые ребята», «Цирк», «Волга-Волга», «Светлый путь», «Весна». И еще только несколько небольших ролей в фильмах «Встреча на Эльбе», «Ошибка инженера Кочина», «Русский сувенир».

И все же Орлова – это звезда номер один советского кино. Она умела все. Она умела петь, танцевать, она умела играть драматические сцены. Все ее актерские качества в отдельности, может быть, и не составляли каких-нибудь великих достоинств. Она мило пела – но были певицы, которые пели гораздо лучше. Она очень приятно двигалась, приятно танцевала – но было очень много людей, которые танцевали гораздо лучше, чем она. Она очень интересно играла все драматические куски в своих фильмах, она была экстравагантна, не боялась эксцентрики, но все эти слагаемые, когда они соединялись в одно целое, давали невероятный феномен, и этого уже не имел никто. Вот звезды последующих лет – Алла Ларионова, Татьяна Самойлова, Людмила Гурченко. Каждая из них имела очень много достоинств, но кто-то хорошо пел – но не был очень красив; кто-то замечательно двигался – но не обладал музыкальностью; кто-то прелестно танцевал – но не имел большого драматического таланта. И ни у кого не было такой солнечной красоты – красоты, которая покоряла людей.

Звезда – это есть соединение доступности и недосягаемости одновременно. Орлова казалась доступной каждому человеку, и вместе с тем она была абсолютно недосягаема для зрителей. Она очень редко выступала в печати, она никогда не демонстрировала себя на так называемых «тусовках» тех лет… Она никогда не была в Доме кино. И Союз кинематографистов существовал совершенно отдельно от нее. У нее была своя, отдельная, очень замкнутая жизнь, в которую она никого не допускала. Она всегда была с улыбкой на устах: какой бы фильм люди ни смотрели, они выходили из зала в замечательном настроении, потому что в ее лице, в ее повадке, в ее манере, в очень благородной лепке ее лица была какая-то неизъяснимая женская прелесть и красота. А ее характер, то, какая она была на самом деле, знали очень немногие. Когда-то Немирович-Данченко сказал, что каждый человек проживает пять или шесть жизней. А Любовь Орлова прожила гораздо больше…

Когда именно родилась Любовь Орлова, очень долго никто не знал. Только в 1972 году, когда она умолила Фурцеву не отмечать ее семидесятилетний юбилей, во всех газетах появились статьи о Любови Орловой – и тогда поняли, что это какая-то дата. Родилась она в 1902 году, а в кинематограф пришла достаточно поздно – ей было 32 года. Она не любила вспоминать своего прошлого. Никогда. О ней есть очень много легенд: одна из самых стойких – что она была дворянского происхождения. На самом деле ее отец, Петр Федорович Орлов, был акцизным чиновником, а мать, Евгения Николаевна Сухотина, была очень дальней родственницей Михаила Александровича Сухотина, мужа одной из дочерей Льва Толстого, Татьяны Львовны. Отец был внешне очень вальяжный и вполне мог сойти за аристократа, очень любил карты и проигрывал все, что у него было. Жил он в Ярославле. Когда денег у матери не стало, она уехала вместе с двумя дочерьми, Любовью и Нонной, к своей сестре в Воскресенск. Сама Любовь Петровна родилась в усадьбе своей матери. Она была младшей из двух дочерей. Мать ее была не очень красивой, суховатой, невысокой, с напряженным выражением глаз, с нервным сухим лицом. Она всю жизнь прожила вместе с Любовью Петровной. У нее был настолько трудный характер, что иногда Орлова и Александров переезжали от нее в гостиницу, говоря ей, что уезжают в командировку. Благодаря родству Любови Орловой с Сухотиным, мужем Татьяны Львовны Толстой, однажды, еще девочкой, Люба видела Льва Толстого. Лев Толстой подарил ей книжку «Кавказский пленник», на которой сделал надпись: «Любочке от Льва Толстого». Эту книжку она очень берегла, всегда держала под стеклом в своем роскошном доме.

Когда произошла революция, ей было 14 лет. Она училась в гимназии недалеко от Никитских ворот, и музыку там преподавали композиторы Гедике и Гольденвейзер. У нее был очень хороший слух, а точных наук она безумно боялась – физики, математики… Но музыкальное образование она не завершила. Потому что произошла революция, и консерваторию пришлось отложить, а плата за частное обучение была не по карману. И они уехали всей семьей в город Воскресенск, где жила сестра матери. Там они прожили все тяжелые годы Гражданской войны. Любовь Петровна должна была возить в Москву в пригородных поездах бидоны с молоком – у тетки была корова, она давала молоко, и семья продавала молоко и этим жила. Орлова с бидонами ездила в Москву, таскала их по домам, у нее были только одни варежки. Именно тогда она навсегда испортила себе руки – у нее воспалились суставы. Руки у нее всю жизнь были очень некрасивые, часто опухали. И если посмотреть ее фильмы – она почти нигде не показывает свои руки. Эта была единственная некрасивая сторона во всем ее женском облике. Но другого выхода у нее тогда не было.

Она была удивительным человеком. Не любила ничего дилетантского. Она была трудоголиком. И хотя так и не окончила консерваторию – поступила туда, но не окончила, – она отлично играла на фортепиано, и в начале 20-х годов у нее появилась возможность зарабатывать деньги, кроме как мотаться с бидонами, – она поступила на работу в кинотеатр тапером. Она сидела около экрана и играла. Грязный прокуренный кинотеатр, матросня, матерщина, семечки… А что делать – это была ее работа. Никогда впоследствии она не вспоминала об этом. Это унижало ее, выводило из равновесия. В тот период у нее были даже периоды какого-то безразличия – к учебе, к искусству, к ее собственной судьбе. Ей казалось, что слух становится хуже, что темперамент утрачивает чувство меры. Она ощущала себя человеком, у которого нет никаких надежд. Спасло ее от этого замужество.

Ее первый муж, Андрей Гаспарович Берзин, был старше ее на 10 лет, по профессии агроном. Член партии, служил в Наркомате земледелия и занимал там высокую должность – заместитель наркома. Женившись, он перевез всю семью Орловых в свою квартиру в двухэтажном доме в Хохловском переулке. Отдельная двухкомнатная квартира по тем временам считалась большой редкостью. Одна из комнат, где жили молодожены, была очень велика – там стоял рояль, и там Любовь Петровна очень много играла. В тот период у нее были две подруги, сестры Наталья Глан и Галина Шаховская. Наталья, известная киноактриса, была женой талантливого, знаменитого кинорежиссера Бориса Барнета. Ее фотографии в то время висели по всей Москве. Орлова просила, чтобы Наталья ввела ее в мир кино, а Глан отказывалась – она считала, что у Орловой нет никаких данных. Любовь Петровна, уже будучи женой Берзина, поступила в частную хореографическую школу-студию Франчески Беаты. Орлова училась там четыре года. Еще в 1924 году эта студия влилась в Театральный техникум им. Луначарского – то, что сегодня является Российской академией театрального искусства, то есть ГИТИС. И еще она занималась в студии пластического танца Веры Майя. Там занималось довольно много впоследствии известных людей – Бурмейстер, который потом стал известным балетмейстером в Музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко, эстрадные актеры Редель и Хрусталев… Там она познакомилась с молодым Александром Цфасманом, который потом стал ее концертмейстером, а затем – известным композитором.

Началом своей творческой биографии Орлова считала 1926 год – в этом году она поступила в Музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко. Ее приняли туда хористкой, а потом зачислили в кордебалет. Это все жутко не нравилось Берзину. Он хотел, чтоб у него был дом, была жена, которая бы готовила ему обеды и делала все то, что и должна делать женщина. Кстати, когда она была женой Александрова, она все это делала. Она замечательно готовила, была удивительной хозяйкой. Ее дом славился феноменальной чистотой, феноменальным порядком. Она очень любила печь, любила готовить. Имея двух домработниц, она всегда следила за тем, что они делают. Но театр был для нее важнее. И этот театр сыграл в ее жизни большую роль, потому что там она познакомилась с Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко.

Примой Музыкального театра была знаменитая Ольга Бакланова – женщина совершенно сказочной красоты. Немирович-Данченко был в нее влюблен, и, собственно, для нее он и создал эту музыкальную студию, и для нее он открыл этот театр – в мае 1920 года опереттой Лекока «Дочь Анго». И когда он увидел Орлову – а он очень любил женщин, и всегда обращал на них внимание, и очень ценил их красоту, – он подозвал ее и предложил ей роль Герсильи в оперетте «Дочь Анго». Вся роль заключалась в словах: «Да, гражданка! Нет, гражданка! Слушаюсь, гражданка». Крохотный эпизод. А второй известной знаменитой постановкой студии была «Перикола» – знаменитая оперетта Оффенбаха. Все это ставилось для Баклановой. Но Бакланова в 1926 году навсегда уехала за границу. Впоследствии стала знаменитой актрисой в Голливуде, умерла в Швейцарии. А после ее отъезда все ее роли перешли к очень талантливой актрисе Надежде Кемарской. Орлова была никто – хористка и артистка кордебалета. Но очень умная, тактичная, мало говорившая, умевшая слушать. И однажды Немирович-Данченко решил, что надо дать ей попробовать спеть Периколу. Ей повезло. Когда Орлова была в театре, ею много занималась Ксения Ивановна Котлубай – судя по всему, очень талантливая женщина. Она была правой рукой Вахтангова, режиссер и педагог, занималась дикцией. Она делала с Орловой роль Периколы и давала ей танцевать. И Орлова выступала в роли Периколы на утренних спектаклях. В 1927 году ей поручили роль Серполетты в оперетте Планкетта «Корневильские колокола». У нее постепенно набирался репертуар.

Сейчас очень трудно сказать, любила ли Орлова своего первого мужа. Никаких документов не осталось. По слухам, это не было страстью. Он был очень умным человеком, и его без конца арестовывали. То ли он был троцкист, то ли еще что, но явно не был сторонником сталинского режима. Его арестовывали, а потом через три-четыре дня привозили домой на извозчике. Наконец, в 1930 году его арестовали, и он уже не вернулся. Стало известно, что он может пройти по делу экономистов Кондратьева и Чаянова. Потом Сталин решил отменить процесс, Берзина приговорили к трем годам ссылки и отправили отбывать срок в город Семипалатинск. Орлова осталась одна.

Несколько лет спустя, когда Орлова уже была звездой, на кремлевском приеме Сталин подошел к ней и предложил выполнить любое ее желание. Она попросила сообщить ей о судьбе Берзина. Сталин в недоумении отошел, но о просьбе не забыл. Вскоре Орлову пригласили на Лубянку и сообщили, что ее бывший муж находится в лагере в Казахстане. «Если хотите, мы можем воссоединить вас», – любезно предложили ей. Орлова постаралась поскорее уйти…

В ее жизни появился другой человек – некий «спец» из Австрии, который ее очень любил. Его поразило то, что в те годы в Советской России он встретил элегантную женщину. Орлова замечательно шила – доставала какими-то путями модные журналы и по ним делала себе туалеты. Потом ее обшивала очень знаменитая портниха Варвара Данилина, которая в Москве одевала только трех человек: кинозвезду Любовь Орлову, великую актрису Марию Бабанову и Ольгу Лепешинскую, приму-балерину Большого театра. Орлова всегда выглядела элегантно, хотя подчас ей это стоило изрядного напряжения сил. Но она умела это делать. Ее отличали трезвость взгляда, терпение, творческий заряд – она могла работать до изнеможения – и поразительный такт. Она никогда не срывалась. В театрах, где всегда обычно происходят скандалы, истерики, нервные срывы, с нею этого не случалось.

Однажды она попала на киностудию – сыграла эпизодическую роль в фильме «Любовь Алены», но эта лента не сохранилась. Это было время, когда возникали первые советские комедии, когда уже играли Вера Марецкая, Анна Стен… Об Орловой тогда никто не знал. В основном она работала вместе с Цфасманом – пела в концертах. Пела она Мусоргского, Даргомыжского, романсы… Потом у нее появился другой концертмейстер – Лев Миронов, который работал с ней всю оставшуюся жизнь. Голос ее всегда отличался музыкальностью и напевностью, а речь была поразительно ритмична. Но не голос создавал успех Любови Петровне в те годы. От природы ей была свойственна удивительная непринужденность и красота движений, природная пластика. Сестра Натальи Глан, Галина Шаховская, впоследствии стала известным балетмейстером – она ставила, например, танцы в фильме «Весна». Она говорила, что Орлова была на эстраде поразительно органична – ее органика совпадала с органикой жанра. Она очень любила эстраду. Орлова много ездила с концертами, а в театре настоящий успех у нее был только в «Периколе». Но поскольку время было новое, всем было трудно, она в 1932 году, когда был голод в стране и все актеры искали себе какую-нибудь дополнительную работу, пела в маленьких концертах перед началом киносеанса. Такой прообраз киножурналов. Она пела в кинотеатре «Арс» – там, где сейчас находится Театр им. Станиславского. И когда она пела там свои миниатюры, к ней за кулисы пришел администратор, а рядом с ним был какой-то молодой человек – удивительной красоты, очень элегантный, в роскошном заграничном костюме, ослепительно улыбавшийся. Он наклонил голову и представился: «Александров!»

Режиссер Григорий Александров искал кого-то на роль в фильме «Веселые ребята». Ему кто-то посоветовал (кто говорит, что Раневская, кто-то – что Юткевич – слухов много), но пришел он специально посмотреть на Орлову, которую до этого видел в «Периколе». Она не вызывала у него никаких эмоций, никаких чувств – просто хорошо поет, хорошо двигается, хорошо танцует. А она влюбилась в него сразу. И потом очень часто говорила: «Я увидела золотоволосого бога». Он был действительно необыкновенно красивый, очень остроумный, музыкальный, играл на гитаре, талантливый, знал языки, рисовал. Когда она познакомилась с ним, она еще не знала, что он был самым близким другом гениального советского режиссера Сергея Эйзенштейна. Эта дружба длилась десять лет. Благодаря Эйзенштейну Александров в те годы выезжал за границу – он был в Америке, Мексике, Голливуде, Париже, Женеве, Берлине… Александров общался с Диснеем, с Чарли Чаплином, обожал Дугласа Фэрбенкса и Мэри Пикфорд. У него была жена – блондинка, очень приятная женщина, актриса Музыкального театра, и маленький сын, которого он назвал Вася, а потом переименовал в Дугласа – в честь Дугласа Фэрбенкса. Так его потом и называли. Александров был на два года моложе Любови Орловой. В Москву он приехал в 1921 году вместе со своим ближайшим другом тех лет Иваном Пырьевым, впоследствии одним из самых известных кинорежиссеров. Потом они стали врагами, не общались – а тогда очень дружили. Они вместе писали и ставили агитки, оба подвизались в Пролеткульте. В 1923 году Пырьев ушел к Мейерхольду, а к Александрову Мейерхольд был равнодушен – и не взял его. В театре Пролеткульта была независимая Передвижная группа во главе с Эйзенштейном. Там был поставлен сенсационный спектакль по пьесе Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Туда и поступил Александров. Эйзенштейн влюбился в него, он его просто обожал. Тот был очень красив, с дивной фигурой, всегда элегантен – а это было время, когда Эйзенштейн находился на пике своей славы. Именно тогда, в середине 20-х годов, он поставил фильмы «Октябрь», «Стачка», «Старое и новое» и свой гениальный фильм – самый гениальный фильм ХХ века, по мнению теоретиков, – «Броненосец «Потемкин». Десять лет Александров был рядом с ним. Он был участником всех его работ. А потом что-то между ними произошло, и отношения стали портиться. Потом они вообще не общались.

Отношения у них были очень сложные. В то время было много слухов об Эйзенштейне и Александрове, даже о том, что они находились в любовных отношениях. Судя по всему, этого никогда не было на самом деле. Хотя сексуальная мотивация отношений со стороны Эйзенштейна была. Он был по своей природе особым человеком – некрасив, низкоросл, и у него была болезнь, паховая грыжа, – возможно, это сыграло роль в зарождении у него комплекса сексуальной неполноценности. Этот комплекс беспокоил его с ранней юности – он его никогда не скрывал – и сохранился до конца жизни.

Отношения их до сих пор предмет домыслов и сплетен, хотя никаких фактов не сохранилось. Привязанность, конечно, была. Сам Александров ко всем этим слухам относился очень спокойно. Уже на склоне лет он говорил: «Может быть, он был мною увлечен… Я никогда им не увлекался». У него была жена, был ребенок, были романы, и по-настоящему его всегда интересовало только одно – карьера. Эйзенштейн с Александровым расходились еще и в теории: для Александрова форма была неважна, а для Эйзенштейна была очень важна именно форма – форма, которая могла быть идеологией. Все это приводило к тому, что они по-разному смотрели на то, что происходит в кино. Александров с самого начала, особенно после своей американской поездки, решил использовать на практике достижения американского мюзикла и совершенно этого не стеснялся. Когда вышли его первые фильмы – «Веселые ребята», «Цирк», – все об этом говорили. Было очевидно, что он посмотрел огромное количество музыкальных картин в Америке. Видел он и «Певец джаза», и «Мелодии Бродвея», был увлечен Нормой Ширер – была такая голливудская звезда, снялась в фильме Hollywood Review, видел даже Джанет Макдональд и Мориса Шевалье в фильме Эрнста Любича Love Parade студии «Парамаунт».

Орлова чем-то ему напоминала звезд зарубежного экрана, и он решил лепить ее по принципу «американизма» – изящная, улыбчивая, очень женственная, белокурая, сияющая. Звезды западного кино всегда стояли у него перед глазами. Орлова обладала удивительным свойством – даже в тех фильмах, где она как бы подражала западным образцам, она никогда не казалась зрителю чужой. Она была совершенной, в ней была легкость и непринужденность. Когда Александров ее увидел, он сразу пригласил ее сниматься.