Текст книги "Назад, обернись назад (ЛП)"

Автор книги: Вильма Ширас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Субботний день я провела, бродя по городу.

Я пересекла площадь и направилась к главной библиотеке. Затем я завернула за угол и направилась к колледжу, в котором проучусь год, через два года. Он, конечно, был закрыт. Я подумывала о том, чтобы заглянуть туда как-нибудь в будний день, когда я могла бы зайти внутрь и повидаться с профессорами, и удостовериться в своих воспоминаниях о них. Конечно, у меня не было бы таких ярких воспоминаний о моём годе в колледже, если бы я не пережила его. На самом деле, в пятнадцать лет я даже не знала, что за углом главной библиотеки есть колледж, не говоря уже о том, что я когда-нибудь поступлю туда. Но я подумала, что, если кто-нибудь из профессоров вспомнит потом меня? Они не могли знать, что я поступлю туда два года спустя! Эти мысли встревожили меня, и я поспешила домой.

В понедельник я снова села в лужу на латыни, и Мохнатка вывела меня за дверь после урока и отругала.

– Жизнь – это не ложе из роз, – сказала она. – Вы не прожили бы так долго, не зная этого.

Я сдержала улыбку и чуть не ответила: «Вы и половины не знаете».

Худшее было ещё впереди. Когда я пришла на урок английского, то, к своему крайнему изумлению, обнаружила, что на доске объявлений моё имя фигурирует в качестве участницы конкурса устных докладов. Один понедельник в месяц отводился для устных докладов, и имена участников вывешивались на доске в первую неделю занятий. Я понятия не имела, что должна выступать, и не имела ни малейшего представления о том, что говорить. Я встала и вышла к доске, стуча зубами и испытывая дрожь в коленях. Удивительно, как быстро возвращается психология школьницы. Я, конечно, понимала, что обязана выступить, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Нельзя было сказать, что я совсем забыла о необходимости выступить с докладом.

За несколько дней до того, как всё это произошло, мой муж дал мне почитать одну статью. Он часто давал мне интересные технические статьи по химии или чему-то подобному, потому что знал, что я интересовалась этими предметами, и, хотя я не извлекала из них столько пользы, сколько позволяла ему думать, по крайней мере, я всегда читала их и запоминала из них что-то полезное. Я запомнила эту статью. Прошлой ночью, лёжа в постели, я обдумывала её, пытаясь вспомнить, потому что она придавала мне уверенности в том, что я могу вспомнить о вещах из той жизни, которой мне следовало бы жить. Я открыла рот и начала говорить.

Я рассказала им всё, что помнила из прочитанной статьи, независимо от того, правильно я запомнила или нет. О том, как гелий сжижается при сжатии, и о том, что детали не нужно смазывать, а смазка обеспечивается за счёт небольшой утечки самого газа; и о том, что существует два вида жидкого гелия, место разделения их отмечено лямбда-точкой, и о том, как жидкий гелий поднимается по стенке мензурки и заполняет её; и что он не обладает вязкостью и не имеет жидкостного трения, и что он подчиняется не ньютоновской механике, а механике Эйнштейна-Бозе, являющейся частью квантовой механики, и что нет надежды получить твёрдый гелий, хотя уже достигнуты температуры отличные на тысячную долю градуса от абсолютного нуля.

Потом я села, и никто не задал никаких вопросов, несомненно, потому, что никто ни в малейшей степени не понял, о чём я говорю.

Но когда я пришла на урок математики, то обнаружила, что моя слава опередила меня, и в обеденный перерыв меня буквально засыпали вопросами и шутками. Мои одноклассники, похоже, решили, что я наплела кучу невероятной чепухи с озорным намерением одурачить нашу учительницу английского, ничего, по-видимому, не смыслившую в науке. (Я не могу себе представить, почему они думали, что она не знала ничего, кроме английского. Но молодые люди, похоже, забывают, что их учителя прошли через колледж и имели хоть какой-то контакт со всеми областями знаний.) Когда я пришла на урок химии, Джей Би еле сдерживался, чтоб не наброситься на меня. Чем было то, о чём ему рассказали? Не возражала бы я ещё раз прочитать ту же лекцию на уроке химии и дать ссылки на мои источники? Мы ещё не проходили гелий, но он с радостью передвинул бы эту часть в учебном плане пораньше, чтобы его ученики услышали то, что я могла рассказать.

Я попытался заикнуться о том, что на самом деле ничего особенного в этом не было, и что я не смогу вспомнить это снова, и не знаю, что ещё наплела. Но он слишком много слышал об этом и даже смог процитировать кое-что из того, что я сказала. Несколько мальчиков и девочек из моего класса химии были на уроке английского. Некоторые мальчики рассказали даже больше, чем я ожидала. Они по очереди цитировали меня и спорили о том, что именно я сказала, и к концу урока я оказалась совершенно измотанной. Чем больше они засыпали меня вопросами, тем меньше я могла вспомнить. Одна вещь, которую я отчётливо запомнила, – это мензурка, помещаемая в гелий II примерно на дюйм, так что высота мензурки над поверхностью составляет три дюйма; она заполняется жидким гелием, текущим вверх по стенкам через край мензурки до тех пор, пока уровень жидкости внутри и снаружи не станет одинаковым. И, конечно же, я не смогла вспомнить ни одного объяснения из тех, что могли содержаться в статье.

– Вы можете объяснить, почему это происходит? – спросил Джей Би.

– Им что-нибудь скажут такие понятия, как осмос и поверхностное натяжение? – неуверенно спросила я.

Никто в классе, кроме Джей Би, не понял, о чём я говорю, но он был слишком взволнован, чтобы обращать на это внимание.

– Вы так и не рассказали нам, где всё это узнали, – сказал он.

– Мой двоюродный брат учится в Гарварде, – еле выдавила я из себя.

– Правда? И эти эксперименты проводились в Гарварде?

– Я думаю, в Голландии, – ответила я.

– Я должен уточнить у кое-кого из профессоров, когда в следующий раз буду в Гарварде, – сказал Джей Би, видя, что выжал из меня все соки. – На самом деле, я и не подозревал, насколько отстал от жизни. Я не слышал ни слова из всего этого. Боже мой! – и он улыбнулся классу.

Я и не подозревала, что у учителей есть жизнь вне школы, что они могут поехать в Гарвард и решить пообщаться с тамошними профессорами! На какой-то безумный миг мне захотелось разрыдаться и сознаться, что я всё это выдумала, каждое слово. Потом я поняла, что это не только не улучшит ситуацию, но и ухудшит её. Пятнадцатилетняя школьница не способна придумать целую историю о тройной точке[3]3
  Тройная точка соответствует состоянию, в котором находятся в равновесии кристаллическая (твёрдая), жидкая и паровая фазы вещества.


[Закрыть], механике Эйнштейна-Бозе и тому подобном. И все работы, о которых я им рассказывала, не были новинками, когда я о них читала; некоторым из них, возможно, было больше пятнадцати лет. Ничего из этого я не могла выдумать.

– Он не изучал это в Гарварде, – сказал я. – Он где-то прочитал об этом, а потом рассказал мне.

Это могло бы помочь с ситуацией, касающейся Гарварда.

– Ах! Тогда я хотел бы встретиться с вашим братом и послушать об этом. Или хотя бы узнать, какие публикации он читал.

– Вы могли бы найти их в «Рефератах по химии», – предложила я, но потом вспомнила, что вряд ли знала о существовании такого периодического издания.

Тут прозвенел звонок, я схватила свою школьную сумку и убежала, хотя Джей Би крикнул мне, чтобы я подождала. Возможно, мне удалось бы сбежать, но я на полном ходу налетела на учителя физики, мистера Морриса, который услышал от своих учеников о моей ставшей знаменитой речи и пришёл, чтобы перехватить меня, потому что ему сказали, что я буду здесь.

– Это всё, что я знаю, – выдохнула я, когда они оба заговорили со мной одновременно. – Я этого не понимаю. Я просто передала то, что он мне сказал. Возможно, я всё неправильно поняла. Я совсем забыла о конкурсе, и мне пришлось припомнить всё быстро, и это всё, что мне пришло в голову. Вы знаете, мистер Моррис, какая я медлительная…

И тут я поняла, что только на следующий год окажусь в его классе, одной из двух девушек, выбравших физику для подготовки к поступлению в колледж (это было так давно, моя дорогая, сейчас многие девушки изучают физику), и что, когда мне было всего пятнадцать, и я никогда не видела мистера Морриса вообще, не говоря уже о том, чтобы дать ему шанс узнать, насколько я отстаю от мальчиков в познаниях в механике.

И тут у меня началась настоящая истерика. Если бы у меня была хоть капля здравого смысла, я бы закатила её гораздо раньше. Я сразу поняла, что нашла единственно возможный способ спастись. Джей Би похлопал меня по плечу и стал говорить что-то успокаивающее, а Моррис побежал за Мэдди, которая как раз шла по коридору. Он что-то прошептал ей, и она увела меня.

Мэдди отвела меня в учительскую и заставила прилечь. Учительница английского, которую мы звали Шекс, потому что она очень любила Шекспира, была там в это время, она сидела рядом со мной и шикала на всех, кто входил. Я закрыла глаза и притворилась, что упала в обморок, но на самом деле я была всего лишь очень встревожена. Мэдди отошла поговорить с мужчинами, но вскоре вернулась и начала тихо рассказывать Шекс обо всём этом.

– Действительно, это очень странно, – сказала она.

– Я с трудом поверила своим ушам, когда услышала, о чём она говорит, – согласилась Шекс. – Она определённо говорила так, как будто разбиралась в вопросе.

– Джей Би так и сказал, – согласилась Мэдди. – Он сказал, что она давала самые невероятные ответы; он действительно забыл, что она – всего лишь ребёнок. Он говорит, что не понимает, как это могло быть чем-то, о чём она услышала от студента. Она высказывала своё мнение так, как будто оно было её собственным, и когда она отвечала на тот же вопрос во второй раз, она сформулировала ответ по-другому. И при таком знании предмета, которое она продемонстрировала, можно подумать, что она знает о химии гораздо больше, чем могла бы выучить за шесть недель. И о физике тоже, хотя она вообще её не изучала.

Очевидно, в связи с этой статьёй, прочитанной всего за несколько дней до этого, я вспомнила больше, чем могла узнать из того, что проходили в классе на уроках в то время.

– Я поговорила об этом с мистером Моррисом, – сказала Шекс, – думала, что ему будет интересно, но он сказал, что у неё не может быть базовых знаний для понимания всего этого.

– Джей Би сказал почти то же самое, – ответила Мэдди. – Он сказал, что удивительно, как девочка её возраста вообще смогла запомнить все эти слова. Конечно, она умная девочка. Возможно, её двоюродный брат объяснил ей всё.

– Я расспрашивала других девушек о её двоюродном брате, – сказала Шекс. – Все они сказали, что он учится в бизнес-школе, в аспирантуре, и что она возмущалась по поводу того, что он не проявляет ни малейшего интереса к химии. Я не понимаю, каким образом он смог рассказать ей и объяснить всё это так тщательно, что она смогла выступить с докладом на эту тему, хотя совершенно забыла, что вообще должна была выступать.

– Если бы она подготовилась к докладу, выбрала бы она эту тему?

– Я думаю, что это в высшей степени маловероятно. Она могла бы без малейшего труда подготовить лекцию о литературе и, если говорить тактично, сообразила бы, что это было бы гораздо более уместно. Я думаю, она говорит правду, когда утверждает, что забыла про доклад и что эта тема просто первой пришла ей в голову, и она была не в состоянии думать ни о чём другом.

– Я рассказывала вам, – задумчиво произнесла моя учительница французского, – как она перешла на немецкий на моём уроке?

Она рассказала об этом, пока я лежал, дрожа всем телом.

– Одарённые дети иногда проявляют неожиданные познания, – сказал Шекс. – Возможно, её двоюродный брат действительно немного научил её немецкому. Возможно, она читала что-то о науках.

– Я слышала, что она проявляет большой интерес к химии. Мужчины сказали, что это очень странно, что у неё есть к этому способности, но на допросе она действительно сломалась.

– Как это по-мужски, – возмущённо сказал Шекс, – довести бедного ребёнка до истерики. Никто из других учеников никогда не осмелится проявить интерес к чему-либо после такого.

Учительницы склонились надо мной, ласково заговорили со мной и спросили, как я себя чувствую. Я вспомнила, что, если опоздаю домой, меня будут расспрашивать, поэтому я понимала, что скоро мне придётся уйти из школы, и я открыла глаза и сказала, что, наверное, чувствую себя хорошо, но у меня ужасно болит голова. Шекс предложила немного проводить меня, и отвела в аптеку на углу, дала мне две таблетки аспирина и шоколадную газировку и сказала, что я ни о чём не беспокоилась.

– Я гарантирую, что никто никогда больше не упомянет об этом при тебе, – сказала она.

Как только я вернулась домой, я поднялась наверх, записала всё это и спрятала под расшатанной доской на чердаке. После ужина я немного позанималась латынью и математикой, поняв, что утратила интерес к химии. Я продумала своё поведение на будущее и заснула крепким сном.

Потом кто-то позвал меня по имени. Мне так хотелось спать. Казалось, я не могла ни пошевелиться, ни заговорить. Кто-то снова позвал меня, и я попытался проснуться. Это были Пол и Профессор. Знаешь, моя дорогая, я целую неделю была без сознания, и они перепробовали всё, чтобы привести меня в чувство. Профессор отправил меня в прошлое, загипнотизировав так, что я потеряла о нём все воспоминания, а потом ему было очень трудно вернуть меня обратно. Бедняга, он был в отчаянии – я думаю, он страдал больше, чем мы с Полом. Можно мне ещё чашечку чая?

– Я приготовлю свежий, – сказал я. – Этот уже остыл. Какое интересное приключение! Но, конечно, вы увидели это всё во сне…

– Нет, – серьёзно ответила миссис Токкин. – Когда двенадцать лет спустя умерла моя бабушка, Пол поехал туда, чтобы уладить дела с наследством и всё такое, поднялся на чердак, заглянул под расшатанную доску и обнаружил там дневник, который я вела, пока жила там. Повезло, что никто его не нашёл. И одна из моих двоюродных сестёр встретила его и спросила, как у меня дела. Она сказала, что это очень странно, но однажды я каким-то образом потеряла из памяти целую неделю, и она задалась вопросом, не было ли у меня таких провалов снова. Конечно, именно эту неделю мне суждено было прожить пятнадцать лет спустя. Я перечитала эти записи несколько дней назад; именно поэтому я так хорошо помню их сегодня.

– Но почему Профессор заставил вас забыть о нём?

– Ну, если бы я помнила его, то, конечно, точно знала бы, что со мной произошло, и что он скоро вернёт меня в моё время. Он сказал, что, по его мнению, было бы более поучительно, если бы я его не помнила. Без сомнения, он был прав. Полу действительно не следовало так сильно его бить, когда он это сказал.

© Перевод: Андрей Березуцкий (Stirliz77)