Текст книги "Рассказы и сказки"

Автор книги: Виталий Бианки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Что делали люди, когда с полей сошёл снег, и какое гнездо завила Оранжевое горлышко

И вот Жаворонок принялся ждать, когда люди начнут и кончат сеять, а рожь отрастёт по колено человеку.

Каждое утро он поднимался под облака и пел там обо всём, что видел под собой.

Он видел, как день ото дня тает в полях снег, как с каждым утром веселей и жарче греет солнце. Видел, как прилетели ледоломки-трясогуз-ки – тоненькие птички с трясучими хвостами – и как на следующее утро река сломала лёд. И как снег сошёл, люди выехали на тракторе в поле.

«Теперь они начнут сеять!» – подумал Жаворонок.

Но он ошибся! Ещё не сеять выехали люди, а только приготовить к посеву вспаханную с осени землю.

Стальными гребешками скороспашек они разбивали слежавшиеся комья, разрыхляли землю.

Так прошло несколько дней.

Потом колхозники запрягли лошадей в узкие длинные коробки с двумя большими колёсами по бокам и поехали в поля.

Колхозники сеяли несколько дней.

Первым посеяли лён. Лён сеяли, чтобы потом делать из его семян льняное масло, а из стеблей – верёвки, холст и полотно.

А Жаворонок думал: лён сеют, чтобы птицам удобно было в нём прятаться.

После льна колхозники посеяли овёс. Овёс сеяли, чтобы кормить им лошадей и делать из его семян овсянку для ребят.

После овса посеяли пшеницу. Пшеницу сеяли, чтобы потом делать из неё белую муку, а из белой муки печь вкусные белые булки.

После пшеницы посеяли ячмень. Ячмень сеяли, чтобы делать из него ячменные лепёшки, суп с перловой крупой и ячневую кашу.

После ячменя посеяли гречиху. Гречиху сеяли, чтобы потом делать из неё гречневую кашу.

А Жаворонок думал, что люди сеют овёс, и пшеницу, и ячмень, и гречиху, чтобы куропаткам были зёрнышки для еды.

Посеяли колхозники гречиху, уехали с поля.

«Ну, – подумал Жаворонок, – вот и конец севу! Больше не выйдут люди в поле».

И опять он ошибся: на следующее утро опять вышли колхозники в поле и на длинных ровных грядах принялись садить картошку.

А для чего они садили картошку, все знают; один Жаворонок никак не мог догадаться.

К тому времени прилетели ласточки-касатки, и стало тепло, и озимая рожь отросла по колено человеку. Увидал это Жаворонок, обрадовался и полетел искать своего друга – петушка Подковкина.

Теперь найти его было не так просто, как месяц назад: рожь кругом вон как выросла, кочки-то и не стало видно, насилу-насилу нашёл Жаворонок Подковкина.

– Готово гнездо? – сразу спросил он.

– Готово, готово, – весело отвечал Подковкин, – и даже яйца все положены. Знаешь сколько?

– Да я ведь считать не умею, – сказал Жаворонок.

– Признаться, и я дальше двух не умею, – вздохнул Подковкин. – Да тут охотник проходил. Заглянул в гнездо, сосчитал яйца и говорит:

«Ого, – говорит, – двадцать четыре, целых две дюжины! Больше, – говорит, – и не бывает яиц у серых куропаток».

– Ой-ой-ой, плохо дело! – испугался Жаворонок. – Охотник все яйца возьмёт и яичницу из них себе сделает.

– Что ты, что ты, – яичницу! – замахал на него крылышками Подковкин. – Оранжевое Горлышко говорит: «Хорошо, что это охотник. Лишь бы не мальчишки». Она говорит: «Охотник ещё охранять наше гнездо будет: ему надо, чтобы наши птенцы выросли да жирные стали. Вот тогда его берегись! Тогда он придёт с собакой да… бах! бах!..» Ну, идём, я тебя к Оранжевому Горлышку поведу.

Подковкин соскочил с кочки и так быстро побежал во ржи, что Жаворонку пришлось его догонять на крыльях.

Гнездо куропаток помещалось среди ржи, в углублении между двумя кочками. На гнезде, распушив перья, сидела Оранжевое Горлышко.

Увидев гостя, она сошла с гнезда, пригладила перья и приветливо сказала:

– Пожалуйте! Пожалуйте! Полюбуйтесь на наше гнёздышко. Правда, уютное?

Особенного ничего не было в её гнезде: вроде лукошка с яйцами. По краям выстлано куропаткиным пухом и пёрышками. Жаворонок видал и похитрей гнёзда.

Всё-таки из вежливости он сказал:

– Очень милое гнёздышко.

– А яйца? – спросила Оранжевое Горлышко. – Правда, чудесные яички?

Яйца в самом деле были хороши: как куриные, только маленькие, красивого ровного жёлто-зелёного цвета. Их было много – полное лукошко. И лежали они все острыми концами внутрь, а то, пожалуй, и не поместились бы в гнезде.

– Прелесть какие яйца! – от души сказал Жаворонок. – Такие чистые, гладкие, аккуратные!

– А кругом гнезда как вам нравится? – спросила Оранжевое Горлышко. – Красиво?

Жаворонок огляделся. Над гнездом зелёным шатром нависали гибкие стебли молодой ржи.

– Красиво, – согласился Жаворонок. – Только вот… – и запнулся.

– Что ты хочешь сказать? – встревожился Подковкин. – Или наше гнездо плохо спрятано?

– Сейчас-то оно хорошо спрятано, даже Ястребу не заметить. Да ведь скоро люди сожнут рожь. И ваше гнездо останется на открытом месте.

– Сожнут рожь? – Подковкин даже крылышками всплеснул. – Ты это наверное знаешь?

– Я слышал, колхозники говорили, что будут жать рожь.

– Вот ужас! – ахнул Подковкин. – Что же нам делать?

Но Оранжевое Горлышко только весело подмигнула мужу:

– Не тревожься, не волнуйся. Тут самое сохранное место. Никто сюда не придёт, пока наши птенчики не выйдут из яиц. Заруби у себя на носу: птенцы куропаток выходят из яиц, когда рожь цветёт.

– А люди когда придут жать её?

– А люди будут ждать, пока рожь вырастет, выколосится, зацветёт, отцветёт, нальётся и вызреет.

– Что я тебе говорил! – закричал обрадованный Подковкин. – Видишь, какая умная у меня жена! Она всё наперёд знает.

– Это не я умная, – скромно сказала Оранжевое Горлышко. – Это наш куропачий календарь. Каждая наша курочка знает его наизусть.

Потом она повернулась к Жаворонку, похвалила его песни и пригласила его прийти посмотреть, как будут выходить из яиц её птенчики.

Тут Перепел громко закричал из ржи:

– Спать пора! Спать пора!

Жаворонок простился с друзьями и полетел домой.

Перед сном он всё старался вспомнить: «Как это она сказала? Сперва рожь вырастет, потом выколо… нет – вылоко… выклоло…»

Но никак не мог выговорить это мудрёное слово, махнул лапкой и заснул.

Как пришла лисица и какие у Подковкиных родились дети

Жаворонку не терпелось взглянуть, как будут выходить из яиц маленькие Подковкины. Каждое утро теперь, прежде чем подняться в облака, он внимательно осматривал рожь.

Рожь поднималась быстро и скоро стала ростом с самого высокого человека.

Тогда концы её стеблей стали толстеть и набухать. Потом из них выросли усики.

«Вот это и есть колоски, – сказал себе Жаворонок. – Вот это и называется выклоло… нет – выколо… нет – вы-ко-ло-си-лась».

В это утро он пел особенно хорошо: он был рад, что рожь скоро зацветёт и у Подковкиных выйдут птенчики.

Он смотрел вниз и видел, что на всех полях поднялись уже посевы: и ячмень, и овёс, и лён, и пшеница, и гречиха, и листья картофеля на ровных грядах.

В кустах около того поля, где в высокой ржи было гнездо Подковкиных, он заметил ярко-рыжую полоску. Спустился пониже и разглядел: это была Лисица. Она вышла из кустов и кралась по скошенному лугу к полю куропаток.

Крепко затукало Жаворонково сердчишко. Он боялся не за себя: Лиса ничего не могла ему сделать в воздухе. Но страшный зверь мог найти гнездо его друзей, поймать Оранжевое Горлышко, разорить её гнездо.

Ещё ниже спустился Жаворонок и что было силы закричал:

– Подковкин! Подковкин! Лиса идёт, спасай тесь!

Лиса подняла голову и страшно щёлкнула зубами. Жаворонок испугался, но продолжал кричать что есть мочи:

– Оранжевое Горлышко! Улетайте, улетайте!

Лиса направилась прямо к гнезду.

Вдруг из ржи выскочил Подковкин. У него был ужасный вид: перья все взъерошены, одно крыло волочится по земле.

«Беда! – подумал Жаворонок. – Верно, его подшибли камнем мальчишки. Теперь и он пропадёт». И закричал:

– Подковкин, беги, прячься!

Но было уже поздно: Лиса заметила бедного петушка и помчалась к нему.

Подковкин, хромая и подпрыгивая, побежал от неё в сторону. Но где же ему было убежать от быстроногого зверя!

В три прыжка Лиса была около него, и – клямс! – зубы её лязгнули у самого хвоста петушка.

Подковкин собрал все свои силы и успел взлететь перед носом зверя. Но летел он совсем плохо, отчаянно чирикал и скоро упал на землю, вскочил, заковылял дальше. Лиса кинулась за ним.

Жаворонок видел, как бедный Подковкин, то бегом, то взлетая на воздух, с трудом добрался до Костяничной горки и скрылся в кустах. Лиса неотступно гналась за ним.

«Ну, теперь бедняге конец! – подумал Жаворонок. – Лиса загнала его в кусты и там живо поймает».

Жаворонок ничем больше не мог помочь другу. Он не хотел слышать, как хрустнут на лисьих зубах косточки петушка, и поскорей улетел.

Прошло несколько дней – и рожь была уже в цвету. Жаворонок не летал в эти дни над полем, где жили Подковкины. Он грустил о погибшем друге и не хотел даже смотреть на место, где валялись окровавленные пёрышки петушка.

Раз сидел Жаворонок у себя в поле и закусывал червячками.

Вдруг он услышал треск крыльев и увидал Подковкина, живого и весёлого. Подковкин опустился рядом с ним.

– Куда ж ты пропал?! – закричал Петушок, не здороваясь. – Ведь рожь цветёт уже. Ищу тебя, ищу!.. Летим скорей к нам: Оранжевое Горлышко говорит, что сейчас наши птенчики будут из яиц выклёвываться.

Жаворонок вытаращил на него глаза.

– Ведь тебя же съела Лиса, – сказал он. – Я сам видел, как она загнала тебя в кусты.

– Лиса? Меня-то?! – закричал Подковкин. – Да ведь это я отводил её от нашего гнезда. Нарочно и больным притворился, чтобы её обмануть. Так её запутал в кустах, что она и дорогу забыла в наше поле! А тебе спасибо, что предупредил об опасности. Если б не ты, не видать бы нам наших птенчиков.

– Я что ж… я только крикнул, – смутился Жаворонок. – Ловко же ты! Даже меня обманул.

И друзья полетели к Оранжевому Горлышку.

– Чшш! Тише, тише! – встретила их Оранжевое Горлышко. – Не мешайте мне слушать.

Она была очень озабочена, стояла над гнездом и, склонив головку к яйцам, внимательно прислушивалась. Жаворонок и Подковкин стояли рядом, чуть дыша.

Вдруг Оранжевое Горлышко быстро, но осторожно тюкнула клювом одно из яиц. Кусочек скорлупы отлетел, и сейчас же из дырочки блеснули два чёрных булавочных глаза и показалась мокрая взъерошенная головка цыплёночка.

Мать ещё раз тюкнула клювом – и вот весь цыплёночек выскочил из развалившейся скорлупы.

– Вышел, вышел! – закричал Подковкин и запрыгал от радости.

– Не кричи! – строго сказала Оранжевое Горлышко. – Бери скорей скорлупки и унеси подальше от гнезда.

Подковкин ухватил клювом половинку скорлупки и стремглав помчался с ней в рожь.

Он вернулся за второй половинкой очень скоро, но в гнезде накопилась уже целая грудка битой скорлупы. Жаворонок видел, как один за другим выходили из яиц цыплята. Пока Оранжевое Горлышко помогала одному, другой уже сам разбивал скорлупу и выкарабкивался из неё.

Скоро все двадцать четыре яйца были разбиты, все двадцать четыре птенчика вышли на свет, смешные, мокрые, взъерошенные!

Оранжевое Горлышко живо повыкидала ногами и клювом всю битую скорлупу из гнезда и велела Подковкину убрать её. Потом обернулась к цыплятам, нежным голосом сказала им: «Ко-ко-ко! Ко-ко!», вся распушилась, растопырила крылья и села на гнездо. И все цыплята сразу исчезли под ней, как под шапкой.

Жаворонок принялся помогать Подковкину носить скорлупу. Но клювик у него был маленький, слабый, и он мог таскать только самые лёгкие скорлупки.

Так они долго трудились вдвоём с Подковкиным. Относили скорлупку подальше в кусты.

Оставлять её вблизи гнезда нельзя было: люди или звери могли заметить скорлупки и по ним найти гнездо.

Наконец работа была кончена, и они могли отдохнуть.

Они сели рядом с гнездом и смотрели, как из-под крыльев Оранжевого Горлышка то тут, то там высовывались любопытные носики, мелькали быстрые глазки.

– Удивительно как!.. – сказал Жаворонок. – Только что родились, а уж такие шустрые.

И глазки у них открыты, и тельце всё в густом пуху.

– У них уж и пёрышки маленькие есть, – гордо сказала Оранжевое Горлышко. – На крылышках.

– Скажите, пожалуйста! – удивлялся Жаворонок. – А у нас, у певчих птиц, когда птенчики выйдут из яиц, они слепенькие, голенькие…

Только чуть могут головку поднять да ротик открыть.

– О, вы ещё не то сейчас увидите! – весело сказала Оранжевое Горлышко. – Дайте мне только ещё немножко погреть их своим теплом, чтобы хорошенько обсушить… и мы сейчас же откроем детскую площадку.

Какая у Поршков была детская площадка и что они делали

Они ещё поболтали, потом Оранжевое Горлышко и спрашивает:

– Подковкин, где сейчас поблизости можно найти маленьких зелёных гусениц и мягких улиток?

– Тут, тут рядом, – заторопился Подковкин, – в двух шагах, в нашем же поле. Я уж присмотрел.

– Нашим детям, – сказала Оранжевое Горлышко, – в первые дни нужна самая нежная пища. Зёрнышки есть они научатся позже. Ну, Подковкин, показывай дорогу, мы пойдём за тобой.

– А птенчики? – встревожился Жаворонок. – Неужели вы оставите крошек одних?

– Крошки пойдут с нами, – спокойно сказала Оранжевое Горлышко. – Вот, смотрите.

Она осторожно сошла с гнезда и позвала ласковым голоском:

– Ко-кко! Ко-ко-кко!

И все двадцать четыре птенчика повскакивали на ножки, выпрыгнули из гнезда-лукошка и весёлыми катышками покатились за матерью.

Впереди пошёл Подковкин, за ним Оранжевое Горлышко с цыплятками, а сзади всех – Жаворонок. Цыплятки пик-пикали, мать говорила «ко-кко», а сам Подковкин молчал и шёл, выпятив голубую грудь с шоколадной подковой и гордо посматривая по сторонам.

Через минуту они пришли в такое место, где рожь была редкая и между её стеблями поднимались кочки.

– Прекрасное местечко! – одобрила Оранжевое Горлышко. – Тут и устроим детскую площадку.

И она сейчас же принялась с Подковкиным искать для своих птенчиков зелёных гусениц и мягких улиток.

Жаворонку тоже захотелось покормить цыпляток. Он нашёл четырёх гусеничек и позвал:

– Цып-цып-цып, бегите сюда!

Цыплятки доели то, что им дали родители, и покатили к Жаворонку. Смотрят, а гусениц нет! Жаворонок смутился и, наверно, покраснел бы, если б на лице у него не было пёрышек: ведь это он, пока ждал цыплят, незаметно как-то сам отправил себе в рот всех четырёх гусениц. Зато Оранжевое Горлышко с Подковкиным ни одной гусенички не проглотили, а каждую брали в клюв и ловко отправляли в открытый рот одного из цыплят – всем по очереди.

– Теперь займёмся ученьем, – сказала Оранжевое Горлышко, когда цыплята наелись. – Ккок!

Все двадцать четыре цыплёнка остановились, кто где был, и взглянули на мать.

– Ккок – это значит внимание! – объяснила Жаворонку Оранжевое Горлышко. – Теперь я их позову за собой – и смотрите!.. Ко-кко! Ко-ко-кко!.. – позвала она своим самым нежным голосом и пошла к кочкам.

Все двадцать четыре цыплёнка покатились за ней.

Оранжевое Горлышко перескочила кочки и, не останавливаясь, пошла дальше.

Цыплятки добежали до кочек – и стоп! Они не знали, что им делать: ведь кочки перед ними были как высокие крутые горы или как трёхэтажные дома.

Цыплятки старались вскарабкаться на кручу, но падали и катились вниз. При этом они так жалостно пикали, что у доброго Жаворонка сжалось сердце.

– Ко-кко! Ко-ко-кко! – опять настойчиво позвала Оранжевое Горлышко с другой стороны кочек. – Сюда, сюда, за мной!

И вдруг все двадцать четыре птенчика разом замахали крошечными крылышками, вспорхнули и полетели. Они поднялись невысоко над землёй, а всё-таки кочки перелетели, упали прямо на ножки и без передышки покатились за Оранжевым Горлышком.

Жаворонок даже клюв раскрыл от удивления. Как же так? Только что родились на свет, а уж вон как умеют!

– Ах, какие у вас способные дети! – сказал он Подковкину и Оранжевому Горлышку. – Ведь это просто чудо: они уж и летают!

– Немножко только, – сказала Оранжевое Горлышко. – Далеко не могут. Всего только вспорхнут и сядут. Охотники так и зовут наших детей: п о р ш к и.

– У нас, у певчих птиц, – сказал Жаворонок, – птенчики сидят в гнезде, пока у них не отрастут крылышки. Гнездо так хорошо спрятано в траве, что даже соколиный глаз его не заметит. А вы куда своих поршков спрячете, если вдруг прилетит Сокол?

– Тогда я сделаю вот как, – сказал Подковкин и громко крикнул: – Чирр-вик!

Все двадцать четыре поршка разом поджали ножки и… как сквозь землю провалились!

Жаворонок крутил головой во все стороны, стараясь разглядеть хоть одного птенчика: ведь он знал, что они– притаились тут; перед ним, на земле. Смотрел, смотрел – и никого не увидел.

– Фокус-покус-чирвирокус! – весело подмигнул ему Подковкин да вдруг как крикнет: – Раз, два, три, чир-вир-ри!

Все двадцать четыре поршка разом вскочили на ножки и опять стали видны.

Жаворонок ахнул: вот это ловко!

А когда настал вечер и Подковкины повели детей укладывать спать, Оранжевое Горлышко сказала Жаворонку:

– Пока люди не кончат сенокос, вы всегда можете найти нас или в гнезде, или на детской площадке. А когда рожь нальётся и люди придут жать её, ищите нас там, где растёт лён. Там мы откроем для наших деток школу первой ступени.

Как прилетела в поля Ястребиха и какая беда стряслась на Костяничной горке

Настала середина лета. Все звери и птицы вывели детей. И в поля каждый день стали наведываться хищники.

Жаворонок по-прежнему с утра поднимался под облака и пел там. Но теперь частенько ему приходилось прерывать пение и лететь предупреждать своих знакомых об опасности.

А друзей и знакомых у него были полны поля: Жаворонок со всеми жил в мире, и все его любили. Сам он больше всех любил своих друзей Подковкиных. Старался всё больше летать над тем полем, где было гнездо Оранжевого Горлышка.

Летает в вышине, а сам зорко следит, не покажется ли где хищник.

Вот взошло солнце, и с дальних полей, из-за реки, уже приближается голубовато-белый Лунь. Лицо у него круглое, как у кошки, нос крючком.

Он летит низко-низко над зелёною рожью и смотрит, высматривает: не мелькнёт ли где птенчик или мышь? Вдруг остановится на лету и, как бабочка, приподняв крылья над спиной, повиснет в воздухе: вглядывается в одно место.

Там сейчас ушмыгнул от него в норку Мышонок. Лунь и ждёт, когда Мышонок высунет нос из норки. Если высунет, Лунь разом сложит крылья, камнем упадёт вниз – и цоп Мышонка в когти!

Но Жаворонок уже мчится с высоты и, крикнув Подковкиным на лету: «Лунь прилетел!», спешит к норке, кричит Мышонку:

– Не высовывай носа! Не высовывай носа из норки!

Подковкин командует своим поршкам:

– Чирр-вик!

И поршки поджимают ножки, делаются невидимками.

Мышонок слышит Жаворонка и, дрожа от страха, забивается поглубже в норку.

И Лунь улетает дальше, никого не поймав.

Каждый день прилетали из далёкого леса чёрный Коршун с выемкой на длинном хвосте и бурый Канюк-Мышелов. Кружили над полями, высматривая добычу. Их когти всегда готовы схватить неосторожного мышонка или поршка. Но с утра до полудня и опять через час после полудня караулит в небе Жаворонок, и все полевые птицы и звери спокойны: у них хороший сторож.

А в полдень хищники улетают на реку – на водопой. Тогда и Жаворонок спускается на землю поесть да вздремнуть полчасика после обеда, и в полях наступает «мёртвый час», – час отдыха и сна.

И может быть, так бы всё и обошлось благополучно, все звериные детёныши были бы целы и поршки у куропаток выросли бы спокойно, да, на беду, прилетела в поля Серая Ястребиха.

Страшны маленьким зверям и птицам и Лунь, и Коршун, и Канюк-Мышелов. Ещё страшней небольшой Серый Ястреб-Перепелятник – птица-кошка. От его безжалостных жёлтых глаз всего трудней спрятаться. От него не спасут ни быстрые ноги, ни ловкие крылья.

Но всех страшней его жена – Ястребиха. Она больше и сильней Ястреба. Ей и взрослую куропатку поймать – пустяк.

Ястребиха не кружила над полями у всех на виду, как Лунь или Канюк. Она только пронеслась над рожью и где-то за Костяничной горкой вдруг исчезла.

Жаворонок прокричал сверху:

– Ястребиха! Спасайтесь! – и замолк.

Он сам не знал, куда девалась Ястребиха: не успел заметить.

На Костяничной горке растут густые кусты, а над ними поднимаются в небо две высокие осины. Одна – сухая. Другая – как зелёная круглая башня. Коршун и Канюк-Мышелов, бывало, летают-летают и присядут на сухую осину: отсюда им хорошо видно, что делается кругом в полях.

Им видно, зато и их видно. И пока хищник сидит на сухой осине, ни одна мышь не высунет носа из норки, ни одна птица не покажется из кустов или из хлеба.

А вот Ястребиха промчалась над головами – и нет её. Никто не сидит на сухой осине. Никто не кружит над полями. Жаворонок опять спокойно запел в вышине.

И полевое зверьё вылезает из норок: из незаметных ухоронок под кустами, в хлебах, между кочками.

Жаворонок видит с высоты: вот Зайчишка выкатился из-под куста, встал столбиком, огляделся, повертел во все стороны ушками. Ничего, спокойно. Опустился на передние короткие лапки и принялся щипать траву.

Мыши зашнырями между кочками.

Подковкин с Оранжевым Горлышком привели своих поршков к самой Костяничной горке.

Что это они делают там? Да ведь они учат детей зёрнышки клевать! Подковкин ткнёт несколько раз в землю носом, что-то скажет, и все двадцать четыре поршка со всех ног бегут к нему, смешно тыкаются короткими носиками в землю.

А вон там, на самой горке, у двух осин, – соседи Подковкиных, семейство Бровкиных: сам Бровкин и курочка его, Голубой Носик, и детки их, крошки-поршки.

Всё это видит Жаворонок, видит и ещё кто-то: тот, кто затаился в высокой зелёной осине, как в башне. А кто там прячется, ни Жаворонку, никому из полевых зверей и птиц не видно.

«Сейчас, – думает Жаворонок, – опять Подковкин подерётся с Бровкиным. Вот, увидали друг друга, распушились оба, распетушились… Нет, ничего, не дерутся. Прошло, видно, время драк. Только Оранжевое Горлышко повернула назад в рожь: уводит своих детей. И Голубой Носик тоже… Ой!»

Серой молнией блеснула сверху, из зелёной осины, Ястребиха. И забилась у неё в когтях курочка Голубой Носик – пух полетел над кустами.

– Чирр-вик! – отчаянно крикнул Подковкин.

Значит, и он увидал Ястребиху. Всё семейство Подковкиных исчезло во ржи. А Бровкин совсем растерялся. Ему бы тоже крикнуть «чирр-вик!» да спасаться с поршками в кусты, а он, с перепугу, чирикнул и полетел, как Подковкин от Лисы, притворяясь подшибленным.

Ах, глупый, глупый петушок! Ястребиха – не Лиса! Разве могут спасти от неё короткие куропачьи крылышки!

Ястребиха бросила мёртвую курочку – и за ним! Ударила Бровкина в спину, вместе с ним упала в кусты.

И остались крошки-поршки Бровкины круглыми сиротами – без отца, без матери.