Текст книги "Рерик - сокол русов"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

«Надо бы к нему присмотреться, – решил Волчило, вылезая из кустов, где он справлял нужду. – И рот на замок! Не стоит будить Лихо[44]44
  Лихо – в восточнославянской мифологии персонифицированное воплощение злой доли (лихой, несчастливой судьбы).


[Закрыть], пока оно спит тихо…»

Наконец наступил день, когда юные ученики воинской премудрости вышли на стрельбище, чтобы овладеть мастерством лучника. Отроки полян, лесные жители, приободрились – большинство из них владели луком превосходно. А как не владеть, если от охоты на зверя зависела их жизнь.

День выдался солнечным, ясным, но уже давала о себе знать осенняя прохлада. Отроки русов ежились, поплотнее запахивая одежонку, зато закаленные поляне, которые жили северней своих новых товарищей, чувствовали себя превосходно. Что касается Сокола, то его и вовсе согревала мысль о предстоящих стрельбищах, где он собирался наконец доказать, что тоже не лыком шит. Объяснять, как нужно прицеливаться и как стрелять, Волчило не стал. Этого не требовалось – едва встав на ноги, малыш первым делом тянулся к луку – уж неизвестно, почему.

Даже девочки на первых порах предпочитали военные забавы, поэтому русы всегда могли рассчитывать на своих подруг, когда отправлялись в дальние заморские походы. Ведь крепости и города нужно было кому-то охранять и защищать. Эти обязанности несли ветераны и женская рать. И нужно сказать, в бою женщины русов нередко были страшней бывалых воев. Ведь они защищали не просто крепости, а своих детей.

Женщины действовали с выдумкой, хитро, чем почти всегда ставили врагов в тупик. Иногда ватаги хазар, пользуясь моментом, пытались поживиться, нападая на степные укрепления русов, но лучше бы они этого не делали. Прекрасные наездницы, женщины русов были отменными стрелками, даже лучше хазарских ларисиев[45]45
  Ларисии – конная гвардия хазар, состоящая из мусульманского племени хорезмийского происхождения, которое поселилось в Итиле и служило кагану на особых условиях. Гвардия имела собственного везира и оговорила право не воевать с единоверцами (большинство противников хазар в тот период были язычниками).


[Закрыть], слава о которых гремела на всем Востоке.

Однажды они заарканили самого тархана[46]46
  Тархан – привилегированное сословие тюркской знати. Известны титулы «бойла-бага-тархан», «бага-тархан» и просто «тархан». В Хазарском каганате тарханы являлись высшим сословием военно-родовой аристократии. В Аварском каганате тарханы были сборщиками дани, а также представителями знати. В Первом Болгарском царстве титул тархан означал высший военный чин, приравнивающийся к стратегу в Византии.


[Закрыть] – военачальника из высшей хазарской знати. Позже его выкупил престарелый каган хазар Ашина-Хушело-Шад, но опозоренный тархан на всю оставшуюся жизнь запомнил, как с ним обращались боевые подруги русов. Лучше бы он был убит…

Мишенями служили древесные пни, расположенные на некотором отдалении друг от друга. Они были окорены и стесаны с одной стороны.

Упражнения начали с самого ближнего пня. Волчило хотел присмотреться к мальчикам. Ведь важным был не только сам выстрел, но и подготовка к нему: настолько сноровисто и быстро юный лучник накладывает стрелу на тетиву, где держит запас стрел (они должны быть под рукой), как он целится – уверенно или с дрожью в коленках, и наконец, как быстро отрок выпускает три стрелы, ведь от этого нередко зависела жизнь воя. Что касается меткости, то в этом вопросе Волчило был снисходительным; хорошими стрелками не рождаются, просто нужно упражняться в стрельбе побольше, и все сладится.

Сокол выпустил свои три стрелы, практически не целясь. Для него первая мишень не представляла никаких затруднений. Глядя на него, Фаст сделал то же самое. Он тоже был превосходным стрелком, Сокол сразу это отметил.

После памятной стычки на берегу Днепра сын хакана больше не задирал Сокола, а присматривался к нему с некоторым удивлением. А как не удивляться, если полянин, играясь, расправился с четырьмя старшими отроками, которые были сильнее его.

Но особенно памятным для Фаста стал день, когда Волчило наказал воспитанникам взять в руки не учебные, а боевые мечи. Уверенный в своем превосходстве над остальными товарищами, сын хакана продемонстрировал всем свой великолепный меч-махайру, который изготовили кузнецы ромеев. Его рукоять была богато отделана золотом и драгоценными каменьями, а на клинке искрился сложный узор, что говорило о большой стоимости оружия. Все отроки глазели на махайру с восхищением, лишь Сокол скептически улыбнулся. Этим кривым мечом ромеев в основном можно было наносить только рубящие удары, и в ближнем бою он был практически бесполезен. Лезвие махайры было заточено с лицевой стороны, а тыльную сторону кузнецы-оружейники сделали с утолщением – для повышения прочности. При длине в полтора локтя меч ромеев сохранял удивительную гибкость.

Соколу было известно, что у махайры мог быть только один, постоянный хозяин. Продавать махайру или обменивать считалось святотатством. Оружие павшего в бою обычно передавалось близкому другу убитого или его родным. Похоже, меч Фаста (а он явно был старинной работы) достался ему от какого-то родича, возможно, деда.

Свой меч Сокол до этого дня никому не показывал. Он был завернут в холстину, и лежал у изголовья его постели. Никому из товарищей Сокола даже в голову не пришло поинтересоваться, что хранится в свертке, а тем более – без спроса рассмотреть оружие. Это было, во-первых, неприлично, а во-вторых, просто невозможно, так как этим поступком чересчур любопытный мог стать лютым врагом Сокола, что предполагало немедленное выяснение отношений, которое нередко заканчивалось смертельным поединком.

Соколу довелось присутствовать при таком разбирательстве. Уж по какой причине сцепились два отрока, так и осталось тайной. Но один из них нашел свое упокоение в глубоком омуте, а второй долго залечивал рану, тая ее от наставников.

У Сокола неожиданно появился друг – древлянин Добран. Это был немногословный, стеснительный отрок. Но силушку он имел немереную.

Видимо, Добран почувствовал в Соколе родственную душу (полянин тоже был замкнутым и малообщительным) и проникся к нему доверием. В один из вечеров Добран робко попросил Сокола стать ему побратимом в предстоящем поединке с воспитанником на три года старше его. Для Сокола в крепостце все было внове, а уж насчет поединков не на жизнь, а насмерть, да еще тайных, – чтобы не узнали наставники, он понятия не имел. Тем не менее свое согласие он дал, и в лунную ночь на берегу Днепра, у тихой заводи на песчаной косе, разыгралась настоящая трагедия.

Обидчик Добрана был уличанин. Какого рода он нанес обиду Добрану, Сокол так и не узнал. Но это было что-то из ряда вон выходящее, ежели потребовалась кровная месть, пусть и облаченная в благопристойные одежды поединка под надзором временных побратимов.

Уличанин сильно прогадал, с высоты своего статуса связавшись с Добраном. Древляне были воинственным и многочисленным племенем, в котором процветали грубые нравы. Они даже русов ни во что не ставили, а своих отроков отправляли к ним на обучение только по доброй воле. Ведь лучше воина-руса во всем подлунном мире нельзя было сыскать, все это знали.

Кряжистый Добран расправился с уличанином в два счета, несмотря на довольно серьезное ранение. Казалось, он был нечувствителен к боли. Возвышаясь над поверженным обидчиком, Добран взвыл, как волк, подняв голову к полной луне, которая сияла, словно золотой византийский солид, а затем бестрепетной рукой перерезал своему противнику горло.

Часть ночи ушла на то, чтобы замаскировать следы поединка и спрятать труп уличанина в глубине днепровских вод, а остальное время – до самого рассвета – два временных побратима поединщиков (Добран вернулся в крепостцу сразу же, тайным путем, который был хорошо известен всем воспитанникам) просидели на берегу, справляя по убиенному тризну.

Об этом Добран и уличанин позаботились заранее, приготовив страву, – поминальную пищу: жареного зайца, горшочек каши, яблоки, хлеб и медовуху. Ведь кто-то из кровников обязательно должен был отправиться в Ирий. А без обряда поминок, пусть и неполноценных, не по исстари заведенному канону, это было просто невозможно.

Уличанина, конечно же, искали, но недолго. Кто-то нашел его одежду на берегу реки и на том все успокоились. Дело обычное: отрок пошел купаться в неурочное время и угодил в водоворот, из которого так и не выбрался…

Сокол неторопливо развернул свой сверток, обнажил меч и быстрым движением поднял его к небу. Отроки невольно ахнули.

Произведение кузнеца Будивоя сверкнуло под неяркими солнечными лучами, словно черная молния. Волчило лишь крякнул, однако ничего не сказал. Тем не менее в пару с Фастом Сокола не поставил, хотя сын хакана и горел желанием примерно наказать своего обидчика, ведь он считал, что владеет махайрой в совершенстве. Но Волчило точно знал, что от колющего удара меча полянина Фасту не спастись…

– А теперь бейте по самому дальнему пню! – наказал Волчило.

Некоторые отроки смутились; уж больно цель была мала, да и расстояние показалось весьма приличным. Не всякий лук мог добросить туда стрелу. Но делать было нечего, и тетивы снова загудели.

Цель и впрямь была едва видна. Пенек тонкой осины терялся на фоне зарослей, и нужно было обладать поистине соколиным зрением, чтобы разглядеть его, а тем более – поразить хотя бы одной стрелой. Самыми меткими стрелками оказались трое: Сокол, Добран и, конечно же, Фаст. Все его три стрелы встали частоколом на мизерном расстоянии друг от друга.

Сокол, увидев свой результат, прикусил губу до крови, – его последняя стрела лишь скользнула по пеньку, оставив глубокую царапину. Он сразу понял свою ошибку. Целясь, юный полянин не заметил тонкой веточки, которая встала на пути стрелы.

Добран тоже был недоволен; в цель попала только одна его стрела. Он скрипнул зубами от злости на самого себя и отошел в сторонку.

– Неплохо… – Волчило довольно огладил вислые усы. – Из вас троих выйдет толк.

– Я лучший! – выкрикнул Фаст, победно вскинув вверх руку; его подпевалы разразились криками.

– Это еще нужно доказать, – процедил Сокол сквозь зубы.

– Ты что-то сказал? Или мне послышалось? – Фаст побагровел.

– Э-э, тихо, тихо! – подал голос Волчило. – Вы оба отличные стрелки!

Наставнику не нравилось соперничество полянина и сына хакана. Оно могло закончиться печально. И с кого тогда спрос? Конечно же, он останется крайним. Волчило уже знал, что Сокол не так прост, как кажется с виду. Скромность полянина некоторые отроки принимали за боязливость, из-за чего могли здорово пострадать.

Вои, обладающие колдовскими знаниями, в бою были неуязвимы. Конечно, полянин еще слишком юн, он вряд ли мог раскрыть свое колдовское дарование в полной мере, но и того, чем Сокол обладал, вполне хватало, чтобы отправить любого воспитанника в Ирий. А если им окажется сын хакана…

– Нет, я не согласен! – вскипел Фаст. – Все мои три стрелы торчат в пне! Я самый меткий! Пусть полянин попробует добиться такого же результата! Только у него кишка тонка!

Не говоря ни слова, Сокол срезал тонкую ветку орешника, окорил ее и направился к дальнему пню. Волчило и отроки озадаченно наблюдали за своим товарищем. Что задумал Сокол? Даже Фаст наконец заткнулся, перестал возмущаться мнением наставника. Подойдя к пню, Сокол воткнул рядом с ним окоренный прут и спокойным, размеренным шагом возвратился к черте, у которой по очереди становились отроки, чтобы показать свою меткость в стрельбе из лука.

– Докажи, что ты лучший стрелок, – спокойно сказал Сокол, с дерзким вызовом глядя в глаза Фаста. – Попади в прут.

– Еще чего! – взвился сын хакана. – Ты мне не указ!

– Струсил… – Сокол ехидно ухмыльнулся. – Смотри…

Он решительно натянул тетиву, тщательно прицелился и, выбрав момент, когда легкий ветерок затих, послал стрелу в цель, при этом сопровождая ее взглядом, хотя это и казалось невозможным, с точки зрения обычного человека. Но Соколу хорошо было известно состояние, в которое он погрузился перед выстрелом. Ему казалось, что стрела летит очень медленно, и Сокол даже «подправил» ее взглядом, чтобы она ударила туда, куда он задумал.

Отроки, а вместе с ними и Волчило ахнули – стрела Сокола расщепила прут! Если пенек едва просматривался на фоне зарослей, то окоренная палка и вовсе была почти невидима даже для тех, кто обладал чрезвычайно острым зрением.

– Вот так-то, – с видом победителя сказал Сокол и с ехидством добавил: – «Лучший стрелок»… хе-хе…

Фаст неожиданно для всех успокоился. Его взгляд потяжелел, он набычился, и отрокам вдруг показалось, что перед ними сам хакан, только изрядно помолодевший – сын был сильно похож на отца.

Не говоря больше ни слова, Фаст стал на позицию, долго выбирал стрелу, придирчиво рассматривая оперение, а затем еще дольше целился, напрягая зрение. Наконец он отпустил тетиву и радостно вскрикнул – прут покачнулся!

– Попал! Я попал! – Фаст от переизбытка эмоций пустился в дикий пляс.

Он танцевал древний охотничий танец. Его исполняли ловники русов после каждой большой охоты. При этом они не подпускали женщин к своему костру ближе чем на расстояние выстрела из лука. Иначе божество охоты могло обидеться, и тогда не жди удачи в ловах.

Конечно же, мальчики русов наизусть знали все телодвижения танца, которые были освящены временем. Ведь он пришел к ним из древности, с темных веков. При этом ни в коем случае нельзя было терять ритм или искажать танцевальные фигуры.

– Стрела лишь скользнула по пруту! – сказал Сокол, который удивился меткости Фаста.

Он не поленился и принес ореховую палку к гурту отроков.

– Выстрел засчитан! – решительно заявил Волчило. – Будь на месте прута человек, от стрелы Фаста он уже отправился бы к праотцам. Вы оба лучшие.

– Ну уж нет! – Сокол скрипнул зубами.

Какое-то мгновение он стоял в нерешительности, а затем вдруг схватил лук, прицелился и пустил стрелу в по-осеннему блеклые небеса. Отроки замерли; никто не мог понять, что надумал Сокол, пока к их ногам не свалился комок перьев, пронзенный стрелой полянина. Это был ястреб, который с вышины зорким глазом высматривал добычу.

Раздались восхищенные возгласы, а Волчило, хмурясь, только и сказал:

– Ну да… неплохо…

Фаст потупился и быстрым шагом отправился прочь. Теперь спорить с Соколом, кто из них лучший стрелок, уже не имело смысла. Попасть в ястреба на лету было практически невозможно, а полянин сумел.

Глава 8. Угры

В том месте, где Дикая степь смыкалась с вековыми лесами Приднепровья, природа показывала себя во всей своей первозданной красе. Особенно мощно это проявлялось весной, когда в разнотравье степи на фоне светлой молодой зелени зажигались яркие звездочки первоцветов. Они окружали березовые рощи и дубравы, оторвавшиеся от сплошной стены деревьев, и, если посмотреть с высоты, казалось, что на огромном пространстве, которое не окинешь оком, небрежно брошена яркая цветочная гирлянда, которой русы украшали своих воинов-победителей, вернувшихся из дальнего похода.

Раннее утро посеяло на траву крупную росу, и первые лучи восходящего солнца, преломившись в каплях воды, накрыли лесостепь радужным покрывалом. Над Дикой степью постепенно тающий предутренний туман сверкал и переливался разноцветными брызгами, которые медленно поднимались к чистому небу, расцвеченному у горизонта яркими красками восхода.

Над одной из небольших рощиц, если хорошо присмотреться, прохладный утренний воздух вибрировал и колебался. Все указывало на то, что в роще горел костер, куда подбрасывали сухие ветки, которые почти не давали дыма. Похоже, люди зажгли ранним утром огонь, чтобы приготовить себе пищу, и старались не выдать свое присутствие возможным наблюдателям.

В рощице остановился на ночлег отряд угров. Весной в их селения обычно приходил голод, и отряды молодых воинов отправлялись на разбойный промысел, дабы благодаря воровской добыче прокормить свои семьи до того времени, когда появится первая огородина и созреют злаки.

Угры были одвуконь – каждый воин имел запасного коня – из-за чего они передвигались так быстро, что слыли неуловимыми. Немногочисленная конница русов, состоящая в основном из лошадей крепких, мускулистых, но несколько тяжеловатых, никак не могла угнаться за легкой и быстроногой конницей угров. Их небольшие мохнатые лошадки неслись по степи, как ветер.

Конечно, угры уже были далеко не те, что несколькими веками ранее. Две тысячи лет гремела их воинская слава по всей Евразии. Древние угры произвели переворот в Великой степи, вытолкнув большую часть иранских племен из Средней Азии в Индию, Иран, Афганистан и в причерноморские степи. Северная часть скифов, жившая в лесостепи, отхлынула на север из привычных степей в дебри северной тайги, дойдя до устья Оби, Вычегды и верховий Печоры. Тогда же скифы, вытесненные древними уграми из Великой степи, появились на южных и восточных берегах Балтики.

Именно угры вели славян на покорение Европы. Особенно активно славяне заявили о себе после смерти гуннского царя Аттилы, когда многочисленные его наследники разошлись царями среди славянских племен. Арабский историк IX века Ибн-Русте отмечал, что славянские цари, в отличие от простого народа, питаются кобыльим молоком, что совсем не характерно для самих славян, но вполне соответствует обычаям угров.

Поделив между собой всю территорию от Алтая до Рейна, племена угров расселились среди местного покоренного населения как княжеские и царские роды. Подобный раздел был в обычае у древних кочевых народов.

Но затем многие угры погибли в боях с воинственными славянами, пришедшими на Итиль и Днепр с Дуная и Балкан. Эти славяне получили хорошую военную закалку в боях с войсками Рима и Византии. Сюда же, на Верхний Итиль и в Прикамье, пришли свирепые в боях лютичи и ратари, ушедшие с берегов Эльбы от жестокого владычества германцев.

В конечном итоге изрядно ослабевшие угры стали данниками хазар, пополнив их войско своими отрядами. Хазарский каганат был гигантским государством, занимавшим все Северное Причерноморье, большую часть Крыма, Приазовье, Северный Кавказ, Нижнее Поволжье и Хвалынское Заволжье.

В результате многочисленных военных сражений Хазария[47]47
  Хазария – охватывала треугольник между нижним Доном и дельтой Волги, от места их наибольшего сближения до Терека и предгорий центральной части Кавказа, за исключением, по-видимому, Прикубанья и восточного Приазовья. Собственно Хазарию окружали и ограничивали с юга: «царство гуннов» в прибрежной части Северного Дагестана, южнее Терека, находившееся, вероятно, в наиболее крепкой зависимости от хазар, чем кто-либо из других их соседей, горцы Серира, аланы в центральной части Северного Кавказа, на западе – черные болгары в восточном Приазовье и печенеги в Причерноморье за Доном, на севере – буртасы за большой излучиной Волги и гузы – с восточной стороны Волги.


[Закрыть] превратилась в одну из могущественнейших держав. Во власти хазар оказались важнейшие торговые пути: «Великий путь по Итилю», путь «из варяг в греки», а также Великий шелковый путь из Азии в Европу. Хазарам удалось остановить арабское нашествие на Восточную Европу и несколько столетий сдерживать рвавшихся на запад кочевников.

Огромная дань, собираемая с многочисленных покоренных народов, обеспечивала процветание и благополучие Хазарии, которая представляла собой смесь тюрков и угров, ведших полукочевой образ жизни. Зимой хазары проживали в городах, в теплое же время года кочевали и обрабатывали землю, а также устраивали регулярные набеги на соседей. И конечно же, воинственные угры никак не могли остаться в стороне от соблазнительной возможности поправить свои дела за счет тех же русов…

Отряд угров возглавлял Алмуш, ом[48]48
  Ом – князь.


[Закрыть] одного из племен угров. Он проснулся вместе с кашеварами и теперь сидел на цветастой кошме – своем походном «троне» – и медленно потягивал пенистый молочный напиток, который бодрил и добавлял сил.

Несмотря на тихую прелесть утренней поры, Алмуш ощущал внутренне беспокойство. Внешне он отличался от своих подданных, которые были невысокими, темноволосыми, с несколько раскосыми черными глазами. Ом был рослым, его волосы, заплетенные в две косицы, были русыми, а большие глаза – зелеными. Похоже, в его жилах текла кровь славян.

Дозорный страж угров, который забрался на самое высокое дерево, был зорким и имел отменный слух, но даже он не заметил, как участок степи, который отделял рощу от лесного массива, пришел в движение. Оно было настолько незаметным, что казалось, это всего лишь колышется высокая трава под дуновением легкого ветерка, который начал усиливаться по мере того, как сияющий малиновым золотом солнечный диск торжественно всплывал над горизонтом.

Рощицу окружали русы. Это был небольшой отряд воспитанников Волчилы, который возглавлял Фаст. Недавние отроки превратились в отменно подготовленных юных воинов, которым нужно было выдержать первое испытание. Отряд отправился на поиск приключений третьего дня, и лишь сегодня зоркий, как та хищная птица, от которой он получил свое имя, Сокол заметил дымок костра над рощей.

В том, что там ночевали враги, никто из русов практически не сомневался. Русы редко появлялись в Дикой степи, разве что шли походом на Византию или на хазар. Дело в том, что у русов практически не было конницы, за исключением гридей-фаревников[49]49
  Фаревники – древнерусское наименование конников.


[Закрыть], телохранителей хакана. Но в таком случае напасть на крупный отряд русов никто бы не рискнул. Да и ночное охранение у русов было куда как надежней вражеского. Обычно «молодь» (или «младшая дружина») перекрывала все возможные пути для нападения на походный войсковой лагерь. Да так, что даже мышь не могла проскочить незамеченной.

– Возьмем на меч? – с воодушевлением спросил Фаст юных воев, собравшихся в кружок на лесной опушке.

Он мог бы и приказать – в походе глава отряда имел право требовать беспрекословного подчинения, но что-то его сдерживало. И, конечно же, сомнение первым высказал Сокол.

– Как бы нам, пойдя за шерстью, не вернуться стрижеными, – негромко молвил он себе под нос.

Но его слова услышали все. Ведь после Фаста полянин обладал наибольшим авторитетом среди юношей. Он превосходил сына хакана во всем, даже в мечевом бое. Что однажды и доказал.

Волчило долго не разрешал им схватиться в тренировочном поединке. Но такое состояние было противоестественным, потому что Сокол и сын хакана демонстрировали отменное владение холодным оружием и считались лучшими среди набравшихся опыта отроков, постепенно превращавшихся в хорошо обученных воинов. И наконец долгожданный день наступил.

На этот раз наставник приказал юнцам облачиться в учебные брони, которые были гораздо тяжелее и надежнее боевых. Ведь драться им нужно было всерьез; поединок считался своего рода экзаменом. И выяснением отношений – кто из двоих лучший. Это понимали все, в том числе и многострадальный Волчило, который не без оснований опасался исхода схватки.

Сокол как-то незаметно подрос и уже не выглядел мальцом по сравнению с Фастом. Да и силушки у него изрядно прибавилось. В кулачном бою ему мало находилось равных; за исключением Добрана с его железными кулачищами. И рубился он знатно; но мало кто знал, что сражается Сокол вполсилы и не использует все те приемы мечевого боя, которые подсмотрел у руса, наставника Яролада, сына кнеза Доброгаста.

Этот достойный муж и впрямь был одним из лучших мечников среди русов. Долгое время он служил манглабитом – личным телохранителем византийского кесаря, где перенял многие уловки мечевого боя, так как среди наемных воинов Византии можно было встретить и франков, и варягов, и инглинов, и печенегов, и хазар, не говоря уже о знатных воинах-славянах. И все они были лучшими среди своих племен; других капризные изнеженные ромеи не приглашали.

Когда Сокол и Фаст схлестнулись в центре песчаного круга на берегу Днепра, раздался такой грохот, словно где-то рядом молотили цепами рожь на твердом току не менее трех десятков земледельцев. Фаст старался своей махайрой прорубить щит Сокола, чтобы потом обрушиться со всей своей мощью на доспехи противника.

Они хоть и были очень надежными, но хитрый сын хакана знал, что сыромятные ремешки, соединявшие железные пластинки панциря, уже изрядно поистерлись, и несколько хороших ударов позволят ему добраться до открытых участков тела Сокола.

Поначалу казалось, что его замысел удается. В скором времени щит Сокола превратился в кучу щепок, которые едва держались благодаря кожаной обтяжке, скрепленной заклепками. И тут произошло неожиданное: полянин вдруг отбросил в сторону то, что осталось от щита, и встал перед Фастом в какой-то необычной стойке, держа меч за рукоять обеими руками.

Сын хакана несколько опешил, даже приостановился на миг, но горячая кровь, которая по-прежнему бурлила в его жилах, снова ударила ему в голову, и он яростно набросился на «беззащитного» (как ему показалось) соперника. Мечи выкресали сноп искры, зазвенели, а затем раздался треск… и великолепный клинок старинной махайры был разрублен пополам!

Фаст с недоумением уставился на то, что осталось от его оружия, а затем перевел взгляд на Сокола. Он знал, что поединок без крови не будет засчитан, и мужественно ждал разящего удара. Где-то в глубине души Фаст надеялся, что Волчило остановит бой, но наставник молчал. Старому воину изрядно надоело выгораживать заносчивого не в меру сына хакана, и он решил – пусть давно соперничающих юнцов рассудят боги.

Выпад Сокола был молниеносным. Фаст ждал рубящего удара и готовился отбить его – с горем пополам; что можно сделать обрубком клинка? – но полянин нашел щель в доспехах и поразил сына хакана в предплечье. Как потом оказалось, рана была неглубокой и неопасной; правда, обильно кровоточила.

С того времени отношения между ними выровнялись. Фаст старался не показывать свое превосходство как сын хакана и будущий кнез, а Сокол не по годам мудро держался с ним предупредительно и не лез на рожон. Но в островной крепостце, своего рода школе воинского мастерства, все твердо знали, что среди будущих воев самый лучший Сокол. Фаст скрипел зубами, но ничего поделать не мог.

– И то верно, – неожиданно согласился Фаст, хотя его снедало нетерпение. – Значит, нужно разведать, что там и как.

– Я пойду, – буднично молвил Сокол, и Фаст кивнул, соглашаясь.

Никто лучше полянина не мог маскироваться ни в лесу, ни в степи. Он буквально растворялся на глазах изумленных наблюдателей. Только Волчило знал, почему так получается.

«Опять эти колдовские штучки! – ворчал старый воин. – Вишь, что творит, бесово семя!» Даже он, со всем своим огромным боевым опытом, не мог сообразить, как это выходит у полянина – исчезать, что называется, на ровном месте. А ведь ему приходилось бывать в походах с подобными штукарями. Но они и в подметки Соколу не годились.

Сокол вернулся быстро. Наверное, Алмуш покрылся бы холодным потом, узнав, что враг подобрался к нему на расстояние удара мечом. Сокол быстро определил, что перед ним предводитель отряда и что это ненавидимые русами разбойники-угры. Он мог убить ома угров незаметно и совсем тихо и уйти незамеченным, но тут его голову посетила интересная мысль. Сокол хищно ухмыльнулся и медленно отполз в заросли. Его одежда была утыкана зелеными ветками и пучками сухостоя, и со стороны он казался бугорком, коих в степи было великое множество.

Вернувшись, он обрисовал ситуацию, и юные вои начали быстро маскироваться. Вскоре все они стали похожими на Сокола. Полянин сосчитал угров, которых было втрое больше, чем юных воспитанников Волчилы, но русов это не смутило. Они знали, как нужно действовать…

Град стрел обрушился на сонных разбойников, словно кара небесная. Оторопевший Алмуш хотел закричать, чтобы разбудить отряд, но тут его горло сдавила петля аркана, и полузадушенный ом угров «вознесся на небеса». Сокол забрался на дерево как раз над тем местом, где сидел Алмуш, и поймал его, как глупую птицу в силок.

Он знал, что просто убить ома – невелика честь, а вот пленить – это стоит дорогого. Сокол сразу понял по богатой одежде Алмуша, что предводитель угров – важная шишка. А значит, и выкуп за него будет весьма солидный. Но особенно Сокола привлекло оружие угра – великолепный меч и нож в богатых ножнах. Оно должно было принадлежать тому, кто пленит главаря разбойничьей шайки.

Вскоре на поляне воцарился хаос. Проснувшиеся угры не знали, куда бежать и где спрятаться от разящих стрел. Мало того, они просто не понимали, где находятся их враги-невидимки. А русы засели на деревьях, в густой листве, и были совершенно незаметны в своей маскировке.

Опорожнив колчаны, юные вои свалились на головы обезумевших от страха врагов, и пошла знаменитая рубка русов, которой страшились все племена в подлунном мире. Свист мечей, предсмертные вопли, жалобные стоны раненых, храп и ржанье испуганных коней на привязи – вся эта неразбериха, сдобренная запахами густой красной крови поверженных угров, могла свести с ума любого здравомыслящего человека. Но азартные юнцы рубились, как полоумные, и остановились лишь тогда, когда поляна оказалась заполненной изрубленными телами разбойников-угров.

В живых остался только один Алмуш, которого предусмотрительный Сокол спрятал за коновязью, крепко привязав к дереву. А затем полянин бросился в самую гущу сражения, и его страшный меч превратился в серп, которым выкашивают сорную траву. В него словно вселился демон. Сокол впервые применил свое колдовское зрение!

Он долго ждал этого момента. И теперь хищно резвился, походя парируя удары угров, и легким движением снимая им головы с плеч. Его едва остановил Добран, потому как Сокол вошел в раж и мог наделать бед, перепутав врагов со своими товарищами.

Воспитанники Волчилы мешкать не стали. Быстро собрав добычу – оружие и коней (одежда угров представляла собой рванье) – юные русы поторопились обратно в лесные дебри. Ведь никто не мог дать гарантию, что где-нибудь поблизости не таится еще один вражеский отряд. На отдых они остановились лишь в глухой чащобе, куда не всякий зверь забредет, не говоря уж о человеке.

Алмуш, которого тут же допросили, отпираться не стал. С гордым видом он назвал свое имя, и Фаст лишь присвистнул от приятного удивления (которое все-таки было немного омрачено тем фактом, что ома угров заарканил не он, а Сокол). Это была несомненная удача! Теперь в крепостце об их отряде будут рассказывать легенды. А кто был его предводителем? Фаст, сын хакана Руяра!

Сокол с невозмутимым видом обобрал Алмуша – изъял у него оружие и кошель с деньгами и отошел в сторону. Никто даже не заикнулся, что он поступает неправильно. Ведь на такое действо должен был отдать приказ Фаст. Но тот тоже даже глазом не моргнул. Сокол был в своем праве, хотя немного и нарушил издревле заведенный порядок.

Но то, что произошло дальше, ошеломило Фаста. Сокол подошел к нему и, держа на вытянутых руках превосходный меч Алмуша, молвил:

– Прими это оружие от меня в дар, Фаст. Ты хороший предводитель, честь тебе и хвала.

Изумленный Фаст взял меч дрожащими от волнения руками. (Его старинная махайра оказалась навсегда утерянной, и теперь у пояса сына хакана висел невзрачный византийский меч.) Уж чего-чего, но от Сокола он такой щедрости не ждал. Отказаться от столь ценной добычи? Нет, не ценной – бесценной!

При ближайшем рассмотрении меч оказался изделием оружейников Востока. Его клинок был узорчатым, словно голубоватая сталь покрылась изморозью. Меч стоил целое состояние!

Не говоря ни слова, Фаст достал нож и полоснул себя по руке острым лезвием. Сокол мигом понял, что желает сын хакана. Нимало не мешкая, он тоже сделал надрез на своем предплечье.

Они соединили руки таким образом, чтобы их ранения плотно сомкнулись, а затем нацедили немного крови в медный кубок, который Добран быстро наполнил из походной фляги хмельным медом, и выпили его до дна, поочередно прикладываясь к чеканному венцу.

Фаст и Сокол стали побратимами! Теперь они были ближе друг к другу, чем родные братья. Конечно, хитроумный Сокол не ожидал такого эффекта от этого дара. Он просто хотел наладить отношения с сыном хакана, от которого многое зависело в его судьбе, и загладить свою вину. Ведь ему было хорошо известно, что мечом кузнеца Будивоя можно перерубить все, что угодно. Возможно, за исключением особо прочных мечей из Хузистана[50]50
  Хузистан – историческая область на юго-западе Ирана. Начиная с VII в. находилась вместе с Ираном в составе Арабского эмирата.


[Закрыть]. Но они были чрезвычайно редки.