Текст книги "Женщина на фоне…"
Автор книги: Виталий Познин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Женщина в эпоху Ренессанса
В эпоху Ренессанса изменилось многое, в том числе и отношение общества к женщине. Конечно же, эти изменения происходили постепенно, в течение многих десятилетий. Уже в Средние века женщины получили ряд привилегий и свобод, которых до этого у них не было. Причем этому способствовал ряд обстоятельств, и эти обстоятельства создали мужчины своим образом жизни. Поскольку они в те времена постоянно воевали, либо отправлялись в крестовые походы, т.е. постоянно отсутствовали в своих имениях, то женщинам пришлось научиться управлять землей, вести все хозяйство, заниматься торговлей и обменом. Тем не менее, женщины по-прежнему, как в античные времена, воспринимались как некая собственность, принадлежащая сначала их отцам, а после замужества – их мужьям. Причем, как ни парадоксально, это касалось в основном женщин из привилегированных слоев общества. С одной стороны, они должны были получать хорошее образование, чтобы быть в состоянии поддержать соответствующие беседы с любым человеком, но при этом они обязаны были быть во всем покорными своим мужьям. Женщины должны были оставаться целомудренными до своей первой брачной ночи и всегда хранить верность супругу, в то время как их мужья могли позволить себе иметь сексуальные отношения до брака и вне брака.
Весьма «толерантным» оставалось и отношение к насилию над женщиной. Надо сказать, основную часть подобного рода преступлений совершали дворяне, которые отделывались за эту гнусность небольшими штрафами или, в крайнем случае, заключались в тюрьму на непродолжительное время. Даже воровство считали худшим преступлением, чем насилие над женщиной. Причем данное преступление имело свои градации в зависимости от того, над кем совершалось насилие. Например, изнасилование не состоящей в браке девственницы каралось строже, чем изнасилование замужней женщины. Последнее же классифицировалось как незаконное использование чужой собственности. А если насилию подвергалась простолюдинка, то это вообще считалось лишь возмутительным актом.
Мы воспринимаем сегодня эпоху Возрождения, прежде всего, как время, когда в просвещенных кругах на первый план выходит понятие гуманизма и совершено новое восприятие мира, в котором человек стремится найти красоту и гармонию. По крайней мере, именно это ощущение возникает у нас при знакомстве с художниками и ваятелями того времени. Человеческая личность опосредуется в эпоху Возрождения уже не только Богом, как это было в Средние века, но и красотой окружающего нас мира и, прежде всего, женской красотой. Впервые в истории человечества женщина и любовь к женщине занимают такое исключительное место, по крайней мере, это можно видеть в литературе и искусстве. Во многом такие возвышенные чувства, как мы могли видеть, зародились уже в Средние века. Но Средневековье не знало полутонов: жестокость там ходила под руку с сентиментальностью, простодушие – с коварством, невежество – с жаждой истины, а низменное спокойно уживалось с возвышенным. Высокая, одухотворенная любовь возникла, как мы видели, потому, что христианство четко и жестко разделило мир на земной и небесный. Земной мир был для жителей Средневековья, да и для раннего Возрождения временным, суетным, грешным, а мир небесный был полон грез, мечтаний и всего возвышенного. Поэтому земная любовь считалась низменной, плотской, а небесная – возвышенной, одухотворенной и вечной. Средневековые трубадуры, менестрели и поэты воспевали именно эту необыкновенную, возвышенную, небесную любовь. Высший, небесный мир был для них гораздо значимей, а красота, постигаемая душой, ценилась гораздо выше красоты телесной. Та экзальтированность, что была свойственна людям Средневековья, в творчестве поэтов раннего Возрождения находит выход в волнующих образах женщин, которых они, подобно средневековым рыцарям и трубадурам, готовы воспевать всю жизнь. Девятилетний Данте Алигьери, увидевший в храме девочку Беатриче, оказывается на всю жизнь пленен этим образом. Первый раз он заметил ее в церкви. Беатриче стояла в храме на фоне сине-зеленого витража, подсвеченного лучами солнца, в своем алом платьице и показалась Данте неземным созданием, от которого невозможно оторвать глаз. Впечатлительному Данте померещилось даже, что он услышал в тот миг тайный голос, который сказал, что он встретил божество и что это божество отныне всегда будет владеть его душой… Второй раз Данте встретит Беатриче лишь через десять лет. Увидев на площади восемнадцатилетнюю девушку, освященную мягким весенним солнцем – на этот раз Беатриче была в белом наряде, с ниспадающими на плечи локонами – поэт просто опьянел от восторга любви и обожания. И с тех пор без конца писал сонеты и концоны, посвященные земному ангелу. И всё вокруг, любой пустяк, одухотворенный светом его любви, приобретал поэтичность и значимость.
Через два года после этой их встречи Беатриче выйдет замуж (конечно же, не за Данте, а за другого, более земного и решительного мужчину), а еще через три года уйдет в мир иной. Люди в ту пору умирали рано, и особенно уязвимы почему-то были женщины. Надо сказать, Данте каким-то наитием ощутил, что Беатриче не суждено долго жить – он написал пророческий стих, в котором выразил предчувствие близкой смерти своей любимой, а после ее смерти продолжал писать о ней восторженные строфы:
В единый глас сливает все стенанья
Моей печали звук,
И кличет Смерть, и ищет неуклонно.
К ней, к ней одной летят мои желанья
Со дня, когда мадонна
Была взята из этой жизни вдруг.
Затем, что, кинувши земной наш круг,
Ее черты столь дивно озарились
Великою, нездешней красотой,
Разлившей в небе свой
Любовный свет, – что ангелы склонились
Все перед ней, и ум высокий их
Дивится благородству сил таких.
Спустя полвека эстафету Любви подхватит Франческо Петрарка. Этот поэт тоже полюбил свою Лауру сразу и навсегда, как только увидел ее. В это время она уже была замужем. И Петрарка молча любил, молча страдал и писал свои прекрасные стихи. Все 20 лет он лицезрел свой идеал лишь урывками, но всегда думал только о ней, о прекрасной Лауре. И даже потом, после ее смерти (бедняжка умерла от чумы), продолжал посвящать ей циклы сонетов, воспевая Лауру как идеал вечной любви и красоты.
Благословляю день, минуту, доли
Минуты, время года, месяц, год,
И место, и придел чудесный тот,
Где светлый взгляд обрек меня неволе…
В эпоху Возрождения было написано много трактатов о любви и красоте в платоническом духе. Так Аньоло Фиренцуола в трактате «О красотах женщин» в форме живого диалога трактует понятие женской красоты, но, в отличие от выше названных поэтов, имеет в виду прежде всего физическую, телесную красоту, которая рождает ощущение высокого и духовного. «Красота и красивые женщины, – восклицает один из участников этого книжного диалога, – заслуживают того, чтобы каждый их восхвалял и ценил их превыше всего потому, что красивая женщина есть самый прекрасный объект, каким только можно любоваться, а красота – величайшее благо, которое господь даровал человеческому роду, ведь через ее свойства мы направляем душу к созерцанию, а через созерцание – к желанию небесных вещей, почему она и была послана в нашу среду в качестве образца и залога…».
Пьер де Брантом в своем трактате «Галантные дамы», представляющем череду любовных эпизодов и рассуждений автора по этому поводу, задается вопросом: «что в любовных делах наибольшее утешение сулит – осязание ли, иначе говоря, прикосновение, любовные ли речи или взгляды?» «Начнем с прикосновения, – пишет он, – которое смело можно признать наисладчайшим выражением любви, ибо вершина ее – в обладании, обладание же неосуществимо без прикосновения; как нельзя утолить жажду и голод, не попив и не поев, так и любовь насыщается не взглядами и речами, а прикосновениями, поцелуями, объятиями, заключаясь Венериным обычаем». Но ярче всего женщина эпохи Возрождения представлена на картинах знаменитых художников той эпохи. Давайте же просто полюбуемся репродукциями этих шедевров.
От Ренессанса к Просвещению
Эпоха Ренессанса (XIV-XVI вв.) во многом подготовила мощный сдвиг в религиозном и в общественном сознании, который принято называть Реформацией. Напомним, что все началось с выступления Лютера. Это был своего рода бунт против канонов католической церкви. Не касаясь содержания всех лютеровских постулатов, отметим лишь, что в отличие от католических ригористов, чуть ли не проклинавших женщин как источник греха, Лютер (наверное, в силу своего молодого возраста) воспринимал противоположный пол не без симпатии. Он даже допускал смелые высказывания такого рода: “Кто не любит вина, песен и женщин, тот навсегда останется дураком”. Ничего, да? Вроде это не священник заявляет, а студент-первокурсник. Правда, при всей своей благосклонности по отношению к слабому полу Лютер в дальнейшем вовсе не намерен был ратовать за эмансипацию и равноправие женщин. Наоборот, этот революционер от церкви принялся рьяно реставрировать семейные отношения в патриархальном духе, попутно борясь с прелюбодеянием, клеймя и преследуя жриц любви. Тех же взглядов в этом отношении придерживались даже самые передовые мыслители мужского пола. Как мы знаем, ученые и писатели, жившие в период Позднего Возрождения и Реформации, очень продвинули сознание человечества в области астрономии, философии, медицины и художественного восприятия мира. Но что касается женского вопроса, то тут они практически остались на той же позиции, что и мужчины, жившие до них много столетий назад.
Например, в поучительной книге безвестного автора “О злых женщинах”, опубликованной в это время, рекомендовалось держать женщину исключительно в ежовых рукавицах. Для ее же, естественно, блага. В афористичной форме автор сформулировал эту мысль так: «С тремя объектами никак нельзя достичь результата без ударов – с орехом, ослом и с женщиной». Ядовитый Джонатан Свифт тоже поучаствовал в женофобской кампании, приводя развернутые доказательства в пользу того, что женщина – это по сути нечто среднее между человеком и обезьяной. Да и у Вильяма Шекспира, за исключением женщин-страдалиц, типа Корделии и Дездемоны, светлых женских образов наберется немного. Датский принц Гамлет, спектакль о котором обожают смотреть женщины, в трактовке Шекспира, по сути, женоненавистник, доводящий несчастную Офелию до самоубийства. Ему же, Гамлету, принадлежит восклицание: “О, женщина, ничтожность твое имя!”
Что касается Франции, где амур-тужур всегда находил живой отклик и понимание у обоих полов, то здесь, в противодействие религиозным догматам, начинают возрождаться (а, скорее всего, они никогда и не умирали) средневековые представления о том, что брак и любовь – две вещи несовместные. В пьесах то и дело встречаются сюжеты, в которых авторы откровенно издеваются над обманутыми мужьями, в стихах воспеваются женские прелести, восторги чувственной любви и т.п. У женщин из высших сословий безделье, изнеженность и роскошь способствуют тому, что все их мысли направлены лишь на то, чтобы понравиться мужчине, завоевать его сердце и, в конце концов, получить от него предложение руки. В женском поведении доминируют жеманство и кокетство. В закрытые, сложно устроенные женские наряды изобретательные модельеры вставляют изящные прорези, сквозь которые легко можно уловить очертания дамских прелестей. Что, конечно же, возбуждает воображение мужчин гораздо больше, нежели просто обнаженное тело. Не зря эти эротические намеки отцы реформаторской церкви называли “окнами ада”.
Женщина в эпоху Просвещения
По мере продвижения от XVI к XVIII веку постепенно начинает повышаться средний возраст вступления в брак. Это объясняется как появлением новых социальных условий, так и изменением отношения к сексуальной жизни. Статистики, изучавшие книги с записью гражданского состояния, пришли к выводу, что если в XVI веке средний возраст девушек, вступавших первый раз в брак, был 20 лет, то в XVIII веке он достигает уже 25 лет. Если учесть, что при этом от них требовали сохранения девственности, то можно сказать, что естественные желания женщин в этот исторический период были в немалой степени подавлены.
Значительное влияние на изменение отношений мужчин и женщин в Европе оказал так называемый век Людовика XIV, или, как его любовно называли во Франции, короля-солнца. Это был, можно сказать, период борения высокого и низкого. А нередко – слияния того и другого. Мы, привыкшие к элементарным бытовым удобствам и имеющие представление о том времени лишь по наполненным изящными сценами псевдоисторическим фильмам, с трудом можем представить себе, что за изысканными манерами и блестящими нарядами крылись довольно диковатые на наш взгляд нравы и привычки.
Мылись эти галантные дамы и кавалеры далеко не столь часто и не столь тщательно, как того требуют элементарные правила гигиены. А чтобы забить исходивший от них не очень приятный запах, они обильно, до тошноты пользовались духами и помадами. Под их пышными париками могла кишеть куча вшей, что, впрочем, не очень их и шокировало. Шутки их были просты и непосредственны, как у детдомовских детей. Скажем, если кто-то зевал, не прикрывая лицо рукой, то мог получить плевок в открытый рот, что страшно веселило всю компанию. В порядке заигрывания во время званого обеда не возбранялось перекидываться с дамами хлебными шариками. А за неимением оных – даже яблоком или апельсином. А то и салатом. А может быть, даже тортом. Такие вот милые шутки. В общем, простой был народ. Хоть и аристократы по происхождению.
Но в это же время происходит расцвет наук и искусств. Развивается театр, строятся прекрасные архитектурные ансамбли, утончаются вкусы и восприятие прекрасного.
Что же касается женщин того времени, они как пол более консервативный, но, тем не менее, весьма восприимчивый к изменению моды, в основном перенимают внешние формы поведения. По сути, – если, конечно, верить описаниям их современников-мужчин, – женщины галантного века остались такими же, как были век назад, – пустыми и тщеславными, наивно-хитрыми и мелочными. Понятие равенства и свободы они восприняли лишь в одном смысле – обретение одинаковых с мужчиной возможностей менять партнеров. При первом же удобном случае они изменяли и мужу, и любовнику и тешили свое тщеславие, требуя от влюбленных в них мужчин выполнения любых своих прихотей и сумасбродств. Именно тогда во Франции родилось знаменитое изречение “Что хочет женщина, того хочет Бог”. Скорее всего, эту фразу произнесла какая-нибудь капризная фаворитка короля или метресса какого-нибудь графа. А может быть, и сам король, желая польстить очередной любовнице. Именно в это время любовь становится своего рода искусством. И, как всякое искусство, порождает самые различные, порой довольно изысканные формы ухаживания, общения и духовного влечения. Не говоря уже о способах телесного наслаждения.
Борение высокого и низкого, происходящее в этот период в Европе, прежде всего проявилось в отношениях между мужчиной и женщиной. С одной стороны, как мы уже сказали, адюльтер становится чуть ли не нормой жизни. С другой – условности морали и придворного этикета часто заставляют женщин скрывать и подавлять свои искренние чувства.
В «Принцессе Клевской» (1678 г.), которую Анатоль Франс назвал «первым французским романом, основанным на правде страстей», рассказывается о судьбе знатной дамы, самой красивой женщины при королевском дворе, притягивавшей восторженные мужские взоры. Особо пылкой любовью к ней проникся некий герцог Немурский, считавшийся самым безупречным кавалером королевства. То есть покорителем женских сердец и великолепным любовником. Полюбив, наконец, по-настоящему, он превращается в робкого воздыхателя. Но принцесса Клевская, как все женщины, быстро понимает, что тот страстно в нее влюблен. Мало того, она проникается к нему встречным пылким чувством. Но далее происходит нечто странное. Дабы найти в себе силы противостоять нахлынувшему на нее чувству, эта дама не придумывает ничего лучшего, как поделиться своими страхами с мужем. Она признается ему, что очень боится герцога и самое себя и просит поддержать ее в этой борьбе с искушением. Муж успокаивает и утешает ее как может. На этом первая часть драмы заканчивается. А дальше происходит то, что и должно было произойти. Герцог Немурский, одолеваемый неутоленной страсть, продолжает все более настойчиво оказывать знаки внимания объекту своей любви, а муж, после исповеди супруги уже настроенный определенным образом, начинает ее безумно ревновать и видеть в этих знаках приметы состоявшейся измены. Поскольку он очень любит свою жену, то, не выдержав, видно, подобной нервотрепки, вскорости умирает. Третья часть этой драматической истории напоминает финал «Евгения Онегина», но в еще более форсированном варианте. Вдова остается верной даже мертвому супругу, которого она к тому же никогда не любила. То есть оплатой добродетели нашей героини стали смерть ее мужа и отчаяние ее несостоявшегося любовника. Да и ее личное счастье тоже было принесено на алтарь все той же абстрактной добродетели, а, скорее, гордыни этой дамы. История принцессы Клевской лишний раз свидетельствует о том, что многим женщинам высшего света в ту пору свойственно преклонение перед внешними приличиями и что торжество условностей и этикета тогда доводилось порой, как в данной истории, до героизма самопожертвования.
Эта же мода на внешние приличия и морализаторство приводит в XVIII в. к десексуализации всех сфер жизни и культуры. В литературе доминирует направление, получившее название сентиментализм. Писатели в это время акцентируют внимание на любых чувствах, ощущениях, впечатлениях. Кроме откровенно эротических. Художники той поры рисуют галантные сцены, в которых все изящно, прикрыто, а отношения между мужчиной и женщиной показываются косвенно, обозначаясь лишь легким намеком. Подхвативший эти настроения романтизм, которым пронизано искусство начала XIX века, начинает трактовать любовь и вообще отношения полов как нечто возвышенно-мистическое. Поэты-романтики стремятся соединить духовное и чувственное. Любовь земная, плотская соединяется с обожанием женщины, которую хочется боготворить. Однако поэтическая экзальтированность при этом все же явно доминирует. Вплоть до конца XIX века цензура продолжает бдительно следить за тем, чтобы никакие “вольности”, связанные с чувственной стороной любви, не проникали на страницы художественной литературы. Ставшая классикой литературы “Манон Леско”, написанная аббатом Прево, неоднократно запрещалась к публикации. Немало неприятностей с цензурой пережили Вольтер, Руссо и Беранже. А по поводу своей знаменитой “Мадам Бовари” Флобер должен был оправдываться на суде, доказывая, что книга его вовсе не оскорбляет целомудрие и нравственность читателя.
Женщины в
XIX
веке
О женщинах XIX века каждый из нас что-нибудь да знает – из литературы, живописи или, на худой конец, из фильмов с героями той поры. Девятнадцатое столетие во многом стало переломным в жизни европейского общества. Это век капитализации, индустриализации, модернизации, в общем, бурного развития всего хорошего и плохого. Естественно, это не могло не затронуть общественную и частную жизнь.
Во-первых, происходят изменения в привычных трудовых функциях мужчин и женщин. Если крестьяне-земледельцы, составлявшие в то время большинство населения во всех европейских странах и в России, еще сохраняют старый уклад жизни и четкое разделение мужских и женских занятий, то уже деревенские надомные текстильные промыслы значительно изменяют привычные представления о разделении труда. В семьях ткачей мужчина работает прядильщиком, женщина чистит основу, а дети наматывают нити. Могло быть и наоборот – женщины сидели за прялкой, а мужчины и работоспособные сыновья не только работали в поле, но и готовили пищу и выполняли другую домашнюю работу. Хотя, надо сказать, и тут мужчины старались монополизировать наиболее выгодную, хорошо оплачиваемую работу. В самом первом снятом братьями Люмьер в 1895 году киноролике, который именуется «Выход рабочих с фабрики», нетрудно заметить, что подавляющее большинство контингента – женщины. Это потому, что на этой фабрике, принадлежащей Люмьерам, производились различные фотоматериалы, то есть работа не требовала труд особых физических усилий. Почти что все работницы довольно прилично одеты и все носят шляпки разнообразных фасонов (в ту пору у парижанок была повальная мода на шляпки), то есть они зарабатывают на жизнь своим трудом и стараются походить на дам, стоящих на более высоких социальных ступенях. Что же касается буржуазной семьи, то здесь женщина остается по-прежнему в рамках частной сферы, в то время как мужчина живет преимущественно в мире внешнем. В словаре Брокгауза за 1815 г. именно так, без всяких там обиняков, и написано: "Мужчина должен добывать, а женщина старается сохранить; мужчина – силой, а женщина – добротой или хитростью. Этот принадлежит шумной общественной жизни, а та – тихому домашнему кругу. Мужчина трудится в поте лица своего и, устав, нуждается в глубоком покое; женщина вечно в хлопотах, в никогда не затихающих стараниях. Мужчина сопротивляется судьбе и даже будучи повержен, всё равно не сдаётся; покорно склоняет женщина голову и только в слезах находит она помощь и утешение".
Сразу видно, что подобные сентенции написаны мужчиной.
Для горожанок семья по-прежнему оставались единственным общественным предназначением (за исключением монастырей и публичных домов). При этом сохранились и все старые условности. Женщина, как и прежде, должна была беречь девственность до брака, в то время как мужчине позволялось и даже рекомендовалось приобрести до свадьбы некоторый сексуальный опыт. По-прежнему морализаторы и некоторые светила науки отказывали женщине в интеллекте и ее способности к сексуальным переживаниям. Зато мужчины не теряли времени даром и всячески развивали свои сексуальные фантазии. Именно в это время начинает бурно развиваться рынок эротической литературы, который со временем приведет Запад к "эротизации культуры". Однако параллельно с существованием традиционных устоев в XIX веке начинает прорастать то, что в следующем столетии получит уже широкое распространение. Все чаще можно видеть активное проявление женского самосознания. Женщин теперь можно встретить в сферах деятельности, которые всегда считались сугубо мужскими. Например, в ряде европейских стран, женщины в это время составляют неотъемлемую часть армии. Это проститутки, маркитантки, женщины-солдаты, а также любовницы, последовавшие за своими возлюбленными на войну. Во французской армии, самой многочисленной была, конечно, первая из перечисленных выше категорий дамского контингента. Но было немало примеров и того, как женщины, подобно Жанне д'Арк, выступали в качестве солдат, то есть с оружием в руках. Вероятно, это были всё же дамы особого сорта, в которых достаточно сильно проявлялось мужское начало.
Если в фильме «Давным-давно» Шурочка Азарова, прообразом которой явилась кавалерист-девица Надежа Дурова, – очаровательна и изящна, то реальная Дурова была женщиной крепкого сложения и без всяких сантиментов. В детстве она получила мужское воспитание, что в известной мере повлияло на ее дальнейшее поведение. Выйдя в отставку после войны с французами, она до старости ходила в мужском костюме, все письма подписывала фамилией Александров, говорила о себе в мужском роде и страшно сердилась, когда к ней обращались как к женщине.
Вербуясь в рекруты европейских армий, подобного рода дамы быстренько забывали свои женские пристрастия и в военном костюме практически не отличались от солдат-мужчин. Одной из самых известных женщин-солдат наполеоновской эпохи была Мария-Тереза Фигёр по прозвищу «мадам Сан-Жен» (мадам Бесцеремонность). Кстати, о ней так же, как о нашей Н. Дуровой, французами была написана пьеса. Другая тоже хорошо известная во Франции женщина-солдат, бельгийка Мария-Жанна Шеллинк сделала настоящую военную карьеру. Как и другие женщины такого склада характера, она выдала себя за мужчину и пошла вслед за мужем в наполеоновскую армию. Дослужилась до звания младшего лейтенанта и вместе с хорошей пенсией получила крест шевалье ордена Почетного легиона, который ей лично вручил император, бросив при этом реплику в сторону офицеров: «Господа! Склоните головы перед этой храброй женщиной!» Женщины также брались за оружие и вставали в ряды «защитников свободы». Так, на одной из революционных гравюр с изображением женщины с пикой, стояла надпись: «Мы также научимся сражаться и умирать, как и мужчины, и докажем, что умеем обращаться не только с веретеном и иголкой…». Ну, и кто из нас не знает знаменитую картину Эжена Делакруа «Свобода на баррикадах»!
Но обратимся к более привычному для женщины фону – мирной жизни. И опять-таки остановимся лишь на некоторых фигурах, выделявшихся либо своим статусом, либо необычной для женщин того времени профессией, либо необычными взглядами. Ограничимся мы одной лишь Францией, поскольку именно Великая Французская революция 1789 года форсировала многие общественные, политические и экономические процессы. Прежде всего, отметим влияние наиболее выдающихся женщин на общественное сознание, в частности, на формирование ими своего рода кружков, способствовавших созданию интеллектуальной и духовной элиты общества. Речь идет о так называемых салонах, гостеприимными хозяйками которых были красивые, умные и талантливые женщины. В таких салонах собирались люди науки, искусства и политики и вели беседы на самые разные темы. Именно здесь нередко зарождались веяния и направления, влиявшие на развитие литературы, искусства и общества в целом. (В какой-то мере это можно сравнить с тем, как в античности в доме выдающихся гетер собирались люди искусства, философы, политики). Во Франции первые салоны появились еще в конце XVI-начале XVII вв., но тогда они носили исключительно литературный характер, в известной мере напоминая нынешние ток-шоу, но с более изысканной и более остроумной публикой. С восемнадцатого же века салоны становятся и своего рода сферой, в которой происходит кристаллизация новых политических идей. А к концу XVIII века эти салоны уже начинают походить на революционные клубы. Упомянем здесь имя лишь одной дамы, чей салон оказал весьма значительное влияние на общественную жизнь Франции. Это мадам Рекамье, салон которой был моден в конце XVIII-начале XIX вв. и фактически представлял собой интеллектуальный центр Парижа. Рекамье, можно сказать, была «звездой» европейского масштаба, о которой говорили во всех европейских странах и в России.
Обаяние и красота мадам Рекамье, её ум и передовые политические взгляды привлекали к ней в салон множество известных людей того времени. Рекамье никогда не скрывала своего оппозиционного отношения к власти, а именно к правлению Наполеона Бонапарта, в результате чего салон ее неоднократно закрывался. Тем не менее, она благополучно пережила тревожные для нее времена и дожила до глубокой старости. В обаятельную красавицу были влюблены выдающиеся мужчины того времени, и многие художники писали ее портрет. Наиболее известен портрет мадам Рекамье кисти Жана Луи Давида, на котором она возлежит на созданной по ее проекту кушетке, которую потом так стали и называть – рекамье. Салоны существовали и в других странах Европы, но не носили такой общественно-политической направленности, как во Франции. В России душой и, как бы мы сегодня сказали, организующим центром салонов также были выдающиеся женщины, вокруг которых группировались литературные и общественные деятели: это С. Д. Пономарева, А. П. Елагина, баронесса Э. Ф. Раден, великая княгиня Елена Павловна и др.
Другим значительным прорывом женщин XIX века на традиционно мужскую территорию стало появление в Европе выдающихся писательниц. Прежде всего, это мадам де Сталь. Именно она значительно продвинула идею женской эмансипации. Именно после романов г-жи де Сталь, имевших громкий успех, о женщине стали говорить как о личности, которая нуждается в раскрепощении.
Следом за де Сталь появляется другая французская писательница – Жорж Санд, которая не только своим творчеством, но и всей своей жизнью сумела доказать, что женщина может играть значительную роль в общественной, культурной и политической жизни. Недаром В. Белинский назвал эту романистку "гениальной женщиной", "первой поэтической славой современного мира". Подробней об этой замечательной женщине будет сказано чуть позже. Можно еще назвать английских сестер Бронтё и других известных писательниц и художниц века, которые показали, что женщина имеет такие же способности к творчеству, как и мужчина. И, наконец, женщины XVIII и XIX вв. лишний раз показали, что могут быть замечательными политиками и правителями. О наших царицах – Елизавете и Екатерине Великой мы знаем достаточно много, поэтому остановимся вкратце на царствовании английской королевы Виктории, поскольку ее правление длилось довольно долго и вошло в историю под названием «викторианская эпоха». (Попутно припомним некоторых из правительниц предыдущих эпох, поскольку они оказались как-то вне зоны нашего внимания – Марию и Елизавету Тюдор (Англия), Марию Стюарт (Шотландия), Екатерину Медичи и Анну Австрийкую (Франция).
Итак, 20 июня 1837 года после смерти короля Вильяма IV на английский престол взошла его племянница Виктория, которой суждено будет стать родоначальницей правящего в Британии и поныне Дома Виндзоров. Напомним, что до Виктории на английском троне уже более ста лет не было женщин. Поэтому ее коронацию английская элита встретила скептически. Но прошло совсем немного времени, и молодая королева дала понять, что она кое-что понимает в политике и что без ее участия не стоит принимать ни одного важного решения. В своих посланиях правительству она не раз, причем в весьма резком тоне, напоминала, что в случае нарушения ее права быть посвященной во все важные дела министры рискуют оказаться «удаленными от должности». К сожалению, по отношению к России королева Виктория внесла ту ноту недоверия и недоброжелательства, которая будет доминирующей в британской политике многие и многие годы. Будучи активной сторонницей доктрины расширения территорий, подвластных Англии, она использовала для достижения этой цели все возможные средства, включая хитрость, подкуп, силовой нажим и натиск. В результате в 1875 году Британия получает основной пакет акций Суэцкого канала. В следующем году заморские владения «владычицы море» пополняются Индией – главной жемчужиной в британской короне. Напуганная успехами России в войне с Турцией 1877-1878 гг., Виктория идет на конфликт с Россией и направляет суда к Дарданеллам, в результате чего, после массированного нажима европейских стран на Берлинском конгрессе, Россия вынуждена отступить от своих планов. Не любившая модных мероприятий, королева всегда являлась народу в окружении большой семьи, и англичане видели в этой седой к этому времени женщине с расплывшимися чертами лица не просто мать семейства, а мать всей нации. Еще бы – десятилетия ее правления сплотили народ, превратили страну в империю и значительно продвинули вперед. Смерть королевы в 1901 году англичане восприняли как катастрофу –настолько она ассоциировалась у них со стабильностью и уверенностью в будущем. Викторианская эпоха осталась для англичан эпохой расцвета конституционной монархии, что вероятно, больше всего и подходит этой стране.
