Текст книги "Блики, силуэты, тени"

Автор книги: Виталий Вавикин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Уйди, старик! – оттолкнул его Клиф.

– Ты чего? – опешил толстяк, когда Клиф прижал к его горлу дуло «Кольта». – Это же просто шлюха. Просто… – его оборвал громыхнувший выстрел.

Пуля пробила гортань, разрезала позвоночник, пройдя навылет, и застряла в стене таверны.

Толпа ахнула, попятилась. Толстяк упал на колени, завалился на спину, прижимая к груди золотые самородки, которые держал в руках. Люди зашептались. Толстяк дернулся несколько раз, умер. Тишина. Клиф развернулся, хотел уйти.

– Вы не заберете его золото? – спросил Клифа грязный мальчишка, выступая из толпы. Клиф замер. – Его золото, – сказал мальчишка, указывая на самородки, которые мертвый толстяк прижимал к груди.

– Это не мое золото, – сказал Клиф.

– Ваше. Вы убили хозяина, значит, теперь его золото принадлежит вам.

– Мне? – Клиф смотрел, как из горла толстяка продолжает толчками вытекать кровь, смешиваясь с грязью улицы. Мальчишка осторожно подошел к толстяку, разжал его скрюченные пальцы, взял самородки и протянул Клифу. – Вот, возьмите, – сказал он. Клиф подчинился. – Положите их в карман, – посоветовал мальчишка. – Не нужно, чтобы люди знали, насколько вы богаты.

– Я богат?

– Конечно.

– Я убил человека и я богат?

– Вы убили богатого человека. – Глаза мальчишки раболепно сверкнули. – Это намного лучше, чем золото в реке, верно?

– Что?

– Я говорю отцу, что так проще. Бабах! И никакой работы. – Мальчишка изобразил из пальцев револьвер. – Правильно я думаю, мистер?

– Я не знаю. – Клиф огляделся. Люди разошлись, вернулись к своим делам.

– Не нужно, – попросил Зутер. – Не делай этого. Не оставайся здесь.

– Мне больше некуда идти, – сказал Клиф.

– У тебя есть твой мир.

– В том мире все сложно. Намного сложнее, чем здесь. – Клиф вытащил из кармана один слиток и бросил его грязному мальчишке. Мальчишка раскланялся, побежал прочь. – Ты видишь? – спросил Зутера Клиф. – Я помог ему.

– Ты убил человека.

– Это был не человек, – Клиф улыбнулся. – Все они не люди, лишь кошельки с самородками. – Он вспомнил, как они предлагали ему золото за Мэриан.

– Этот мир не принесет тебе счастья, – сказал Зутер.

– Заткнись, старик.

– Ты не убийца.

– Ты так думаешь? – Клиф обернулся, прицелился Зутеру в голову. – Не заставляй меня убивать тебя, старик.

– Тебя поймают и повесят. Не думай, что здесь нет законов.

Где-то далеко раздался стук копыт. Десяток всадников появились в начале улицы. В руках у них были веревки. Они приближались, подгоняя криками своих лошадей. Клиф успел выстрелить трижды, прежде чем лассо затянулось на его шее. Клиф выронил «Кольт», схватился руками за петлю, чтобы не задохнуться. Всадник развернулся и потащил его вверх по улице, к обгоревшим останкам здания суда. Клиф пытался освободиться, но не мог. Не мог даже кричать. Всадник перекинул веревку через балку над входом в сгоревший суд, другой ее конец привязал к седлу и пришпорил коня. Клиф взлетел в воздух. Земля осталась далеко внизу. Петля сдавила шею. Последнее, что услышал Клиф, были радостные крики всадников. Потом наступила смерть.

* * *

Когда Клиф ожил, была ночь. Его вынули из петли и выбросили бездыханное тело за город. Но в этом мире нельзя было умереть.

Клиф закряхтел, поднимаясь на ноги. «Кольт» он потерял, золото у него забрали, раздели по пояс, позарившись на одежду, оставив только штаны, в которые опорожнился его кишечник незадолго до смерти. Незадолго до его первой смерти. Клиф тихо зарычал, пытаясь вспомнить лица всадников. Он обязательно найдет их и убьет.

Клиф услышал чьи-то шаги. Худощавый мужчина в комбинезоне старателя. Он шел, оглядываясь по сторонам и думая, что его никто не видит, считал намытое днем золото. Губы Клифа растянулись в хищном оскале. Всадники подождут. Он убьет их после. Сначала ему нужно достать для себя новую одежду и оружие. Клиф поднял камень. Старатель заметил нападавшего лишь в последний момент. Камень опустился на его голову. Хрустнули кости.

– Извини, приятель, – сказал Клиф, забирая у него золото и снимая с него одежду. – Ничего личного.

Он огляделся, желая убедиться, что его никто не заметил, спрятал труп старателя за деревья и, насвистывая бессмысленный мотив, пошел обратно в город…

История четырнадцатая. Леда

Греция. Наши дни.

Мы не одни. Наш мир не один. Леда верила в это, знала, видела. Жизнь многогранна, удивительна. Как и наши мечты, желания, чувства.

Леда не понимала, как это происходит – мир просто меняется и уносит ее куда-то далеко-далеко, в другую реальность, другое измерение. Так было всегда.

Сначала музыка, которая звала. Музыка где-то в винограднике или за зарослями кипариса. Несуществующая музыка. Несуществующие заросли. Потом пляски. Леда верила, что это просто сказка. Верила в детстве, встречая в этом странном мире сатиров и менад. И был там еще крохотный черный козленок, который рос вместе с ней. Появлялись мужчины и женщины – танцоры. Леда видела винодельню. Вино было сладким и крепким. Такими же сладкими и крепкими были поцелуи и объятия людей в этом мире.

Когда Леде исполнилось шестнадцать, черный козленок превратился в юношу. Он был нежен, но опытен. И такими были все люди в этом мире, где экстатическое соединение с мирозданием было таким простым, таким досягаемым.

– Хватит мечтать! – говорил Леде старший брат по имени Патроклос.

Он пытался приобщить ее к православной вере, но Леда, оставив родной дом, уехала в Афины, поступив в университет имени Каподистрии на факультет философии, педагогики и психологии. На летние каникулы она осталась в столице, предпочтя единению с семьей отправиться с друзьями в горы Эгалео. После она поехала в город Паллини, расположенный на окраине Афин, где жили родители Тобиаса, с которым встречалась Леда. Тогда-то и вернулись видения, отсутствовавшие до того дня почти год. Дионисийские вакханалии ворвались в жизнь, заполнили ее, забрали из реальности, вернув в мир детства, мир желаний.

– Что с тобой происходит? – спрашивал Тобиас, не понимая причину перемен.

Но потом мир Леды стал открываться и ему. Но в отличие от Леды, Тобиас не полюбил это слияние с природой, с инстинктами. Новый мир напугал его. Тобиас пытался бороться с этим, но в конце понял, что проще расстаться с Ледой. Она снова осталась одна. Но мир уже проникал в головы ее друзей. Так следом за Тобиасом ушли друзья, отступились. Учеба потеряла смысл. Леда бросила университет, вернулась в родной город.

– Давно тебя не было, – сказал старший брат Патроклос.

– Всего два года. – Леда устало улыбнулась, спросила брата о церкви.

Он говорил много и долго. Этот странный, по-христиански унылый старший брат, в висках которого было так много седых волос.

– Не удивляюсь, почему ты не смог найти себе женщину, – сказала Леда.

– Мне не нужна женщина, – сказал брат, но, как только она ушла, увидел странные сны… Хотя нет, не сны. Для снов все это было слишком реальным. Женщины. Много женщин. Они звали его, предлагали разнообразные вина. И танцовщицы. Их гибкие тела сводили с ума.

– Выглядишь усталым, – подметила Леда при их следующей встрече.

– Да, есть немного, – неохотно согласился брат. – Работы много и… выспаться не могу как следует. – Он нахмурился. – То, о чем мы говорили… Твои сны…

– Не принимай близко к сердцу, – махнула рукой Леда.

– Да я бы с радостью… – Патроклос замолчал на несколько секунд, смущенно поджав губы. – Но с момента нашей последней встречи мне каждую ночь снятся кошмары. Я просыпаюсь и больше не могу заснуть. Включаю свет, беру в руки молитвослов и читаю вслух. – Он неожиданно вздрогнул. – Скажи, а те сны, о которых ты говорила, там были только мужчины?

– Это не сны.

– Неважно. Там были женщины или нет?

– Я же тебе говорила.

– Я не помню. – Левый глаз брата начал нервно подергиваться.

– И женщины, и мужчины, и сатиры, и менады… – Леда замолчала, увидев, как побелел Патроклос. Губы его неосознанно шевелились, проговаривая молитвы. – Эй, это же не страшно.

– Замолчи! – брат задрожал, заставил себя успокоиться. – Молиться. Я должен молиться… – он открыл перекинутую через плечо сумку, достал Библию. – Вот. Я хочу, чтобы ты взяла это.

– Зачем?

– Если не хочешь, можешь не читать, просто положи на стол. И вот еще… – он протянул ей распятье на тонкой цепочке. – Надень.

– Это бред, – скривилась Леда.

– Просто надень и все, – в глазах Патроклоса появилась мольба. – Я уже договорился со священником, чтобы освятить свою квартиру.

– Тебе не священник нужен, а женщина.

– Леда!

– Ладно. Ладно. Сделаю все, как ты хочешь, только отстань.

– Тебе бы самой в церковь сходить.

– Так ты серьезно думаешь, что все твои проблемы из-за меня?

– Нет, что ты, нет. Просто я, наверное, слишком впечатлительный, вот и все. – Брат замолчал, опустив глаза.

– Что еще? – устало спросила Леда. Патроклос покачал головой. – Я же вижу…

– Просто переживаю за тебя.

– За меня?

– Но ведь эти видения преследуют тебя, а не меня. Твой парень бросил тебя из-за этого. Твои друзья отвернулись от тебя. И даже у меня – набожного человека – появились эти странные сны после того, как приехала ты.

– Это не сны.

– Неважно, – брат улыбнулся и потрепал ее по щеке, как когда-то в детстве.

Ближе к вечеру пришел священник. Его звали отец Георгиос. Он был сер и молчалив. Леда не знала почему, но его взгляд смущал. Он сидел на стуле напротив нее, выпрямив спину, сложив на коленях руки, и смотрел ей в глаза.

– Вы разве не должны освятить квартиру? – спросила Леда.

– Если честно, то я хотел, чтобы ты поговорила с ним о своих снах, – сказал брат.

– Это не сны, – устало сказала она.

– А что же это? – спросил священник.

– Не знаю, но не сны.

– Это зло! – сказал брат.

– Называй как хочешь, – сдалась Леда.

– Но ты увлечена этим!

– Немного.

– Увлечена злом! – он устремил молящий взгляд к отцу Георгиосу. – Разве это не зло? То, что я рассказал вам? Все эти искушения, эти женщины, вина…

– Не понимаю, причем тут вообще христианство? – начала злиться Леда. – Ко мне приходят менады и сатиры. Приходит Дионис. Какое это имеет отношение к христианству?

– У зла много обличий, – сказал священник. – Зло проявляется повсюду. Лжепророк, дьявол, падшие ангелы… Не только Библия содержит подобное. Примеров множество. В японской мифологии есть существа, от общения с которыми люди иногда могут сойти с ума. – Отец Георгиос многозначительно посмотрел на Патроклоса. – Эти существа умеют читать мысли собеседника, предугадывать каждое его движение… Но тем не менее это даже не демоны. В их действиях нет злого умысла. В мифах их называют сатори, и людям советуют держаться подальше от них, так как это великие мудрецы, достигшие полного понимания дао и просветления. Обычному человеку невозможно понять это, так как мироздание с точки зрения даосизма существует за счет неизъяснимого пути, движущего и управляющего всем сущим. Следование законам дао – это путь жизни и блаженства.

– Вообще-то, – снисходительно улыбнулась Леда, – основоположником дао считается Лао Цзы, а Лао Цзы – китайский философ. Я вот только не пойму, какое это имеет отношение ко мне?

– Людей может свести с ума их нежелание принять свою судьбу и следовать ей, – священник улыбнулся. – Что касается китайского философа, то я говорю про фольклор, а не про философию и учения.

– Простите, – Леда смущенно улыбнулась. – Наверное, это просто моя гордыня. Что вы говорили о пути, управляющем всем сущим?

– Следование законам дао – это путь жизни и блаженства. Мудрецам, постигшим дао, приписывалась вечная жизнь.

– Философский камень и алхимия, – снова решила блеснуть оставшимися после университета знаниями Леда.

– Именно это и легло в базисы японских легенд, основав путь гармонии инь и ян.

– Искусство призвания и управления демонами, – Леда широко улыбнулась, вспоминая своего прекрасного Диониса и его мир. Патроклос вздрогнул, словно кто-то наступил на больную мозоль.

– Это всего лишь легенды, – поспешил успокоить его отец Георгиос. – Тем более что многие демоны из этих легенд бывают очень добры к людям.

– В японской мифологии, – уточнила Леда, неосознанно получая удовольствие, запугивая старшего брата.

Патроклос суеверно покосился на нее, поднялся на ноги и включил проигрыватель с песнопениями.

– Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его… – звук оказался таким громким, что захрипели динамики.

– Простите, – Патроклос спешно убавил звук.

– … радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняй бесы силою на тебе пропятого Господа нашего…

Отец Георгиос одобрительно похлопал Патроклоса по руке.

– Не нужно бояться, – сказал он. – Бесы не выносят знамения, Креста Господня, ибо на нем Спаситель разоблачил и выставил их на позор. – Священник перевел взгляд на Леду. – Вера помогает людям побороть свои страхи, наставляет на путь истинный сбившихся. Вера должна быть здесь, – он указал рукой на свое сердце. – Но если веры там нет, то жди злого духа. Он говорит, возвращусь в дом мой, откуда вышел. И придя, находит его незанятым, выметенным и убранным. Тогда идет и берет с собой семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там, и бывает для человека того последнее хуже первого.

– Вы что, считаете меня одержимой? – Леда притворно рассмеялась.

– Трезвись! – голос священника становился тихим, смешиваясь с льющимися песнопениями из колонок проигрывателя. Его понимающий взгляд с сожалением взирал на Леду. – Бодрствуй, потому что противник наш диавол ходит как рыскающий лев, ища, кого проглотить. Лишь твердою верою можно противостоять ему, зная, что такие же страдания случаются и с братьями нашими в мире. Бог же всякой благодати, призвавший нас в вечную славу Свою во Христе Иисусе, Сам, о кратковременном страдании нашем, да совершит нас, да утвердит, да укрепит, да сделает непоколебимыми!

Леда снова попыталась рассмеяться. Только попыталась.

– Ты должна верить, чтобы исцелиться! – сказал ей отец Георгиос. – В Писании сказано: «И запретил ему Иисус, и бес вышел из него, и отрок исцелился в тот же час. Тогда ученики, приступив к Иисусу наедине, сказали: почему мы не могли изгнать его? Иисус же сказал им: по неверию вашему, истину говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей «перейди отсюда туда», и она перейдет, и ничего не будет невозможного для вас».

– Боюсь, мне поздно уже ударяться в веру, – хмуро сказала Леда.

– Дорога к Богу не бывает поздней, – возразил отец Георгиос.

Леда беспомощно всплеснула руками.

– Я лучше пойду прогуляюсь.

– Я провожу тебя, – настоял священник. – Ты уж извини, что не получилось содержательной беседы, – сказал он в дверях так, чтобы Патроклос не слышал. – Но, сама понимаешь, твой брат крайне восприимчив. Если все же решишь покаяться в своих грехах на исповеди, то я буду ждать.

Леда вышла на улицу. Сейчас ей захотелось сесть в автобус и вернуться в Афины, выбросить все это из головы и продолжить обучение. Но назад пути не было.

Она вернулась далеко за полночь. Во дворе многоэтажного дома стояла машина скорой помощи. Ее брат отрубил себе палец, и теперь его увозили в больницу. Он что-то бормотал об искушении и борьбе с ним.

– Зачем ты это сделал? – спросила Леда.

– Из-за тебя! – сказал он. – Твои рассказы кого угодно могут свести с ума. В особенности тех, кому небезразлична твоя жизнь.

Потом неотложка уехала. Леда поднялась в пустую квартиру. Кухонный стол был залит кровью. Эта кровь мешала думать, мешала сосредоточиться. Ночью Леда так и не смогла заснуть. Она с трудом дождалась утра и отправилась в церковь к отцу Георгиосу, чтобы рассказать о случившемся.

День был жарким, солнечным. Улица изгибалась, упираясь в большую серую церковь из старого камня. Восьмигранный барабан ее купола заканчивался небольшим искрящимся в солнечных лучах золоченым крестом. Камни кладки были громоздкими и образовывали кресты. На входе – вмурованная в стену табличка с датой постройки. Леда открыла тяжелые двери, вошла. Внутри было тихо, прохладно. Пахло ладаном. Народу немного. Их взоры были устремлены в сторону алтаря на священника, вдохновенно растягивавшего слова молитвы. Леда долго стояла у входа, пытаясь отыскать взглядом отца Георгиоса, но когда ей это удалось и она подошла к нему, то он неожиданно притворился занятым. Леда схватила его за руку и спешно начала говорить о своем брате, о том, как он отрубил себе палец.

– Не сейчас, – отец Георгиос спешно высвободил руку.

– Но вы нужны ему! – в сердцах воскликнула Леда, увидела страх в глазах священника. – Вы тоже видите этот мир, верно?

– Мир? – отец Георгиос вздрогнул, сказал, что должен принести еще свечей.

– Не убегайте от меня! – требовала Леда, идя за ним в каморку, где хранились свечи и прочая церковная утварь. – Стойте! Подождите. Да хватит уже! – дверь закрылась у нее перед носом. – Ну уж нет! – она попыталась открыть дверь, войти. Священник с другой стороны навалился на дверь, блокируя ее своим телом. – Вы должны встретиться с моим братом, успокоить его!

– Нет.

– Он нуждается в вас!

– Уходи.

– Это все из-за видений, да? Мир пришел и к вам? – Леда снова попробовала открыть дверь. – Откройте, или я всем расскажу, чего вы боитесь.

– Я ничего не боюсь, – сказал отец Георгиос, но дверь открыл.

– Эти видения не причинят вам вреда. Они лишь помогают нам слиться с природой. Не нужно этого бояться. Дионис повсюду.

– Дионис… – Лицо священника исказилось. – Берегись! – пригрозил он пальцем. – Берегись лжепророков, которые приходят в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные!

– Хватит молоть чушь! – разозлилась Леда. – Я и без вас читала все эти послания. Это всего лишь легенды!

– Нужно верить.

– Только и осталось! – голос Леды начинал срываться.

– На все воля Господа.

– К черту! – Леда замолчала, шумно выдохнула, успокоилась. – Мой брат отрубил себе палец, потому что наслушался вас.

– Твой брат отрубил себе палец, потому что ты наслала на него вожделение. Я видел тот мир, о котором ты рассказываешь. Видел тварей, порочащих своими нечестивыми действами Господа нашего…

– Видели? – Леда снова начала злиться. – И почему же вы не отрубили себе палец? Мой брат мог убить себя. Вы тоже готовы убить себя?

– Значит, вера твоего брата была слаба.

– Вера? Так вот, значит, как вы это объясняете? Просто вера? Да он всегда был самым верующим человеком из всех, кого я знала. А сейчас вы просто отворачиваетесь от него и говорите, что вера его была слаба?

– Не всякий говорящий Мне: «Господи! Господи!» войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца моего Небесного, – принялся за свое отец Георгиос. – Многие скажут Мне в тот день: «Господи! Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? И не Твоим ли именем изгоняли бесов? И не Твоим ли именем многие чудеса творили?», и тогда объявлю им: Я никогда не знал вас, отойдите от Меня, делающие беззаконие, – голос его стал более уверенным, почти судейским. – Не нужно позволять страху главенствовать над рассудком.

– Правда? – Леда усмехнулась. – Почему тогда вы от меня побежали?

– Я не от тебя побежал. От безумия, которое вокруг тебя, побежал. От мира твоего проклятого, о котором ты всем рассказываешь, сбивая с пути истинного.

– И что же в этом мире вы увидели такого страшного, святой отец?

– Прелюбодеяния, – почти шепотом сказал священник. – Искушение… – он побелел, затрясся, словно с ним случился сердечный приступ. – Я видел девушку… Она… Она зовет меня… Сбрасывает одежду, оставаясь нагой, ласкает себя и… Боже, как заставить ее перестать?! – отец Георгиос заплакал.

– Давно это у вас? – спросила Леда, смущенная этими слезами.

– Со вчерашнего дня. После встречи с тобой. Я все время вижу ее… Господи…

Молитва утонула в рыданиях. Священник упал на колени, закрыл руками лицо. Леда смотрела на него несколько минут, затем покинула церковь. Мир вращался, звенел, словно она еще слышала, как падают слезы отца Георгиоса на старый каменный пол.

– Что с тобой? – спросил Дионисий – принц мира грез.

– Не мешай, – попросила Леда. – У меня инсайд.

– У тебя что?

– Инсайд. Внезапное осознание своих прочно укоренившихся способов переживаний, чувств и реакций на значимых людей.

– Ничего не понимаю, – сказал Дионисий. – Тебе не кажется все это слишком сложным?

– Иногда.

– Иногда? – Дионисий ударил в ладоши. Мир изменился. – А так? – на лице бога появилась улыбка. Заиграла музыка. Менады и сатиры пустились в пляс. – Так все еще сложно?

– Так нет.

– Тогда оставайся с нами.

– А как же мой брат? Мои друзья? – Леда взяла из рук золотовласой девушки по имени Партэния бокал с вином. – Думаешь, они не будут скучать по мне?

– Не знаю, как они, а я скучаю по тебе всегда, – сказала Партэния, обвила ее шею руками и поцеловала в губы. – Даже не скучаю, нет. Мне просто нравится, когда ты рядом. С нами. Нравится видеть тебя такой, какая ты есть. А скучают пусть другие.

– Ты тоже так думаешь? – спросила Леда Диониса, но он, окруженный сатирами, уже забыл о ней.

– Нет. Он забыл не о тебе, – сказала Партэния. – Он забыл о той, кем ты была в своей другой жизни, другом мире, где люди забыли, что такое любовь, желание, страсть. Забыли, научившись получать наслаждение от своих страданий, лишений, истязаний своей плоти. Они притворяются, что не понимают нас, но на самом деле просто боятся утратить свою веру. Их убеждения держат их за горло, заставляя отрицать все, что выходит за рамки их жизни. Они боятся таких, как мы. Боятся настоящих, открытых, свободных. Боятся, потому что мы можем изменить их, можем показать, какова жизнь без нагромождения их сложностей. Скажи, разве ты боишься их?

– Нет.

– А они боятся тебя. Боятся, потому что не имеют над тобой власти. Их изломанный, искаженный мир не имеет над тобой власти. Мир, где за желание любви нужно рубить себе палец. Где страдание возвеличено до божественности.

– Да. Слишком сложный мир.

– Или слишком простой, лишь притворяется сложным.

– Пусть будет что-то среднее. – Леда улыбнулась, вспомнила брата и подумала, что без нее ему будет действительно лучше. Пусть он никогда и не признает этого. Пусть будет все усложнять и запутывать. Даже страдать – эти страдания будут желанны для него.

– Так это значит, теперь ты останешься здесь навсегда? – спросила Партэния.

– Иногда мне кажется, что я отсюда никогда и не уходила, – сказала Леда.

И где-то далеко играла музыка, смеялись танцовщицы и резвились сатиры…