355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виталий Каплан » Трудно быть чертом » Текст книги (страница 2)
Трудно быть чертом
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 02:37

Текст книги "Трудно быть чертом"


Автор книги: Виталий Каплан



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

4

– На самом деле деньги – это не главная наша проблема, – вздохнул Алексей Павлович. – То есть их тоже, конечно, не хватает, но как-то все же решается. То грант выбьем, то спонсор какой-нибудь раскошелится… Самое главное – это родители. Понимаете, Игорь, они Отдают нам детей, когда, извините за выражение, их в одно место клюет жареный петух… ну, это вы в текст, конечно, не включайте.

– Не волнуйтесь, – улыбнулся Игорь. – Я пришлю статью на согласование. Мы собеседников не обижаем.

Собеседника и впрямь обижать не хотелось. Немолодой уже, в прошлом году шестой десяток разменял, Но седины почти не заметно, а глаза совсем детские, с искоркой. Про Кондратьева порой говорили, что он до сих пор никак не может повзрослеть, что ведет себя как двенадцатилетний пацан, – но сейчас Игорь ясно видел: брехня. Наивностью Алексей Павлович уж явно не страдает. Оно и понятно: наивный в этом сером кожаном кресле и дня бы не продержался.

– Так вот, смотрите, что получается, – продолжал меж тем директор. – Подросток связался со шпаной, пьет, курит травку или даже колоться начинает, или с головой уходит в компьютерные игры, или превращается в какой-то комок злости… и вот тогда мама с папой бьют тревогу. Начинают бегать по психотерапевтам, паникуют, плачутся знакомым… в итоге узнают про нас. Отдают нам ребенка – и все, и можно расслабиться. Но мы не волшебники, а корень проблемы – все там же, в семье. Пока они живут как раньше, ведут себя с детьми как раньше – толку не будет. Практически все, что мы тут даем детям, исчезает максимум за полгода. Понимаете?

Игорь молча кивнул. Чего уж тут не донять… Опасная светимость, пламя оранжевое, пороговый уровень…

Ему тут нравилось. Дети тут были как дети – бесились на переменах, катались по перилам, хохотали. Но – ни одного матерного слова, ни одной драки. Живые глаза, а посмотреть сквозь Вторую Плоскость – светятся зеленым пламенем, горят высоким Смыслом.

Во рту снова пахнуло гнилью. Не жалость к этим детям он чувствовал, а кислый стыд. Еще полгода, максимум год – и все это закроется, дети вернутся в чудесные свои семьи – и потухнут. Учителя будут метаться в поисках работы… Алексея Павловича начнут мурыжить по полной… Самые лучшие люди, самые светлые… С ними себя вновь начинаешь чувствовать человеком – пока не вспоминаешь о службе. Ну что тут поделать? «Такова жизнь, Гарран, – грустно улыбнулся бы князь. – Тут или-или, и никто не в силах это изменить. Никто не виноват, а вот так оно получается, мальчик». Похоже, для него Игорь навсегда останется мальчиком – тем самым загорелым сорванцом, только-только сдавшим Первые Экзамены и получившим Зеленый Лист…

Многие ломались, Игорь это хорошо знал. Киатан дари Агмар, по-здешнему Константин Морошкин, рок-музыкант, рассказал всю правду своим коллегам – и вскоре оказался в очень хорошей частной клинике, откуда его деликатно переправили домой. Мауки дари Хмер, или Михаил Тучкин, вузовский преподаватель, десять лет проработал… а сломался, когда его коллега математик Дробышев повесился у себя на даче, ожидая суда и позора. Тоже был опасной фигурой, и Мише Тучкину пришлось гасить ему светимость. После этого дари Хмер, даже не применяя Искусства, умертвил десятка полтора здешних чиновных подонков. Мишу пришлось брать самому князю. Дома его лечат. А врач-онколог Татьяна Губарева… она же Таури дари Амхень… тут и вспоминать не хочется…

Джип наконец вернули из сервиса, и к Насте он поехал, как и должно преуспевающему журналисту. Попал, правда, в чудовищную пробку на Земляном Валу. Увы, с такой бедой даже Искусство не справится. Пришлось минут сорок стоять и от нечего делать – думать.

Неделя выдалась спокойная, люди Кроева почти не досаждали – только ежедневно около четырех утра на автоответчик падало сообщение. «Осталось пять дней…» «Осталось три дня». Голос был лишен всяческих интонаций – так получается, если приложить к трубке кусочек фольги.

Надо, конечно, как-то с этим делом завязывать. Надоело. И тут возможны варианты. Есть люди в президентской администрации, которые будут рады заполучить флешку с интересными записями. Тогда по Кроеву стукнут Генпрокуратурой и его спецслужбе будет не до журналиста. А можно как раз со спецслужбой разобраться. И не с тупыми исполнителями, а с организатором. Вычислить дырявку – не проблема, прокинуть Карту Намерений он хоть сейчас сможет… правда, спать за рулем не полагается, но тут дел на пять минут, а пробка едва ли не часовая. А далее – всякие варианты. Убивать, конечно, незачем, но инсульт – отчего нет? На худой конец, начальника кроевской безопасности можно просто перекупить… уж чего-чего, а зеленых бумажек хватит.

От этих мыслей снова сделалось погано. Хорошо этак вот, с мечом и в доспехе, против уличного воришки… А будь на его месте, к примеру, Саня Локтев – обозреватель из «Московского взгляда»? Не дари, а просто Локтев, двадцать восемь лет, разведен, однушка в Свиблове, битая «шестерка»… А ведь не сломался бы Саня. Прятался бы по знакомым, писал бы заявления в прокуратуру – бесполезные, само собой, и в итоге стал бы жертвой совершенно банального уличного разбоя… Вот где настоящее дари – когда ты боишься до боли в печенке, когда сжимаешься от любого телефонного звонка, не спишь ночами… но отступить просто не можешь, и не потому, что заболтал себя высокими словами… а просто не можешь. Отступалки у тебя нет.

Локтев, кстати, давно уже под наблюдением. Светимость приближается к опасной черте. Наверное, месяца через два придется с ним что-то делать. Наследство, может, организовать в Штатах… пускай преподает русскую литературу где-нибудь в Сан-Диего. Трудный и хлопотный вариант, но зато почти по совести…

О, кажется, рассасывается! Массивный «мерс» впереди с громким урчанием сдвинулся с места. Ну, точно майский жук!

Он не так уж сильно опоздал. Извинившись, вручил Насте букет – семь чайных роз, а конопатому Темке, немедленно выскочившему в коридор, – пластиковый комплект богатырского снаряжения. Прямой широкий меч, шлем-луковку, овальный щит. Цена двести сорок рублей.

– Извините, Настя, влип в пробку в районе Курской.

– Ничего страшного, – усмехнулась та. – Все равно Федя еще не пришел. А вот это, – кивнула она на букет, – явно лишнее.

– Я просто подумал, что такие цветы вам должны нравиться, – сознался Игорь. – Цветы вообще радуют, разве нет?

– Не стойте в прихожей, куртку вот сюда, а тапочки вон те, – суховато ответила Настя. – Проходите на кухню, чаю попьем.

Судя по размеру тапочек, их раньше носил снежный человек. Хотя на самом деле – всего лишь бывший муж Анатолий, полтора года как слинявший. Игорь еще летом навел справки.

Кухня, само собой, шестиметровая, панельный дом. Но чистенько, уютно. Особенно умилял выжженный на разделочной доске единорог. Чуть бы укоротить ноги и задрать вверх кончик рога – совсем был бы как настоящий.

– Оценили? – заметила Настя. – Артемова работа. В мае на день рождения купила ему выжигалку, так все лето не оттащить было. Ходили по свалкам, чистые фанерки искали.

В кухню суровой поступью вошел шестилетний богатырь в шлеме. Широко взмахнул мечом.

– Я, между прочим, готов поразить дракона, – заявил он.

Игорь посмотрел на мальчишку оценивающим взглядом.

– Нет, пока еще не готов.

– Это почему же? – насупился Темка.

– Неправильно держишь меч. Так у тебя его любой дракон хвостом выдернет. Вот смотри, как надо.

Он встал с табуретки, вынул из ладони ошеломленного богатыря пластиковый меч, сжал пальцы на рукояти.

– Видишь? Большой палец слегка упирается в перекрестье. Кисть сильно не сжимаем, а то движения будут скованными. Но в любой момент будь готов напрячь пальцы. Понял? Ну-ка, возьми. Вот так, вот это правильно. Теперь смотри за ногами. Чуточку согнуть надо, понимаешь? Чтобы как пружинки были. А то быстро двигаться не сможешь. Если хочешь дракона добыть, надо быстро-быстро вокруг него бегать.

– Чтобы от огня уворачиваться, да? – деловито осведомился Темка.

– Если бы! – отмахнулся Игорь. – Драконы только в сказках огнем пыхают. Вот что, по-твоему, самое опасное у дракона?

– Пасть? – предположил пацан.

– Сам ты пасть! Хвост! Вот что страшнее всего. Легким ударом он лошади хребет перешибить может, не то что человеку. Чешуйки на хвосте острые, друг к другу примыкают неплотно – так что даже если вскользь тебя хвостом заденет, то кожу до мяса сдерет. И еще запомни: хвост у дракона самый быстрый орган. Быстрее, чем голова. Но есть и у хвоста слабое место – снизу чешуя тонкая, если успеешь проткнуть, кровь польется потоком, и хвост на какое-то время парализует. За это время тебе надо успеть добраться до головы. Прямо в башку не бей, она железной твердости. А вот шею прорубить вполне реально…

– Я вижу, контакт установлен, – Настя погасила огонь под закипевшим чайником и плеснула Игорю заварки. – Интересно, откуда такие познания в драконоборстве?

– В детстве я занимался в кружке прикладной драконистики, – с серьезным видом сообщил Игорь.

– И сколько вы драконов поразили? – встрял во взрослую беседу Темка.

– Полторы штуки, – сознался Игорь.

– Полторы тысячи?!

– Увы, всего лишь полтора дракона. Одного я поразил на экзамене, это был молодой и наглый зверь. А второго мы завалили вдвоем с другом, поэтому на мою долю приходится только половинка.

– Да, у вас, я вижу, богатая биография, – заметила Настя. – Пирожки берите, вон те – с луком и яйцом, а эти с мясом. Тема, ты выслушал лекцию, можешь пойти к себе и потренироваться. Только умоляю, ничего не разбей.

Истребитель драконов кивнул и с достоинством удалился. Игорь проводил его взглядом.

– Есть что новое по петровским делам?

– Был один звонок, – вздохнула Настя. – Причем не получилось у меня записать, меня вообще к технике подпускать нельзя, все время что-нибудь не то нажимаю. В общем, дней пять уж как. Мужчина, по голосу вроде немолодой. Посоветовал написать опровержение в «Столичные новости» – в смысле, что все мои слова вы сами сочинили. Намекнул на проблемы, но не уточнил. Повесил трубку, вот и все. Я растерялась немножко, так и молчала, ничего не ответила.

– Не волнуйтесь, – уверенно сказал Игорь, – вас они не тронут. Это все быстро должно схлопнуться. Кроевым сильно недовольны в Кремле – не за дачи, конечно, за другое.

– Интересно, откуда такая информация? – хмыкнула Настя.

– Так ведь журналист я, – Игорю и самому стало смешно. – Хорошо информированный журналист. Так вот, «петровское дело» им пришлось как масло в кашу. К лету можно ждать нового губернатора. А новый, разумеется, всячески начнет демонстрировать, насколько он не старый…

Коротко звякнуло.

– О, это, наверное, Федя! Не прошло и полгода. Вы сидите, схожу открою.

5

В дверь звонили – нагло, упорно, точно сверлили трудный зуб. Игорь с трудом поднялся и заковылял к двери. Болело все – но особенно почему-то спина, хотя ей как раз досталось меньше, чем рукам. Кожа на них облезла едва ли не до мяса, пальцы почти не гнутся.

Ну, откроет он дверь, а дальше? Не выйдет сейчас никакого Искусства, ни тонкого, ни толстого. Ладно если милиция – а ну как кроевские костоломы? Самое смешное, что и вызвонить-то никого нельзя – нечем. Городской телефон работает, но все нужные номера остались в мобильнике. А мобильник – там же, где «паркетник», доброй памяти боевой коняга…

Как же идиотски все вышло! Утром созвонился с егорьевским интернатом, подтвердил встречу. Погода неожиданно порадовала – выдалось межциклонье, выкатилось на небо нежаркое, но радостное октябрьское солнышко, легли на асфальт резкие, как бывает только в безлиственную пору, тени. И настроение под стать небу – клубились, конечно, на горизонте тугие облака, предвещали всякое-разное, но солнце перевешивало.

Настя… Имя хотелось повторять снова и снова, катать языком, как мятный леденец…

Целовать пальцы она решительно запретила. «Игорь, давайте с самого начала определимся – у нас чисто дружеские отношения, не более». А все долговязый снежный человек Толя… полтора года как ушел к свежеобретенной пассии – и все равно остался в Насте. «Конечно, – покладисто отвечал Игорь. – Я все понимаю. Но, пожалуйста, после моего ухода не выбрасывайте цветы в мусоропровод. Красота имеет право на жизнь, разве нет?»

Трель мобильника хлестко ударила по ушам. Как же не вовремя! Шоссе как раз спускается в ложбинку, там, внизу, поворот на девяносто градусов, а скорость сто двадцать, не до болтовни. Но вдруг это из интерната, спешат порадовать, что на сегодня все отменилось.

– Я слушаю! – сухо сообщил он трубке.

– Вчера кончился седьмой день, – прошелестело оттуда. А через пару секунд вспыхнул звук, ударил по ушам свет. Именно в такой связке, сообразил после Игорь. Взметнулось впереди рыжее пламя, земля поменялась местами с небом, и дальше уже тело работало без приказов головы. Вдавить тормоза, отстегнуть страховочный ремень, метнуться к дверце пассажирского сиденья – и на обочину.

Его подбросило, завертело, ослепило на миг болью – но как-то он все-таки сгруппировался, покатился по крутому откосу, влетел в ледяную воду. Спасительное болотце, глубина там по колено, – но вязкий ил погасил скорость, а холод вернул сознание.

Потом он несколько секунд карабкался вверх, к шоссе. Непонятно сколько метров безумного, сердце из груди, бега. Туда, где плясал огненный демон, дожирал машину. И ладно бы только «паркетник»… В ложбину на полной скорости летел голубенький «Матиз». Никакие тормоза спасти его уже не могли.

Взлетая в Третий Поток Змея, он вдруг сообразил – как все похоже на Экзамены. Мысль, впрочем, тут же лопнула, не до нее было. Пускай время в Потоке струится с иной скоростью, но там, на шоссе, счет шел даже не на секунды – на десятые доли. Игорь вошел в огненное облако, чувствуя, как трещат волосы. Дернул переднюю дверь «Матиза» со стороны пассажирского места и, кажется, вырвал ее вовсе. Подхватил тело – девчонка лет восемнадцати, довольно упитанная. Положить на обочину – и назад, вытаскивать водителя. В Змее нельзя летать слишком долго – он быстро высасывает силы, а Игорь, честно говоря, Искусник довольно посредственный. Но делать нечего, пришлось еще потратиться на Дуновение, чуть отогнуть стены огня, создать в них узкий коридор – и тащить второго. Тяжеленный какой парень, полтора центнера, не менее. В шоке, но обгореть, похоже, не успел.

Что было дальше, он помнил совсем уж урывками. Плясала по телу боль – казалось, огонь по-прежнему обнимает и ласкается. Чьи-то крики… взметнувшееся в нёбо стая ворон. Визг тормозов – эта огромная черная фура. Потом… никак не удавалось восстановить цепочку событий. Кажется, даже на какое-то время прояснилось сознание – во всяком случае, он сумел тормознуть Спешащую в Москву «копейку», махнул пачкой зеленых тысячных купюр. Все, что было во внутреннем кармане, не пострадало – ни деньги, ни документы, хотя куртка превратилась в лохмотья, каких последний бомж постыдился бы. Повезло – старичок за рулем ни о чем допытываться не стал, спросил только: может, в больницу? «Нет, отец, – выдохнул Игорь, – домой. Оттуда уж вызову».

Вызывать, конечно, не стал. Заживет и так, ничего по-настоящему опасного нет. А завтра… завтра что-нибудь придумается.

Он присвистнул от боли в пальцах, но все-таки сумел повернуть рычажок замка. Резко толкнул вперед дверь. Если кто-то стоял к ней вплотную – сейчас должен покатиться по коридору, как сбитая кегля.

Но никто не покатился. На пороге стоял хмурый и насупленный Вадим Александрович. Князь Ваурами Алханай, дари девятого круга.

– Ну что, допрыгался, герой? – произнес он вместо приветствия. – Красив, нечего сказать. Ну, пошли, лечиться будем.

Пространство перед глазами заволокло белой, с золотистыми блестками пеленой. Она была теплая, эта пелена, она слегка щекотала кожу, точно коровий язык.

Залитый утренним солнцем луг… светятся в мокрой еще от росы траве цветы – желтые, синие, розовые. Стадо разбрелось, наслаждается вкусным – после зимней-то соломы! – подножным кормом. А ты лежишь кверху пузом, его лижет не слишком еще жаркое солнце, и еще не пора вставать, хвататься за тонкий ивовый прутик и сгонять коров в кучу. И когда на лицо твое падает черно-синяя тень, ты первые секунды жмуришься и только потом открываешь глаза, подскакиваешь.

Всадник – один-одинешенек. Конь под ним каурый, с белой отметиной на лбу, грива цвета вороньего крыла с едва заметным зеленоватым отливом. Уздечка расшита серебряными нитями, а глаз у коня похож на спелую сливу.

Постепенно приходит понимание. Немолодой дядька в седле – не кто иной, как Ваурами дари Алханай, владетель здешних земель, а он, семилетний пастушонок, – его, князя, подзаботный. Во всяком случае, до первых Экзаменов.

– Дрыхнешь? – интересуется князь. – А ну как разбредется твое стадо, пастух? В западных лесах, между прочим, волки появились, егеря мои их видели. Не жалко коровок? Это ж твои подзаботные, разве нет? Как звать-то? Да не коровок, тебя! Гарран? Смотри не спи, Гарран!

– Не спи, Игорь! – голос Вадима Александровича если и встревожен, то самую малость. Однако за столько лет как не научиться различать эти малости… – Не спи! Потом поспишь, а сейчас поговорить надо.

Старик сидел возле кровати, был он чуть бледнее обычного – что вообще-то нормально после занятий Искусством. Но что-то еще уловил Игорь в его зеленовато-серых глазах – то ли отблеск страха, то ли растерянности. А может, просто слезятся – когда глубоко за семьдесят, это бывает.

Игорь прислушался к своему телу. Боль растаяла, сменилась усталостью. В ушах слегка звенело, кожа на руках, и на лбу зудела. Растет, значит.

– Через пару дней и следов не останется, – успокоил князь. – Но с другими последствиями разобраться будет сложнее. Я побывал на месте аварии, так что джип твой никто уже не опознает.

– Эти… из «Матиза», – выдавил Игорь из непослушного горла, – с ними что?

– С ними все, кроме «Матиза». У девушки легкое сотрясение, у парня ожог уха, вторая степень. Как ты догадываешься, они не помнят, что там было. Огненную воронку помнят, машину твою – нет. Боюсь, им будет очень трудно объясняться со страховой компанией. Но это мелочи по сравнению с главным.

– Что же главное? – поинтересовался Игорь.

– Главное – это что я до сих пор не понимаю, кто тебя взрывал, – сухо сообщил князь. – А вот как взрывали – понимаю. И мне этот метод очень не нравится. Вряд ли возможности губернатора Кроева простираются столь далеко, чтобы со спутника по тебе шандарахнуть. Боевым лазером, который для сбивания ракет предназначен, а не для укрощения строптивых журналистов. Передовая технология, о которой вообще мало кто в стране знает.

– Ну, в администрации президента есть люди, заинтересованные в показательной расправе над Кроевым, – парировал Игорь. – И с них вполне станется устроить такой повод…

– Ты еще не долечился, – с грустью посмотрел на него Вадим Александрович. – Мозгами пораскинь. Вот, предположим, тебе надо всему миру показать, как служба безопасности подлого коррупционера Кроева уничтожает смелого журналиста. С публичным процессом, с шумихой по ящику… Ты станешь ради этого светить секретную космическую технику? А даже если станешь, какой дурак поверит, что мордовороты Кроева имеют к ней доступ? Нет, Игорек, все сделали бы чисто, как в аптеке. Помнишь здешний стишок? «Из гранатомета шлеп его, козла…» Ну, или бомбу прилепить к днищу машины и активировать по звонку мобильного… Такие методы губернатору вполне с руки. Что лишний раз демонстрирует телезрителям его бандитскую сущность, имеющую происхождение в проклятых девяностых…

– Я каждый раз, когда в машину садился, Карту Помыслов открывал, – вяло протянул Игорь. – Злоумышлений не заметил. И ничего мне к машине не прилепили бы, стояла там Звонкая Волна, чуть что – заорало бы в голове не слабее пожарной сирены.

– Вот и подумай над тем, – подхватил князь, – что способ избрали такой, от какого Искусством не защититься. Разве что Искусник двенадцатого круга справился бы, да и то знай он заранее. Понимаешь, почему мне все это так не нравится?

– Ну, в целом, – мрачно кивнул Игорь.

– У меня есть предположения, – продолжил Вадим Александрович, – но толку пока от них мало… Надо смотреть, как дальше пойдут события. То, что ты выжил, наших загадочных друзей наверняка сильно удивит. А когда люди сильно удивлены, они склонны делать глупости. Мы же будем предельно осторожны. Поэтому, Игорь, в ближайшие дни от Искусства воздержись. Да и от поездок тоже, по возможности.

– От поездок воздержаться как раз легко. Не на чем пока ездить, – хмыкнул Игорь. И задумался, как же теперь «паркетник» с учета снимать.

– У подъезда твоего «восьмерка» стоит, – утешил его добрый князь. – Ключи и документы вот здесь, на столе. Совсем без транспорта тебе тоже не с руки, в чужие машины сейчас садиться неправильно… Да, кстати. Что у тебя с этим физиком, Таволгиным?

Игорь вздохнул. Пронзительно жалко было наивного, прямо как его шестилетний племянник, Федьку.

– Там все очень Серьезно, мой князь…

…В тот вечер Федя пришел довольно поздно, хотя договаривались на семь. Игорь заметил, что от непризнанного гения слегка потягивает винцом, и с деловой точки зрения это как раз было неплохо.

Федор Таволгин оказался длинным, сутулым, лицо вытянутое, чуть скуластое, а черные волосы щедро припорошены сединой – хотя, по словам Насти, недавно ее брату стукнуло сорок пять. Всего сорок пять, сокрушенно добавила она. Детский возраст для старого холостяка.

Поужинали макаронами с яичницей, легонько потрепались о погоде (ухудшается), политике (хуже некуда) и наболевшем «петровском деле» (здесь, как ни странно, Мировое Зло помаленьку отступало). Потом Настя пошла укладывать Артема, и мужчины наконец остались одни.

– Поговорить о лженауке? Конечно, поговорим, – Федор слегка тянул гласные, и оттого казалось, что у него иностранный акцент. На самом деле, как еще до его прихода успела объяснить Настя, не до конца излеченное заикание.

– Только, Федор Глебович, вы учитывайте, что наш читатель в науке мало что смыслит, – сразу предупредил Игорь. – Так что давайте попробуем попроще, без тензоров и инвариантов.

Говорили они долго, часов до одиннадцати. Потом Игорь взялся подбросить его до дома, и в машине как-то «само собой» вышло, что Федор пригласил его на полчасика. Договорить за чаем. К чаю у Игоря нашлась подаренная какими-то благодарными читателями бутылка коньяка «Арарат».

За наполнением рюмок неодобрительно наблюдал пожилой рыжий с белым красавец кот Матроскин – десяти с половиной лет.

К полуночи они с Федором перешли на «ты». К двум часам ночи тот не утерпел и рассказал о чрезвычайной важности звонке… звонил старый приятель, коллега по ФИАНу, уже пятнадцать лет плодотворно развивающий американскую науку. Сказал, что некоторые давние статьи Федора попались на глаза очень серьезным людям… и очень щедрым… вполне возможен трехлетний контракт… так что думай, Федька, такой шанс раз в жизни выпадает.

Уезжать в Штаты Федору не хотелось. «Патриотизм тут даже ни при чем, Игорек. Просто пойми – во-первых, я очень тяжело приспосабливаюсь к новой обстановке, к новым людям. Во-вторых – как я Настю с Темкой оставлю? Кроме меня, у них и родни-то нет. Случись что – кто поможет?»

В половине третьего Федор принялся излагать свои взгляды на мироздание. Все более оживлялся, размахивал руками, интонировал, исчезли томительные паузы… и не коньяк был тому причиной. При взгляде через Вторую Плоскость можно было ослепнуть от лазоревого пламени. Светимость далеко за пределом пороговой. Родись этот дядя Федя на правильной стороне – быть бы ему Искусником двенадцатого крута. А тут…

Игоря вновь охватила острая, но совершенно бесполезная жалость – не только к Феде, но вообще ко всем людям этой стороны.

– Понимаешь, Игорь, – увлеченно рассказывал Федя, – это, конечно, совсем не то, о чем пишут в фантастических книжках с глянцевыми обложками. Я вовсе не хочу сказать, будто открыл возможность внепространственных переходов в параллельные миры. Такая постановка вопроса вообще некорректна. Все гораздо, гораздо сложнее. Нет никаких параллельных, мир един. Но есть разные уровни восприятия реальности. Вот представь, есть поле. Нет, не гравитационное или электромагнитное – обычное поле, травка там растет, цветочки, бабочки-стрекозы резвятся. Для коровы поле – это место кормежки, для кротов – корни травы, для молодежи, выбравшейся на пикник, – красивое место, где можно приготовить шашлыки. Для чиновника из местной администрации – площадь, которую можно продать под застройку и получить откат. А ведь все время речь идет об одной и той же реальности – просто о разных ее гранях. Это очень примитивный пример, конечно. Зато, надеюсь, доходчивый. Так вот, то, что у меня вырисовывается… скажем так, это способ перейти в другое понимание. Вот как если бы крот проникся затеями чиновника…

– Так что же получается? – Игорю стало зябко. – Крот поймет чиновника, но с точки зрения его собратьев-кротов он останется в своей норе? Если так, то это, по-моему, уже не физика, а что-то среднее между мистикой и поэзией.

– Игорь, – перебил его Таволгин. – Если бы я знал ответ! Но… ты извинишь меня, если я сейчас не стану излагать детали? Так вот, исходя из некоторых теоретических соображений, можно предположить, что наш крот перестанет быть просто кротом и его отношения с пространством не ограничатся норкой. Не будь примитивным материалистом, пойми, что сознание не сводится к полям и частицам, но одно неизбежно связано с другим и изменение одного затрагивает и другое…

– Слушай, Федя, я задам совершенно дурацкий вопрос, – сейчас Игорю стоило немалых усилий выглядеть болтливым журналистом. – А все вот эти твои рассуждения – это как, просто на уровне формул? Или, считаешь, реально можно соорудить какую-нибудь такую фигню, что нажал кнопочку – и раз, кум королю… в смысле как тот крот, перешел на другой уровень бытия, сравнялся с квазарами и черными дырами?

– Пока, в общем, теоретически, – признался Федя. – Хотя ты делаешь сейчас сразу две ошибки. Во-первых, ни о какой кнопочке речи идти не может. Вернее… ну как бы тебе объяснить. Вот когда ты нажимаешь на кнопочку выключателя, зажигается свет. Непременно зажжется, если, конечно, проводка исправна и в сети есть ток. А вот когда ты приходишь, допустим, к Насте и нажимаешь на кнопочку звонка – так это еще вопрос, захочет ли она тебе открыть. Несмотря на ток в проводах. Так и здесь. Чтобы перейти на другой уровень понимания, надо, чтобы тебя на этот уровень пустили… Отсюда, кстати, вытекает и «во-вторых». Вопрос ведь еще в том, кто будет нажимать на кнопочку. Готово ли его сознание…

Горячо! И вовсе не от чая, тот уже давно успел остыть. Да, это он хорошо зашел…

– А все-таки, Федя? Ну вот учитывая эти твои «во-первых» и «во-вторых» – технически такое возможно?

Таволгин посмотрел на него долгим, оценивающим взглядом. Словно и не было коньяка.

– Знаешь, надо пробовать. Но где я буду эксперименты ставить? Здесь? – повел он ладонью, очерчивая пространство своей холостяцкой берлоги. – Самое смешное, что особо-то много мне и не нужно, это же тебе не коллайдер. Но все-таки – лаборатория, мощный соленоид, еще всякая лабуда… прости, но ты, наверное, и слов таких не знаешь. Вот то-то… А мои нынешние обстоятельства… Я же говорил, отдел наш год как упразднили, слили со сверхпроводимостью… тупость на грани вредительства… Разве только если съездить в Штаты…

– А оно тебе надо? – в лоб спросил Игорь. – Тут ведь и ежику понятно, что тебя вояки покупают. Высокая наука, уровни реальности – это пока все классно звучит, а потом опять получится бомба.

– Ну да, – грустно кивнул Федя. – Не нами сказано: «Наука – это способ удовлетворить свое любопытство за казенный счет». Знаешь, я штатников-то пошлю, наверное. Действительно, тухло как-то оттуда тянет. Но согласись, обидно, что здесь это абсолютно никому не нужно.

– А если бы наши вояки зацепились – ты бы обрадовался? – закинул удочку Игорь.

Это, в общем, тоже был вариант. Закрытая контора, трудится человек, творит, ему увесисто платят. И все это утекает в никуда. У одного только Вадима Александровича в европейской части России четыре «шарашки», а князь ведь не единственный Смотритель…

– Знаешь, хрен редьки не слаще, – без раздумий заявил Федя. – Что наши вояки, что те… Если бомба – так она у всех окажется. В плохое время мы живем, Игорь. Так что я уж как-нибудь помаленьку… доведу по крайней мере до ума теоретическую часть. Может, фундаментальную науку у нас когда-нибудь и поднимут…

– …Вот такие дела, мой князь, – с трудом поднимая голову над подушкой, закончил Игорь. – Таволгин – это самое серьезное, что вообще было здесь на моей памяти.

– Да уж, – помедлив, протянул Вадим Александрович. – Замечательный человек. Значит, будем работать. Варианты всегда есть. И знаешь, – с сомнением добавил он, – кое-что теперь стало понятнее.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю