Текст книги "Преданье старины глубокой (худ. В.Лосин)"

Автор книги: Виталий Губарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Виталий Георгиевич Губарев
Преданье старины глубокой

Фея Мечта

Есть такие скучные люди, которые не верят в Волшебство. Не верь этим людям, дружок! Я даже знаю имена некоторых волшебников: Любовь, Дружба, Честность.

Красивые имена, правда?

А однажды я познакомился с одной доброй феей. Её зовут Мечта. К иным мальчикам и девочкам она является даже среди ясного дня. Другие встречаются с феей Мечтой во сне. Я уверен, что и ты знаком с ней.

Вот какая история произошла совсем недавно в славном городе Новгороде.

В самом центре этого города майским утром на балконе четвёртого этажа сидели брат и сестра, Игорь и Таня. Оба они были одногодками, оба учились в одном классе, и так как они родились близнецами, то и не мудрено, что очень походили друг на друга. Оба были светловолосыми и голубоглазыми, у каждого правая бровь чуть-чуть повыше левой. А их одинаково пухлые губы пунцовели, как спелые черешни.

Впрочем, была между ними и разница: Игорь пошире в плечах и на его переносице отчётливо виднелся кривой шрам – след какой-то давнишней мальчишеской битвы.

В то воскресное утро Игорь и Таня скучали. Они молча смотрели, как под балконом по мокрому, только что политому дворником асфальту то и дело проезжают, шурша шинами, автобусы. Потом их внимание привлекла мороженщица в белом халате, открывающая свой стеклянный ларёк в зелени сквера. Двое мальчишек уже выжидательно остановились перед ларьком, на их лицах было написано нетерпение.

– У тебя нет немножко денег? – спросил сестру Игорь, облизывая губы.

– Нет, – вздохнула она.

– Вот так всегда, – тихонько проворчал он, – неужели ни папа, ни мама не могли нам оставить хотя бы копеек двадцать на двоих.

– Им сейчас не до нас, – снова вздохнула Таня, – они, кажется, нашли на своих раскопках что-то очень интересное про древний Новгород и уходят из дома ни свет ни заря.

– Ха! – невесело воскликнул Игорь. – Что-то очень интересное! Обыкновенная берестяная грамота. Вот уж я не хотел бы стать археологом, как они! Даже по выходным дням копаются в земле из-за какого-то кусочка бересты!

– Ну, уж тут ты не прав, Игорь, – сказала она, – ведь по этим кусочкам мы узнаём, как жили наши предки много столетий назад! Ты только представь себе: бумаги тогда не было, грамотные люди царапали письма на кусочках древесной коры! Мама говорит, что эти письма помогают увидеть прошлое. Да ведь ты сам любишь историю, я знаю. У тебя просто плохое настроение, потому что мы не можем купить мороженое.

Игорь помолчал.

– Конечно, увидеть прошлое – это интересно, – задумчиво проговорил он наконец. – Только я хотел бы увидеть его не нацарапанным на деревяшке, а своими глазами. Так, как мы видим эту мороженщицу и вот этот автобус. Вот бы познакомиться с моим тёзкой князем Игорем, когда он был такой, как я!

И здесь произошло чудо. За их спинами раздался негромкий, но очень мелодичный смех, похожий на звон маленького колокольчика. Они разом обернулись и застыли с приоткрытыми ртами: на пороге балкона стояла очаровательная девушка с распущенными до пояса золотистыми волосами. На ней было лёгкое и длинное – до самых пят – платье, словно сделанное из серебристого шёлка. Но самое удивительное было в том, что незнакомка была прозрачной, как туман, как неясный дымок, который поднялся над костром и на мгновение застыл в тихом воздухе. Необычная девушка насквозь просвечивалась солнцем: сквозь шевелящиеся под ветром складки её платья Игорь и Таня видели комнату, паркет с тенями от оконной шторы и отцовский письменный стол, в центре которого на белом листе лежала берестяная грамота.

– Извините… – приходя в себя, прошептала Таня. – Кто вы?

– Фея Мечта, – прозвенел голос, и её лицо озарилось доброй улыбкой. – Вы действительно хотите посмотреть прошлое своими глазами?

– Да, – после небольшой паузы сказал Игорь.

– А ты, девочка?

– Разумеется, хочу! – вырвалось у порозовевшей Тани.

Фея взмахнула рукой, и вокруг всё сразу потемнело.

– Итак, – продолжал звенеть её голос, – пусть будет по-вашему…

 
Длинь-длинь-длень!
Воротись, прошедший день!
Время, мчись наоборот!
Воротись, прошедший год
Во-семь-сот
во-семь-де-сят
вто-рой!..
 

Голос умолк, и стало совсем темно.

– Игорь, где ты? – шёпотом спросила Таня и, отыскав в темноте руку брата, крепко сжала её. – Мне страшно… Что всё это значит?

– Не знаю… – таким же шёпотом ответил он. – Фея сказала, что сейчас восемьсот восемьдесят второй год…

– Ужас! – воскликнула сестра. – Из нашей жизни каким-то непонятным образом исчезла целая тысяча лет!

– Даже больше чем тысяча лет!

– Что мы будем теперь делать?

– Посмотрим…

– Что смотреть, когда кругом ни зги не видно!

– А вон я вижу какой-то свет… Слушай, Таня, это же утренняя зорька! Скоро взойдёт солнце!

Гордей, сын Микулы

Действительно, за чёрной грядой недалёкого леса розовело небо.

Они огляделись. На холме, над неясной в сумраке рекой, поднимались бревенчатые стены старой крепости со шпилями и башнями. Пониже виднелись усадьбы с высокими и ладно сколоченными тынами – стоймя бревно к бревну, остриём к небу. Кривые улочки тянулись от крепости в разные стороны и под конец разбегались беспорядочно построенными бедными хижинами. Чем дальше от крепости к лесу, тем беднее строение.

Хлюпала в реке вода о деревянный настил, низкие суда с опущенными парусами покачивались на волнах. Было слышно, как там, на пристани, со скрипом тёрлись борт о борт два судёнышка. Ночной сторож стучал колотушкой и время от времени хрипловато покрикивал: «Чу-ую! Чу-ую!»

Утренний ветер резво налетел на Игоря и Таню. Он принёс запахи речной сырости и конюшен.

И вдруг косой дождь из небольшой тучки, что нечаянно выползла из-за леса, тонкими бичами захлестал по траве. Таня взвизгнула и, подобрав юбку, стремглав понеслась к ближайшей хижине.

– Скорей, Игорь, скорей! – кричала она на бегу. – Иначе мы вымокнем до нитки!

Они перескочили через низкую полуразвалившуюся деревянную ограду и в четыре руки забарабанили в покосившуюся дверь.

За дверью зашаркали ногами, сонный голос подростка испуганно спросил:

– Кто там еси?

– Да открой же, пожалуйста! – жалобно простонала Таня.

Должно быть, голос девочки успокоил его. Запор защёлкал, дверь распахнулась, и в лучах выглянувшего из-за тучки утреннего солнца они увидели вихрастого паренька в длинной домотканой рубахе. Лицо паренька неожиданно скривилось от страха. Он отступил и замахал руками.

– Мара! – диковато бормотал он. – Мара! О, Перун, спаси мя!

– Он принимает нас за привидения! – сказал Игорь. – И, кажется, просит, чтобы его спас главный языческий бог Перун!

Паренёк упал на колени.

– Отче нету, мати нету, – в отчаянии заламывал он руки, – не троньте бедного смерда[1]1
  Крестьянин


[Закрыть]!

Серые расширившиеся глаза паренька совсем побелели от ужаса. Он сжался и умолк, схватившись за голову, словно защищая её от удара. В гриве его спутанных каштановых волос торчали соломинки.

– Отче нету… – вдруг снова забормотал он. – Мати нету… Один я еси и в хиже, и на всём свете под ярилом…

– Один я и в хижине, и на всём свете под солнцем, – перевёл Игорь подумав.

У Тани задёргался подбородок.

– А где твои… отче и мати? – сдавленным голосом спросила она и смахнула со щеки тёплую слезу.

– Все от глада мрем, – быстро заговорил паренёк, уловив, по-видимому, сочувствие в её словах. – Беда, беда! Рубища на чересах[2]2
  Тело


[Закрыть] носим, на пепле спим… Тиун[3]3
  Сборщик податей


[Закрыть] вельми хитёр: всё дай да дай боярину! Мяса дай, мёда дай, гречихи дай! А что дать? Не токмо мяса, горстки гречихи нету! Беда, беда!

Таня обвела глазами хижину. Пусто в хижине. У стены голый помост, посредине холодный каменный очаг без дымохода. Пахнет в хижине задымленным деревом, золой и давно немытой одеждой. В маленькое оконце, затянутое бычьим пузырём, едва пробивались лучи солнца. Большой паук свил у оконца паутину и притаился под притолочиной, выжидая жертву.

– Как зовут тебя? – спросила Таня вздыхая.

Паренёк не ответил, должно быть, не понял вопроса.

– Встань, пожалуйста, с колен… Очень прошу…

Паренёк поднялся и, осмелев, открыл рот, чтобы сказать что-то, но в эту минуту за дверью прозвучал резкий мужской голос:

– Гордей!

Паренёк стремительно выскользнул за порог. Из сумрака хижины брат и сестра видели через открытую дверь, как к нему подошли два бородатых мужчины в синих кафтанах с бердышами[4]4
  Старинное орудие – топор с лезвием в виде полумесяца.


[Закрыть] в руках.

– Гордей, сын Микулы? – спросил один из бородатых.

– Так, – кивнул Гордей и поклонился.

– Отче твой Микула брал у боярина Путяты купу[5]5
  Заём


[Закрыть] – одно гривно.

– О тиун! Отче помер и мати померла… Нет у меня мяса и мёда, чтобы гривно стоили… нечем купу покрыть…

– Отче твой, – усмехнулся тиун, – ныне на перуновых лугах мёд пьёт, а купа его на твоей душе висит. До месяца сеченя[6]6
  Февраль


[Закрыть] должен ты был купу вернуть, а уж месяц цветень[7]7
  Апрель


[Закрыть] давно прошёл. По слову князя будешь ты отныне отрабатывать купу боярину Путяте. А надумаешь бежать хоть на полудень[8]8
  Юг


[Закрыть], хоть на полуночь[9]9
  Север


[Закрыть], всё одно найдут тебя княжьи мечники, и будешь ты батогами бит.

– Так, – прошептал Гордей и снова поклонился.

– Ступай на дворище боярина Путяты, Гордей!

Тиун повернулся, чтобы уходить, но тут его взгляд скользнул в открытую дверь хижины.

– Что за отроки еси? – изумлённо воскликнул он, разглядывая необычную одежду Игоря и Тани. – Эка невидаль! Уж не варяги[10]10
  Выходцы со Скандинавского полуострова


[Закрыть] ли? Коли малые здесь, небось и большие близко… Давай-ка отведём мы их в детинец[11]11
  Кремль


[Закрыть] пред ясны очи князя Олега. Князь разберётся, что к чему.

И охраняемые тиунами с поднятыми бердышами Игорь и Таня отправились в новгородский кремль девятого века.

Большая палата

Сначала они шли берегом Волхова. Мутная река лениво плескалась о деревянный настил. Великие и малые лодии позванивали цепями, покачиваясь на волнах. Десятка два бородатых, но, как видно, молодых мужчин в холстяных рубахах ниже колен торопливо грузили на палубу большого судна бочки с мёдом и смолой и мешки с пенькой. Рослый купец в голубом кафтане зычно покрикивал на палубе:

– А ещё побыстрей, добры молодцы! Ныне плыть нам далече – аж за Русское море[12]12
  Чёрное море


[Закрыть], до самых греков!

Грузчики кряхтели и молча шлёпали босыми ногами по мокрому настилу. А неподалёку от настила, нисколько не боясь людей, сидели на воде два серых кулика. Резко пахло рекой, смолою и свежей пенькой.

От пристани дорога свернула на холм. Игорь и Таня шли впереди тиунов по кривой улочке мимо высоких и крепких тынов. Худая собака с поджатым хвостом неторопливо бежала им навстречу.

– Ату тя, пёс! – крикнул один из тиунов и пристукнул бердышом о землю.

Собака взвизгнула и исчезла в подворотне. Тиуны голосисто расхохотались.

Два всадника с мечами у пояса обогнали их и с любопытством оглянулись на пленников. Но всадники, судя по всему, торопились, они взмахнули плетями, кони перешли на галоп и быстро скрылись за широко распахнутыми тяжёлыми воротами кремля.

У ворот скучающий стражник принял у тиунов пленников и повёл их в княжеский терем с бесчисленными клетями и подклетями. Видно, много потрудились умельцы новгородские, когда воздвигали над Волховом этот громадный дом из брёвен.

По скрипучим ступеням Игорь и Таня поднялись в Большую палату княжеского терема.

В Большой палате после яркого утреннего солнца было сумеречно. Неясно светились ряды узких окон, затянутых тончайшей желтоватой кожей. На каждом окне – железная решётка. Просторно и пусто в палате. Вдоль бревенчатых стен тянутся деревянные лавки, отшлифованные задами воевод, бояр да богатых купцов, кои собирались здесь по слову князя вершить дела древнего Новгорода.

Велика Большая палата княжеского терема – шагов шестьдесят в длину, шагов тридцать в ширину. Игорь и Таня стояли у порога входной двери в самом центре палаты и тревожно озирались. Направо, у стены, в рост человека возвышался деревянный идол – Перун, с тяжёлым подбородком и золочёными, страшно поблёскивающими глазами. Налево, в другом конце палаты, виднелись резные двери в княжеские покои. Прямо, против этой двери, на небольшом помосте стояло дубовое кресло с высокой остроконечной опорой и закрученными к полу подлокотниками. От многочисленных окон на деревянный пол падали неясные столпы солнечного света. Пол был тщательно вымыт, на стёртых досках повсюду отпечатались царапины и вмятины от кованых сапог.

Резные двери вдруг неслышно распахнулись, и в палату быстрыми шагами вошли статный русобородый мужчина и такой же русоволосый сероглазый мальчик лет двенадцати-тринадцати. Игорь и Таня сразу заметили, что оба они одеты совершенно одинаково: на том и на другом затканное серебром белое плато с длинными рукавами, широкий золотой пояс и красные сафьяновые сапоги. У того и у другого пышно вились русые волосы.

– Бью челом, княже! – сказал стражник, стаскивая с головы шапку. – На твой суд, для твоего слова, привёл двух отроков. Поймали их ныне в посаде Великого Новгорода тиуны боярина Путяты. Не варяги ли?

Князь Олег неторопливо сел в кресло и положил руки на подлокотники. Русоволосый мальчик стал рядом с ним и прижался плечом к креслу. Его большие серые глаза заблестели от любопытства.

– Подойдите, – негромко сказал князь красивым грудным голосом.

Игорь и Таня подошли к креслу.

– Кто вы еси, отроки? – услышали они уже знакомую фразу.

– Брат и сестра, – сказал Игорь, передохнув.

Олег усмехнулся.

– Вельми похожи! Двоядцы?

– Да, двояшки…

– А какого же вы роду-племени? Варяги?

– Нет, нет, – закачал головой Игорь, – мы русские!

– Русичи?

– Да, да, русичи! – Игорь растерянно посмотрел на сестру, и она прочла в его глазах то же, о чём подумала в эту минуту сама: если сказать, что они явились в Великий Новгород девятого века из будущего, из двадцатого века, князь Олег всё равно не поверит и посчитает их сумасшедшими.

– Кто же вы еси: древляне, кривичи, уличи[13]13
  Племена, населявшие древнюю Русь


[Закрыть]? А может, вы из полоцкой земли или из ростовской? – задумчиво спрашивал Олег, поглаживая пальцами русую бороду. – А ещё может статься, что родились вы во славном граде Киеве или во граде Смоленске?

– Да! – обрадовался Игорь. – Так и есть! Мы действительно родились в Смоленске, а потом переехали в Новгород!

– Речь твоя вельми странная, отрок, – пожал плечами Олег, – и платно на вас чудесное, и ноговицы носишь ты не наши, – и он ткнул пальцем с блеснувшим перстнем в аккуратно выглаженные брюки Игоря.

– Ноговицы как ноговицы, – пробормотал Игорь, краснея.

Волхв Фарлаф

В эту минуту резная дверь вновь неслышно открылась, и в Большую палату вошёл старец в длинном, до самых каблуков, тёмном платно. На его руках переливчато зазвенели золотые браслеты. В левой руке старец держал бубен.

– Зачем ты пришёл, волхв Фарлаф? – неожиданно пошевелился у кресла и сердито спросил сероглазый мальчик. – Кто звал тебя?

Старец с достоинством проговорил сипловатым однотонным голосом:

– Ты опять, княжич, злые слова речешь главному волхву Великого Новгорода!

– Не я злой, а ты злой, волхв Фарлаф! Великий Новгород знает сие и потому боится тебя, аки дурного пса!

Князь Олег остановил мальчика повелительным движением руки:

– Не молви такого, племянник!

В голосе мальчика вдруг зазвучали слёзы:

– Ах, дядя! Кабы не он, не легла бы моя мама в могилу! Разве не ты, дядя, выписал ей лекарей заморских, когда заболела она студеницей[14]14
  Болезнь


[Закрыть]? Разве не поклялись лекари вылечить её? А волхв Фарлаф повелел перебить лекарей! А сам-то лечить не смог! Осрама на его голову! Не слуга он Перуна, а головник[15]15
  Преступник, убийца


[Закрыть]!

Игорь и Таня видели, как старый волхв дёргался от гневных слов мальчика. Его бесцветные, водянистые глаза в зарослях седых волос совсем побелели от ярости. Однако он сдержал себя и сказал спокойно:

– Твою маму, княжич, призвали боги на Перуновы луга…

– Лжа! – воскликнул княжич. – Ты один виновен, что её обрядили покойницей и положили в корсту[16]16
  Гроб


[Закрыть]!

– Слушай, племянник! – строго проговорил Олег. – Твой отец и мой учитель был храбрым воином и много лет княжил в Великом Новгороде. Почитали его новгородцы за ум и отвагу на рати. Был он исконным русичем, верно соблюдал законы и обычаи наши… Хазарская стрела оборвала его жизнь… Умирая на моих руках, просил он, чтобы я воспитал тебя славным русичем…

– Я русич! – горячо прошептал мальчик.

– О том же просила меня перед кончиной своей твоя мать, моя ненаглядная сестра.

– Я готов за Русь положить живот свой, дядя! – продолжал шептать мальчик. – Я русич!

– Знаю, – сказал Олег, – а потому и прошу тебя не ссориться с волхвами, коих почитают все русичи и в полуденной стороне, и в полуночной.

– Но мама! – вырвалось у мальчика.

Олег сурово взглянул на волхва.

– Сердцем я и сам не могу простить Фарлафу её смерти, но перед народом волхвы и князья должны быть едины… – Он помедлил и вздохнул: – Зачем ты пришёл в Большую палату, Фарлаф?

– Я за дверью слышал, княже, о чём говорил тебе сей отрок в чудесных ноговицах…

– Ну?

– И понял, что надо их обоих допросить с испытом! – злобно сказал волхв, сверля глазами Игоря и Таню.

– Да ведь они дети! – воскликнул Олег. – Вельми ты кровожаден, Фарлаф! Они против тебя, что воробей против коршуна!

– Княже! – волхв предостерегающе поднял палец, звеня золотыми браслетами. – А если они духи Чернобога? Нет бога злее Чернобога! Тогда сиих отроков вязать надо и во славу Перуна рубить им головы на Перуновой горе! Отдай мне отроков, княже!

– Нет! – сорвался с места маленький князь. – Я имею к ним приязнь! Отдай мне их, дядя!

Олег испытующе посмотрел на побелевших пленников, и ласковая улыбка тронула его губы.

– А как твоё прозвище, отрок? – спросил он вдруг.

– Игорь…

– Как?

– Игорь, – с трудом ворочая языком от страха, повторил пленник.

Олег, маленький князь и волхв на минуту онемели. Наконец Олег с усмешкой взглянул на племянника:

– Имя – наше, русское… Твой тёзка, юный княже!

– Лжа! – пробормотал волхв.

– Сам ты лжа! – вырвалось у маленького князя. – Как сие лепо[17]17
  Хорошо.


[Закрыть]: он Игорь, и я Игорь! Отдай же мне их, дядя!

– Пусть по-твоему будет, князь Игорь, – сказал Олег, – бери их. А паче случится что, сии отроки, Фарлаф, от тебя не уйдут: ворота в детинце крепкие и стража надёжная! Слушай, стражник, – внезапно повысил он голос, – вели глашатаям собрать на княжеский совет воевод, бояр да купцов именитых!

Стражник, который безучастно слушал весь разговор и, по-видимому, ничего не понял, захлопнул глуповато отвисшую челюсть и, нахлобучив шапку, исчез за входной дверью.

Олег повернул лицо к навострившему слух волхву:

– Прибыли ко мне гонцы с грамотой из града Искоростеня, из земли древлянской. Будем совет держать о вельми[18]18
  Очень


[Закрыть] важном деле, Фарлаф. Нужна мне поддержка Перуна. – Он помедлил и прибавил: – А коль не будет поддержки – пеняй на себя: найдётся другой главный волхв на земле новгородской!

А юный князь Игорь меж тем подошёл к пленникам и улыбнулся:

– Пошли в трапезную! Накормлю я вас… Небось голодны?

Трапеза

В трапезной, такой же сумеречной и почти такой же длинной и широкой, как Большая палата, стоял огромный стол. В Перунов день, а также по всяким другим праздникам много именитых мужей новгородских пировало за этим столом.

Три раза похлопал ладонями юный князь Игорь, и пустая трапезная сразу наполнилась движением: то княжеские подавальщики в белых платно начали уставлять край стола яствами. На одном блюде аппетитно дымились куски жареной телятины, на другом – тетёрка с поджаристой корочкой на вертеле, на третьем – сом, запечённый в тесте с гречневой кашей. Далее шли пироги с грибами, с ягодами. А между блюдами зелень, сочиво[19]19
  Бобы


[Закрыть] в брусничном соку, орехи лущёные, морошка с мёдом и жбан сыта – медовый напиток, который и пить приятно, и пьян не будешь (подавать юному князю крепкие напитки Олег запретил строго-настрого).

Перед столом, на возвышении, жертвенник – каменное блюдо с раскалёнными углями. Перед тем как сесть за стол, князь Игорь от каждого кушанья взял щепотью по кусочку и положил на угли. Жертвенник задымился, наполняя воздух смрадом. Князь Игорь поднял руки ладонями вперёд и сказал скороговоркой:

– Возьми нашу пищу, Перун, и дай нам пищу ныне, завтра и всегда…

Два холопа поднесли миску с водой и полотенце. Князь Игорь окунул пальцы в воду, вытер их насухо и предложил гостям проделать то же самое. Затем они сели за стол, и слуги немедленно повязали их чистыми полотенцами, чтобы не закапать платно жиром.

Князь Игорь сказал гостеприимно:

– Берите, братие, по куску мяса, – и сунул руку в блюдо с телятиной.

– А где же вилки? – шепнула брату Таня.

– Чудачка! – так же шёпотом ответил ей брат. – До вилок люди ещё не додумались, ешь всё руками…

Они взяли по куску горячего мяса.

– Смачно, – сказал князь, вгрызаясь в телятину.

Жир стекал по его подбородку и капал на полотенце.

А чашники уже налили им по кружке прохладного кисло-сладкого сыта.

– Пейте, братие, – улыбнулся князь, поднимая кружку, – смывайте жир с кишок, мясо в брюхе урчать не станет.

– Здесь так всего много, – заговорила Таня, нерешительно взглянув на гостеприимного хозяина, – но у меня кусок застревает в горле, когда я думаю об одном голодном человеке.

Князь Игорь перестал жевать и поставил кружку.

– Кто такой еси?

Она сбивчиво рассказала ему о Гордее. Юный князь терпеливо выслушал её, усмехнулся и пожал плечами.

– Таких смердов вельми много на земле Великого Новгорода, и на земле киевской, и на земле полоцкой… Есть они и у варягов, и у франков, и в Германии, и в Болгарии, и в землях греков… Так Перун жизнь устроил… – Он говорил медленно, с немальчишеским достоинством, чтобы поняли гости, как образован их хозяин. – Князь землёй правит, бояре ему советники, воеводы войска водят, купцы торговлю ведут в землях дальних и близких, а у смердов одна забота – рало.

– Рало? – не поняла она.

– Соха, – подсказал ей брат.

– Значит, смерды всех хлебом кормят, а живут хуже всех! – совсем осмелев, сказала Таня. – Несправедливо это, княже!

Князь покачал головой.

– В Великом Новгороде каждый волен жить по своему разуму и умению. Не по душе рало – будь кузнецом, кожемякой, скудельником[20]20
  Гончар


[Закрыть]… Таких ремесленников в Великом Новгороде множество. Живи во славу Перуна да плати только подати в скарбницу[21]21
  Казна


[Закрыть], – говорил он, очевидно, повторяя слова своих учителей.

– А если нечем платить?

Он снова пожал плечами.

– Не по душе быть ремесленником – иди в услужение к боярину или к купцу именитому. Всегда сыт будешь! А коли ты лучший муж – поступай в княжескую дружину, добывай на рати победу Великому Новгороду, а князю славу! Наживёшь богатство – можешь купцом стать, паче ты не обельный холоп[22]22
  Раб


[Закрыть]!..

– Но у Гордея жизнь, как у раба! – воскликнула Таня. – Неужели тебе не жаль Гордея, княжич?

– Но ведь ты сказал, что он не выплатил купу…

– Да, но купу-то брал у князя Путяты не он, а его покойные родители!

– Всё едино, такой закон!

– Танька, – шепнул в её ухо брат, – чего ты разбушевалась? Ты же знаешь, что все смерды станут потом рабами – крепостными крестьянами!

– Отстань! – оттолкнула она брата и громко сказала: – Княжич, помоги Гордею! Позови его за этот стол, пусть он хоть раз поест как следует!

– За сей стол? Да ведь он рядович, простолюдин! – изумился князь, но, подумав, крикнул: – Эй, позвать ко мне ябедника!

Через минуту явился задыхающийся рыжебородый ябедник – княжеский чиновник.

– Бью челом, княжич!

– Ступай к боярину Путяте, – приказал князь, – заплати выкуп за обельного холопа Гордея, сына Микулы, одно гривно. Помыть его, одеть и накормить на княжеском дворище. А коли пожелает, пусть остаётся в услужении дворя?нином[23]23
  Дворовый слуга


[Закрыть].

Ябедник исчез так же быстро, как и появился.

– Пересидели мы за трапезой, – вдруг сказал князь, поднимаясь из-за стола, – небось в Большой палате уже совет идёт. Пошли в Большую палату!