Текст книги "«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть I"

Автор книги: Виталий Бояршинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Александр Алексеевич Игнатьев[119]119
  В составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «свердловской коллекции воспоминаний автора; авторский заголовок очерка: «Старший». В составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «пермской коллекции» очерк «Старший» автор ведёт от лица «Пети Иконникова» и уделяет больше внимания событиям вокруг свадьбы старшего брата Александра и отношениям с новой роднёй.


[Закрыть]

Расстояние между нами было по возрасту в четырнадцать лет.[120]120
  Александр Алексеевич Игнатьев родился в г. Перми 20 ноября 1872 г. и был крещён 21 ноября 1872 г. в Александро-Невской больничной церквии г. Перми. Восприемниками при крещении были диакон Пётр Иоаннов Игнатьев и священника Иоанна Пономарева дочь Елисавета. (ГАПК. Ф. 37. Оп. 6. Д. 316. Л. 457 об.-458).


[Закрыть] Я запомнил его с того времени, когда он по окончании Пермской дух[овной] семинарии в течение двух лет работал сельским учителем в Колединских Песках.[121]121
  Село в Шадринском уезде Пермской губернии, в настоящее время – Далматовский район Курганской области.


[Закрыть] Он приезжал домой только на каникулы и в моём представлении уже не был членом нашей семьи из тех, которые всё время были при нас, в нашем домике, а являлся уже оторвавшимся для самостоятельной жизни. Помню, он привозил мне разные подарки: детские книжки с картинками или одни картинки.[122]122
  Из очерка «Старший» в составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «… например, он однажды привёз ему книжку с картинками, а на лицевой обложке её был нарисован пышный подсолнух в полном цвету» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 708. Л. 17 об.-18.


[Закрыть] Сам он любил рисовать и выпиливать что-либо лобзиком. Поэтому он мне казался художником, «искусником». Странно то, что я не столько заметил тогда его внешний вид: черты лица, рост, манеры, сколько его одежду. Особенно мне запомнилась его визитка, серая, как мне показалось тогда, очень красивая и дорогая. Позднее я узнал, что его отношения ко мне – особенное внимание – основано было на том, что он был моим крёстным отцом, а этому в те времена придавалось большое значение.

Он учился, очевидно, в Далматовском дух[овном] училище, но никогда не вспоминал ни о своём учении в нём, ни об учении в Пермской дух[овной] семинарии.[123]123
  Игнатьев Александр Алексеевич окончил Далматовское духовное училище по 2-му разряду в 1887 г. и Пермскую духовную семинарию по 1-му разряду в 1893 г.


[Закрыть] У него была карточка с его однокурсников-выпускников, на которой красовались ректор Добронравов, преподаватель философии А. Н. Юрьев и совсем ещё молодой преподаватель математики В. А. Кандауров, а из учащихся – Павел Пономарёв, впоследствии профессор Казанской академии, и А. И. Дергачёв. Он больше вспоминал о Каме и при встрече со мной, когда я учился в Перми, всегда спрашивал: «Ну, как Кама?» – и начинал восторгаться её величавостью. Учился он в семинарии хорошо и кончил её по первому разряду – «студентом».[124]124
  Из очерка «Старший» в составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «О детских и юношеских годах этого брата никогда и никто ничего не говорил и Петя ничего не знал, как будто их не было» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 708. Л. 18.


[Закрыть]

Я запомнил его хорошо в то последнее лето жизни его в нашей семье, когда он был женихом.[125]125
  Там же: «Петя запомнил даже отдельные детали этого события. Так, он помнил, как семья Иконниковых, в том числе и Петя отправилась к Бирюковым с предложением Марии Владимировне, точнее сказать – о[тцу] Владимиру, потому что было ясно, что всё это зависит только от него. Почему вся семья ходила поэтому делу для Пети осталось загадкой; может быть, для важности. Петя запомнил, как во время разговора о предложении о[тец] Владимира вызвал Марию Владимировну и со свойственной ему манерой говорить строго сказал: «Машка, тебе делает предложение Александр Алексеевич, пойди в эту комнату (он указал), подумай и дай ответ. Она подумала и сказала: «Папочка, я согласна». Дальше Петя запомнил, что наречённые жених и невеста стояли рядом, читали какие-то молитвы, и было объявлено о свадьбе» // Там же. Л. 18–18 об.


[Закрыть]

Перед свадьбой он заболел. Я помню, он лежал в коробу в нашей завозне и томился в ожидании свадьбы. Мне пришлось тогда быть посредником между ним и его невестой – Марией Владимировной Бирюковой, но инициатива по использованию меня в этом направлении всегда исходила от невесты.[126]126
  Там же: «Предполагалось, что свадьба должна вот-вот совершиться, но дело затянулось на целый месяц, потому что жених заболел: у него был какой-то нарыв. В действительности получилось так, что гуляние свадебное растянулось на месяц: Бирюков выдавал замуж старшую дочь и никто не жалел на это торжество. Пока жених выздоравливал, гости в доме Бирюковых по существу не переводились. К невесте на свадьбу приехала подруга из Екатеринбурга, дочь известного в наших краях иконописца Звездина, так и она так и жила целый месяц до свадьбы. Молодежь – братья и сёстры жениха и невесты и их друзья – гуляли во всю. Можно сказать, что свадьба продолжалась целый месяц. Невеста избрала Петю своим посредником между ней и женихом, ловила его и спрашивала что-либо о женихе, а чтобы задобрить его, целовала его, чем он, по правде сказать, тяготился» // Там же. Л. 18 об.-19 об.
  Звездин Василий Иванович (1836-1920-е) – русский художник-иконописец.


[Закрыть]^[[127]127
  Из очерка «Старший» в составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Весть о том, что Бирюков выдает дочь замуж за диаконского сына, на селе была воспринята простыми людьми, т. е. крестьянами, как мезальянс: выдача замуж богатой невесты за бедняка. Если рассуждать по-житейски, по бытовому образу жизни жениха и невесты до их замужества, по существу, это так и было: сословие было одно – духовное, но положение материальное внутри его различное – у одной и той же кассы у одного три доли, у другого – одна. Грубое сравнение их быта: в одной семье за обедом у каждого отдельный столовый прибор, в другой – на столе одна миска, из которой ложки непосредственно направляют содержимое по различным ртам. Кроме того, основы семейного уклада и внутрисемейные отношения были различными, в некоторых отношениях до противоположности. Поскольку жених, принимая сан священника, выходил в материальном отношении на уровень привычного для невесты быта, по крайне мере в потенциальном отношении, то считалось, что с этой стороны всё благополучно; что же касается некоторых специальных особенностей в прежнем укладе и семейных привычках жениха и невесты, то считалось, что время выровняет их, так сказать, нивелирует. Отсюда было общее мнение, что сочетание получилось не плохое, и можно ждать спокойной и обеспеченной жизни у молодых.
  Свадьба, наконец, была сыграна пышно: с шаферами, подарками и пр. Когда установились интимные отношения между женихом и невестой: незадолго до свадьбы, или ещё с детских – остались их тайной. Может быть, жених потому и был два года учителем, что ждал невесту, когда она закончит епархиальное училище и выйдет в брачный возраст: она вышла замуж через год по окончании епархиального училища» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 708. Л. 19 об.-20 об.


[Закрыть]^[[128]128
  В очерке «Старший» в составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Говоря о свадьбе старшего брата, нельзя не вспомнить о двух наших подвижниках тех лет. Сентиментально в духе Стерна, родоначальника, как нам говорили, сентиментализма, но зато справедливо. Речь идет о Бурке и Воронке. Милые наши лошадки! Досталось им с этой свадьбой: не выходили они из хомутов. Как сейчас вижу их: Бурко в корню, а Воронко в пристяжках. Вот бегут они трусцой: Бурко, опустив голову, а Воронко ещё гоглится.
  По подсчетам за лето они вогнали тысячу вёрст. Как погиб Бурко – не известно, а Воронко сгиб от сапа» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 708. Л. 20 об.-21.
  Стерн Лоренс (1713–1768) – английский писатель XVIII века, священник.


[Закрыть]^[[129]129
  Там же: «В скором времени после свадьбы молодые уехали в Екатеринбург, где жених должен был рукополагаться во священники. Здесь они снялись до рукоположения или у Метенкова или у Москвина. Фотограф снимок отпечатал в розовых тонах со цветами. И сняты они здесь счастливые, молодые. Как всё-таки хороша молодость, как утро ясного дня! Назначение было дано в Сугояк, в шести верстах от Течи. Любопытно, что до этого времени ничего не было слышно о Сугояке.
  О[тец] Владимир сделал всё для устройства молодых до последней поварёшки. В Сугояке в доме священника были комнаты: просторная кухня с сенями, столовая, спальня, зал, кабинет, прихожая с парадного входа, веранда. Все комнаты были меблированы полными гарнитурами венской мебели, столов, разных занавесок, дорожек, тюля; в спальне – кровать и др. принадлежности. Полные сервизы – столовой и чайной посуды. Лошадь с седлом. Сундуки с одеждой. Всё! Это было дело рук тестя. Даже прислугу на первых порах им нашли: из Баклановой – стряпку Агафью, из Кирдов – работника Проню.
  Настал день поздравления с новосельем, и вот родителей наших бурко и воронко повезли с хлебом и солью в Сугояк, а потом туда наехали семьи жениха и невесты. Любопытно, как реагировало население Сугояка на появление такого количества новых людей. Мужская молодежь в то время одевалась преимущественно на русский народный манер: красная рубаха, плисовые шаровары, пояс с кистями, сапоги. И вот, когда в таком виде нагрянуло несколько таким образом одетых молодых людей, то среди населения пошёл слух о том, что приехали «крашельшики» красить церковь.
  С этого момента, примерно, на двадцать лет Сугояк включился в состав теченской «поповки».
  Как определить отношения между новой родней? Между детьми была дружба, но дети Иконниковых не солидировались никогда с Бирюковыми в том, что была в них специфически бирюковское, что определялось словом «бирючата». Дети Бирюковых не называли Петю иначе, как Петенька. Когда Петя поступил учиться в Камышловское дух[овное] училище, Андрюша Бирюков сразу показал кулак с предупреждением, что если кто хоть пальцем заденет Петю, то… Детям, особенно девочкам, было неприятно, что их отец был груб с другими детьми. Так, когда Петя однажды присутствовал случайно за обедом у Бирюковых и отец начал по своему обычаю «хвалить» его: «мать, наложи ему каши»… дети, видимо, с опасением уговаривали: «папочка, не надо!» Уговаривала и матушка: «Володенька, не надо», но самодур у неё был во власти своей стихии. Когда в 1914 г. объявлена была война, он всё-таки не удержался и сболтнул в семье: «Идёмте бить»… имелась в виду жена А. Ф. Иконникова немецкого происхождения. Это была, конечно, шутка, но грубая, самодурская. Когда его дома не было, дети звали к себе: «идём к нам – папы нет дома». Когда ходили по большим праздникам с крестом, он имел обыкновение подсчитывать свои суммы в доме диакона (последний пункт) и давались детям деньги на пряники. Зятя он звал Александром Алексеевичем и по отношению к нему был всегда корректен. По отношению к нашему отцу он был деликатен, но общался на ты и называл диаконом. Исключительно предупредительным был в отношении к нашей матери. Как относился к нему наш отец? Они вместе работали всю жизнь, и он привык к его самодурству, хотя оно явно претило его взглядам. И такова сила привычки: смерть протоиерея (он умер раньше отца на год с небольшим) так подействовала на него, что он растерялся и потерял душевное равновесие: у него началось легкое умопомешательство. Началось с того, что он стал жаловаться по поводу смерти протоиерея: «Вот, что наделал, вот, что наделал». Протоиерей ещё не умер, а он сказал трапезникам, чтобы они звонили с извещением о смерти. Сам стал распродавать разные вещи, готовясь к смерти» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 708. Л. 21–23 об.
  Протоиерей Владимир Александрович Бирюков умер 25 мая 1916 г. («Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1916. № 26 (26 июня) (отдел официальный). С. 175), а заштатный диакон Алексей Иоаннович Игнатьев – 25 сентября 1916 г. («Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1916. № 45 (06 ноября) (отдел официальный). С. 326), т. е. с разницей в 4 месяца.


[Закрыть]

Я помню его совсем молодым попиком: в подряснике, а в домашних условиях иногда без него – в ситцевой рубашке, подтянутой пояском и плисовых шароварах. Мне казалось, что он не давал своим волосам вдоволь расти в длину, и подстригал их, чего не полагалось.

Он всегда чем-либо увлекался, но только не своей службой. Наоборот, мне казалось, что его увлечения всегда сводились к тому, чтобы, как говорится, забыться от своей службы. Он выписывал много газет и различные ценные книги, например, Брэма. Он купил фотоаппарат и увлекался фотографированием. В Сугояке[130]130
  Село в Шадринском уезде Пермской губернии, в настоящее время – Красноармейский район Челябинской области. Пророко-Ильинская церковь с. Сугояк, каменная, построена в 1862–1868 гг. Приход открыт в 1873 г. Тёплый храм во имя святых Афанасия и Кирилла, Архиепископом Александрийских, освящён в 1873 г., летний храм во имя святого Пророка Божия Илии освящён в 1881 г.


[Закрыть], где он священствовал, прихожане узнали об этом, и во время первой империалистической войны солдатки постоянно приходили к нему с просьбой сфотографировать их и послать карточку мужу на фронт. У него хранились горы негативов, которые во время революции затерялись, вернее всего – были разбиты.

Он выписывал домашнюю аптечку, и к нему приходили то с «больным брюхом», что было чаще летом, то с головной болью – с «жаром», и он давал то висмут, то аспирин и пр. Впрочем, чаще он направлял больных к врачу.

В первые годы жизни в Сугояке он завёл хозяйство: рабочих лошадей, сельско-хозяйственный инвентарь, но не увлёкся этим и поддерживал больше это предприятие по инерции и под влиянием супруги Марии Владимировны, унаследовавшей это увлечение сельским хозяйством от своего батюшки. У ней, у его супруги, сильнее была развита «хозяйственная жилка» и даже склонность к стяжательству, опять-таки как у её батюшки. Брат, например, тяготился так называемыми «сборами» по приходу: сам не ездил и супругу отговаривал, но она не соглашалась «попускаться своему» и всё выводила в «ажур».[131]131
  В очерке «Старший» в составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Было очевидно, что его брата тяготила натуральная форма оплаты труда, так называемые сборы. В детские и юношеские годы он в достаточной степени насмотрелся на это в жизни отца и у него осталось органическое отвращение к сборам, которое ни при каких условиях он не мог преодолеть и ни разу в жизни не делал сборов, несмотря на убеждения свой жены» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 708. Л. 24 об.-25.


[Закрыть] Но он увлекался разведением новых видов овощей, а особенно цветами. Так, в огороде они разводили морковь-коротель, корляби[132]132
  Так в тексте. Правильно: морковь-каротель, кольраби.


[Закрыть], репчатый лук, цветную капусту, тыквы и пр. В саду у них были различные цветы: настурции, флоксы, резеда, различные сорта георгинов, портулак, ролы и пр. Он выписывал из Голландии корни гиацинтов. Он выписывал каталог цветов.[133]133
  В очерке «Старший» в составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «… но крупное полеводство – посевы пшеницы, овса и т. п. его меньше интересовали и в этом деле он был на поводу у работника Егора, человека явно нерадивого, а поэтому от этого хозяйства не выходило никакого толку» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 708. Л. 25.


[Закрыть]

В Сугояке вся семья Игнатьевых увлекалась пением. Он не пел в хоре в отличие от своих братьев ни в детском, ни в юношеском возрасте, но как все уроженцы Течи, любил пение. Он, как и братья, переписывал свои любимые произведения. Мария Владимировна преподавала в школе пение и руководила церковным хором, а он был её помощником. У них была фисгармония, и он самоуком научился играть. На спевках хора, которые производились в их доме, он подыгрывал на фисгармонии и подпевал необработанным баском. Он выписывал ноты. Среди них были и оперы, которыми он увлекался в бытность учеником семинарии, но особенно много было церковных сборников: партитуры и по голосам. Это увлечение пением потом передалось и его старшему сыну Сергею.

Родство с теченским протоиереем Владимиром Бирюковым сказалось на том, что он в некотором отношении стал подражать своему тестю в обращении со своими прихожанами. Наш батюшка был очень недоволен этим и не раз ворчал про себя: «стал подражать тестю». При всём уважении к свату, он не мирился с его грубостью, а именно эту черту характера тестя и стал усваивать Александр. Он однажды позволил себе сделать одно грубое замечание даже в адрес батюшки, и на этой почве произошла у батюшки размолвка со своим первенцем. Я был свидетелем того, как наш батюшка «переживал» это, но дело обошлось примирением: Александр «покаялся» в своём «грехе», и всё утихомирилось.

Приходилось мне иногда наблюдать и размолвки у него с Марией Владимировной, но они были мимолётными, в общем же редко приходилось наблюдать у супругов такую свежесть чувств любви, какая была у Александра и Марии Владимировны.

Он любил поспорить на философские и богословский темы, и, когда я учился в семинарии, часто вызывал меня на диспуты, свидетелем которых была Мария Владимировна. У ней, поэтому, создалось обо мне мнение, как об упрямом спорщике, что она однажды и высказала мне. Александр явно провоцировал меня на споры, подзадоривал на это, и ему, очевидно, доставляло удовольствие видеть меня возбуждённым спорщиком. Позднее я понял, что для него наши диспуты были не просто увлечением «словопрением» на образец софистических споров, а он искал в них проверку и подтверждение своим взглядам. Я понял, что он по природе склонен к скептицизму, и чувствовал, что, приняв священный сан, он, образно выражаясь, «попал не в свою тарелку», в конечном счёте – он не верил в то, что служило предметом его «службы», в лучшем случае сомневался в пользе служения священником. Было видно, что он тяготился своей профессией.[134]134
  В очерке «Старший» в составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Пете Иконникову, когда он вырос и «вошёл в разум», всегда казалось, что брат его старший пошёл не по своей линии, приняв священный сан. Ему казалось, что в складе ума его брата больше рационализма и скептицизма, чем это можно было бы допустить или совсем не допустить в деятельности человека, носящего священный сан. Когда Петя был в возрасте 20-ти лет и когда формировались его убеждения, между ним и братом происходили часто дискуссии по разным вопросам, большею частью, однако, не выходящими за сферу тех вопросов, которые были предметом школьного учения в семинарии. Дискуссии были горячие, однако, они были скорее схоластическими, чем жизненно-практическими, но и по ним можно было судить, что у брата где-то во глубине души сидит червячок философии Ивана Карамазова, который не даёт ему покоя. Ставя же или иные вопросы, он хотел бы, чтобы его разубедили кое в чём, что шло от Ивана Карамазова, но он этого не находил. Когда он организовал ремонт церкви, а именно – расширил её переднюю часть, придав ей форму зала, то сделал замечание, что, может быть, в будущем эта часть церкви и будет использована, как зал. Теперь это можно было бы посчитать из предвидение, но тогда это было ничем иным, как проявлением скептицизма. Петя считал, что если бы у его старшего брата в своё время были средств на продолжение образования в высшей школе, то он, вероятно, не пошёл бы во священники, а был или врачом, или педагогом» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 708. Л. 23 об.-24 об.


[Закрыть] Особенно он тяготился выполнением так называемых «треб». Он иногда, в порыве своих размышлений и сомнений, становился «провидцем», и его воображение рисовало ему картину будущего в полном противоречии с его настоящим. Так, как мне рассказывала одна из его дочерей, когда он производил расширение площади церковного строения, то обмолвился, что, может быть это пригодится, когда церковь превратят в клуб или что-либо подобное. Жизнь не раз ставила его в положение Василия Фивейского, персонажа известного рассказа Леонида Андреева.[135]135
  Андреев Леонид Николаевич (1871–1919) – русский писатель.


[Закрыть]

Шести лет умер мальчик Борис, а особенно он глубоко переживал смерть любимой дочери – двенадцатилетней девочки Нины.[136]136
  В очерке «Старший» в составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «… которая училась в Шадринске в женской гимназии и умерла от воспаления мозга». Ему пришлось приехать в Шадринск уже на похороны. Люди, видевшие его в этот момент, передавали, что мучения его по поводу смерти дочери граничили с безумием. До этого случая были ещё два смертельных исхода болезней: мальчика в возрасте 5 лет, умершего от осложнения после скарлатины (воспаление почек) и девочки в детском возрасте от скарлатины или дифтерита» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 708. Л. 25 об.


[Закрыть] Это были острые моменты проверки его веры в Бога, а чем они заканчивались – это осталось его тайной. Одна из его дочерей говорила, что он утверждал существование Бога: будто бы говорил: «Бог есть», а старший сын его на мой вопрос: «верил ли его отец в Бога – отвечал: «и верил, и не верил», т. е. пребывал в плену ползучего скептицизма. Одно ясно: он, как и многие другие юноши того времени, пошёл не по той линии, которая соответствовала бы его характеру, и причиной этого была та бедность социального происхождения, бедность среды, из которой он вышел, и вдобавок отсутствие инициативы, которую не воспитала в нём школа, которую он прошёл. Он выполнил, однако, свой долг перед семьёй, как и старшая сестра: помогал родителям выучить других братьев и сестру.^[[137]137
  В очерке «Старший» в составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «В Течу они приезжали часто, причём заезжали по очереди то к Бирюковым, то Иконниковым. По заведённым обычаям в этих случаях бывали «возлияния», иногда значительные. В именины 15/VII в гостях у тестя обычно были три дня. Один раз между братом и нашим батюшкой произошла размолвка. Как рассказывал отец, он не снёс обидного замечания старшего сына по поводу его одеяния на благочинническом съезде, а именно: у отца была сверх зимней одежды надета красная опояска (пушак), а сын сказал ему, что он оделся, как купец. Судя по тому, что батюшка рассказал об этом в присутствии детей, было видно, что он был сильно обижен. Брат, однако, признался в своём «грехе», извинился, и всё пошло по-хорошему. Батюшка также высказывал недовольство братом, когда он заметил у него признаки заимствованного у тестя хамоватого отношения к прихожанам, чего он сам органически не выносил. Отношения старшего брата к отцу закончились тем, что ему именно пришлось читать отходную молитву в момент кончины батюшки» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 708. Л. 26–26 об.


[Закрыть] ]

Ему было около сорока пяти лет, когда он поступил в Казанскую дух[овную] академию.[138]138
  Там же: «В 1916 г. старший брат в возрасте 41 г[ода] поступил учиться в Казанскую дух[овную] академию, а Мария Владимировна поступила в Баклановскую школу учительницей. Этот шаг нельзя иначе назвать, как геройским. Старший сын брата Сергей в это время поступил на медицинский факультет Казанского университета, а младший брат наш Николай заканчивал Казанскую дух[овную] академию. Получилось интересное сочетание студентов: в академии – старший и младший братья, в университете – старший сын старшего брата. Здесь же брат встретился со своим соучеником по семинарии – профессором Павлом Петровичем Пономарёвым» // Там же. Л. 26 об.-27.


[Закрыть] Год проучился, но всё изменила Октябрьская соц[иалистическая] революция. Роковым шагом было для него поступление в священники в Каменский завод, нынешний Каменск-Уральский. Здесь он погиб вместе с прочими служителями религиозного культа.[139]139
  В очерке «Старший» в составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Уже в дореволюционное время мы избегали въезжать в завод в вечернее время, потому что посёлок был в котловине и при спуске с крутой горы через глубокий овраг можно было встретиться с хулиганами из посёлка» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 708. Л. 17–27 об.
  Игнатьев Александр Алексеевич (1872–1920) – сын диакона Шадринского уезда. Окончил Далматовское духовное училище по 2-му разряду в 1887 г. и Пермскую духовную семинарию по 1-му разряду в 1893 г. Определён учителем и законоучителем в Ново-Песковскую земскую школу Шадринского уезда. Посвящён в сан священника 13 августа 1895 г. и определён к Пророко-Ильинской церкви села Сугоякского Шадринского уезда. За безупречную службу награждён набедренником, скуфьей в 1904 г., камилавкой в 1911 г. 22 февраля 1916 г. переведён к Николаевской церкви села Сладчанского Шадринского уезда. 21 июля 1916 г. уволен за штат в связи с поступлением в Казанскую духовную академию. В виду прекращения занятий в академии, в апреле 1918 г. временно командирован к Афанасие-Кирилловской церкви села Ячменевского Шадринского уезда. 18 сентября (н. с.) 1918 г. определён к Свято-Троицкому собору Каменского завода Камышловского уезда. С начала июля 1919 г. эвакуировался в связи с отступлением Сибирской армии. В 1920 г. вернулся в Каменский завод, где был застрелен в ночь ареста 28 июня 1920 г. без суда и следствия. См. ст. Сухарев Ю. М. «Священник Каменского Троицкого собора Александр Игнатьев (1872–1920)». (21.04.2018 г.). // Доклад на 6-й региональной научно-практической конференции Уральского историко-родословного общества «История. События. Судьбы» в г. Каменск-Уральский, 21 апреля 2018 г. http://sukharev-y.ru/


[Закрыть] Sic transit gloria mundi![140]140
  Sic transit gloria mundi! – по-латински «Так проходит мирская слава!»


[Закрыть]

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 386. Л. 47–61.

Мария Владимировна[141]141
  В составе «Семейной хроники Игнатьевых» в «пермской коллекции» воспоминаний автора.


[Закрыть]

Она была старшей дочерью теченского протоиерея Владимира Александровича Бирюкова и женой старшего брата Пети Иконникова – Александра Алексеевича. В семье она была третьим по счёту ребенком, а после неё было ещё восемь человек детей, из которых один брат рано умер. Если распределять детей по поколениям, то её нужно отнести к старшему поколению.

В детстве она, как и все дети семьи, пронесла суровую школу, лучше сказать – систему воспитания своего батюшки. Эта система была строгой, но только внешне строгой, и в этом был её коренной недостаток. Она, эта система не вела к внутренней организации характера детей, а только к показной стороне: на глазах – одно, а за глазами – другое. По существу, эта система вырабатывала у детей только лицемерие. Строгость и требовательность отца, не мотивированные какими-либо внутренними соображениями, а часто соединявшиеся с грубостью, только озлобляли детей и толкали их в объятия распущенности за границей непосредственной отцовской опеки. Эта система на примере уже двух первых сыновей потерпела крах: они оказались неудачниками в учении. Мария Владимировна, находясь за чертой отеческой опеки, т. е. уже замужем, однажды отомстила отцу за эту систему, сказав ему: «Вот, папочка, сколько Вы не следили за ними, а мы с Сашей, будучи женихом и невестой, всё-таки целовались». Папочка проглотил пилюлю. В дальнейшем эта система ещё больше дала брешь: мать, будучи слабой по характеру и не будучи в силах преодолеть грубость мужа в отношениях с детьми, стала на путь скрывания их проступков от отца, т. е. по существу попустительствовать им в их неблаговидных поступках. Вместо того, чтобы взыскать с них за проступки и наказать их, она старалась всячески их выгородить, оправдать, только бы не узнал отец. Ясно, к чему могла привести эта система воспитания: к безответственности детей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть I"