Текст книги "Мальчишка с собакой"

Автор книги: Вильям Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Козлов Вильям Федорович
Мальчишка с собакой

О том, что к тете Марье приехал мальчишка со «страшенной» собачищей, нам утром сообщила Наташка Желудева. Она обо всем узнавала раньше всех.

Наташке тринадцать лет, но она длинная. Она даже выше меня и Мишки, хотя мы учимся в одном классе. Правда, Мишка утверждает, что он повыше ее на сантиметр, но это вранье.

Он приехал в деревню поздно вечером, когда мы уже все спали. От станции Сосенки до нашей деревни шесть километров. Но когда идут поезда, мы слышим, потому что в двух километрах от деревни, сразу за рощей, проходит железная дорога.

Напротив рощи состав еле ползет – здесь крутой подъем. И наши деревенские спрыгивают на ходу. Даже женщины прыгают.

Деревня наша маленькая и называется Троеполье. Сразу за последним домом начинается лес. Зимой мы слышим, как лунными ночами в белом поле воют волки. Деревня стоит на пригорке, а внизу в ивовых кустах петляет речка Сомовка. Когда-то, говорят, в ней водились сомы, а теперь, чтобы приличного окуня поймать или плотву, нужно идти за Чупрыкину мельницу.

Мы как раз и собирались на Чупрыкину мельницу, когда прибежала Наташка.

Выгоревшие добела пряди волос с двух сторон были подвязаны тряпочками. На длинных ногах свежие белые царапины, – видно, летела к нам напрямик, через огороды.

– К тете Марье родственник приехал, – затараторила она. – Вышел на лужайку и прыгает через голову… А потом стал на руках ходить… Вот умора!

– То-то вырядилась, – сказал Мишка. Он сидел на крыльце и мастерил из гусиного пера поплавок.

– Подумаешь, на руках… – сказал и я. – Я тоже могу.

– А собака у него – страсть одна! С теленка, чтоб мне лопнуть, если вру.

– С лошадь, – сказал Мишка.

– Со слона, – поддакнул я.

Наташка взяла жестяную банку с червями, заглянула и презрительно сказала:

– Это разве черви? Вот у тети Марьи на огороде…

И вывалила наших червей в яму, которую вырыли для силоса. Мы с Мишкой ахнули: этих червей мы с полчаса копали у конюшни. Я бы показал Наташке за эти штучки почем фунт лиха, но из-за Мишки не стал связываться. А он и не такое от Наташки привык терпеть.

– Пошли к Марье, – сказал Мишка, – красных накопаем…

– А собака? – спросила Наташка. – Она вас живьем проглотит…

– Подавится, – сказал Мишка.

Прижав лбы к круглым жердинам изгороди, мы смотрим на собаку. Наташка не обманула: таких огромных мы не видали сроду. Ростом действительно с теленка, большая голова, висячие уши и длинная черная с коричневым шерсть. Собака стояла у крыльца и смотрела на дверь. Длинный, похожий на веер хвост шевелился. На широком ошейнике белые бляхи. На нас собака не обращала никакого внимания.

– Ее звать Орион, – сказала Наташка.

Уже и это знает!

– Эй, Орион! – позвал Мишка.

Собака посмотрела на нас, зевнула, показав великолепные белые клыки, и снова уставилась на дверь. Уши ее поочередно шевелились. Собака прислушивалась к тому, что происходило за дверью.

– Кто же первый войдет в дом? – ехидно спросила Наташка.

Мишка зачем-то поддернул новые штаны повыше, нахмурил светлые брови, взял у меня лопату и, побледнев, решительно отворил калитку. Он не сделал и двух шагов, как собака проворно повернулась и молча бросилась к нему.

Уронив лопату и банку, Мишка пулей вылетел за калитку и навалился на нее плечом. Собака обнюхала лопату, потом подошла к калитке и, встав на задние лапы, просунула между жердинами черный нос и понюхала Мишкину голову. Стоя на задних лапах, собака была гораздо выше нас.

– Она сейчас Мишке голову откусит! – чуть слышно прошептала Наташка.

Но собака не стала откусывать Мишке голову – она раскрыла красную пасть и оглушительно гавкнула. Мишка медленно сполз на землю, не забывая придерживать калитку. Он, наверное, решил, что у него уже нет головы.

Дверь распахнулась, и на пороге показался высокий худощавый мальчишка в синей куртке на блестящей молнии и коротких зеленых штанах с карманами.

На ногах красные сандалеты.

– Орион! – сказал мальчишка. – Ко мне!

Собака, виляя веером-хвостом, подбежала к нему. Он потрепал ее по лохматой шее и посмотрел на нас.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался мальчишка. – Вы к тете Марье?

Мишка все еще сидел на земле и шарил руками в траве.

– И камня, как назло, под рукой нет… – сказал он.

– Насчет камня поосторожнее, – заметил мальчишка. – Орион этого не любит.

– Эй, как тебя там? – спросил Мишка. – Брось сюда лопату и банку.

– А как же черви? – усмехнулась Наташка.

Мишка не ответил. И вид у него был сконфуженный.

Мишка – отчаянный парень, но этот Орион – я такого собачьего имени еще не слыхал – кого угодно напугает. У него пасть как у льва. Туда запросто моя голова может пролезть. В последнее время я заметил, что Мишка перестал возражать Наташке. А когда она на него смотрит своими насмешливыми серыми глазами, он отворачивается и даже краснеет…

Мальчишка в коротких штанах поднял лопату, консервную банку и передал Наташке, которая подскочила к калитке.

– Как тебя звать? – спросила она.

– Женя, – ответил мальчишка. – А тебя?

Наташка сказала. Мишка исподлобья посмотрел на нее и отвернулся.

– Ты в цирк готовишься? – спросила она. – Я видела, как ты через голову прыгал…

– Чего мы тут потеряли? – сказал Мишка. – Пошли.

Я забрал у Наташки лопату и банку. Она даже не заметила. Протянула между жердинами свою тонкую руку, но дотронуться до Ориона не решилась.

– Он кусается? – спросила она.

Мальчишка улыбнулся. Один зуб у него наполовину сломан. Волосы черные и челкой спускаются на лоб.

– Погладь, – разрешил он.

Наташка тут же запустила пальцы в густую собачью шерсть.

– Ориончик… – засюсюкала она. – Ориоша… Хорошая собачка… А что такое Орион?

– Такую чепуху не знает… – сказал Мишка. – Звезда какая-то…

– Так называется созвездие, – поправил Женя. – Оно как раз над экватором…

– Над экватором? – удивилась Наташка. – Когда мы возьмем щенка, я его Экватором назову.

– Созвездие Ориона граничит с созвездиями Тельца, Близнецов, Зайца, Единорога… – сказал Женя.

– Я был в Ленинграде, в планетарии, – сказал мне Мишка. – Там про все звезды и планеты рассказывают.

– А какой породы Орион? – спросила Наташка.

– Ньюфаундленд, – сказал мальчишка.

– А что это такое?

– Такую чепуху не знает… – сказал Мишка. – Полуостров в Америке.

– Остров, – опять поправил мальчишка. – И не в Америке, а в Канаде. От Америки он отделяется проливом Белл-Айл.

Мишка готов был лопнуть от злости. Второй раз подкузьмил его Женя. Да еще в присутствии Наташки.

– А ты видел когда-нибудь ропуху? – спросил Мишка.

– Ропуху? – удивился Женя. – А что это такое?

– То-то, – сказал Мишка и кивнул мне: – Айда!

Когда мы отошли на приличное расстояние, я спросил:

– Про какую это ты толковал ропуху?

– «Ориончик… Ориончик…» – передразнил Мишка. – Ну и пусть целуется с ним…

– С кем? – спросил я.

– Как будто я обязан помнить про все звезды и острова…

– Кто же это – ропуха? – снова спросил я.

– Отстань, – сказал Мишка.

Я оглянулся: мальчишка вывел из сеней велосипед «Орленок», посадил на раму Наташку и покатил по тропинке вдоль забора. Орион бежал рядом. Пасть его открылась, и оттуда вывалился красный язык.

– Полюбуйся, – сказал я. – Повезли красавицу твою…

Мишка даже не оглянулся. Шагал по дороге, загребая босыми ногами теплую пыль.

– Куда же это они поехали? – сказал я. – Свернули на тропинку… На станцию покатили!

Мишка остановился и со злостью посмотрел на меня.

– Мне наплевать, куда они поехали, – сказал он. – А будешь подъелдыкивать…

– Ладно, ладно, – миролюбиво сказал я. – Пошли выкупаемся?

Прошло несколько дней. Жара стояла невыносимая. Солнце с утра поднималось на безоблачное небо и пекло до самого вечера. Даже птицы не летали в небе. Один только ястреб да еще злые рыжие слепни. Они налетали неожиданно и начинали кружиться, норовя сесть между лопаток, где их не достанешь. Мы уже и забыли, когда был последний раз дождь. В такие дни нам с Мишкой достается! Нужно утром ром и вечером поливать грядки в огороде. Пятьдесят ведер утром и пятьдесят вечером. Под конец кажется, что ведра оттянули руки до земли. Мы с Мишкой с ненавистью смотрели на знойное небо и ждали дождя. Наташка тоже поливала свой огород. Только она не таскала воду в ведрах из колодца. Ее отец-механик установил в огороде электрический насос. Включил рубильник, и белая мощная струя бьет из шланга…

Полив ненасытные грядки, мы бежали на речку. И купались до синих пупырышек на теле. Речка хотя и неширокая, но зато глубокая.

В омуте, напротив конюшни, только Мишка доставал дно. Говорили, что там живет огромный сом. Иногда вечером он поднимается на поверхность, и тогда раздается громкий всплеск. Но Мишка только посмеивался и, когда его очень просили, нырял в омут и доставал горсть черного ила.

Мальчишка с собакой тоже приходил на речку, но он не купался вместе со всеми.

Уходил за излучину и там плавал с Орионом. Мне было интересно посмотреть, как плавает такая большая собака, но Мишка не соглашался идти туда.

– Собака плавает – эка невидаль! – говорил он.

Каждое утро, в восемь часов, Женя садился на велосипед и уезжал на станцию к пассажирскому поезду, который прибывал из Москвы. Вместе с ним на станцию бегал Орион. Когда он появлялся на улице, наши деревенские собаки поджимали хвосты и прятались в подворотни. Они тоже еще не видывали таких псов. Впрочем, Орион не обращал на них внимания.

Я спросил у Наташки – она ведь все знает, – зачем Женя каждое утро мотается на вокзал?

– Свежие газеты покупает, – ответила Наташка. Зачем ездить в такую даль, когда их в деревню к обеду почтальон приносит?

Встречаясь с нами, Женя всегда здоровался. Я отвечал, а Мишка что-то бурчал под нос. Как-то Женя сказал:

– Где здесь щуки водятся? У меня отличный спиннинг, пойдемте покидаем?

– Не до рыбалок нам сейчас, – отрезал Мишка. – Вон засуха…

Какое отношение к рыбалке имела засуха, я так и не понял. А на щучью заводь стоило бы сходить с Женей. У меня спиннинга не было, а он наверняка дал бы мне с берега покидать.

– Вот такую щуку дядя Федя вчера поймал у плотины… – показала Наташка. – Пойдем?

Они ушли, а Мишка насупился. Если бы не Орион, он подрался бы с Женей. Вернулись они через два часа и пустые. Женя взял с собой всего одну блесну, она за корягу зацепилась и осталась в речке. А достать ее не удалось. Даже Орион не смог. Это нам Наташка объяснила.

– А при чем тут Орион? – удивился я.

– Орион ныряет как утка, – сказал Женя.

– Может быть, ваш Орион и летать как лебедь умеет? – язвительно спросил Мишка.

Пес, услышав свое имя, поднял голову и посмотрел на Мишку. Мне показалось, что он усмехнулся.

– Если Орион увидит, что человек тонет, он его спасет, – сказал Женя.

– Ему это хоть бы что, – поддакнула Наташка. – Я видела, как он ныряет.

– Не смешите, – сказал Мишка. – Собаки не могут нырять. Разве что спаниели… Если в уши попадет вода, собака умрет.

– Чепуха, – улыбнулся Женя.

– Я же видела, – сказала Наташка.

– Спорим на «американку», – сказал Мишка. – Я сейчас нырну, а он пусть меня спасает…

– Проиграешь, – сказал Женя.

– Вовка, разбивай, – подмигнул мне Мишка.

Я ударил их по рукам.

– Место я сам выберу, – заявил Мишка.

Женя не возражал.

Мишка, конечно, выбрал омут. Тот самый, в котором никто дна не мог достать, кроме него. И в котором якобы водился большой сом. Мишка сбросил рубашку, штаны и остался в одних трусах. Трусы у него почти до колен. Наверное, мать по ошибке отцовские дала.

Мы стояли на берегу и смотрели на него. Женя подозвал Ориона и стал гладить по голове. Пес с любопытством наблюдал за Мишкой, который спустился к воде.

– Я отпущу, когда ты скажешь, – предупредил Женя.

Он взял Ориона за ошейник. Пес смотрел на Мишку и тяжело дышал. В такой роскошной шубе ему было жарко. С языка капала на землю слюна.

Мишка отплыл на середину омута и, вытаращив глаза, дурным голосом закричал:

– Кара-у-ул… Тону-у!

И, набрав воздуху, нырнул. Орион рванулся вперед, едва не свалив хозяина. Женя только успел сказать: «Спасай! Спасай!» – и отпустил. Пес с берега бухнулся в речку. Проплыв немного, волчком завертелся на одном месте.

– Спасай! – крикнул Женя.

Орион посмотрел на него и, выбросив вверх передние лапы, с всплеском скрылся под водой.

– Что я говорила? – ликовала Наташка. Она, не отрываясь, смотрела на омут. По черной глади расходились круги. Я стал про себя считать. Что-то долго сидит в омуте Мишка. А вдруг его сом за пятку схватил? Когда я досчитал до ста, вода всколыхнулась и на поверхности показался сначала мокрый обвисший хвост, а затем ноги Ориона. Он толчками пятился из глубины. Зубами пес вцепился в Мишкины трусы. Мишка крутил головой, фыркал, а одной рукой придерживал трусы, которые растянулись, как продуктовая сумка.

– Отпусти, говорю! – кричал Мишка, пытаясь вырваться, но пес крепко держал его за трусы и, смешно хлопая лапами по воде, продвигался к берегу. Мишке ничего не оставалось, как помогать ему руками. У самого берега Мишка хотел было встать, но Орион поволок его на песок.

И тут произошло такое, о чем без смеха невозможно вспоминать… Мишка снова попытался вырваться, но вместо этого налимом выскользнул из собственных трусов. Наташка ойкнула и закрыла смеющееся лицо руками.

Женя бросился к Ориону, но побагровевший Мишка уже вскочил на ноги и стремглав помчался по траве к кустам, которые, как назло, были метрах в ста от берега. Пес с трусами в зубах бросился за ним.

– Ко мне! – кричал Женя. – Кому говорю?! Ко мне!

Орион нехотя вернулся. Женя выхватил из его рта мокрые Мишкины трусы и протянул мне.

– Зачем вырывался? – сказал он. – Орион ведь не знает, что он нарочно. Он спасал, а утопающие не вырываются…

Я с восхищением смотрел на пса, который бегал вокруг меня и лаял. Его интересовали Мишкины трусы. Брызги от шерсти летели во все стороны.

– Ай да пес! – сказал я.

Мне хотелось погладить Ориона, но тут я вспомнил про Мишку, который голый и злой сидит в кустах. Я побежал к нему.

– Я ничего не видела, честное слово! – крикнула вслед Наташка, давясь от смеха.

Я нашел Мишку в самой гуще ольшаника и отдал трусы. Не глядя на меня, он выжал их и надел. Ноги и бока были оцарапаны. Это когда он продирался сквозь кусты.

– Ушли они? – спросил он.

– Ну ты и драпал… – улыбаясь, сказал я. Уж очень вид у Мишки был потешный.

– Может быть, мне теперь утопиться?

– Наташка говорит, что ничего не видела, – сказал я.

– Драться, – сказал Мишка. – Только драться. Не на жизнь, а на смерть!

На следующий день я отправился к дому тети Марьи с не очень-то приятным поручением. Я должен был передать Жене, что Мишка хочет с ним драться.

Сегодня вечером возле поваленной березы. Мишка сказал, что только кровью можно смыть этот позор.

У калитки я остановился. Откроешь, а Орион как налетит… Женю я увидел на крыше. Он стоял на самой кромке и готовился прыгнуть. Я услышал глухой удар о землю. Орион радостно приветствовал его внизу. Женя поднялся с земли – он не удержался на ногах – и увидел меня.

– Заходи! – крикнул он.

Я подошел к стене и посмотрел вверх: высоко. Метра три будет. Женя подошел к жердине, вбитой посередине лужайки, и, ухватившись одной рукой, стал кружиться вокруг. Он долго кружился, мне даже надоело смотреть на него. Когда он отпустил жердь, то глаза его косили, он пошатывался.

– Это зарядка такая, что ли? – спросил я.

– Тренировка, – не сразу ответил Женя. – Попробуй!

Я подошел к жердине и несколько раз неловко крутнулся вокруг нее.

– Вот так надо, – отстранил меня Женя.

И показал, как нужно обхватывать жердину рукой.

– Видел, сколько раз я крутнулся? Сто восемьдесят, – сказал он. А ты тридцать витков сделаешь и – с катушек долой…

– Это мы еще посмотрим…

Я крутнулся ровно тридцать раз и отпустил жердь. Какая-то непонятная сила поволокла меня в сторону, крыша дома задралась, и я шлепнулся на траву. Попробовал встать и снова упал.

Женя стоял рядом и, хлопая себя руками по голым ляжкам, хохотал.

– А как же они на центрифуге? А на кувыркающемся кресле? А в барокамере? – говорил он.

Когда мир перестал вращаться вокруг меня, я наконец встал и посмотрел на него.

– Какая еще центрифуга? – спросил я.

Он взял газету, которая лежала на садовой скамейке, и стал просматривать. Потом взглянул на меня и со вздохом сказал:

– Все нет сообщения…

– Сообщения? Он сложил газету и бросил на траву.

– Ну, например, о запуске космонавтов…

– Давно не запускали, – сказал я.

– Запустят.

– На Марс?

– Может быть, и на Марс… Теперь он на очереди.

– Скорее бы, – сказал я. – На Марс запустят – тогда и на другие планеты полетят.

– Думаешь, так-то просто? Каждая планета – это загадка. Вот изучат планеты автоматические станции, а тогда и человек полетит, чтобы наверняка.

– Ладно, хватит про космос, – сказал я. – Вот что, Мишка вызывает тебя драться, понял?

– Может, и так получится, – продолжал он, – прилетит космонавт на планету, а на землю не сможет вернуться… И будет жить там, пока за ним не прилетят другие… Ты только подумай: человек на таинственной планете! Он живет там и смотрит на Землю. Ждет, когда за ним прилетят. А на Земле его ждут… Жена, дети.

– Будешь драться? – спросил я.

– Драться? – взглянул на меня Женя. – С Мишей? Если он хочет, пожалуйста… А из-за чего мы должны драться?

– Вам виднее, – сказал я. – Мне велено передать.

И объяснил ему, что драться они будут вечером, у поваленной березы. Мы с ним забрались на крышу, и я показал ему березу. Она издали видна. Одна половина из земли торчит, а другая рядом валяется. Еще весной молния ударила в березу.

– Не забудь, – сказал я. – Вечером.

– Ладно, приду, – сказал он и улыбнулся. – А ты, значит, секундант?

Что такое «секундант», я не знал, а спросить постеснялся. Потом у Мишки спросил, и он мне уверенно объяснил, что секундант – это человек с часами. Он с Женей будет драться, а я должен смотреть на часы и засекать время.

Когда я спросил – зачем, Мишка сказал, что так все секунданты делают… А зачем, он и сам не знает.

Я уже закрыл за собой калитку и вдруг неожиданно для себя сказал:

– Ты учти: Мишка – левша…

– Левша? – рассеянно переспросил он.

Зачем я это ему сказал? Левая рука Мишку не раз в драках выручала. В самый неожиданный момент он наносил сокрушительный удар левой, и противник начинал размазывать кровь по лицу.

Они награждали друг друга оплеухами и тумаками, а я сидел на поваленной березе и грыз сизую турнепсину. Дрались они хорошо, попусту не суетились, не хватали друг друга за волосы и не царапались. Приятно было смотреть на них. Мишка что-то бурчал под нос, а Женя дрался молча. Паренек он был крепкий, и мой друг только кряхтел, получая удары.

Мне показалось, что у оврага шевельнулись кусты и вроде бы мелькнуло что-то. Но я сразу же об этом забыл, увидев, как Мишка слева заехал Жене в губу, – правда, в ответ он тут же получил сильный удар по скуле…

Услышав вдалеке знакомый басистый лай, я оглянулся: по турнепсовому полю напрямик от деревни черным клубком летел к нам Орион. А за ним не спеша шагала по тропинке Наташка.

– Орион! – завопил я, сообразив, что дело может плохо для Мишки обернуться.

Они сразу перестали драться и стали смотреть на приближающегося Ориона.

– Не вздумай замахнуться, – сказал Женя. – Разорвет!

Орион с ходу бросился к нему на грудь. Облизал лицо и, радостно повизгивая, стал прыгать вокруг. Мишка стоял руки по швам и не шевелился.

– Неужели, чертяка, окно выбил? – сказал Женя. – Он может.

Подошла Наташка. В зубах зеленая травинка. Она что-то напевала.

– Чего вы здесь делаете? – спросила она. А глаза хитрющие.

– Тебя ждем, – сказал я. – Что, думаем, Наташка не идет?

– Как он оттуда вырвался? – сказал Женя. – Я обе двери закрыл.

– Это ты про собаку? – спросила Наташка. – Иду мимо случайно, слышу, Орион лает и на окна бросается… Ну, я и выпустила.

– Понятно, – мрачно сказал Мишка.

Я подозрительно посмотрел на Наташку: уж не ее ли это платье мелькнуло в кустах?

– А случайно ты в ольшанике у оврага не сидела? – спросил я.

– У какого оврага? – сделала Наташка большие глаза.

Это, конечно, ее работа. Впрочем, я не стал разоблачать Наташку. Я был с самого начала против этой дурацкой драки. Мне этот чудной парень с собакой нравился. С ним интересно поговорить. Знает про все на свете. И первый никого не задирает. Мишка на него злится, так это из-за Наташки.

Я посмотрел на них: хороши красавчики! У Жени губа разбита и нос стал вдвое толще, а у Мишки скула распухла и один глаз уменьшился.

Женя облизывал разбитую губу, сплевывал красноватую слюну и гладил Ориона.

Мишка все время отворачивался в сторону, чтобы Наташка не заметила, какой он стал урод.

Солнце опустилось за синюю-синюю тучу. На деревню ползли пышные розоватые облака. Говорят, когда солнце опускается за тучу, будет дождь. Скорее бы, а то надоело огород поливать. И потом, охота по лужам побегать!

Я люблю, когда дождь. Речка вспухает, становится мутной, а по дорогам и тропинкам в овраг скатываются ручьи.

– Смотрите, спутник полетел, – сказал Женя.

Я уставился на небо, но, кроме нескольких тусклых звезд, ничего не увидел.

– У меня есть подзорная труба, – сказал он. – В нее все спутники видны.

– Я ни одного не вижу, – поглядел я на небо.

– Их много летает, – сказал Женя. – Просто люди на них не обращают внимания…

Мы вчетвером сидим на крыше тети Марьиного дома и по очереди смотрим в подзорную трубу. Крыша крутая, и нужно все время быть начеку, а то, чего доброго, съедешь по замшелой дранке и сверзишься прямо в сад. Внизу носится Орион и скулит. Он хочет к нам, на крышу. Тети Марьи нет дома. Она с бригадой на сенокосе. Вернется завтра к обеду.

Длинная выдвижная труба установлена на треногу. В окуляр видны яркие звезды и маленькие блестящие спутники. Их действительно много на небе. Они появляются у кромки леса, мерцая, как звезда, двигаются по темному небу и постепенно теряются среди других звезд. Иногда рядом летят сразу два спутника.

– Вот это наш «Космос», а это – последняя ступень американской ракеты… – объяснял Женя.

– Откуда ты знаешь? – не выдержал Мишка.

– Я каждый вечер смотрю, – сказал Женя.

– А как эта звезда называется? – спросила Наташка. Она смотрела в трубу и пальцем показывала в небо.

– Рядом с Большой Медведицей? – спросил Женя.

– Нет, Медведицу я знаю… Ну, вот эта яркая, а рядом еще три.

– Это созвездие Волосы Вероники.

– Волосы Вероники… – шепотом повторила Наташка. – Какое красивое название.

– А это что за звезда? – небрежно ткнул Мишка пальцем в небо.

– Марс, – сказал Женя. – Планета.

– Верно, – сказал Мишка.

– А это? – спросил и я.

– Гончие Псы…

Я только диву давался: откуда он все знает? И Мишка перестал задираться. Глаз у него почти совсем закрылся, так что ему удобно смотреть в трубу, не нужно прищуриваться. Это всегда так, после драки отношения начинают налаживаться. Наша дружба с Мишкой тоже началась с драки.

Мы долго сидели на крыше, рядом с печной трубой. Ориону надоело лаять, и он улегся на тропинку и морду положил на лапы. Когда он поднимал голову, чтобы посмотреть на нас, глаза его вспыхивали красноватым светом. Женя рассказывал про звезды и показывал их нам. Жалко, что облака закрыли полнеба.

Наташка смотрела Жене в рот. И глаза у нее мерцали, как эти далекие звезды. А Женя, наоборот, отворачивался от нее и смотрел на Мишку. И я чувствовал, что все это он рассказывает для Мишки. Наверное, и Мишка это понял и перестал волком смотреть на Женю.

Когда мы спустились вниз, тучи закрыли все небо. Стало темно, в саду зашумели яблони.

Орион подбежал к нам и всем по очереди положил толстые лапы на плечи. Так он выражал свою радость и дружелюбие. Над лесом, далеко-далеко, полыхнула молния.

– Ура, – сказал Мишка. – Будет дождь!

– Космонавты в дождь не стартуют, – сказал Женя, глядя на небо. Здесь может идти дождь, а там… звездное небо. Может быть, сейчас космонавт на лифте поднимается в ракету… Четыре, три, два, один… Старт!

– Разве они на лифте поднимаются? – спросил Мишка.

– Знаешь, какая ракета огромная? Как башня! Попробуй заберись без лифта!

Орион зарычал и подбежал к калитке. Там замаячила чья-то тень.

– Я ее ищу, давно пора ужинать, а она вон где околачивается? послышался женский голос. Это Наташкина мать.

– Спокойной ночи, – сказала Наташка и метнулась к калитке.

Мы еще немного постояли и тоже пошли. Женя проводил нас.

– Я проиграл «американку», – сказал Мишка. – У меня есть охотничий нож с костяной рукояткой… Хочешь?

Этот нож Мишке подарил отец. Когда они вместе уходили на охоту, Мишка прикреплял нож к поясу и гордо шествовал по деревне. Я знал, что этот нож самая большая Мишкина ценность.

Женя улыбнулся и покачал головой.

– Что же ты хочешь? – спросил Мишка.

– Кто такая ропуха? – спросил Женя. – Я у всех спрашивал… Никто не знает, что такое «ропуха»…

– Жаба, – сказал Мишка. – Обыкновенная жаба…

И расхохотался, а за ним и мы.

Три дня Женя не выходил из дома. Три утра подряд он не ездил на велосипеде на станцию и не читал газет. Орион, распластавшись, лежал на крыльце и никого, кроме тети Марьи, не пропускал в дом.

Наташка специально сбегала в поле и спросила у тети Марьи: что случилось? Почему Женя сидит дома и никуда не выходит?

– Лежит, – смеясь, сказала тетя Марья. – На полу, родимый, лежит…

– Заболел? – спросила Наташка.

– Эта у него… гипо… анамия какая-то…

И еще пуще засмеялась.

Мы ломали головы: что же это за болезнь?

И потом, почему на полу лежит?

И уж совсем непонятно: человек заболел, а тете Марье смешно!

Мы подходили к изгороди и свистели. Орион поднимал голову и сочувственно смотрел на нас. Но Женя не откликался. И даже в окно ни разу не выглянул. Тогда мы решили без приглашения пойти к нему. Но лишь открыли калитку, как с крыльца поднялся Орион и, подойдя к нам, загородил дорогу. Когда Наташка попыталась обойти его, Орион приподнял черную губу и показал большие белые клыки. Делать было нечего, и мы отступили.

И тогда Мишке пришла в голову идея.

– На чердаке есть окошко, – сказал он. – И без стекла… Попробуем?

– А я как же? – спросила Наташка.

– Ориона отвлекай, – сказал я. – Дергай все время калитку…

Мы обошли дом и перелезли через изгородь. По бревнам, прислоненным к углу дома, вскарабкались на крышу. Сначала Мишка, потом я. А дальше было не так уж трудно, окошко широкое, и мы без особых хлопот оказались на чердаке. Спустились по лестнице в темные сени, и вот мы в комнате.

У окна тренога с подзорной трубой. К ней прикреплена газета – это чтобы солнечные лучи не падали на пол, на котором лежал Женя и смотрел на белый потолок.

Он лежал на голых крашеных досках, и под головой была подложена толстая книжка в коричневом переплете. Рядом, чтобы рукой можно было достать, стоял ковш с водой, на газете полбуханки хлеба, начатая банка рыбных консервов и несколько картофелин в мундире. И будильник.

Он не удивился нашему приходу, все так же лежал и смотрел в потолок. Над ним кружились большие синие мухи, которые залетали в открытую форточку.

– У тебя с позвоночником что-нибудь? – спросил Мишка.

Я вспомнил, как он прыгал с крыши. Допрыгался…

– Нога? – спросил я.

Женя посмотрел на нас и улыбнулся.

– Я не могу встать… – сказал он.

– Поможем! – подскочил Мишка, но он покачал головой.

– Я встану… – Он повернул голову и взглянул на будильник. Я встану через четыре часа сорок одну минуту…

Мишка посмотрел на меня и дотронулся до виска: дескать, малый чокнулся…

– В углу спиннинг, а на столе коробка с блеснами, – сказал Женя. Забирайте и – на речку… Эх, выкупаться бы!

Он отмахнулся от нахалки мухи, которая норовила усесться на кончик носа, и, приподняв голову, отпил из ковша. Отпил и поморщился: теплая вода.

– Три дня так и лежишь на полу? – спросил я.

– Три дня, – сказал Женя. – Это чепуха… А как же они? Неделями лежат вот так, не двигаясь, а потом сразу на центрифугу… А в барокамере? Шестьдесят дней!

И тут только я сообразил, что это тоже тренировка! Мишка разглядывал на стене фотографии, приколотые кнопками. Их много было: все наши космонавты. И незнакомые летчики в странных скафандрах. Один сидел на маленькой надувной лодочке, а кругом море, и вдали виднеется пароход.

– А что такое гипо… анамия? – спросил я.

– Гиподинамия… – засмеялся Женя. – Это когда человек находится в состоянии полной неподвижности…

– А-а, – сказал я.

– А может быть, встанешь? – спросил Мишка. Женя снова взглянул на будильник.

– Через четыре часа тридцать две минуты, – сказал он.

– Ты что, в космонавты готовишься? – спросил Мишка.

– Я полечу на Марс или Венеру, – сказал Женя. А может быть, и за пределы Солнечной системы… Луна – это теперь наша стартовая площадка. Еще в этом веке ее построят. Космические корабли будут с Луны улетать на другие планеты…

– И давно ты… тренируешься? – спросил я.

– Второй год, – сказал Женя. – Я был в Звездном городке. Меня сначала не пускали, а потом пропустили… Я им показал график движения наших спутников, который я целый месяц составлял.

– И космонавтов видел? – спросил Мишка.

– Они мне подарили вот эту фотографию, – сказал Женя. – Если хочешь, сними и прочитай на обратной стороне…

Но Мишка не стал снимать со стены фотографию. Он подошел к стене и долго смотрел на космонавтов, сфотографировавшихся группой.

– А как вы попали сюда? – запоздало спросил Женя.

– Из космоса… – улыбнулся Мишка и показал пальцем на потолок.

Женя попросил меня вылить теплую воду и принести из кадки свежей. Я принес.

– И ни разу не встал? – спросил Мишка.

– Кого же я буду обманывать? – сказал Женя. – Себя, что ли?

– Ну, давай лежи, – сказал Мишка. – Сколько тебе осталось?

– Четыре часа шесть минут… – сказал Женя. Последние часы ужасно долго тянутся!

Назад мы вышли через двор. Нужно было видеть изумленную морду Ориона! Он растопырил уши и, растерянно моргая, смотрел на нас.

– Прошляпил? – сказал я и, потрепав его по шее, вслед за Мишкой прошел калитке, где нас с нетерпением ждала Наташка. У нее даже одна ленточка в волосах развязалась.

– Ну что, за доктором бежать? – спросила она.

– Доктор не поможет, – сказал Мишка. – У него болезнь неизлечимая. Гипо… Как она называется?

– Ги-по-ди-на-мия, – с удовольствием произнес я это незнакомое космическое слово.

– Я побегу в контору, – заволновалась Наташка. – Из района «скорую помощь» вызовут…

Она повернулась, чтобы побежать, но Мишка поймал ее за руку.

– Пойдем на Чупрыкину мельницу щук шугать.

– Какие щуки, – чуть не плача, сказала Наташка. – Человеку плохо, а вы… вы тут со своими щуками…

Мишка отпустил ее руку и, помолчав, сказал:

– Не надо «скорую помощь»… Он поправится ровно через три часа и пятьдесят пять минут…

Мишка сказал это спокойным, серьезным голосом, и Наташка поверила. Она уселась на низкую скамейку, что возле забора, и положила руки на острые коленки, выглядывавшие из-под ситцевого платья в горошек.