Текст книги "Приблудяне (сборник)"
Автор книги: Виталий Бабенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)
Чудились какие-то звуки. То свист отдаленный, то приглушенный кашель, то подвывание. Под ногами стало хлюпать – очевидно, я забрел в ручей. Вдруг кто-то маленький пробежал мимо, шлепая лапами по лужам. Собака?
Откуда здесь может взяться собака? Вот еще одно существо.
Дыхание частое, запах гнили – видимо, из пасти. Одно шлепанье удаляется, другое приближается. Я пошарил в воздухе рукой – и наткнулся на эту тварь. Бррр! Кожа голая, холодная, покрытая липкой слизью, но есть теплые бугорки, такие горячие прыщики – Господи! – не заразиться бы какой гнусной кожной болезнью. Я отдернул руку – и в то же мгновение меня словно плетью ударили: в пальцы впились острые зубы. О-о! Еще и укус. Мало мне своих собственных ссадин, царапин, кровоподтеков и чьих-то прыщиков, сочащихся ядовитой слизью. Видимо, тварь, раздраженная моим прикосновением, цапнула меня в отместку, но несильно.
Иначе можно было бы и пальцев лишиться.
Я наугад пнул липкую гадину, и она умчалась, расплескивая жидкость лапами.
А в следующую секунду, папка, на меня кто-то обрушился сверху и сбил с ног. Навалился, царапая когтями.
Кто-то тяжелый, многолапый, злобный. Наверное, зверь с большой высоты падал – я рухнул как подломленный. А это огромное, мохнатое, звериное принялось полосовать меня когтистыми лапами, словно намереваясь освежевать.
Я завыл, забился, стал колотить чудовище руками и ногами. Оно тоже заревело – дикий такой рев, будто треск огромного дерева, ломаемого ураганом. Мы сражались в кромешной темноте, и призом в этой схватке была жизнь. Что было силы я вцепился зубами в вонючую шерсть, пытаясь прокусить ее. Зверю это не понравилось, он заревел громче.
Шкура не поддавалась. Я был весь в крови. Боли уже не чувствовал. По лицу струилась жидкость, заливая глаза, – очевидно, пот, смешанный с кровью. Я почувствовал под пальцами что-то мягкое, вонзил ногти поглубже и принялся раздирать. Совершенно неожиданно шкура подалась с мерзейшим звуком – так рвется сырой каучук, – разошлась в стороны, и на меня хлынула густая жижа с таким отвратительным запахом, что выгребная яма в сравнении с этим могла показаться ро…
Она началась на десятый день пребывания друзей в Дединове.
Утром Филин, Лавровский и Багров, как всегда, тренировались с ТОПками на пустынном берегу Оки метрах в ста от окраинного дома села. Вдруг по поверхности воды прошла цепочка впадин, словно какие-то невидимые гиганты быстро-быстро зачерпывали воду десятками ведер, каждое размером с железнодорожную цистерну.
Ага, пристрелка! Этот момент уже обсуждался друзьями много раз. Троица врассыпную бросилась по берегу, вслепую водя ТОПками в воздухе и не отрывая глаз от трансвизоров. Вот образовалась яма в глинистом откосе. В пяти метрах от Ивана Даниловича, едва не засыпав его, на землю шлепнулась мощная куча глины, в воздух полетели ошметки грязи. В ту же секунду исчез Багров. Он появился метрах в сорока над землей и стремглав полетел вниз. Филин поймал падающее тело в прицел ТОПки и мягко приземлил его, а Лавровский, стремительно взмахнув рукой с зажатой ТОПкой, вдруг завопил: «Поймал! Поймал! На! На тебе!» – и стал давить на курок. Где-то что-то куда-то переместилось, где-то что-то исчезло, но что – пока неизвестно.
Со стороны это, видимо, было забавное зрелище: трое взрослых мужиков, размахивая руками, мечутся с воплями по берегу, под их ногами разверзаются ямы, то тут, то там возникают кучи земли и проливаются водопады, и раздаются громогласные звуки, будто незримый исполин, страдающий метеоризмом, опился укропной водой: «пр-р-пу! пр-р-пу! пр-р-пу!».
Иван Данилович внимательно следил за мельканием помех и картинок на экране трансвизора. Вот показалось и исчезло перекошенное лицо Бэра, вот Жабрев, почему-то летящий вверх тормашками (так ему и надо!), вот Ярослава Стукова в разорванном платье… Приблажная дева совсем уж было попала в рамку прицела, но тут же исчезла и из кадра, и из того места, где находилась, – видимо, произвела «самопал».
И тут Филин замер. В трансвизоре возникло изображение женщины, лежащей ничком на сиденье машины. Руки ее были связаны. Нет, Иван Данилович не мог ошибиться. Точно: Мария – его жена! Филин сжал двумя руками рукоятку ТОПки, навел прицел и затаив дыхание нажал на курок. Тут же на траву рядом с ним повалилась Маша – вместе с куском автомобильного сиденья, вырванного с потрохами.
– Маша! – закричал Иван Данилович. Она слабо застонала. – Маша! Сейчас я развяжу тебя. Ребята, прикройте! – И Филин принялся распутывать веревки.
Трудно сказать, что это такое – прикрытие посредством ТОПок. Коля с Пашей просто лупили из машинок в воздух, поставив прицелы на малую дистанцию и, наверное, это было правильно. По крайней мере все остались целы, и у Ивана Даниловича даже хватило времени распутать Марию, привести ее в чувство и вкратце обрисовать – что, как, почему и почем.
Потом все четверо бежали, петляя, к Дединовской ТП-станции, и Филин, шалея от злобного восторга («вот нас уже четверо, и как раз четыре ТОПки, значит, мы уже сила, то ли еще будет!»), вышвырнул куда-то за двести километров дежурного ТИПа, перед тем как войти в грузовую камеру, выломал из ТОПок патроны, впихнул своих друзей и жену в кабину, а затем набрал какой-то безумный код, и всех метнуло через внепространство.
Так они оказались на ТП-станции Колышлея Пензенской области, но Филин и его команда еще не знали, что это Колышлей, да и знать не хотели. Иван Данилович, не выпуская никого из кабины, набрал новый код (тоже наобум), и они перенеслись в Хабаровский край, в город Чегдомын, а оттуда – в Липовую Долину Сумской области, потом – в Хатангу, затем – на курильский остров Ушишир, а уж после этого Филин набрал код, который помнил хорошо, – код подмосковного поселка Акрихин. Иван Данилович не знал, удалось ли ему замести следы, однако в Акрихине возле выходных дверей грузовой камеры не было ни души, даже дежурный ТИП отсутствовал, и когда четверо измученных людей шли по проселку к садово-дачному кооперативу, где Иван Данилович рассчитывал на одну пустовавшую дачу, их не сопровождали ни ямы, возникавшие на глазах, ни хлопки, гремевшие в воздухе, – все было тихо.
«Неужели оторвались?» – подумал Филин, но даже эту счастливую мысль пришлось на время отогнать, потому что на пороге заветной дачи Коля Лавровский – полнокровный толстый большой человек, любитель поесть и поговорить – потерял сознание…
Дача была набита консервами – воистину счастье для ТП-путешественников. Домик принадлежал старому приятелю Ивана Даниловича, инженеру по профессии, и поэтому линия пищеподачи здесь отсутствовала – недешевое удовольствие все-таки.
Здесь можно было опять затаиться на несколько дней и разработать план действий. В сущности, первая цель ясна – найти Алика, но пути ее достижения представлялись смутно.
У Ивана Даниловича произошло несколько неприятных разговоров с Марией.
– Ведь ты мог нам сказать, мог, мог, ведь мог же – заранее? – нападала Мария. – Откуда такое недоверие, такая скрытность? Ну хоть бы намекнул, что связан с этими… ТИПами. Мы же ничегошеньки не знали! И нас с Аликом – как слепых котят – ночью, врасплох, через внепространство!.. Со мной-то ладно – меня эти ТИПы все время на машине возили. Но Алик… Где он? Что он? Ничего не знаю…
– Не мог! Не мог! Не мог я вам сказать! – в который раз выходил из себя Иван Данилович. – Не имел морального права подвергать вас такой опасности. Сначала я должен был разобраться во всем сам.
– А так – лучше? Так – ты нас не подверг? Ну где Алик? Где? Где? Может, его уже нет в живых… – И тут Маша начинала плакать, уткнув лицо в ладони.
– Не смей! Не смей даже думать об этом! – принимался орать Филин. – Он жив, и мы его найдем. Прекрати истерику!!!
…Наконец придумали вот что. Филин, вооруженный двумя ТОПками, на микролете добирается до Москвы и ночью, тайком, приходит в свою квартиру. Очень возможно, что Алик нашел способ дать о себе знать, и тогда в компьютере, в потайной ячейке памяти, отзывающейся только на семейный код, обнаружится сообщение. Если же нет, тогда Филин скрытно возвращается в Акрихин, и вся компания начинает осмысливать ситуацию заново.
Да, Иван Данилович долетел до города. И даже проник в квартиру. Но включить терминал не успел. Увы, Филина накрыли в первые же минуты. А потом исчез компьютер, и с ним – надежда…
«Истощение вакуума – критическое состояние внепространства, угрожающее существованию всей Солнечной системы, вызванное хищническим использованием энергетических ресурсов вакуума (см. Энергетика ТП-переноса) при неумеренном пользовании ТП-транспортными средствами. Гипотеза, выдвинутая В.Маниту (см.), предполагает, что и.в. грозит вырождением вещества в сфере, радиус которой находится в кубической зависимости от добротности вакуума, рассматриваемого как колебательная система, при том что бесконтрольная ТП экспоненциально повышает резонансные свойства вакуума (см. Физика вакуума)».
ТП-энциклопедия. М., 114. С. 271
Филин шел по дорожке к даче, а навстречу бежала Маша и кричала: «Живой! Живой! Живой!» Следом за Машей поспешали Коля с Павлом – тоже улыбающиеся, счастливые и немного растерянные. Удивительно – на лице Паши не было и следа обычной раздражительности (позднее он даже пытался неловко пошутить: «Что же ты, на Мадагаскаре побывал, а ни одного живого лемура не привез!»), Коля просто-таки сиял, а Мария плакала. Она плакала навзрыд и все ощупывала Ивана Даниловича, словно никак не могла удостовериться в его целости.
– Да живой я, живой и невредимый, – отбивался Филин, тоже стараясь казаться веселым, но это у него получалось плохо: все эти дни он подспудно надеялся, что в его отсутствие сын найдется, между тем Алика возле дачи видно не было. – Я ж на курорте побывал. На Мадагаскаре. Позагорал, отъелся. А вот возвращался кружным путем. Как-то боязно мне было сразу прыгать из поселка Тутаранасундава в поселок Акрихин: на выходе могли засечь ТИПы. Поэтому я сначала перенесся в Такамаку на Сейшелах – осмотрелся, вроде сошло. Затем прыгнул в Панадуру на Шри Ланка, оттуда – в индийский город Малегаон, далее меня занесло в Китай – в город Голмуд, там я задержался ненадолго и перенесся через монгольский Улэгэй в Бурятию – есть там такой поселок Багдарин. Дальше – просто: Кызыл-Мажалык – Кулунда – Карасук – Большие Уки – Верхняя Салда – Оханск – Арбаж – Кулебаки – Судогда – Ликино-Дулево, – и вот я здесь. Здравствуйте, мои дорогие!
Потом, когда все перецеловались, переобнимались и сели обедать, начался разговор о самом важном – об Алике.
– Что – никаких следов? – нарушил Багров молчание, воцарившееся над супом-пюре из спаржи.
– Абсолютно, – прожевывая гренку, проговорил Филин. – Более того, во время схватки на нашей квартире ТИПы выкинули во внепространство компьютер. Так что никаких следов нет и не будет.
– Кто выкинул – Бэр? – уточнил дотошный Лавровский.
– Понятия не имею. Они вели бой очень искусно. В трансвизор я не поймал ни одного лица.
– Давно пора обратиться в милицию, – вступила в разговор Маша. – Какие-то вы бездушные прямо. Или недалекие. Пропал ребенок, все ясно – нужно привлекать органы. Отправить в милицию видеозаявление: так и так, по нашим предположениям мальчик был переброшен в неизвестном направлении с помощью ручной ТП-установки.
– Ну да! – Иван Данилович хлопнул рукой по столешнице, и блюдо со свежим авокадо подпрыгнуло. – А через пять минут вся эта банда будет здесь. Откуда мы знаем: может, среди милиции тоже есть ТИПы. Может быть, первый же милиционер, к которому попадет наше заявление, окажется каким-нибудь важным ТИПом. Или, положим, дальним родственником Жабрева. Соблазн-то велик: ТИПы вон какими преимуществами пользуются – у них каталоги, ТОПки. Если уж узнал о таких вещах – удержаться от искушения очень трудно.
– Тебя послушать – вообще ни к кому обращаться нельзя, – процедила Маша, разделывая хвост омара. – Каждый может оказаться ТИПом.
– Ваня прав, – подтвердил Лавровский и потянулся за фисташковым паштетом. – Доверять мы никому не можем. Пока. Временно. Вся надежда – на наши собственные силы. – И почему-то с надеждой посмотрел на Багрова.
– Точно! – Паша словно бы подвел итог дискуссии. Он положил себе в тарелку порцию мусса из трюфелей, но есть не стал. – Будем искать Алика сами. Есть у меня одна идея.
Все перестали жевать.
– Из подручных средств можно собрать приборчик, которому я дал название «трейсер». У тебя биоэнергетическая карта Алика есть? – обратился Павел к Маше.
– Это не проблема, – Маша пожала плечами. – Можно подключиться к медицинской компьютерной сети и вызвать карту из банка памяти районной поликлиники.
– Хорошо. И еще потребуется микрореактор ТП-станции. Он попроще, чем микрореактор ТОПки, и с переналадкой его я, пожалуй, справлюсь.
– Предположим, достану. Дальше что? – Иван Данилович вдруг почувствовал, что дрожит от возбуждения.
– Дальше – такая штука. Я могу доказать, что биоэнергетика человека оставляет следы во внепространстве. В сущности, внепространство как бы исчерчено следами всех людей, когда-либо пользовавшихся ТП-переносом. И каждый след – индивидуален, как радужка глаза. Переоборудовав определенным образом ТП-реактор и получив из него поисковый прибор, настроенный на заданные биоэнергетические параметры, можно найти человека – пусть даже он прыгнул или его прыгнули очень далеко, пусть даже это было очень давно.
– Паша! – всплеснула руками Мария. – Откуда такие таланты? Да ты понимаешь, что говоришь?
– Понимаю, Машенька. Ты забыла, что я не всегда был научным журналистом. Образование-то у меня физическое, да еще десять лет работы в Институте пространства, – кое-что понимаем, а?
Самое трудное было раздобыть ТП-реактор. Ради этого Филин, меняя ТП-узлы, прыгнул как можно дальше – в райцентр Сковородино Амурской области. ТП-станция там работала только в дневные часы, а на ночь закрывалась. Дождавшись полуночи, Иван Данилович зверски взломал ТП-станцию, с помощью ТОПки снес защитный кожух, выковырял реактор и, настроившись на «самопал», был таков. В Акрихин он вернулся через Западное полушарие, побывав в ТП-кабинах Японии, Канады, Исландии, Фарерских островов, Норвегии и Финляндии. На весь путь у него ушло полчаса.
Всю ночь Багров паял что-то в подвале дачи, и наутро ТП-искатель был готов. Павел подключил к нему ТОПку, и теперь след Алика – если, конечно, схема принципиально верна – должен был появиться на экране трансвизора.
Багров включил ТП-реактор, набрал координаты дома, в котором жили Филины в Москве, и нащупал прицелом ТОПки требуемую квартиру. Экран показал разгромленный кабинет Ивана Даниловича, а затем детскую. На экране запульсировала желтая полоса: это означало, что биоэнергетические данные Аликовой карты и внепространственный след в детской совпадали. Багров переключил прибор на поисковый режим. Комната на экране размазалась, и тут же возникла картинка, изображавшая какое-то буро-зеленое болото. Желтая полоска порозовела.
– Все идет отлично, – отметил Багров.
Филин и Маша с надеждой переглянулись.
Изображение болота сменилось ледяным пейзажем: на переднем плане виднелся странный торос, изъеденный идеально круглыми дырами. Полоска на экране стала уже красной. Потом появились какие-то гигантские растения и насекомые: прибор остановился на драке двух муравьев размерами с верблюдов – для масштаба компьютер ТОПки нарисовал на экране синий контур человеческой фигуры. Затем картинка почернела, и на ней ничего не вырисовалось. Однако индикатор показывал, что след не потерян, наоборот – Алик где-то близко: багровая полоска налилась кровью и пульсировала, Очевидно, на экране был мир, лишенный света.
И тут маленькое окошко прибора словно распахнулось. Там была голубая бескрайняя пустота; в отдалении парило несколько зловещего вида птиц, а на переднем плане – казалось, протяни руку, достанешь – парил-летел-падал…
…лго был без памяти, потому что когда очнулся, пришел в себя и осмотрелся, то вся эта гадкая жижа уже засохла на мне, и моя кровь тоже засохла, так что весь я был покрыт, словно ржавчиной, коркой, и понять, где моя кровь, где гной, а где кровь того самого чудовища, было невозможно. Нет, папка, я не оговорился, я действительно сначала очнулся, а потом пришел в себя. Я куда-то падал.
Глаза мои были закрыты или залиты кровью, в лицо бил поток воздуха, я падал и думал: «Вот сейчас… ух, вот сейчас грохнусь… вот треску-то будет… брызги во все стороны полетят…» Но проходили секунды, а я все не грохался, и в горле стоял кислый комок и подкатывал ко рту, и спазмы ударяли вверх из желудка, выталкивая этот ком, но я удерживался от рвоты, хотя непонятно зачем: на мне была такая мешанина всякой дряни, что блевотина ничего не прибавила бы нового к наряду. И все же я сдержался. А потом ради интереса открыл – разлепил – глаза. И весь этот рвотный ком тяжелым кирпичом упал в желудок – настолько удивительным было зрелище.
Я попал в голубую синь. Да, вот так мне хочется сказать: голубая синь. И во все стороны голубая синь. Я падал из неба в небо, и не было внизу никакой тверди. По крайней мере, я ее не видел. Вверху плыли редкие облачка.
И внизу плыли редкие облачка. А под ними все та же голубая синь.
Не знаю, что это за мир. Не знаю, что это за место.
По крайней мере, на Земле такое невозможно. Мне пришло в голову, что вот так падать можно вечность, и тут я осознал весь ужас своего положения, вспомнил прошлое, в отчаянии заглянул в будущее, – это я и называю: пришел в себя.
Дышать было трудно, но можно. Дышат же в конце концов спортсмены-парашютисты. А я словно совершал затяжной прыжок – очень затяжной, – только вот тренированности не хватало.
Снова накатил приступ тошноты. Я понял, что лечу неправильно – обхватив плечи руками, скрючив ноги, – и меня попросту болтает, крутит, как пришпиленного к тележному колесу. Я раскинул руки, раздвинул ноги – сразу же стало легче: меня развернуло лицом вниз, болтанка прекратилась. По-прежнему кружилась голова и ощущалась пустота в желудке, – но с этим, я надеялся, можно будет свыкнуться.
Внизу виднелись несколько черных точек. Они быстро приближались. Еще несколько секунд – и уже можно разглядеть: это большие птицы. Огромные черные птицы, раскинув широкие крылья, парили в голубом просторе. Все ближе, ближе… Что это? Папка, ты представляешь?! Снизу поднимались – точнее, это я падал – колоссальные ископаемые птицы, прямо какие-то археоптериксы, только величиной не с ворону, как полагается, а с планер, с дисколет, с птеранодона. Да, папка, гигантские археоптериксы: тело и крылья – в перьях, но на передней кромке крыльев – когтистые пальцы, пасть полна зубов величиной с напильники.
Я поравнялся с птицами и полетел вниз дальше. Уффф, – перевел дыхание, – пронесло. Смотрю, ан нет: птицы перешли в пикирующий полет и несутся за мной. Вот одна заложила вираж – фссссс! – прошла подо мной, вывернула голову и – цап меня за рубашку! Заскорузлая ткань подалась, рубашка, слетев с моих плеч, осталась в зубах сумасшедшего археоптерикса. Меня охватила дрожь, я весь посинел и пошел пупырышками – не от холода: от страха, что сейчас эти летающие крокодилы разорвут меня на куски.
Фссссс… – второй археоптерикс пошел на боевой разворот. Он пронесся в метре от меня, вернее, надо мной,
– о-о-о, какая боль! – коготь полоснул по спине, развалив, по-моему, дельтовидную мышцу надвое. Кровь так и заполоскалась на ветру. Ну, думаю, что ж вы делаете, гады, рвать так рвите, глотать – глотайте, но зачем же издеваться? Что за ископаемый садизм! Археоптериксы унеслись подальше – теперь я увидел, что их четыре штуки,
– собрались в стаю и развернулись в мою сторону, избрав построение ромбом. Но в этот момент опять раздалось – хлоп! – в глазах чернота и в…
Алик…
– Лови его в прицел! – заорал Багров, забыв, что имеет дело не с обычной ТОПкой, а с новым прибором, им самим же и созданным. Требовалось оценить дистанцию, совместить поисковый канал прибора с осью боевого луча ТОПки, а на все это нужно было время.
Иван Данилович, окаменев, смотрел на сына – на окровавленного сына, покрытого гноем и сукровицей! – и в голове у него крутилось одно слово: «Убью! Убью! Убью!» Он словно раздвоился. Одна половина его существа испытывала бесконечную, разрывающую сердце жалость к несчастному Алику, впервые в жизни познавшему страх, боль, запах собственной крови и ужас смерти. Вторая же половина мечтала только об одном – убить того, кто сотворил с его сыном такое.
В это время Паша совместил прицельный канал прибора с лучом ТОПки и нажал на курок. В ту же секунду Алик – полуобнаженный, с рваной раной через всю спину – свалился к ногам Филина. Мария вскрикнула, побелела, но самообладания не потеряла.
– Иван! Очнись! Аптечку! Быстро!
И Филин очнулся. Стряхнув с себя наваждение, он умудрился сделать сразу несколько дел: перелистнул каталог раз-другой, набрал код на ТОПке, нажал, снова набрал, нажал. На землю плюхнулась аптечка первой помощи, а в свободной руке Филина сказался какой-то тяжелый предмет – Иван Данилович даже ухитрился перехватить его в воздухе, не дав упасть на землю. Это был автоматический пистолет Стечкина образца 1951 года с полным магазином патронов. Удивительно, между прочим, не то, что Филин нашел его код в каталоге, удивителен сам факт попадания этого оружия в каталог.
– Зачем это тебе? – изумился Лавровский.
Но Ивану Даниловичу не дали ответить. Знакомо задрожал воздух – бззуммм-ччпппок! – и дачный флигель исчез.
– Засекли! – страшным голосом закричал Багров. – Маша, бинтуй Алика, мы тебя прикроем.
Три ТОПки были у Филина и его друзей, три ТОПки на пятерых, а сколько врагов – неизвестно. Снова затрещали хлопки. Снова стали разверзаться ямы на садовом участке. Но теперь друзья были умнее и злее.
Враги еще не знали, какую опасность представляет для них Филин. Иван Данилович нащупывал ТОПкой канал атаки, парировал удар, а затем стрелял одновременно из ТОПки и из Стечкина – пуля калибра 9 миллиметров летела через внепространство и искала цель среди тех, кто нападал, пытаясь остаться неуязвимыми. Конечно, это была стрельба вслепую, и большинство пуль ушли в «молоко», но доподлинно известно, что после того памятного боя Вукол Черпаков долго ходил с забинтованной рукой, а у Панкратия Кабанцева была прострелена филейная часть, и старый Тур в течение месяца не мог ни сидеть, ни лежать на спине.
Очень умело вели бой Лавровский и Багров. Настолько умело, что у Марии ни один волосок на голове не шевельнулся, и она быстро закончила перевязку Алика. Мальчик сначала улыбался, скрипя зубами от боли, и только повторял: «Потом, мама… Потом я все-все расскажу… Все-все наговорю на дискету…» – но вдруг взгляд его упал на «трейсер» Багрова, лежавший на земле.
– Что это, мама?
– Где? А-а, это машинка, с помощью которой мы тебя вытащили.
– Там все еще горят какие-то цифры.
– Цифры? Наверное, дистанция, сынок.
– Дистанция?!!
Тут и Мария бросила взгляд на индикатор. И обомлела. Цифры были такие: 3х10^17. Это означало, что воздушный мир бесконечного падения, в котором только что страшные птицы атаковали Алика, лежал от Земли в десяти парсеках.
Видимо, Багров не обратил внимания на дистанцию. Сейчас ему тоже было не до этого. В отличие от Ивана Даниловича, который просто палил сквозь ТП-каналы из тяжелого пистолета, Павел мечтал вырвать сюда несколько врагов и обезвредить их. Он уже видел в трансвизоре лицо Бэра, почти поймают его в прицел, но в этот момент пропал Коля Лавровский. Багров остановился, озираясь, и тут его едва не накрыло самого: яма глубиной метров пять открылась в каком-то шаге от Павла.
Впрочем, Коля уже появился невысоко в воздухе и спрыгнул на землю. Он был почему-то мокрый и отплевывался, из ушей его текла кровь. Потом, когда все кончилось, Коля рассказал, что его швырнули в какое-то море. Он очутился на приличной глубине – вода стиснула его – не вздохнуть, кругом был зеленоватый сумрак, дыхание он сумел задержать, но в рот и нос вода все равно попала – соленая, противная. Колю спасло то, что он не растерялся. И еще спасла ТОПка – отличный все же прибор, безотказный. Коля вслепую поставил на ТОПке километровую дистанцию, навел прибор вверх и включил реверс – тут же большой пузырь воздуха, выхваченного с километровой высоты, окружил Лавровского, и вместе с этим пузырем Коля ринулся к поверхности. Уши не лопнули, и то спасибо, но слышать с той поры он стал хуже. Оказавшись на поверхности, Лавровский «самопалом» вернул себя в Акрихин.
Наконец Багрову удалось поймать в прицел Бэра. Альфред вывалился из внепространства перед Пашей и мешком свалился на землю. Он еще пытался что-то сделать со своей ТОПкой, но Багров ударом ноги выбил ее из рук Медведя. На Бэра навалился Лавровский, а Багров принялся ловить Жабрева. Минуты через две ему удалось и это. Бой тут же стих – видимо, нападающих больше не осталось.
– Даром вам это не пройдет, – заговорил Бэр, едва успев отдышаться. – Вы же все смертники. Вы еще просто не представляете, что такое ТИПы. Нас много, все ТП-станции в наших руках. Вас уберут под землю или под воду при первой же возможности.
– Ах ты, гад! – тихо произнес Иван Данилович и поднял пистолет Стечкина.
– Убери оружие! – завизжал Бэр. – Оно же убивает!
И тут произошли два события одновременно. Багров ударил Филина снизу по руке – раздался выстрел, пуля ушла в небеса, – и в ту же секунду Алик, подобрав с земли поисковый прибор, что было силы запустил его в Медведя.
– Вот тебе!
«Трейсер» угодил в голову Альфреда Бэра, в тот же миг оба – и прибор, и Бэр – исчезли.
Алик так и сел.
– Я же не хотел, чтобы так! – выкрикнул он.
Иван Данилович в удивлении озирался, словно не веря, что Медведь исчез. А Багров – ворчун и брюзга Багров – вдруг разразился хохотом.
– Ну молодец! Ну уделал ты его, Алик! Он ведь теперь, скорее всего, улетел туда, откуда мы выдернули тебя. А без моего «трейсера» его не вернуть!..
Тут все вспомнили про Жабрева и повернулись к нему. Сыч стоял на коленях и плакал. Его глаза, прикованные к пистолету в руке Ивана Даниловича, смотрели не мигая, они прямо плавали в слезах, и две мокрые дорожки бежали вниз по щекам.
– Не убивайте, Богом молю, не убивайте! – шептал Жабрев. – Я вам все расскажу, только уберите это…
– Что же ты можешь нам рассказать, Сыч? Мы, по-моему, и без твоей помощи разобрались во всем, – ярость ушла, и Филин теперь говорил спокойно.
– Вы всего не знаете, – хрипел Жабрев. – Вы не знаете, и никто, кроме ТИПов, не знает, что путешествия в прошлое – это, конечно, блеф, игрушка высшего руководства ТИПов, нонсенс, курсы кройки и шитья истории. Самое большее, что могут ТОПки, – это заслать человека в черноту сдвинутого пространства, а назад во времени – никогда. Никто, кроме ТИПов, не знает, что ТП-каналы – они всюду, нет никакой сети ТП-линий, и нет нужды в пучностях пространства. Вы же знаете ТОПку в работе, вот так же работают и стационарные ТП-установки.
– Постой, а как же размыкание каналов, смыкание каналов? – удивился Лавровский. – Как же очереди на ТП-станциях? Эта вечная сутолока в Екатериновке? Эти катания вверх-вниз на лифтах в Малаховке?
– Антураж все это, театр, цирк, клоунада…
– Что-что? – Иван Данилович никак не мог понять. – Значит, бездействие каналов – липа? Значит, кабины могут работать круглосуточно?
– Они и работают. Нужных людей и нужные грузы мы доставляем всегда, в любую секунду. Но массовый доступ время от времени перекрываем.
– Но зачем, Жабрев, зачем?!!
– Так ведь дефицит-то должен быть! Хоть в чем-нибудь! Как же без дефицита?..
– Тьфу, пакость! – Иван Данилович подошел к Жабреву, отобрал ТОПку, два раза с безжалостной силой хряпнул ее о металлическую стойку калитки, чудом уцелевшей после боя, потыкал в клавиатуру, набирая произвольные координаты, поставил на «самопал» и вернул прибор Сычу.
– Жми на курок!
– Ваня, может, не надо? – вступилась Мария.
– Папа, он же погибнет! – крикнул Алик.
– Ты не прав, Иван, – пожал плечами Лавровский.
Багров промолчал.
– Жми на курок, Сыч!
– Пощади, Филин. Помнишь, я же не стал убивать тебя? Я ведь настоял, чтобы тебя приняли в ТИПы. Мы не тронули твою жену. Согласен, мы немного круто обошлись с сыном, но ведь не погубили же его! Напротив – даже поучили жизни. Я сам вел его по разным мирам и следил, чтобы парень не пропал. Я был к тебе милосерден, будь же и ты ко мне! Пощади!
– Я уже пощадил тебя, Сыч, раз не пристрелил сразу. Жми! Или… – Иван Данилович снова поднял пистолет.
И ТИП по прозванию Сыч исчез.
Он исчез на дачном участке поселка Акрихин, а появился непонятно где.
Над головой светило беспощадное солнце. Вокруг расстилалась глинистая пустыня. До самого горизонта – ни деревца, ни здания, ни души. Далеко-далеко вздымались буро-фиолетовые горы.
Жабрев пощелкал клавишами ТОПки. Прибор вроде бы работал. Но нажимать на реверс было опасно – после ударов о металлический столб прибор наверняка разладился, Бог знает, куда он может занести.
Жабрев порылся в памяти и припомнил простейший код: 333 – бутылка минеральной воды. Он трижды нажал на тройку – под его ноги упал какой-то предмет. Жабрев нагнулся – это был перстень с крупным бриллиантом.
Двадцать семь – это, кажется, код жестянки пива. Жабрев, еще, видимо, не осознавая своей беды, нажал – на растрескавшуюся глину со звяканьем упала кирка-мотыга.
Жабрев озверел. Он стал перебирать все известные коды, которые раньше соответствовали вкусной жратве, дорогим коньякам, лучшим сигаретам, ювелирным изделиям, изысканнейшим предметам одежды, – всему тому, что Жабрев привык получать не задумываясь.
За полторы минуты перед ним выросла куча, в которой соседствовали: грозовой переключатель, допотопный тиристор на 10 килоампер, банка нафталина, адмиральские погоны, подшивка газеты «Водный транспорт» за март 1997 года, эндоскоп, полуметровая пластиковая скульптура «Лаокоон», отрез драп-меланжа и антикварная шарманка. При очередном нажатии кнопок на этот винегрет брякнулся великолепный гроб, обитый пурпурным атласом.
Жабрев испугался до потери пульса. Он начал наобум давить на клавиши, при этом то и дело нажимая на курок. Что тут началось! Никогда еще пустыня Симпсон в Австралии (а это была она) не видела такого дождя бестолковщины. Впрочем, пустыня Симпсон вообще видела мало дождей.
С небольшими интервалами на иссохшую глину упали: послеродовый бандаж… пустой дубовый сундук… газобетонная плита 2 х 1,5 м… китайская литавра нугула в единственном числе… установка для родирования металлических изделий… поэма «Саундарананда» индийского поэта II века Ашвагхоши на санскрите… 20-мм зенитная пушка без снарядов… телекамера… пятилитровая бутыль циклогексанола… пробирный камень… флюксметр… нарты… хон – абразивная головка для хонингования… балалайка… рулон логарифмической бумаги… гибочный станок…
