Текст книги "Мы, скандинавы. Искусство быть отцом (фрагмент)"

Автор книги: Вилли Брейнхолст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Вилли Брейнхолст
МЫ, СКАНДИНАВЫ...
Введение в скандинавологию

В древности мы, скандинавы, называли себя викингами, ходили с длинными колючими бородами, испачканными медовой брагой, и плавали, опередив Колумба, в Америку. Как только в мире пошла мода на горностаевые мантии, Дания, Норвегия и Швеция сделались монархиями. Скандинавские короли популярны и по сей день: в любом скандинавском доме их величества висят на стене под стеклом среди других семейных портретов, каждый скандинав на «ты» с королём и королевой и, встретив на улице, раскланивается с ними.

Швеция – самая крупная из Скандинавских стран. В учебнике она разделена на южную, центральную и северную части. На плодородном юге живут так называемые сконцы, что-то вроде говорящих по-шведски датчан, естественно, ни центральные, ни северные шведы не хотят их признавать за шведов. В Северной Швеции живут лапландцы, небольшой добрый народ, говорящий на языке, едва ли понятный им самим, что заставляет их почти постоянно молчать.

В центральной части Швеции, где расположена столица, живут так называемые шведы – у них просто нет другого выбора, так как никто не признаёт их за своих ни в Сконе, ни в Лапландии.

Норвегия – вторая по величине страна Скандинавии и самая редконаселённая. В то время как Дания имеет 94 жителя на квадратный километр, Норвегия едва ли набирает четверть жителя на одну гору. Из этого нетрудно заключить, что поверхность Норвегии довольно неровная. Кое-где там даже пришлось взгромоздить одни вершины на другие, чтобы нашлось место для всех. Таким путём гора Гальхёпиген достигла высоты 2500 метров, став высочайшей вершиной Норвегии, что, однако, не прибавило стране дохода, так что норвежцам пришлось заняться рыболовством.

Дания – самая маленькая из Скандинавских стран. Она настолько мала, что все карты Дании сделаны в масштабе 1:500, иначе страну невозможно будет разглядеть.

Дания в отличие от соседа, может похвастаться лишь одной горной вершиной. Она вздымается на 157,5 метра над уровнем моря во время отлива и с подобающей датчанам скромностью названа Небесной горой. С её вершины открывается чудесный вид, особенно если стать на стул.

Стокгольм известен как «Северная Венеция» или «Северный Париж», Копенгаген – как «Город множества шпилей», Осло – как «Город прекрасных панорам». Впрочем, известно это лишь туристам, и то, если они не проконсультируются у какого-нибудь местного жителя. В этом случае им будет сказано, что «ничерта здесь стоящего для осмотра нет».

В Скандинавии существует множество различных средств передвижения. Наиболее быстрый – самолётом, наиболее медленный – ходьба на собственных руках. Но по крайней мере здесь можно рассчитывать своё время. Правда, час отправления всех поездов можно найти в расписаниях, а громкоговорители на каждой станции объявляют, на сколько времени данный поезд опаздывает, к этому необходимо добавить ещё каких-нибудь 10-15 минут.

Поэтому наиболее популярный способ передвижения в Дании – велосипед. Датчанин покупает свой первый велосипед в возрасте двух лет и после этого держит его под рукой всю жизнь. В Копенгагене ходят специальные троллейбусы, которые перевозят с работы и на работу людей со сломанными велосипедами. В часы «пик» иногда надо быть водителем троллейбуса, чтобы быть уверенным в том, что вы сможете наверняка в него сесть.

В Норвегии, насчитывающей, как сообщалось выше, 12 миллионов гор, передвижение довольно затруднено. Обозревать местность несколько мешает тот факт, что вы всё время едете по тоннелям и видите дневной свет только для того, чтобы перевести дыхание. Во всём остальном поезда в Норвегии удобны для путешествия, и рассказы датчан и шведов о том, будто бы они видели на норвежских вагонах надписи: «Вместимость: 32 пассажира или 6 лошадей», можно считать простым выражением зависти. Если такие вагоны и существуют, можете не сомневаться – любая самая привередливая лошадь будет чувствовать себя в них очень удобно.

Зимой поезда и автобусы заносятся снегом, и все ходят на лыжах. Норвежцы их очень любят и чувствуют себя на них вполне уверенно. Если вы встретите у подножия горы в сугробе парня со сломанной рукой или вывихнутой ногой, он обязательно окажется датчанином.

По Швеции с её необозримыми просторами не проедешь ни на лыжах, ни на велосипеде. В результате ни один швед не имеет точного представления, как выглядит его страна, если только его бабушке не случалось рассказывать ему об этом в детстве. Посадка в стокгольмский автобус представляет собой бесконечный процесс, состоящий из того, что каждый раз, когда три пассажира садятся через заднюю дверь, такое же количество выталкивается из передней.

Скандинавский климат спланирован таким образом, что летом там тепло, а зимой холодно. Правда, чтобы быть объективным, следует добавить, что часто бывает и наоборот. Животный мир в Скандинавии многочислен и разнообразен, кроме Дании, где водятся лишь лошади, свиньи и коровы, так что датским охотникам приходится туговато. Их единственной добычей чаще всего бывает заблудшая корова, что приносит им одни неприятности, так как охота на неё запрещена в Дании круглый год.

В Норвегии наиболее известным животным является лось, который достигает высоты восьми метров, если одного поставить на другого. Лоси живут в горах, но зимой частенько спускаются прямо на улицы Осло. Жители столицы, которым до отвращения надоедают их стандартные завтраки, более чем охотно делятся с животными съестными припасами.

В Швеции наиболее популярны олень и медведь. Последнему, правда, неизвестно о его популярности, да и о Швеции он тоже никогда не слыхал.

Мы, скандинавы, большие любители природы. По воскресеньям наши города мертвы. Жители Осло отправляютс в горы собирать голубику или кататься на лыжах, обитатели Стокгольма оставляют город без какого-либо чёткого плана в голове – им важно одно: уехать как можно скорее и как можно дальше. Жители Копенгагена собираются в лес для того, чтобы съесть свой прогулочный завтрак, уложенный в коробку из-под ботинок и содержащий образцы всех товаров гастрономического магазина.

В целом еда играет немаловажную роль в жизни скандинавов. Датчане постоянно жуют, и при этом с большой скоростью, так как боятся, что не успеют покончить с едой к тому времени, когда снова нужно будет садиться за стол. Их любимое блюдо – мясо, поджаренное как рыба, у норвежцев же любимое блюдо – рыба, пожаренная как мясо. У шведов любимое блюдо – лангуст, а также всё остальное, чем можно закусывать водку. Скандинавы считают вершиной достижения кулинарного искусства следующие вещи: чёрную икру, жаркое из баранины, копчёного гуся, дикую утку и омаров, но, поскольку все эти вещи бесчеловечно дороги, мы их никогда не едим, так что никто не знает их вкуса. Что касается выпивки, то мы, скандинавы, не слишком её уважаем. Норвежцы, правда, пьют пиво и древесный спирт, датчане пьют пиво и водку, а шведы просто пьют. Когда датчанин пропустил три стопки, он начинает петь, после шести он бойко разговаривает по-английски. После девяти датчанин затащит вас в уголок и в мягких выражениях с шокированным видом расскажет о том, как сильно пьют в Норвегии и Швеции. Когда норвежец выпьет двенадцать стопок, он уже не может рассказать ничего даже о шведах. Когда швед выпил три стопки, он пригласит вас пообедать, после шести будет называть вас братом, а после двенадцати он от всего сердца разрыдается из-за того, что не в состоянии выпить ещё двенадцать.

Однако необходимо чётко представлять себе, что национальным напитком скандинавов является похожая на помои коричневая вода, которую мы называем «кофе».

Скандинавы наделены высокоразвитым талантом вести застольную беседу. Хорошей темой для разговора является погода. При этом необходимо всегда относиться к ней оппозиционно. Более того, её следует не признавать. Осенью, когда температура в Скандинавии падает до -5, мужчины надевают кепки и тёплые наушники – не потому, что они мёрзнут, а потому, что меховые кепки придают им особенно «мужской» вид. Когда воздух охлаждается до -25, они снимают их, опять-таки для проявления «мужественности».

Мы, скандинавы, всегда следуем моде. Если в Южной Америке стало модным носить ботинки на толстой подмётке из искусственного каучука, будьте уверены, что это также станет модно и в Скандинавии, хотя южноамериканцы внедрили этот стиль, чтобы стать немного повыше. Но даже самый высокий швед не придаст никакого значения подобным вещам.

Среди нас, скандинавов, шведы, несомненно, одеваются лучше других. Они обязательно наденут фрак, если им надо выйти купить сигарет или вечернюю газету. Другое дело – норвежцы или датчане. Им ничего не стоит прийти в оперу в свитере и лыжных ботинках. И если вы увидите в Дании джентльмена в смокинге в передних креслах партера, им может быть только оркестрант, перепутавший дверь. В целом скандинавы очень заботятся

о своей внешности. Шведы при этом настолько щепетильны, что непременно бреются, прежде чем пойти к парикмахеру.

Мы, скандинавы, любим слушать радио. Скандинавские широковещательные радиостанции передают камерную музыку, информацию о ценах на рыбном базаре, сводку погоды и вновь камерную музыку. Правда, то, что они передают, никакого значения не имеет, так как скандинавы особенно охотно слушают иностранные радиостанции.

Нашей наиболее привлекательной чертой за границей является «скандинавская честность». Широко распространены только две формы обмана: первая, когда мы пытаемся недоплатить за проезд в троллейбусе, что рассматривается у нас как вид спорта, вторая, когда мы, заполняя налоговую декларацию, пытаемся уменьшить цифры доходов, что рассматривается как жестокая необходимость.

Мы, скандинавы, очень любознательны. Мы ни за что не поверим, что скамейка только что выкрашена, пока не испортим костюма. Если вы сунете в руку скандинава бомбу и скажете, что попытка разобрать её может стоить ему жизни, он не почувствует удовлетворения до тех пор, пока не взлетит на воздух. Надпись на птичьей клетке в зоопарке «Кормить запрещается» повергает скандинава в состояние глубочайшей депрессии, если у него не найдётся с собой кусочка чего-нибудь съестного, чтобы бросить птице. И сделает он это вовсе не для того, чтобы причинить ей какой-нибудь вред, а только чтобы взглянуть, что же произойдёт – станет ли птица икать, или изменит свой цвет, или вдруг начнёт терять перья из хвоста. Обычно он бывает глубоко разочарован, ибо ничего подобного не происходит. Если скандинав окажется в музее перед кремневым ножом, снабжённым надписью «Руками не трогать», он не шелохнётся, пока не останется один и не получит возможности быстренько дотронуться до вожделенного ножа. Кстати, скандинав в музее – это рассказ сам по себе.

Датчане быстро несутся через музей, громко разговаривая и отпуская шутки, когда натыкаются на экспонаты. В музее их интересует только одно: как побыстрее найти выход. Шведы не так торопливы, и чем безынтересней экспонат, тем внимательней они его изучат. Очутившись на улице, они станут уверять друг друга, что всё было очень-очень интересно. Норвежцы не моргнут глазом, проходя мимо стендов. Они часами будут стоять, глядя на скелет неандертальца для того, чтобы сказать затем служителю безразличным голосом: «В музее нашего родного города есть в точности такой же экспонат, только больше, о, намного больше».

Нигде нельзя увидеть так много флагов, как у нас в Скандинавии. Флаги поднимают, когда в семье день рождения, когда день рождения в семье соседа, когда встречают гостей и когда их провожают; флаги поднимают по праздникам, по воскресеньям или просто потому, что кто-то другой поднял флаг. Когда же скандинав не может найти причину для того, чтобы поднять флаг, он поднимает его просто потому, что он скандинав и очень этим доволен.

Перевёл с датского О. Костров.

Еще раз о скандинавах
Новые изыскания в области скандинавологии

Известно, что каждый скандинав считает себя викингом. Но вот каков он, сегодняшний викинг?

Прежде всего нам, пожалуй, следует ознакомиться с предметом нашего исследования. Прошу.

Если взять шведского, норвежского и датского викинга и посадить их за хорошо сервированный стол (излюбленное место пребывания нынешнего викинга), то разница между ними будет очевидной. Швед голубоглаз, худощав и очень высок, он выше остальных – настолько выше, что ему иногда предлагают сесть, хотя он уже давным-давно уселся. Он курит сигареты с фильтром, носит в нагрудном кармане белый шелковый платочек, а в петлице – значок члена общества трезвенников «До дна».

Датчанин голубоглаз, невысок и кругл – он круглее всех. Это последнее объясняется тем, что Дания – сельскохозяйственная страна, а любимое занятие датчанина – еда. Он курит толстые сигары, набивая ими нагрудные карманы, отчего они делаются похожими на газыри, и в создавшейся ситуации сразу же предложит сигару шведу и норвежцу. Оба они откажутся: швед – из-за того, что считает преступлением переводить на дым такую хорошую сигару, когда на столе нет кофе и коньяка, норвежец – потому, что втайне побаивается розыгрыша, зная, что датчанин не упустит случая продемонстрировать высокий уровень датского юмора, и сигара может загореться бенгальским огнем.

Голубоглазый норвежец предан самому солидному и мужественному виду курения – трубке. Его рост – вполне приемлемый компромисс между ростом шведа и датчанина. Из трех скандинавов отличить норвежца довольно легко: во-первых, он сам тут же скажет, что из троих именно он является норвежцем. Во-вторых, его можно узнать по значку в петлице: значок представляет собой либо норвежский флаг на фоне эмблемы лыжного клуба, либо эмблему лыжного клуба на фоне норвежского флага.

Говорить нынешний викинг предпочитает по-английски, вернее – на таком английском, который англичанину будет понятен не больше, чем монгольский. В то же время шведский язык считается одним из самых красивых в мире. Торжественная месса, фанфары, колокола Миланского собора – вот что такое шведский. Норвежский язык сразу же наводит на мысль о том, что Норвегия – горная страна. Когда норвежец начинает говорить, то кажется, что он привык беседовать на расстоянии: он, скажем, в долине, а его собеседник – на вершине горы. Норвежцы сами очень недовольны своим языком, особенно тем, что письменный норвежский не отличишь от датского, и поэтому они изобрели совершенно новый язык – «новонорвежский». Этот язык уже не понимают ни датчане, ни шведы. Неудобство «новонорвежского» и в том, что его не понимают сами норвежцы. О датском языке мы здесь говорить не будем, поскольку он, если верить норвежцам и шведам, вовсе не язык, а катар верхних дыхательных путей. Если вы хотите узнать, как говорят датчане, попробуйте сунуть в зубы сразу две сигары, набрать в рот воды и сказать несколько слов. Получится похоже. Иностранцу обеспечен огромный успех во всех трех странах, если он выучит хотя бы одно скандинавское слово. Швед нежно прижмет его к груди и прослезится, если чужеземец подпоет ему припев одной из самых популярных шведских песен: «До дна, до дна, тра-ля-ля-ля».

Датчанин любит потешать людей, а еще больше – потешаться сам; ему кажется страшно смешным подбить иностранца произнести несколько слов по-датски. День, когда ему вдруг встретится иностранец, способный выговорить датское слово, будет самым черным днем в жизни датчанина.

Если заставить шведа, норвежца и датчанина говорить друг о друге, то выяснится, что современный викинг представляет собой, так сказать, пестрое явление.

Если попытаться выведать у норвежца, что он думает о шведах и датчанах, то он ответит что-нибудь вроде: «Я слышал, в Финляндии живет очень странный народ». Если, однако, вы будете настаивать, то сможете добиться еще чего-нибудь. Например: «Они же не виноваты, что они не норвежцы». И уже под конец, после долгих раздумий, произнесет: «Швед – совсем неплохой человек, когда– трезвый». Немного еще подумав, он добавит: «А датчанин страшно занятный, когда выпьет».

Датчанин значительно легче проведет самоанализ. Он весел, покладист, остроумен, обладает чувством юмора, услужлив, гостеприимен, еще раз остроумен, любит детей, животных и себя самого. Сколько-нибудь твердого мнения о своих скандинавских братьях у датчанина нет. «Мы здесь, в Скандинавии, все как одна большая семья», – говорит он, и на его лице написано, что он в восторге от больших семей при стесненных жилищных условиях.

Если анализировать свой характер станет швед, эта затея очень скоро превратится в сложнейшее мероприятие, потому что швед себе совершенно не нравится. С горячей убежденностью он заявит вам, что он архискучный, то есть не просто скучный, но скучный в самом сильном значении этого слова, просто смертельно скучный, церемонный, сдержанный и замкнутый. Во время этой горячей пессимистической исповеди каждую минуту ждешь, что швед выйдет из себя не в переносном, а в прямом смысле – покинет свою оболочку, бросит на пол и примется топтать ее, а потом с негодованием отбросит пинком ноги в сторону. Если вы пойдете ему навстречу и согласитесь, что он, может быть, и в самом деле чуть-чуть слишком хорошо воспитан, то нанесете этим удар в солнечное сплетение. Швед не успокоится до тех пор, пока не убедит вас, что это – злостный наговор, придуманный датчанами и норвежцами, потому что из всех скандинавов только он, швед, черт возьми, знает, как вести себя в порядочном обществе. О своих скандинавских собратьях швед выскажется очень неохотно: «Что они за люди, я вам сказать не смогу».

Даже в таком коротком рассказе о современном викинге нельзя обойти молчанием его подругу. В Скандинавии есть еще мужчины, которые смотрят на женщину просто как на кухонное оборудование (правда, очень нужное). Это, считают они, неотъемлемое право истинного викинга. К их великому сожалению, женщина играет все большую роль в самых различных областях жизни: есть женщины – адвокаты, инженеры, священники и даже кондукторы трамваев.

Викингу остается утешаться тем, что женщине все-таки платят на 15—20 процентов меньше, чем ему за ту же работу. Утешительны и такие данные опроса: 50 процентов скандинавских мужей наотрез отказываются помогать своим женам мыть посуду. Ревнители традиций в этой связи утверждают, что, если процент снизится хотя бы на немного, то в разговорах о мужчинах Скандинавии уже нельзя будет употреблять гордое слово «викинг».

Перевел с датского Ю. Поспелов

ИСКУССТВО БЫТЬ ОТЦОМ

Датский писатель-юморист Вилли Брейнхолст, очевидно, одним из первых заметил, что вся литература о ребенке представляет собой пособия и руководства для женщин и ограничивается книжками типа «Советы молодой матери». Во всяком случае, он был первым, кто вспомнил о мужчинах и решил исправить это положение, написав руководство для молодых отцов. «Искусство быть отцом» – так назвал он свою книгу, снабдив её подзаголовком «Пособие для начинающих отцов». С одной из глав этой книги мы и знакомим читателя.

О проблеме, неизбежно встающей перед отцом трехлетнего ребенка, овладевшего словарным запасом в 1 500 слов: как заставить ребенка использовать этот словарный запас с меньшей интенсивностью

Уже в трехлетнем возрасте ребенок умеет говорить чисто и обладает словарным запасом, насчитывающим в среднем 1 517 слов. Эта цифра базируется на специальном обследовании детей, и в дальнейшем мы будем руководствоваться именно ею. 1 500слов используются ребенком в обиходе, при разговорах с родителями, с другими взрослыми и с товарищами по играм. Остальным семнадцати словам он научился от детей, которые старше его. Эти слова могут употребляться только на улице. Взрослые называют такие слова неприличными, и, памятуя это, он старается не употреблять их, если его могут услышать родители. Но, разумеется, трудно избежать того, чтобы одно или несколько этих слов не вырвались, когда он слишком разойдется. В этом, конечно, всегда приходится раскаиваться, ибо слова эти вызывают переполох, и дело кончается длинными нотациями, особенно если он употребит слова номер 15, 16 или 17, значение которых он и сам как следует не понимает. Как бы там ни было, в трехлетнем возрасте ребенок умеет говорить чисто, и молодой отец сталкивается с парадоксальной проблемой; теперь приходится прилагать серьезные усилия для того, чтобы отучить ребенка использовать с таким трудом накопленный словарный запас, иначе говоря, заставить его закрыть рот.

Однако помешать ребенку, обладающему знанием 1 517 вокабул, демонстрировать свое искусство, когда нужно и не нужно, – задача чрезвычайно сложная. Особенно упорная и повседневная борьба – это борьба с болтовней во время еды. Создается впечатление, что пища, которую он принимает (или забывает принимать, поскольку, как известно, нельзя говорить, когда рот занят), действует на его ораторские способности, как хорошая смазка. Самое скверное во всем этом то, что ребенок требует ответа. Отец может сколько угодно хмурить брови, сердиться, угрожать телесными наказаниями. Раз уж ребенок задал вопрос между двумя глотками, то отец должен ему ответить, ибо только в общении с родителями ребенок расширяет свой умственный горизонт и приобретает первые элементарные знания о различных предметах. Чтобы ярче осветить проблему и показать, как это происходит, ниже я привожу беседу, которая чуть ли не каждый день шла у нас за столом, когда Бенни усвоил вышеупомянутые 1 517слов. Однако я упрощу дело, приводя лишь свои ответы. Вопросы обычно бывают почти одинаковыми у всех детей трехлетнего и четырехлетнего возраста и в общих чертах повторяются изо дня в день.

– Что ты говоришь? Могу ли я досчитать до триллиона? Конечно, могу, только давай не будем затевать этого за обедом. И потом, знаешь, сколько времени на это потребуется? Ну вот, пожалуйста, ты что, не слышал, что я тебе сказал, чтобы ты не выдумывал считать! Да ведь и нельзя досчитать до триллиона по порядку – один, два, три, четыре, пять, одиннадцать, сто тысяч миллионов, тысяча тысяч миллионов триллионов… Ну, ешь и… сколько это будет, говоришь? Триллион миллиардов миллионов? Хм, честно говоря, не знаю, наверное, нулей 20 или 30. Теперь ешь и перестань задавать глупые вопросы. Что он может? Поднять слона? Кто это тебе сказал? Енс-Отто? Ну так скажи ему, что хоть Дэви Крокетт и зовется Дэви Крокеттом слона ему все равно не поднять. Нет, конечно, и я тоже не могу поднять слона. Ну-ка, бери ложку и… что? Не знаю. Пожалуй, никто не может, ведь он весит несколько тонн. Нет, слон не может дожить до триллиона лет, это ты сам должен сообразить. И до миллиона не может. Лет до ста, может быть, или до двухсот, не знаю. Что может случиться? Что будет такой год, в котором сразу два дня рождения? Нет, я могу тебе точно сказать, что не будет. Почему? Да потому, что так уж устроено, что день рождения у человека бывает только один раз в году. Чепуха, конечно: не может вдруг откуда-то взяться еще одно второе апреля осенью. Второе апреля – это второе апреля, и никакого другого второго апреля до следующего апреля не будет. Да, это может быть: может, ты и доживешь до ста лет, тут угадать трудно. До двухсот? Сомневаюсь. Нет, мне вовсе не сто лет, это тебе следовало бы знать. Нет, и маме тоже не сто, но давай-ка, подвинь к себе тарелку и ешь как следует. Кто говорит? Так скажи своему Перу, что если у него есть дядя, которому 700 лет, то он просто приврать любит, потому что до таких лет живут только черепахи. Сколько отсюда до луны? Хм, трудно сказать, но, во всяком случае, страшно далеко. Кто? Пер? Ничего подобного. Если бы до его деревни было действительно дальше, чем до луны, то я сомневаюсь, чтобы Пер когда-нибудь до нее доехал. Что ты запустил руку в голову? Сядь как следует, убери руку и… что? Ну, конечно, потому что если бы солнце светило и ночью, то тогда бы это была не ночь, а день. Что можно? Нет, нельзя. Нельзя сделать так, чтобы было два солнца и две луны. Нет, и так тоже нельзя, но перестань приставать с вопросами и… Нет, я же сказал. Слушай, ты, болтунишка, во-первых, такой пушки, чтобы была как отсюда до Америки, вообще нет, а во-вторых, луну нельзя сшибить даже и из такой большой пушки. Нет, морского змея я никогда не видел. Право, не знаю, но, наверное, он может быть и очень длинным. Что? Как отсюда и до того забора? Да, а может быть, и еще длиннее. И морской змей – это не то, что… Нет, не может, и потом есть ведь и другие меры длины, кроме твоих «как отсюда до Америки» и «отсюда до забора». И не думай только, что морские змеи… Кто это тебе сказал? Пер? Чушь и болтовня. Если бы у его дяди и в самом деле в саду жил морской змей и если бы он съел соседского мальчишку, то мы бы наверняка читали об этом в газетах. Не верь в такие глупости. Да, конечно, морской змей может съесть соседского мальчишку, но ведь… Будешь ты есть или нет? Не хочу тебя слушать, пока не поешь. Понятно? Как стать… кем? Шофером автобуса? Ну, наверное, так же, как и каким-нибудь другим шофером. Да, зарабатывают они, вероятно, неплохо. Ну, сказал тоже! Ты просто не представляешь себе, как много это будет – триллион. Да, у самого богатого человека в мире, может быть, и есть триллион, но посмотри, что ты делаешь! Вот опять испачкал скатерть, я же тебе говорил, чтобы ты подвинул тарелку… Трудно сказать, но, наверное, автобусов на эти деньги можно много купить. Да, пожалуй. Другое дело, что самому богатому человеку в мире сто тысяч автобусов, может быть, вовсе и ни к чему. Кто? Уле Хансен? Нет, он так бить не может, я тебе точно говорю. И так, чтоб мяч пролетел полдороги до луны, тоже не может. Но я тебе последний раз говорю, чтобы… А мне безразлично, какой он игрок. Если бы такой футболист, как Уле Хансен, мог бить так, чтобы мяч пролетел полдороги до луны, то… Турлейф? И он не может. Нет, вы уж мне, пожалуйста, ничего не показывайте и держитесь со своим мячом подальше. Хватит с меня битых стекол. Понял? Ну, доедай свою рыбу и… Конечно, нет. Нету в рыбе ни морской воды, ни… Что? Пожарная лестница? Не знаю, ступенек, наверное, сто или двести. Нет, не достанет, или тогда уж облака должны быть очень низко. Кто это тебе сказал? Пер? Нет, так не может быть. Во-первых, у его дяди наверняка не было такой длинной лестницы, что она доставала до облаков, когда он чинил крышу, а во-вторых… Ну, и что из того, что Пер божился, когда это тебе рассказывал? Нет, минуточку, молодой человек! Ты посмотри только на свои руки. Боже, на кого ты похож! Ступай немедленно мыться… и чтобы с мылом! Понятно?!

Об искусстве установить уровень умственного развития ребенка и, главное, об искусстве избежать попыток ребенка проделать то же самое с родителями

В последние годы родители уже почти привыкли к тому, что умственное развитие их детей все время проверяется и исследуется. В общем-то, это даже удобно: ведь если, к примеру, взять семью, в которой есть телевизор, то окажется, что родители встречаются со своим ребенком, как правило, лишь во время передач, то есть тогда, когда с ними много не поговоришь, так как на тебя сразу же зашикают остальные зрители. Неудивительно поэтому, что родители иной раз не знают о своем ребенке почти ничего – разве что помнят имя и возраст. Плохо представляют они и умственное развитие своего отпрыска, и вот тут-то им и проходит на помощь проверка на научной основе. Если ребенку, скажем, уже восемь лет и он должен идти в школу, то проверку его умственных способностей можно провести при помощи самых разных и очень сложных методов: здесь и так называемые «национальные тесты Б», и всякие проверки на индукцию, реакцию, концентрацию и прочее. Можно, конечно, и упростить проверку: положить перед ним четыре больших, блестящих, новеньких пятака и маленькую, старую, затертую монетку в 25 эре, спросить, какие из монет он хотел бы взять себе на мороженое, и если ребенок выберет 25 эре, то, значит, он не совсем идиот и проверять его больше не нужно.

О том, сколь замечательны перечисленные мною сложные методы, уже написаны целые книги, так что мне тут добавить нечего, и я оставляю за начинающим отцом право самому выбрать метод проверки способностей своего чада. Речь пойдет не об этом. Я хотел бы коснуться здесь другого интересного явления, которое в последнее время встречается довольно часто. (И если так будет продолжаться дальше, то придется принимать какие-то меры.) Я имею в виду манию, которая появляется у ребенка после школьных проверок умственного развития: ему во что бы то ни стало хочется дома проверить способности своих родителей! Вот тут, по-моему, мы стоим на опасном пути.

Я сам был подвергнут такой проверке, и после проведения экспериментов, основанных на строго научной системе, степень моего умственного развития оказалась настолько низкой, что, по мнению руководителя экспертизы, осталось выяснить лишь одно: не следует ли определить меня в некое закрытое учреждение?

Все началось с того, что однажды Бенни, придя из школы, вытащил из своей сумки какие-то бумаги и весело спросил:

– Папа, ты, наверное, и не знаешь, какой у тебя ПИ? – Какой... кто? – ПИ. Показатель интеллектуальности. – Нет, – признался я. – Ну, очевидно, средний или чуть выше, может быть. Взгляд, которым посмотрел на меня Бенни, заставил меня заподозрить, что у него на этот счет были свои соображения. – Нам сегодня рассказывали об определении степени интеллектуальности по системе Бине—Симона, и учитель всех нас проверял. Страшно интересно! Вот я сейчас проверю тебя и маму, посмотрим, у кого из вас ПИ будет лучше. Начнем со 100 очков, и за каждый правильный ответ я буду набавлять 10 очков, а за неправильный – 10 снимать. Если вы наберете по 160 очков, то, значит, вы очень развитые, а если только по 40, то совсем слабоумные. – До чего же это все сложно, – вздохнула Марианна. – Но давайте попробуем. – Итак, – продолжал Бенни, – я называю пять слов, четыре из них обозначают в чем-то сходные понятия, а пятое – нет. Вот первая задача: яблоко, арбуз, апельсин, банан, футбольный мяч. Какое слово лишнее? – Футбольный мяч, – не задумываясь выпалила Марианна. – Банан, – сказал я. Бенни и Марианна удивленно посмотрели на меня. – Ты, наверное, пошутил? – сказала Марианна. – Ведь ясно же, что были перечислены фрукты и футбольный мяч тут вовсе не к месту. – Мама права, – заявил Бенни. – Она получает 10 очков. А что это тебе вдруг пришло в голову сказать «банан»? – Ну, понимаешь, – пробормотал я, – мне казалось, что все дело в форме предмета, а из того, что ты назвал, только банан не круглый. – Попробуем еще раз. Только, папа, подумай как следует, прежде чем отвечать. Итак, вторая задача: лев, антилопа, зебра, воробей, буйвол. Молчи, мама, пусть сначала папа скажет. Я задумчиво потер шею и нахмурил брови. Мне не хотелось опять попасть впросак. – Лев! – сказал наконец я. – Воробей! – быстро сказала Марианна. – Мама опять ответила правильно. У нее теперь 120 очков. А у тебя, папа, только 80. – Лев? – удивленно повторила Марианна. – Да, – пробормотал я, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Я рассуждал так, что из пяти перечисленных лев – единственное животное, которое может съесть остальных четырех. Хищник. Но давайте мне следующую задачу, с ней я обязательно справлюсь. Бенни вытащил новую бумажку и прочел: – Голова, шея, шляпа, руки, ноги. Папа отвечает первым. – Ноги! – сказал я. – Шляпа, – сказала Марианна. – Ты опять ошибся. Шляпа – головной убор, а все остальное – части тела. – Ну и что же, – не совсем уверенно возразил я, – ведь из перечисленного только ноги находятся ниже пояса, все остальное – выше. – Боже ж ты мой! – вздохнула Марианна. Я откинулся на спинку стула. – Давайте кончим, пока игра не надоела, – предложил я. – Уже ясно, что мой показатель интеллектуальности равен 70, попробую как-нибудь прожить и с таким показателем. – Нет, остается еще три задачи. Вот, слушай: Вашингтон, Рим, Олесунн, Лондон, Париж. Я видел, что Марианне не терпится сказать ответ. – Ну, говори, – сказал я ей. – Нет, сначала ты, папа, – возразил Бенни. – Вашингтон, – сказал я. – Олесунн, – отпарировала Марианна. – Он просто небольшой город, а остальные – столицы государств. – Правильно она объясняет? – спросил я. Руководитель экспертизы кивнул головой. – И с чего это тебе вдруг вздумалось сказать «Вашингтон»? – с упреком сказала Марианна. – Ты что, совсем не думая отвечаешь, что ли? – Разумеется, думаю, только я считал, что раз Вашингтон в Америке, а остальные четыре города в Европе, значит, он и назван не к месту. Если вы говорите, что это не так, пусть будет по-вашему, но ведь может же человек ошибаться, правда? Вот я и ошибся. – У тебя 60 очков, – объявил Бенни и безжалостно добавил: – На десять очков меньше, чем нужно для недоразвитого. – Будет лучше, если ты не станешь рассказывать об этом соседям, – сказал я Марианне. – То, что происходит у нас дома, никого не касается. А если тебе вздумается поделиться этим со своей матерью, то можешь не рассчитывать на новую шубу. И вот еще что: не смотри на меня такими глазами. Я вовсе не слабоумный. Что мне, подурачиться нельзя? Бенни заглянул в свои записи. – Цифры не лгут, папа, – сказал он. – Вот следующая задача: Фридрих Седьмой, Наполеон, Белоснежка, император Вильгельм, Карл Двенадцатый. Я повернулся к Марианне. – Ты первая или мне отвечать? – спросил я с надеждой. – Отвечай ты, – злорадно сказала Марианна. – Разве можно собраться с мыслями в такой обстановке? – рассердился я. – Что вы на меня уставились? Мешаете только. Отвернитесь и оставьте меня на минуту в покое, чтобы я мог поработать головой. Они отвернулись, и я поработал головой. – Наполеон! – твердо сказал я. – Белоснежка, – вздохнула Марианна. – Объясни. – Белоснежка – персонаж из сказки, а остальные – исторические личности. – Правильно это? – спросил я. Бенни кивнул головой. – А то, что изо всех пятерых только у одного Наполеона была привычка закладывать руку за борт сюртука, не имеет значения? Руководитель экспертизы покачал головой. – Мама впереди, у нее 150 очков, а ты... – А я плевать хотел на цифры! Давай последнюю задачу – и кончим с этим. Бенни достал последнюю бумажку и прочитал: – Кисель, Волга, Эльба, Дунай, Миссисипи. Я почесал за ухом карандашом и задумался. Я твердо решил справиться с этой последней задачей. Хватит уже, и так осрамился. – Я готова! – сказала Марианна. Выписав слова на листок бумаги, я пытался найти ключ к решению этой задачи. И вдруг меня осенило. Ничего не скажешь, задача была хитро придумана, но я ее одолел. Готово! – Ну что? – с жадным любопытством спросила Марианна. – Не скажу. Вам только скажи, как вы тут же все перевернете по-своему и ты окажешься права со своей Миссисипи. – Да я и не думала говорить «Миссисипи»! – Небось потому только, что я раньше сказал. А сама наверняка хотела сказать, Миссисипи – единственное из перечисленных слов, в котором четыре «и». – Это не имеет отношения к задаче, – сказал Бенни. —Ну, значит, вы бы тогда сказали, что это единственное слово, в котором три «с», знаю я вас! Но меня на эту удочку не возьмешь, вот что я вам скажу. Я буду бороться за свою Волгу, как бы вы ни говорили, что ответ – «Миссисипи». – Да нет же! Кисель, конечно, кисель! Это же продукт питания, а все остальное– реки. Что это тебе взбрело в голову, что ответ должен быть «Волга»? – Марианна была почти в отчаянии. – Ответ для ненормального, – сказал Бенни. – А почему ты так решил, объясни? Я отказался отвечать. И до сих пор, до выхода в свет этого моего воззвания ко всем отцам – не позволять детям определять ПИ главы семьи, – я сохранил решение этой задачи в тайне: Волга – единственное из пяти слов, которое станет женским именем, если от него отнять первую букву и вставить мягкий знак в середину. Это дает мне 10 очков, которых, вероятно, как раз достаточно, чтобы оставаться на свободе, пока медики не найдут какой-нибудь микстуры для развития интеллекта и она не будет продаваться в аптеках по сходной цене.