Текст книги "На руинах «Колдовства»"
Автор книги: Вирджиния Нильсэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
7
Арист стоял у трапа на палубе своего колесного парохода «Цыганская королева» вместе с капитаном, ожидая, пока маршаль закончит поиски безбилетных пассажиров.
– Первый раз я надеюсь, что маршаль кого-нибудь найдет. – Аристу пришлось повысить голос из-за портового шума: гудков и свистков движущихся по реке кораблей, криков матросов и грузчиков с парусных барков и шхун, выстроившихся вдоль берега. – Я потерял хорошего работника, который теперь, вероятно, пытается пробраться на Север.
Капитан Эдмондс, синеглазый англичанин с румяными щеками над седой бородой, затянулся своей трубкой:
– Маршаль не найдет зайца на моем корабле.
Перед тем как эмигрировать в Соединенные Штаты, он был капитаном баржи, перевозившей грузы и пассажиров по английским каналам. Арист обнаружил, что он прекрасно водит суда по реке и скуп на слова.
«Цыганская королева» была загружена до планширов бочками с сахаром и тюками хлопка. Сладкий аромат черной патоки поднимался с палубы. На соседнем пирсе черные грузчики, блестящие от пота, уныло и монотонно пели, загружая большое судно, на котором развевался «Юнион Джек», государственный флаг Великобритании.
– Англичанин идет в Ливерпуль, – сказал капитан Эдмондс. – Хотел бы и я добраться до этого порта.
– Возможно, вам это удастся, если останетесь со мной, – сказал Арист. – Когда-нибудь у меня будут пароходы, способные пересечь Атлантику. Вы справились бы, Эдмондс?
– Я бы чертовски постарался!
Арист засмеялся и повернулся к маршалю и его помощникам, только что закончившим осмотр груза на борту.
– Чистый корабль, – сказал маршаль.
Капитан Эдмондс кивнул, попыхивая трубкой. Арист пожал Эдмондсу руку и пожелал ему спокойного путешествия, затем сошел на берег вместе с портовыми чиновниками.
Когда «Цыганская королева» выплыла на середину реки и направилась вверх по течению, Арист поднялся на набережную и пошел по Вье Каре к Торговой бирже, где значительная часть городского бизнеса еще велась за стаканом вина. Как обычно, он застал разгар шумного политического спора.
– Я согласен с покойным сенатором Колхауном в одном, – говорил пожилой плантатор, – а именно в том, что Юг должен отделиться (это заявление Арист слышал почти ежедневно везде, где собирались мужчины) и образовать ограниченную монархию.
– Монархию, здесь, месье, – воскликнул торговец-креол, – где полстолетия назад Франция помогала Америке сбросить это ярмо?
– Томас Джефферсон был неправ, сэр. Люди не созданы равными! Провал французского эксперимента доказал, что правление немытого большинства может закончиться только анархией и террором. Ограниченная монархия прекрасно работает в Британии. Почему же не здесь, на Юге? Я думаю, сэр, что именно это планировал для нас Бог. Он наделил нас правом управлять и заботиться о менее способных, что мы на Юге и делаем.
Вирджинец, которого Арист встречал раньше, слушал, не вступая в спор. Теперь он возразил:
– Север никогда не согласится на отделение. Это будет означать войну, джентльмены.
Заговорил Арист:
– В таком случае мы должны найти компромисс, пока не поздно. Месье, я часто бываю на Севере по своим торговым делам и могу сказать вам, что, если мы вступим в войну, Север победит.
– Ничего подобного! – разгорячился вирджинец. – Юг сможет победить проклятых янки в любой день.
– Послушайте, месье, – сказал Арист. – Мы – аграрии, а не промышленники. Все наши механизмы и промышленные товары приходят с Севера, включая и наше оружие. У нас нет промышленности, способной поддержать ведение войны.
– Англия – индустриальная страна, сэр, и она на нашей стороне. Нам не нужен Север!
Арист не успел возразить. К нему подошел Джеф Арчер, выглядевший очень агрессивно.
– Месье Бруно, могу ли я поговорить с вами наедине?
– Конечно, месье, – немедленно ответил Арист. Он заметил, что у Арчера такие же, как у дочери, глаза, и его пронзило воспоминание о ясном и слегка насмешливом взгляде Симоны.
Арист прошел к другому столу и приказал официанту принести вино, но Арчер не сел.
– Сегодня я не буду пить с вами, месье Бруно. Я только должен сказать: я проинформировал вашего надсмотрщика вчера вечером, что, если он снова появится в Беллемонте без моего разрешения, я буду стрелять без предупреждения.
Бруно вздрогнул и повторил:
– «Без предупреждения»? Пикенз был в Беллемонте вчера? Что случилось, черт побери?
– Он хотел обыскать жилища моих рабов, но мой надсмотрщик отказался пропустить его, и у него было на это полное право, как вы прекрасно знаете. Закон позволяет вам преследовать беглеца на моей земле, но не дает права ни искать в запертых помещениях, ни хлестать моего надсмотрщика, когда он отказывает вам.
– Боже мой! Пикенз сделал это? Месье, примите…
– Скажите этому негодяю, что в следующий раз я прострелю его мерзкое сердце!
– …мои искренние извинения.
Но разгневанный отец Симоны уже развернулся на каблуках и открывал дверь на улицу, оставив Ариста в смущении и унижении. Черт побери Пикенза! Неужели он до сих пор выслеживает Мартина? И почему он пересек озеро и явился в Беллемонт? Где Пикенз сейчас? Вероятно, вернулся в Бельфлер. Но у Ариста еще оставались дела в городе и он не мог возвращаться на свою плантацию. Отец заявлял, что Пикенз – хороший надсмотрщик, но Арист знал, что отец всегда был джентльменом и сейчас был бы возмущен.
Арист застонал вслух. И надо же, чтобы это случилось именно в Беллемонте!
В тот вечер Симона со своей семьей отправилась на свадьбу одного из друзей Алекса. Торжество должно было состояться в отеле «Сен-Луис». Огромный зал, приготовленный для приема, был украшен белыми лентами и бумажными голубями. Танцевальная музыка, исполняемая оркестром, таинственно отражалась от высокого потолка.
Невозможно было не заметить Ариста Бруно среди первых гостей, беседующих маленькими группками в ожидании появления новобрачных. Взгляд Симоны немедленно привлекла прекрасная голова с непокорными темными кудрями. Стоявший рядом с нею Алекс прошептал:
– Если бы я был холост, я бы вызвал его на дуэль.
– Алекс! – тихо запротестовала его жена.
– Не волнуйся, дорогая. Когда-то я бы это сделал, но теперь я не так безрассуден.
Не в первый раз Симона подумала, не беременна ли ее прелестная, но довольно необщительная золовка.
– Оставь месье Бруно мне, – сказала Симона брату, чувствуя, как кровь бросается ей в голову.
Арист поднял голову и увидел Арчеров. Джеф привел всю свою семью: мадам, Алекса с женой и, конечно, мадемуазель Симону, элегантную и сдержанную, в шелковом платье цвета нефрита с кремовыми кружевами, обнажающем ее прекрасные плечи и подчеркивающем восхитительную грудь.
Когда Арист остановился перед ее родителями в нескольких метрах от нее, Симона услышала его слова:
– Месье, мадам, позвольте мне снова принести извинения за поведение моего надсмотрщика!
– Вы слишком много прав предоставляете вашим людям, месье Бруно, – сказал Джеф. Он уже преодолел свою ярость, но говорил сурово.
– Мне уже говорили об этом, – сухо сказал Арист. – Но хочу, чтобы вы знали: я не поощряю поведение этого человека и глубоко сожалею. Уверяю вас, что заставлю его раскаяться о происшедшем.
После небольшой паузы Джеф сказал:
– Мой человек выздоровеет, но я скорблю о его незаслуженных страданиях. Ваши извинения приняты, месье. – Он протянул руку, и Арист пожал ее.
– Благодарю вас, месье.
Взглянув на Симону, Орелия потянула танцевать Алекса, чье лицо еще было хмурым, как дождевая туча, принесенная с севера. Симона осталась одна, и Арист повернулся к ней. Оркестр играл вальс, под который они танцевали на галерее в Бельфлере.
– Помнится, наш последний танец был прерван. Окажите мне честь, мадемуазель!
Его темные глаза были добрыми. Музыка стучала в ее крови, и таинственный и очень мужской аромат, исходивший от него, – что-то слабо напоминавшее табак и лавровишневую воду, – наполнил ее ноздри. Она не обратила внимания на протянутую руку.
– У вас хватает дерзости, месье, приглашать меня на танец после того, что я видела в Беллемонте вчера вечером?
Он улыбнулся ей:
– Я наслаждаюсь риском, когда награда так приятна. – Однако он не рискнул ждать ее согласия и, положив руку на ее талию, прошептал: – Но я сожалею, что вы стали свидетельницей этого печального инцидента.
Одурманивающий огонь, казалось, разлился по ее венам от его прикосновения. Симона подняла руку к его плечу, и они закружились в вальсе.
– Вы знаете, почему Пикенз появился в Беллемонте, мадемуазель?
Она почувствовала тревогу, вспомнив Милу в старых руинах.
– Почему вы спрашиваете?
– Думал, вы могли бы просветить меня. Я давно не видел своего надсмотрщика и понял, что он решил обыскать озеро, чтобы узнать, не украл ли мой раб лодку.
Она испытала облегчение.
– Значит, вы не знаете… – Симона замолчала.
Не дождавшись продолжения, он спросил тихим, ласковым голосом:
– Чего я не знаю, мадемуазель?
Симона взяла себя в руки, борясь с его привлекательностью.
– Вы не знаете, что ваша горничная тоже убежала?
Он был явно удивлен.
– Какая горничная?
– Та, которую вы явно цените, месье, поскольку отказались продать ее.
Она почувствовала его вспыхнувший гнев, но он не пропустил ни шага вальса.
– Это Пикенз рассказал вам? – спросил Арист, и его тихий голос показался ей более опасным, чем выстрел, и взволновал прозвучавшей в нем властностью.
– О нет. Моя горничная слышала сплетни в Бельфлере. Почему вы не продали ее, месье?
Арист прищурился:
– Потому что предложение было неприемлемым.
Он явно был еще сердит и суров.
Околдованная его близостью и плавным ритмом их движения, Симона погружалась в состояние, похожее на транс, которое чуть не довело ее до поцелуя в Бельфлере. Она сердито стряхнула оцепенение, и сказала:
– У вас проблемы с рабами, месье? Два беглеца из Бельфлера в течение недели!
Он вскинул брови:
– Вы всегда разговариваете так искренне, мадемуазель Симона?
– Чаще искренне, – признала она.
– Вы раздражаете меня.
Они медленно кружились в вальсе.
– Я надеюсь.
Ее рука лежала на могучем плече, и Симона почувствовала дрожь смеха, зародившегося в его груди.
– Раздражаете, но освежаете. – Он наклонился ближе к ее уху и прошептал: – И вы так обворожительны!
Ее сердце затрепетало, и она предупредила себя: «Не будь дурой».
– Я не видела месье и мадам де Ларж на свадьбе. – Она посмотрела ему в глаза и увидела, как они понимающе вспыхнули. «Арист подумал, что я ревную, и это его развеселило. Как же он самонадеян!»
– Месье нездоров, и мадам вне себя от беспокойства, – ответил он. – Видите ли, несмотря на разницу в возрасте, они очень любят друг друга.
О, бессовестный! Она не удержалась:
– И оба очень любят вас?!
– Полагаю, да.
Улыбка снова играла в его глазах гак призывно и изгибала рот с такой сердечностью, что у нее все таяло внутри.
Симона раньше думала, что ее непреодолимое влечение к нему – иллюзия. Она ошибалась. Этот мужчина заставлял ее чувствовать неистовую женскую потребность ласкать и получать ласку, и ей пришлось неохотно признать это. Симона отчаянно искала причины для неприязни к нему. Она говорила себе, что он высокомерен и непостоянен в любви, что для него женщины – собственность, чье единственное назначение – любить и очаровывать мужчин, что он безжалостен со своими лошадьми и, возможно, рабами. Другими словами, он такой же, как три четверти плантаторов, которых она знала.
«Я люблю вызов и думаю, что вы такая же, мадемуазель». Это правда, но как он узнал? Чичеро Латур также интуитивно почувствовал ее дерзость, но бросил ей вызов и вовлек в опасную затею против ее воли и здравого смысла.
Симону сильно влекло к окторону, чья внешность едва выдавала его смешанную кровь. Ее уважение к нему было огромно, несмотря на его сражение в одиночку с укрепленной крепостью рабства, что она считала самоубийственным безрассудством. Но его привлекательность была огоньком спички рядом с пожаром страстей, которые вызывали в ней прикосновение Ариста Бруно и тепло его взгляда.
Симона поймала хмурый взгляд брата и поняла, что слишком явно наслаждается танцами. Этот большой, очень мужественный человек явно представлял угрозу приятному, независимому и несколько эксцентричному образу жизни, который она вела на плантации своего отца.
Музыканты резко перешли на свадебный марш Мендельсона, и танцующие остановились и повернулись к дверям, захлопав, когда появились новобрачные. Они успели переодеться, потому что сразу же после приема отправлялись на новом пароходе во Францию в свадебное путешествие.
Из-за толкотни поздравляющих Симона оказалась отрезанной от своей семьи, и Арист остался рядом с ней. Официанты сновали мимо гостей с подносами с бокалами шампанского. Арист взял два бокала и один подал ей. Симона чувствовала возбуждение. Этот вечер заставлял ее испытывать то же пьянящее безрассудство, что и на балу после охоты. Неужели потому, что Арист Бруно стоял рядом с нею, положив ладонь на ее руку?
Музыканты продолжали играть, и танцы возобновились. Симона кружилась в объятиях Ариста, сама того не желая, испытывая удовольствие от его силы и тепла.
Когда Алекс подошел к ним позже, Арист тепло поздоровался с ним, снова объяснив, что ничего не знал о визите в Беллемонт своего надсмотрщика, и извинялся без конца.
Алекс был непреклонен.
– Ваш надсмотрщик превысил свою власть, месье!
– Я тоже так считаю, – сказал Арист. – Боюсь, что я совершил ошибку, предоставив ему управление плантацией. Пока он преследовал беглецов, я находился здесь, занятый с поставщиками грузов для моего флота. Моя «Цыганская королева» отплыла в Огайо сегодня днем с полным грузом хлопка и сахара.
– «Цыганская королева»? – спросил Алекс. – Капитан Эдмондс, не так ли?
– Вы знаете Эдмондса?
– Я как-то плыл на «Цыганской королеве» в Дональдсонвиль.
– Прекрасный капитан, но каждое слово я вытягиваю из него, как будто больной зуб.
Симона увидела, что Алекс не смог подавить ухмылку.
– Он настоящий британец. Ваш речной флот процветает, Бруно, – признал он. – Но хороший плантатор уделяет своим посадкам больше внимания.
– Тогда я плохой плантатор, – сказал Арист с печальной улыбкой. – Мой отец был бы разочарован. Он не одобрял моей одержимости коммерцией.
Это неожиданное признание сделало его странно милым. Симона посмотрела на брата и увидела восхищение, которое он не смог побороть.
– Жаль, – сказал он, – потому что Бельфлер – одна из наших южных драгоценностей.
Обе пары еще стояли вместе, когда отец невесты объявил, что друзья молодых приглашаются проводить новобрачных на набережную к их кораблю. Молодые гости с энтузиазмом встретили это приглашение, среди них и Алекс с Орелией, и Арист предложил Симоне руку.
Мелодия и Джеф отказались, сказав, что приедут за ними на набережную в экипаже.
Ночь была ароматной, улицы – сухими, и, не дожидаясь транспорта, нарядные молодые люди отправились по улице вслед за оркестром.
– Вдыхайте эти запахи, мадемуазель! Это аромат города. Это то, что встретило меня, когда я вернулся из Парижа, и сказало мне, что я дома.
Арист глубоко вдохнул, задрав голову. Речной ветер ерошил его непослушные волосы. Он махнул рукой в сторону мачт и парусов:
– Вонь дубленых шкур доносится с той плоскодонки, плывущей вниз по реке из Огайо. Пыль, которая щекочет вам нос, – вероятно, частички пеньки, еще висящие в воздухе, от тюков хлопка, которые мы грузили сегодня на мой корабль. Я погрузил и сахар, но сладковатый запах патоки доносится вон с того парохода, отплывающего завтра в Англию.
Симона рассмеялась:
– Какое у вас тонкое чутье!
– Я прибегал сюда в детстве, только чтобы вдохнуть этот воздух. Это запах торговли и дальних стран. Он всегда волновал меня.
– И поэтому вас больше интересует перевозка сахара, чем выращивание сахарного тростника?
– Возможно.
– Мне больше нравится запах моей конюшни, – сказала Симона, – он чище.
Образ Ариста-мальчика, очарованного запахами городских причалов, был новым и интригующим.
Они догнали Алекса и Орелию и присоединились к гостям, и больше у нее не было возможности поговорить с ним наедине.
Позже, по дороге домой в семейном экипаже, Симона перебирала в памяти запахи, висевшие над портом, добавляя к ним дуновение жареного кофе, и табака, и лавровишневой воды Ариста.
– Ты сегодня вела себя отвратительно, Симона, – вдруг сказал Алекс. – Ты просто прилипла к месье Бруно, танцевала с ним весь вечер и позволила проводить на набережную.
– Алекс! – сонно запротестовала раскрасневшаяся Орелия, подняв голову с его плеча.
– Вы двое сами достаточно противны, – вспыхнула Симона, и все рассмеялись.
«Я не танцевала с Аристом весь вечер», – подумала она, вспоминая, как пристально следила за Аристом, когда он выбирал другую партнершу. Но замечание Алекса попало в цель. Симона расстроилась, что так наслаждалась этим вечером. Когда она легла в постель, волнение еще бурлило в ней, как пузырьки шампанского.
Однако последним видением Симоны перед сном была бронзовая фигура испуганной беременной рабыни в разрушенном доме, и девушка подумала, что у нее нет сухой одежды, ей необходимо еще одно платье.
Почему она не подумала об этом раньше?
8
Симона проснулась рано и, послав служанку на кухню за обильным завтраком, взяла простое миткалевое платье, которое собиралась подарить Ханне, сложила его и сунула под свой жакет для верховой езды. «Я дам Ханне что-нибудь получше,» – подумала она.
Ее грум оседлал Золотую Девочку, одну из самых больших кобыл в конюшне, и вывел ее из стойла.
– Вы хотите, чтобы я сопровождал вас сегодня, мамзель? – спросил грум.
– Нет, Пен, я хочу, чтобы ты остался поближе к конюшне. Фламм вот-вот родит.
– Да, мамзель, – согласился грум, но расстроился.
Вероятно, он знал так же хорошо, как и Симона, что Фламм не родит сегодня, но девушка напомнила:
– Ты знаешь, что делать, если я не вернусь к этому времени?
– Да, мамзель. Оставаться с ней и послать за ветеринаром.
Повернув на дорогу к заливу, Симона подумала, кто мог видеть ее отъезд и заметить, куда она направилась. Поля «Колдовства» и Беллемонта, засаженные сахарным тростником, были соединены с того времени, как мать Симоны осиротела и приехала жить со своей тетей. Как единственный ребенок в своей семье и наследница тети Анжелы, Мелодия унаследовала обе плантации Роже, но «Колдовство» пустовало с тех пор, как Анжела ушла в монастырь после трагической смерти сына.
Симона не сомневалась, что заброшенный особняк стал соблазнительным местом встреч для рабов ее отца и их друзей с других плантаций. Чем дольше беглянка оставалась там, тем больше риска, что кто-нибудь из работников обнаружит невольницу. Даже если ее не увидят, кто-нибудь в конце концов станет размышлять, почему мадемуазель так часто ездит к старому дому. Симона знала, что поступает безрассудно, помогая беглой невольнице, но глубоко сочувствовала девушке. Стала бы она рисковать из-за рабыни другого плантатора? Ее рассудок уклонялся от этого вопроса.
Утро было великолепным! Солнечное, однако не слишком жаркое, с росой, лежащей жемчужинами на огромных цветах магнолий, посаженных ее дедушкой вдоль дороги. Золотая Девочка разогрелась, и Симона позволила ей бежать по своей воле.
О, она сильная бегунья! Лошадь выгнула изящную шею, они как будто летели! Казалось, кобыла разделяет радость Симоны от безудержной скачки. Дубы, опустившие ветви в черные воды заболоченного залива, стремительно проносились мимо. Риск превращал возбуждение в удовольствие, испытываемое Симоной от головокружительного галопа.
Ее шляпа упала, но Симона не стала останавливаться. Вылетела одна заколка из волос, затем другая, и скоро ее темные локоны развевались за спиной. Влажный воздух бил в лицо.
Когда Симона повернула на длинную аллею, пригнувшись к шее лошади, чтобы не цепляться за нижние ветви, она заметила фигуру Чичеро Латура на полуразрушенной передней галерее. Он поднял руку, затем отступил за колонну, ожидая ее.
– Вы приехали забрать Милу? – спросила Симона, подходя к нему. Она взбежала по лестнице и сейчас задыхалась. – Я принесла ей смену одежды.
Не отвечая, он кивнул, чтобы она вошла в дом. Милу ждала в холле. Ее глаза засверкали, когда Симона вынула принесенное платье и встряхнула его. Оно было темно-горчичного цвета, с более темным узором по пышной юбке и рукавам. Когда Милу приложила его к себе, ее темная кожа засияла.
– О, мамзель! Для меня?
– Где она спрячет все, что вы принесли ей, если появятся охотники за рабами? – многозначительно спросил Чичеро. – Им уже есть что найти: еду, постель, полотенце и мыло…
Симона была поражена.
– Вы думаете, что они могут вернуться сюда?
– Всегда есть такая возможность, не правда ли? Вы должны избавиться от всего. На карту поставлены наши жизни, мадемуазель.
– Я… я… извините, месье.
Чичеро улыбнулся ласковой прощающей улыбкой.
– Я рад, что вы принесли платье. По крайней мере, когда я заберу ее отсюда, на ней не будет одежды, описание которой даст хозяин.
– Значит, вы забираете ее?
– Здесь теперь очень опасно. Ей будет лучше в городе, пока я найду пароход, чтобы отправить ее вверх по реке.
Милу широко раскрыла глаза от удивления:
– Пароход, господин?
– Тебе больше нравится идти пешком через горы, глядя на звезды? Ты не сможешь угнаться за мужчинами, которых я посылаю той дорогой. – Он повернулся к Симоне и сказал: – Проблема в том, что ее хозяин владеет многими из речных пароходов, плавающих между Новым Орлеаном и портами Огайо. Вы не знаете среди капитанов кораблей месье Бруно кого-нибудь?
– Вы с ума сошли? – воскликнула Симона, не понимая, почему вдруг так разволновалась.
– У меня нет доступа к Бруно и его капитанам, – сказал Чичеро. – Бывая в городе, они ходят в такие места, как Торговая биржа, куда меня никто не пустит.
– Как и женщину, – решительно сказала Симона.
Она не хотела подвергать риску и вовлекать его, как хозяина корабля, в «подпольную дорогу». Латур требовал от нее слишком много!
– Господи! Симона!
Она резко повернулась, услышав ошеломленный голос брата. Алекс стоял в дверях, как будто не веря своим глазам. Милу исчезла при звуке его шагов, оставив Симону наедине с Чичеро.
– Ради Бога, Симона, что ты затеяла? – спросил он, сжимая кулаки.
Ее испугал смысл его слов и охватил жар. Она знала, что румянец заставляет ее выглядеть виноватой.
– Алекс, это не то, что ты думаешь…
– Мадемуазель виновата лишь в сострадании, – спокойно сказал Чичеро.
Лицо Алекса выражало удивление и подозрение. Как раз в этот момент в холл вернулась Милу.
– Это правда, господин.
Алекс взглянул на платье в руках Милу, явно узнал его и начал соображать. Наконец он спросил девушку:
– Ты беглая рабыня месье Бруно?
Милу потупила взгляд и покорно сказала.
– Да, господин.
Алекс повернулся к Чичеро:
– А вы кто такой, черт побери?
У Симоны кружилась голова. Она подозревала, что Алекс очень рассердится, когда оправится от шока. В конце концов, как наследник отца и плантатор, он не просто зависит от рабства, он еще и адвокат, и прекрасно понимает все последствия ее противозаконного поступка.
Прежде чем она нашлась что сказать, Чичеро ответил на своем прекрасном французском:
– Я свободный цветной, месье.
– И где вы научились так разговаривать?
Чичеро смело встретил его взгляд.
– В колледже «Сен-Луи» в Париже.
– Черт побери, – сказал Алекс, на его лице отразились противоречивые эмоции, но через минуту он спросил: – Почему вы там не остались? Во Франции вы бы сошли за белого, вам никогда это не удастся в Луизиане.
Чичеро пожал плечами, молчаливо соглашаясь:
– Люди, которые интересуют меня больше всего, находятся здесь.
Все замолчали, Алекс изучал окторона. Симона чувствовала его гнев и страх Милу. Ее сердце бешено колотилось. Только Чичеро казался спокойным. Чтобы нарушить гнетущее молчание, Симона спросила брата:
– Как ты узнал, что я здесь?
– Я подобрал это на дороге.
Она настолько растерялась при его неожиданном появлении, что только сейчас увидела в его руках свою шляпу.
– Я встревожился, – сказал Алекс. – А когда заметил Золотую Девочку и увидел, что она без всадницы, испугался, что ты упала. Так что я оставил экипаж на дороге и…
– Извини, что заставила тебя беспокоиться, Алекс. – Симона взяла у него шляпу онемевшими пальцами. – Значит, папа с тобой?
– Нет, он останется на плантации, пока Оюма не выздоровеет. Я займусь делами в конторе.
Симона закусила губу. Папа более наблюдателен. Он заметит, куда она направляется во время верховых прогулок. Но теперь это не имеет значения, потому что ее секрет раскрыт. Алекс наверняка расскажет отцу о ее попытке помочь беглой рабыне Ариста.
Алекс повернулся к Милу, и Симона вызывающе спросила:
– Ты вернешь ее этому чудовищу Пикензу?
– Господи, нет! – воскликнул Алекс.
Симона глубоко вздохнула. Потрясенная тем, какое огромное облегчение испытала, она готова была броситься брату на шею, если бы не знала, как ему это не понравится.
– Спасибо, месье, – сказал Чичеро.
Алекс продолжал изучать всех троих.
– И что дальше?
Чичеро спокойно сказал:
– Мы могли бы выяснить, кто из речных капитанов месье Бруно помог бы нам спрятать ее от маршаля и его инспекторов. Она хочет попасть в Сэндаски, где ее ждет муж. Оттуда они переберутся в Канаду.
– Понимаю. Вы все продумали, не так ли? Хотите послать ее на Север на одном из кораблей ее хозяина? – Он коротко рассмеялся. – Так ему и надо, этому Бруно!
Симона испытала острое чувство вины. Если Ариста обвинят в том, что он незаконно вывез из порта беглую рабыню…
– Ты так сильно ненавидишь его, Алекс? – спросила она.
– А ты разве нет?
Симоне не хотелось отвечать на этот вопрос.
– Не месье Бруно напал на Оюму, – возразила она.
– Но он отвечает за это.
А будет ли он отвечать за то, что сделает один из его капитанов? Но что с ней? Почему она хочет защитить Ариста Бруно?
Алекс взглянул на Чичеро:
– Как вы попали сюда? Я не видел ни лошади, ни коляски.
– Я пришел из города пешком.
– Я отвезу вас в своем экипаже, если хотите.
– Мы можем взять Милу?
Алекс перевел взгляд на девушку, задумался, и сердце Симоны ожило надеждой.
– Почему нет? – в конце концов сказал Алекс. – Надень свое новое платье, – обратился он к девушке. – И пусть мадемуазель сделает что-нибудь с твоими волосами. Симона, ты можешь как-нибудь изменить ее внешность?
– Я постараюсь.
Полчаса спустя Симона направила кобылу рысью по аллее, а экипаж покатил к городу, унося Алекса, Чичеро и Милу. Симона думала о том, что упоминание о жестоком надсмотрщике подействовало на брата, как красная тряпка на быка. Симона вовлекла брата в эту опасную авантюру, как Чичеро вовлек ее. Алекса гораздо больше поразило беспричинное безжалостное нападение на Оюму, чем она предполагала. И ее мучила мысль, не поступают ли она и Алекс как опрометчивые дураки.
Ну, хоть Милу увезли с земли ее отца. Симона не успокоится, пока девушка не исчезнет из Луизианы, но она верила, что Алекс достаточно хитер, чтобы расспросить о капитанах Ариста, не вызывая подозрений.
Однако смутные угрызения совести не покидали ее. Воспоминания о том, как Арист признался ей в своих детских мечтах, делали невыносимым ее чувство вины перед ним. Их всех ожидают очень серьезные последствия, если попытка посадить Милу на пароход провалится, и Милу с Чичеро пострадают больше всех. Она надеялась, что этого не случится. Особенно теперь, когда она вовлекла в эту авантюру Алекса.
Ей придется незаметно сжечь платье Милу, которое она везла домой вместе с одеялом и полотенцем.
Но все мысли о Милу вылетели у нее из головы, когда она заметила у конюшни двуколку ветеринара.
Господи! Фламм все-таки выбрала именно этот день, чтобы родить жеребенка.
Симона проскакала мимо дома прямо к конюшням.
