Текст книги "Сценарий «Шербет»"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

9. РЕАНИМАТОРЫ И КСАНА

Марианна проводила нас до закрытой стоянки «Кролика». Фор заявила, что на моей колымаге будем добираться до Павловска минут сорок и чтобы я отправил «опель» домой. В моей машине Коко не поедет. Фор говорила, но в тот момент я не вслушивался. Наверное, я походил на глубокого инвалида.

Мне казалось, что на затылок с разгону опустилась резиновая киянка.

Я даже не рассматривал внутренности клуба. Хотелось только одного – отгородиться от всех и поскорее войти в сеть. Десять минут назад Коко была мне интересна, теперь я готов был проклинать госпожу Фор за услужливость. Я уже не хотел искать рыжую и почти позабыл, зачем мне нужна наглая полуголая попутчица. Перед тем как опустилась Дверца машины, Марианна небрежно напомнила о неоплатном долге, погладила Коко по заду и удалилась.

Нас ждала леопардовая шкура. Пятнистым было все, включая резину колес. На капоте лимузина разевала пасть пятнистая морда; словно живые, расширялись и сужались желтые глаза. Я мигом узнал эту машину, не запомнить ее было невозможно.

Высший пилотаж дизайна, когда стоишь вплотную, и все равно ощущение шестиметровой живой кошки, разминающей мышцы…

…«Салоники» и «Жажда». Костадис и Сибиренко. Сибиренко и моя жена. Хаос и полный бардак в мыслях. Я разворачиваю скрин и говорю слово «жажда ».

Все началось с первой «Жажды». Шоу строилось по классическим канонам жанра и достаточно быстро всем надоело. Горстка героев, которым не хватало воды. Эка невидаль, особенно после «Реаниматоров». Да, «Реаниматоры» вышли на экраны кабельного тиви даже раньше и удерживали пальму зрительского спроса почти три месяца. Мне было тогда… лет тринадцать. Естественно, шоу класса «два креста » мне видеть не полагалось, но мы с приятелями раздобыли пиратский диск и смотрели на ворованном плеере. Это уже было после того, как федералы научились метить лицензионные носители. Ставишь пиратский диск, смотришь кино или музыку слушаешь в машине, ни о чем дурном не подозреваешь – и тут окружают менты, ломятся в двери и окна. Плеер тут же выдавал сигнал на ближайший ретранслятор, а в райотделах только этого и ждали. Пираты оперативно навострились вставлять нужный пароль, но государственная машина объединилась с корпорациями. И вместе они пересилили преступность. В их распоряжении оказались спутники, с которых шифр сигнала стали менять ежедневно. Миллионы «честных» носителей каждое утро приобретали новое тайное имя, а «левые» несли покупателям угрозу разорения. Никто не хотел покупать подпольное кино и платить сумасшедшие штрафы. Профсоюз артистов тогда объявил милиции премии за поимки пиратов, и колоссальная левая индустрия закачалась. Мы достали пиратский диск с «Реаниматорами» и успели с друзьями просмотреть меньше одной трети…

…«Бентли» выбирается из лифта, но двери гаража распахиваются не сразу. Коко отпирает дверь, в салон просовывается очередной технически одаренный подросток с датчиками и опознавателями, хмурится на мою куртку, нашпигованную электроникой. Открываются оба багажника; мрачные парни с автоматами, нисколько не скрывая огнестрельное оружие, шарятся с лампами вокруг машины. Кто-то ползает под днищем, постукивая металлом о металл.

Наконец машину хозяйки выпускают наружу. Пока Коко раскидывает по прозрачному полу груды барахла, я листаю материалы пятнадцатилетней давности.

…На съемках первой «Жажды» погибли трое. Ничтожно мало, если сравнивать с японскими экстрим-проектами и процентом несчастных случаев на съемках блокбастеров. Разница и новаторство – лишь в том, что впервые в истории телевидения смерти участников не проходили под грифом «несчастный случай». Планируемый процент потерь откровенно обсуждался экспертным советом. Психологи и тренеры давали интервью по поводу возможных кандидатов.

Зритель хотел настоящую смерть на экране и получил ее.

Смерть – это красиво.

Я набираю десятки комбинаций, я сам не пойму, чего хочу добиться. Коко шебуршится за спиной, звенит бутылками в баре, напевает голосом осипшего биндюжника. Я борюсь с желанием позвонить Ксане. Я борюсь с желанием позвонить Гирину. Сибиренко. Салоники. Ксана. Жажда. Никакой связи.

Я никогда не ездил в такой машине, даже не приближался. «Бентли» не любит, когда к нему приближаются посторонние. Салон почти круглый, пол и потолок прозрачны изнутри, если не считать имитации леопардовой шкуры. По кругу идет бархатный диван, покрытый сверху натуральными мехами, при желании выдвигается обеденный стол с деловыми принадлежностями или парадной сервировкой, и заполняется ванна. Позади, за занавеской – два спальных места, бар и кухня. Я впервые сижу в машине, где вообще не предусмотрен шофер. Четыре скрина высочайшего качества разворачиваются на стенах; там карты города и европейской части страны с мелькающим зеленым маячком. Лимузин сам находит оптимальный путь согласно заложенной команде. Маленький танк способен пересечь с максимальной скоростью тысячи километров, гораздо реже других машин останавливаясь для смены батарей. В диких краях, где не проведены монорельсовые дороги, он выдвинет резиновые колеса, бортовой компьютер отберет из тысяч возможных маршрутов оптимальный и будет постоянно сверять путь со спутником, избегая аварий и заторов. Пассажирам лишь требуется задать верную точку на карте. Глобальная система наведения вступила в действие уже двенадцать лет назад, но пользоваться ею пока что чертовски дорого. Дорого для большинства россиян, но не для «Бирюзового кролика»…

– Ты такой смешной, – произносит Коко и выдыхает мне в затылок струю вишневого дыма. – Живешь с киской в гостевом браке и падаешь в обморок от ее измен? Смешной…

– Это не измена, – не очень уверенно говорю я и встряхиваю головой. Похоже, слегка побаиваюсь, что снова станет нехорошо.

– А что же это? – Коко щелкает пальцами, возвращая в скрин парочку в белом лимузине.

Кое-что изменилось. Передо мной больше не статичное фото, а медлительное воспроизведение эпизода. Не иначе Марианна успела раздобыть его для меня, пока мы шли к машине. И не одну запись, а целых три. Первой нарушение режима парковки зафиксировала «стрекоза», она зависла метрах в трех над землей, очень типичная дрожь изображения, в унисон взмахам микроскопических крыльев. Машина останавливается, виден профиль черного шофера в очках. Он выходит, смиренный и сдержанный, спокойно распахивает дверь, но чувствуется, как парень напряжен. Даже бесстрастной своей физиономией он ухитряется показать боссу, что пошел на нарушение под давлением. Затем – левая нога Ксаны, кружева на брюках, ворох бумаг, профиль мужчины, резко отодвигающегося в глубину.

И почти сразу, с отставанием на секунду – та же сценка, но с другой стороны улицы. Ничтожно малое время для наводки на резкость, картинка более четкая. Сто процентов – это не «стрекоза», а «жук» со стационарной оптикой. Первым делом фиксирует номера машины, в углу кадра всплывает окошко с данными по черному «ягуару». Год и месяц выпуска, место продажи, технические характеристики, условия кредита, адрес последнего техосмотра… «Жуку» не требуется разглядывать номер на багажнике, это развлечение для живых дорожных патрульных. Он считывает информацию из бортового компьютера, из скрытых радиомаяков, зашитых в двигателе; он прогоняет ее сквозь базы данных. Если бы прошлое «ягуара» вызвало сомнения, «жук» бы заблокировал двигатель, и спустя минуту на проезжую часть плюхнулась бы реактивная «бандура» федералов…

Я вспоминаю документальный фильм о последнем случае угона автосредства. Кажется, курьез произошел лет пятнадцать назад, под Иркутском… А вот это настолько интересно, что на минутку забываю о своей супруге. Включается третий ракурс. Сверху. Со спутника. Ксана уже вышла, закидывает на плечо сумочку, что-то говорит в браслет. Вероятно, заказывает такси. Шофер Сибиренко возвращается на свое место. Сомнений больше нет, это личный «ягуар» моего босса. Просто те три раза, что я его мельком видел, Лев Сибиренко пользовался другими машинами. Но «ягуар» меня заботит меньше всего. Ксану забирает «мерседес» с желтыми «шашечками»; отрезок пустой улицы, выезд из гаража.

Я думаю о спутниковой съемке. Это слишком круто и невероятно дорого, чтобы отслеживать, кто бросил окурки мимо урны. За Сибиренко следят, и задействована особая программа, мгновенно активизирующая камеры спутника, едва на Земле Лев Петрович попадает в неприятное положение. Всем известно, кто контролирует спутниковые сети, родное Управление тут отдыхает.

Я думаю о Марианне и о том, откуда у нее эта запись. И прихожу к выводу, что карточные партнеры тут ни при чем. Руку могла приложить сестричка Клементина; у Клео, при всем ее антагонизме с Серым домом, огромные возможности. Она профессионал и превосходный аналитик. Госпожа подполковник никогда не пойдет со мной в лесбийский клуб, но способна сделать на пару шагов больше, чем от нее требовалось.

«Бентли » обгоняет транспортный поток по выделенному для спецсредств рельсу. Соскочив в тоннель под Дворцовой набережной, машина с красным номером обменивается паролем со шлагбаумом и занимает резервную правительственную полосу. Каждому ребенку известно, что красные номера принадлежат представительству президента и прочим федеральным структурам, расквартированным в Петербурге. За исключением силовиков – у этих своя расцветка и свои методы передвижения. Выше автострад и аркад метро с низким жужжанием проносятся их винтовые легкомоторные машины; используются посадочные площадки на крышах специально выделенных домов. Мне как-то довелось летать на такой машине, правда, принадлежащей МВД. Сверху вечерний город похож на россыпь разноцветных, моргающих в разном темпе кубиков. Через каждые триста метров на крышах встречаются разбегающиеся световые узоры, торчат штанги с маяками наведения и светят прожектора. У преступника, оснащенного наземным средством передвижения, нет ни малейшего шанса уйти от преследования…

«Бентли» выныривает на поверхность. И тут выясняется, что помимо элитных номеров машина клуба обладает правом внеочередного въезда на рельсовый путь. В долю секунды оператор участка переговаривается с бортовым компьютером, и вот полтора десятка водителей провожают роскошную иномарку злобными взглядами. При сцеплении с рельсом не ощущается даже толчка…

– В этой тачке нет лишних глаз. – Коко скидывает туфли, освобождает прическу от гирлянд. Белокурые волосы волнами покрывают грудь. – Хочешь меня, блондинчик?

Повинуясь тому, что мы называем «профессиональным инстинктом», я задаю поиск по теме «Реаниматоры». Мне нужны фамилии всех людей, которые имели отношение к шоу, и сравнение их с теми, кто делает теперешнюю «Жажду». А заодно сравнение с теми, кто участвует в руководстве фирмы Костадиса. Это очень непросто, про «Салоники» мне известно лишь то, что раздобыла Клементина.

Я сам не понимаю, чего хочу добиться подобными манипуляциями. Коко краем глаза следит за мной, одновременно примеряя перстни и бусы.

Милена Харвик и переодетая рыжая. Рыжая и Ксана. Ксана и Сибиренко. Госпожа подполковник что-то разглядела, а я – нет…

…Нас было четверо, когда мы раздобыли «Реаниматоров». Все из одного класса, кроме сеструхи Андрея, она училась годом младше. У Андрюхи был знакомый, который «варил» в системах безопасности и знал несколько способов обойти запреты.

В те годы, до принятия общеевропейского уголовного кодекса, запретов было множество. Впереди планеты всей шествовали немцы, они первыми двинули идею идентификации бытовой техники и владельцев. Сначала речь шла всего лишь о защите от краж, ведь «домовые» только входили в обиход и были по карману не каждой семье. Это сейчас человеку, чей принт не зарегистрирован хозяином дома как дружеский, светит разряд тока и укол снотворного за попытку прикоснуться к чужим тапочкам. Раньше все было не так. Воры взламывали двери и выносили технику. Пока немцы не придумали добавить к функциям зашитого в ладонь чипа опознание возраста. Если тебе не исполнилось четырнадцать, шестнадцать или восемнадцать, ты не мог просмотреть программы с соответствующим количеством крестов. Купленный на кровно заработанные деньги родной тиви или компьютер просто-напросто отказывался переходить на нужный канал. Германская техника даже не требовала паролей или прикосновений. Она чуяла твое прыщавое присутствие в комнате и перескакивала на соседнюю волну, либо возвращала на предыдущую страницу в поиске.

Евросоюз принял решение вводить в схему каждого компа и телевизора чип возрастного контроля. По виртуальным пиратским библиотекам был нанесен страшный удар. Взрослые теперь не могли посмотреть порно в присутствии несовершеннолетних детей. А наша развеселая компашка, даже раздобыв пиратский диск «Реаниматоров», не могла насладиться им ни у кого дома. Недавно утвержденный Думой Комитет по цензуре со скрипом разрешил просмотр «Жажды» без ограничений по возрасту, но «Реаниматоров» они зарубили.

Андрюха намекнул, что есть на примете плеер, собранный вручную. Он не ворованный, но не совсем чистый, и тот умелец, что его собрал, каким-то образом отключил возрастную релюшку. Мы скинулись вчетвером, купили этот кошмарный самодельный агрегат и поехали к Андрюхиной сестре; у нее дома было спокойнее всего. Мы охладили пиво, вскрыли мешок чипсов и с некоторой робостью воткнули диск.

Через пять минут просмотра кушать нам расхотелось…

…«Бентли» ныряет в платный тоннель под Московским проспектом. В другое время я бы поглазел вокруг на бесконечное море сувенирных лавок, баров и кафешек, поскольку на своей машине я сюда не спускаюсь. Трасса отдана в концессию финнам, и цены кусаются. Но сегодня, как назло, мне не до подземных пейзажей.

Я гляжу на скрин, и вначале кажется, что гонял компьютер вхолостую. «Салоники» никак не пересекаются с «Жаждой». Точнее, не пересекаются служащие корпорации Костадиса и люди в Москве, которые делали «Жажду». Костадис чист; хотя бы на данном фронте что-то проясняется… Не найдено ни единого совпадения, только в двух-трех интервью фамилия грека звучит рядом с хозяевами московских программ. Фирма «Салоники» не оказывала москвичам никаких услуг. Хотя это ни о чем не говорит, кто-то мог уволиться, кто-то мог продать пакет акций. Возможно, следовало бы иначе поставить задачу или обратиться к профессионалам. Я, как и раньше, не понимаю, какого черта понесло Милену Харвик в игорный зал «Салоник». Я ничего не понимаю, я не продвинулся ни на сантиметр…

Коко замечает первая; наверное, мои извилины окончательно перепутались.

– Смотри-ка! Наш пострел везде поспел… А ты умненький, котик. Я и не знала, что Сибиренко приложил лапку к «Реаниматорам». Это ведь было так давно.

– Я тоже не знал…

Кусочком мозга я успеваю подумать о том, что Коко первая произнесла фамилию моего босса. Я решаю никак не реагировать. Не нашлось ничего предосудительного по «Салоникам», но остатки интуиции не подвели.

Гораздо быстрее, чем я успеваю сообразить, блондинка перехватывает управление скрином и задает несколько новых команд. Она общается с машиной на безупречном английском, и потому экономится время на перевод. Коко почти не делает ошибок, ее решения изящны и просты. Слой за слоем она снимает тончайшие пласты лишней информации и внедряется в закутки, куда никто до нее не забирался. Я думаю, что непременно следует поинтересоваться, не увлекалась ли моя спутница сетевыми логическими игрушками. Например, такими, которые выпускает фирма «Салоники»?..

То, что поначалу выглядело, как гипотеза, становится аксиомой. Лев Петрович Сибиренко приложил руку к созданию одного из самых скандальных шоу века. Раскопать его долю собственности невозможно и, пожалуй, ни к чему; Коко и так проделала колоссальную работу. На «Реаниматоров» охотились, их пытались запрещать, выдвигались идеи вплоть до отстрела коммерческих спутников, пока новые программы не затмили телевизионный небосклон. Авторы старались не афишировать имен, поскольку разъяренные родственники погибших завалили суды заявлениями. Создатели и владельцы шоу не афишировали имен, но и прятаться, согласно законодательству, не имели права. Коко виртуозно вытащила молодого еще телемагната на свет, отряхнула от пыли и преподнесла мне.

Я пока не понимаю окончательно, что это может означать сегодня для нашей возни, но по инерции переписываю десяток прочих фамилий, скользнувших рядом с моим боссом. Кто-то из них кажется весьма знакомым, следует непременно проверить. Отныне все, что его касается, в какой-то мере занимает и меня. Это отвратительно, но ничего не могу с собой поделать.

Острым ноготком Коко проводит по темному профилю Сибиренко. Я механически отмечаю, что она успела в машине сменить ногти и стразы. Те ногти, что сейчас удлиняют ее пальцы, запрещены как холодное оружие. В умелых руках… Да, смешной оборот. На умелых руках это страшное оружие. В академии нам показывали всевозможные виды прикладных систем обороны. Выдвижные акриловые полосы с закаленной титановой оплеткой; легкого взмаха кисти достаточно, чтобы вскрыть человеку трахею…

– Вот именно, кто это? А ты сама знаешь, кто он такой?

– Может, и знаю. – Коко потягивается, шевелит своими страшными ногтями, как сытая пантера. – А она ничего, твоя Ксана, я бы с ней поиграла. Она работает на этого борова?

– Нет…

Следующую минуту я обескураженно молчу. Я решаю две задачи. Откуда эта бестия знает имя моей жены и где же на самом деле работает Ксана? По поводу имени можно даже не спрашивать; ничего не стоит заполучить биографию любого человека, проживающего в странах Европы и не защищенного в сети синим или красным флажком.

Почему-то я никогда не задумывался о месте работы моей жены…

– А где работает твоя киса?

– В одной конторе. – Собственный голос доносится издалека. – Продает недвижимость.

Коко молчит. У меня начинает покалывать в висках, и такое ощущение, будто желудок намерен вывернуться наружу. Второй раз за вечер, и всякий раз, когда речь заходит о личном. Нервы, всего лишь нервный срыв…

– Это маленькая фирма. «Зеленый дом» или что-то вроде…

– Зеленый дом, торговля недвижимостью, Ксана Арсенова, – повторяет Коко в окошко свободного скрина и вновь, не отрываясь, изучает мою переносицу.

Мне показалось, что лимузин сильно накренился на повороте, но мы едем по совершенно ровному, прямому отрезку пути. Коко смотрит на меня остановившимся взглядом:

– Тебе дурно, котик? Хочешь глотнуть коньяку?

Нет, я ничего не хочу глотнуть. Я кое-как расслабляю свои пальцы, вцепившиеся в подлокотники. Со мной такое в третий раз. Вероятно, нервное. Живот не болит, ничего несвежего я не употреблял.

Компьютер выдает ноль ссылок на указанное сочетание.

– Новая фирма, – тупо повторяю я. – Они недавно организовались. Продают участки в лесу…

Почему-то я не могу смотреть в скрин. Я хочу, чтобы эти разговоры побыстрее закончились.

– В лесу, – словно эхо, отзывается блондинка, и кажется, на некоторое время теряет интерес к моей жене. – А тот боров в «ягуаре», он тоже из леса?

– Это мой босс, – непонятно зачем делюсь я, – Но Ксана никогда не работала на телевидении. Она тут ни при чем…

Коко смотрит на меня сквозь фиолетовые очки. Снаружи по стеклам «Бентли» ползают леопардовые пятна. Компьютер зеленой ниткой рисует наш маршрут. На спидометре двести сорок, внизу проносятся залитые огнем кварталы. У меня такое ощущение, словно я перед этой голозадой куклой в чем-то оправдываюсь. И еще у меня ощущение, что она совсем не кукла. И что если я буду и дальше думать о фирме «Зеленый дом», из меня сию минуту полезет назад мой обед.

– Ксана здесь ни при чем…

…– Добро пожаловать в команду реаниматоров! – кривя на сторону рот, гнусаво произнес парень в рваной футболке.

Он был весь какой-то кривой. На губах шелушились болячки, под глазами висели мешки, но, возможно, они были нарисованы. Я очень быстро понял, что в этой игре нельзя доверять ни зрению, ни слуху. Ведущий выглядел больным, он постоянно чесался и прикладывался к бутылке. Он трепался с операторами, матерился и по ходу дела поливал грязью всех шишек в официальном телемире. Потом рядом с этим тощим уродом возникла девчонка с закрашенными разной тушью глазами, в дырявой латексной юбке красного цвета и грязном бюстгальтере. Ее золотушные плечи были покрыты тату на темы сатанизма, а на груди болтались железные амулеты. Девчонка тоже чесалась; ее рыжые космы выглядели так, словно ими мыли полы. Андрюхина сестра узнала в этом стилизованном кошмаре певицу из супермодной группы.

Им очень хотелось поверить, и все-таки я им верил не до конца. Оба слишком профессионально косили под отребье и очень старались сделать «все наоборот». Все наоборот… Именно такие слова приходили на ум. Создатели «Реаниматоров» старательно переворачивали с ног на голову все представления о мирном семейном вечере у телевизора. Репортаж со свалки, груды автопокрышек, стаи чаек над смердящими кучами, нищие у костров и «штабной» вагончик, размалеванный в цвета российского флага. Сюда же подкатывают закрытые машины с будущими участниками шоу. Их выводят с завязанными глазами и строят на краю обрыва. Внизу, под обрывом, копошится экскаватор, трамбует брикеты с мусором, и грызутся две стаи бродячих собак. Желтушный свет прожекторов, стелющийся черный дым, чавкает грязь под ботинками съемочной группы.

Много людей в кадре, которых быть не должно. Слева от ведущих двое осветителей уминают тушенку из банки. На заднем фоне у костра греют руки девушки-гримеры, по кругу передают пачку сигарет. Затем оператор рывком задирает камеру и общается с тем, кто сидит на платформе. Тот, наверху, замерз, он матерится, требует пальто и стакан коньяка. Ему приносят коньяк, ведущий хохочет.

Съемочной группы в кадре быть не должно, это известно каждому. Но они есть, и они ведут себя, как будто так и надо. Кажется, кто-то из мужчин даже собрался помочиться, пристроившись за перевернутым автобусом. Ведущие без стеснения говорили зрителям: «Ну что, сопляки, захотелось чего-нибудь настоящего? Мы вам покажем настоящее, не сладенькую водичку, а такое реалити, что аппетит пропадет! Мы вам покажем, на что способны ребята с улиц, обычные парни и девчонки, а не лощеные типчики из недр телевидения! И нам ни к чему все эти трюки, которым учат в институтах, типа правильной постановки света, экспозиции и подачи материала. Мы снимаем „Реаниматоров“, а кому не по вкусу – пусть смотрят вонючее старье вроде „Башни страха“!..»

Словом, начиналось зрелище, кардинально отличавшееся от всей этой мутноватой паточной бодяги, от которой рыдали старушки. Сестра Андрюхи заявила, что видела кусочек рекламного ролика про «Реаниматоров» и что шоу не решился купить ни один из питерских эфирных каналов.

– Они просто пересрали! – засмеялся кто-то из моих одноклассников. – Наложили в штаны под угрозой цензурного комитета!

– Ну и дураки! – нахмурилась Андрюхина сестра. – Зато кабельщики, те, что купили, подняли рейтинг почти втрое. И подняли цены на свои услуги. Вчера мужик выступал из «Телебиржи», рассказывал про акции, сколько людей стали миллионерами…

– Клево! – восхищенно выдавил Андрюха. – Это вам не «Жажда»!

Бесспорно, это было клево. Ведущий опрокинул в рот банку пива, рыгнул, сплюнул и объявил условия. Он сказал, что реаниматором стать непросто и ребятки прошли строжайший отбор. Четыре команды, самый разный возраст, социальный статус и навыки, но всех объединяет одно условие – в командах не должно быть профессиональных медиков и следопытов. Вспыхивают костры, членов команд, по-прежнему с завязанными глазами, подводят к барабанам. Все честно, в нашем шоу не может быть коррупции или директорских сынков. Бросается жребий, все предупреждены о последствиях. Согласно жребию, по четыре человека в каждой команде отдаются на заклание; у остальных будет не очень много времени, чтобы спасти своих товарищей. Если их не успеют спасти, в команде произойдет естественная убыль, и следующий этап станет труднее преодолеть. Ведущие говорят о трудностях следующего этапа, но никто уже не упоминает о «естественно убывших».

Я смотрю и убеждаю себя, что все это понарошку. Что выступать будут специально подготовленные йоги и каскадеры, что нас нарочно запугивают, чтобы потом посмеяться. Я смотрю на одноклассников, они тоже таращатся на экран. Шоу прерывается рекламой оружия, мы закуриваем, нервно хохочем. Да, это не «Жажда»…

Так хочется, чтобы все оказалось понарошку.

И в то же время неистово хочется, чтобы кто-то умер на экране. Мы не говорим об этом слух, но в расширенных зрачках – одинаковое желание.

«Свобода… – сплевывает под ноги солистка „Утреннего инцеста“. Она задумчиво ковыряет пальцем дыру на юбке, она словно забыла о миллионах зрителей. Свобода… Да какое, на фиг, право вы имеете рассуждать о свободе? Что могут знать о свободе кролики, обеспеченные кормом и автопоилкой? Вы для начала сделайте хотя бы это!.. – Девушка демонстрирует жуткие рубцы на внутренней стороне запястья. – Вы, зажравшиеся, обтрахавшиеся кроли, хоть раз пытались встать у зеркала с бритвой и пустить себе кровь? Вы свободу видите в том, что каждую ночь получаете новое тело в свою постель, а в гараже стоит новая тачка! Мы вам покажем, что такое свобода, которую вы пытаетесь запретить! Только остановить „Реаниматоров“ у вас кишка тонка!..»

Ведущая сценически грамотным движением извлекает ниоткуда длинную опасную бритву с перламутровой рукояткой. В ее руке – настоящий раритет, музейная реликвия. Девушка ставит ногу в рваном чулке на опрокинутую канистру и, ухмыляясь щербатым ртом, проводит себе бритвой по голому животу…

…Я смотрю в окно машины и не понимаю, что вижу. «Бентли» уже несется над Царским Селом, справа в сполохах фейерверков встает дворцовый комплекс, над колпаком кружит очередь туристических автобусов, ожидая права на посадку. С усилием поворачиваюсь к скрину. Такое ощущение, будто внутри шеи заклинила какая-то шестеренка.

– Ксана ни при чем, – чересчур ласково соглашается Коко. – Хочешь, котик, я сама поищу и выясню, где она работает?

–Нет!

– Отчего же так волнуешься? – Она быстро проводит ладонью мне по лбу. – Или тебе страшно даже подумать об этом?

…Мне страшно. Я молчу, но мне страшно.