Текст книги "Июньской ночью"

Автор книги: Вилас Сергеенка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Сергеенка Вилас
Июньской ночью

Вилас Сергеенка

ИЮНЬСКОЙ НОЧЬЮ

Как-то весенним вечером я и старший инспектор Корсакас сидели в конторе и возились с разобранным карбюратором от мотора нашей лодки. Работали молча, и поэтому дело быстро двигалось к концу. Карбюратор был уже промыт и почти собран, когда широко распахнулась дверь и ввалился Раполас. Мы не удивились. Лов был запрещен до двадцать пятого июня, и поэтому неманские рыбаки были в это время частыми гостями каунасских магазинов.

– Привет, товарищи начальнички! – весело гаркнул Раполас.

– Садись, рассказывай, – предложил ему стул Корсакас.

Раполас сел, достал резиновый кисет и стал набивать трубку.

– Только не про несчастную семейную жизнь, – серьезным тоном предупредил я.

– А что? У меня все в порядке, второго жду. Думаю, рыбак будет.

– Давай, давай, рыбаки нужны, рыбы много, – закручивая последние винты и гайки, весело сказал Корсакас.

– Э-э, товарищ начальник, нынче рыбки особенно много... Вороны про сон забыли – чуть свет уже на берегу. Только нам грешным нельзя ловить...

– Закон, – сказал я. – Всему свое время.

– Оно так, – согласился Раполас. – Отдохнуть не мешает. А что, мотор испортился? – неожиданно спросил он.

Я хотел было ответить, что все скоро будет в порядке, но Корсакас опередил меня.

– Да, в капитальный ремонт отдали. А моторку сегодня начнем шпаклевать...

Я заметил, что глаза Раполаса как-то радостно заискрились, он нетерпеливо начал стучать пальцами по столу, потом, выколотив трубку, встал.

– Ну, пока, товарищи начальники! Пошел я... А то магазины скоро закроются.., – и вышел, вполголоса напевая самим, очевидно, сочиненную песенку:

Сети сохнут – рыбак в баре мокнет...

– На разведку приходил, – сказал Корсакас. – Ловят, сволочи!

– Думаешь?

– Уверен. Ты заметил, как он повеселел, когда узнал, что наша лодка в ремонте? А потом вдруг заспешил... Ни в какой магазин ему не нужно – пылит сейчас в Вилькию на попутной машине... Сегодня вся бригада выйдет на лов... Придется нам заглянуть к ним ночью.

– На моторке пойдем? – спросил я, понимая, что Корсакас уже твердо решил проверить самое беспокойное место на Немане – от Вилькии до Серяджюса,

– Услышат. Пойдем на байдарке.

– На байдарке? – удивился я. – Сорок километров туда, сорок обратно далековато.

– Только туда, а утром за нами придет моторка – против воды не выгребем.

– Думаешь, будет улов? – спросил я.

Корсакас неопределенно пожал плечами.

Вечером мы встретились у места стоянки нашего инспекторского "флота".

– Бинокль не забыл? – спросил меня Корсакас.

– Со мной. А где же байдарка?

– Есть, целых две. Еще товарищи хотят с нами плыть.

– Милиция?

– Нет. Спортсмены-рыболовы.

Я знал, что члены спортивной рыболовной секции – наши лучшие помощники в борьбе с браконьерами. Они часто сообщали нам о рыбаках, занимающихся хищническим ловом идущей на нерест рыбы, а иногда и сами задерживали нарушителей.

Подошли двое. Корсакас познакомил нас. Алексас оказался студентом сельскохозяйственной академии. Вторым был Николай Сергеевич – стрелочник станции Каунас.

Желтое солнце тонуло в вечерней дымке, но еще грело купальщиков, усыпавших берега Немана ниже города. Мы тоже разделись, сложили верхнюю одежду в байдарки, положили туда же небольшие якорьки и мотки крепкой тонкой веревки и отплыли.

Грести вниз по течению легко. Вскоре позади остались белые дачи Лампеджяй. Послышался гудок, нас нагонял последний пассажирский пароход, вышедший из Каунаса. Из предосторожности мы вышли на берег и стали купаться – боялись, что на пароходе может ехать кто-нибудь из вилькийских рыбаков. Заметит нас и поднимет в Вилькии тревогу.

Пароход прошел. На его палубе кто-то играл на аккордеоне и два женских голоса пели о любви. Слова песни еще долго летели над Неманом и терялись где-то в высоких лесистых берегах.

– Хорошо! – сказал Николай Сергеевич, не произнесший ни одного слова от самого Каунаса.

– Да-а, хорошо, – согласился с ним Алексас. – Красивый наш Неман.

– А я вот до двадцати лет речки не видел, – продолжал Николай Сергеевич, – степь у нас...

– Давайте, товарищи, собираться, – прервал Корсакас собеседников, а то до утра не доплывем... Отсюда разделимся – мы с Алексасом поплывем по правому берегу, вы – по левому, Сбор у первого красного бакена за Паштувой.

Мы молча выслушали наставления старшего инспектора и стали наискосок пересекать Неман, выгребая к левому берегу.

Николай Сергеевич сидел сзади меня и молчал.

Солнце уже коснулось воды, и застывшая, гладь реки сразу же окрасилась в оранжевый цвет. Смотреть вперед было трудно – отраженные лучи слепили глаза.

У Качергине на берегу сидели дачники и ловили бойко клевавших пескарей.

– Ну, как? – не выдержал Николай Сергеевич. – Берет?

– Мелюзга, – ответил ему один из рыболовов, – сидим вот, надеемся угря поймать, хоть одного на всех, – и засмеялся.

Кто-то плюнул и сердито пробурчал:

– Поймаешь тут... насморк, а не угря... плавают всякие – рыбу пугают.

Мы молча свернули подальше от берега.

– Ты вот молодой, – обратился ко мне Николай Сергеевич, – людей, ясное дело, плохо знаешь. Так я тебе скажу – злому рыболову всегда не везет. Рыбка, она сердитых не любит. Спокойную душу надо иметь для рыбки. Чувствует она человека...

Солнце село. И откуда-то снизу подсвечивало туманную дымку, нависшую над рекой, и эта дымка была сейчас похожа на тонкий розовый занавес, закрывавший от нас горизонт. Из темного густого дубняка на берегу потянул прохладный ветерок.

– Оденемся, – предложил я.

– Можно, – согласился Николай Сергеевич.

И снова тишина, лишь изредка нарушаемая всплесками играющей рыбы.

– Ну-ка, глянь в бинокль, – тронул меня за плечо Николай Сергеевич, что-то там впереди чернеет...

Я посмотрел. Действительно; километрах в двух ниже нас бортом к течению медленно-медленно спускалась лодка.

– Нажмем! – сказал я, поднял весло и свистнул. С правого берега донесся ответный свист. Меня поняли. Байдарка Корсакаса пошла быстрее. За моей спиной тяжело дышал Николай Сергеевич, с силой налегая на весла.

До лодки оставалось с полкилометра. Уже ясно был виден след от поводка трюбицы*, которую буксировала лодка.

– Ловят, гады! – прорычал Николай Сергеевич. – Трюбицей ловят.

И вдруг исчез тянущийся поперек Немана бурунный след от поводка сети, а лодка быстро понеслась от нас.

– Ушли, – каким-то безразличным тоном произнес Николай Сергеевич.

– Да, поводок обрезали, а сами удрали, – откликнулся я. – Догнать не догоним, а давай-ка попытаемся выловить затопленную сеть, пока ее не унесло далеко.

– Можно, – и Николай Сергеевич начал разматывать веревку для якоря.

Корсакас с Алексасом погнались за браконьерами, но те пристали к берегу, бросили лодку и удрали в лес.

Мы с Николаем Сергеевичем несколько раз прочесали кошкой-якорем дно, однако сеть не цеплялась.

– Неужели успело угнать течением? – спрашивал Николай Сергеевич и сам же себе отвечал: – Нет, не должно быть. Здесь она, ясное дело.

Мы собирались еще раз забросить якорь, когда к нам подплыла байдарка наших товарищей.

– Пошли дальше, – сказал Корсакас. – Черт с ней, с этой сетью! Не будем задерживаться.

Поплыли дальше, придерживаясь ранее намеченного плана: одна байдарка по левому берегу, другая – по правому.

Стемнело. Загорелись огоньки бакенов. Мой спутник молчал, очевидно расстроенный неудачей. Я все время оглядывался назад, боясь, что удравшие браконьеры зажгут предупреждающий факел на высоком берегу. Но мои опасения оказались напрасными – огня не было.

У первого красного бакена за Паштувой нас уже ожидали Корсакас с Алексасом.

– Еще рановато, – сказал Корсакас. – До Вилькии осталось не более пяти километров. Сейчас половина двенадцатого. Полчасика можно отдохнуть.

– Мы вскарабкались на обрывистый песчаный берег. В кустах заливались июньские соловьи. Далеко на западе чуть-чуть розовела полоска ночного неба, а с востока надвигалась слепящая темь, проткнутая редкими звездами.

– Соловьиное лето, – мечтательно сказал Алексас. – В такую ночь только с девушкой сидеть на берегу...

Корсакас давал последние указания.

– Тоня начинается сразу же за Вилькией. Нужно тихонько плыть вдоль берега, а заметив дрейфующую лодку, быстро и незаметно подплыть, одному из нас вскочить в нее и не дать браконьерам обрезать сетевой поводок. Также не дать выбросить за борт выловленную рыбу. Сеть, принайтовленная к лодке, выловленная рыба в лодке – самые серьезные вещественные доказательства браконьерства. Если сеть утоплена, а рыба выброшена за борт – акт составить труднее, а иногда и совсем не удается, и хищник уйдет без наказания, да еще и посмеется. Действуйте решительно, – предупреждал нас старший инспектор, старайтесь не поднимать шума.

В ночной тьме трудно было ориентироваться. Мы плыли в метре от берега. То и дело приходилось огибать кусты, низко нависшие над водой. С правого берега не доносилось ни звука – Корсакас с Алексасом гребли очень осторожно.

Примерно через полчаса вдали показались редкие огни Вилькии. Они отражались в спокойной реке, и казалось, что это прилипли к воде большие желтые звезды.

Вскоре над нами нависла Вилькия. Белой тенью мелькнула по правому берегу в свете электричества байдарка наших товарищей, Тихо журчала вода, забиваясь под срезы дебаркадера.

– Теперь внимание, – еле слышно сказал я Николаю Сергеевичу. Он толкнул меня в плечо, давая понять, что слышал мое предупреждение.

Огни Вилькии остались в сотне метров позади нас. Мы внимательно всматривались вперед, напряженно ожидая встречи с браконьерами.

Вдруг я почувствовал, что байдарку что-то с большой силой рвануло в сторону, она едва не перевернулась и зачерпнула воды. И тотчас же я услышал тихий, но строгий окрик:

– Суши весла! Сидеть спокойно! – и другой голос:

– О, холера!

Только теперь я понял, что случилось. Мы неожиданно наткнулись в ночной темноте на лодку браконьеров. Я смотрел в это время в другую сторону, а Николай Сергеевич заметил ее уже рядом с нами. Сильным прыжком он вскочил в чужую лодку и заставил людей сложить весла.

Я ухватился за борт. Николай Сергеевич стоял на носу, а на него напирал здоровенный детина. Другой рыбак быстро вываливал за борт сети. Положение становилось критическим. Но на наше счастье сеть зацепилась за уключину, и утопить ее рыбаку не удалось. Тогда он схватил весло и стал отталкивать нашу байдарку. Его товарищ пытался столкнуть за борт Николая Сергеевича. Борьба происходила в полном молчании.

Окованная железом лопасть весла пробила тонкую фанеру байдарки... Но я крепко держался за борт. Тогда рыбак поднял весло, намереваясь ударить меня по рукам. Короткой вспышки моего фонаря оказалось достаточным, чтобы я узнал в моем противнике... Раполаса!

– А-а, Раполас, – спокойно сказал я, – плохо же ты встречаешь гостей.

– Гости ходят днем, – ответил Раполас, – а бандитов веслом по голове и...

– Что и? – перебил я его.

– А вот я тебе покажу что! – и Раполас с силой ударил веслом по борту лодки. – Убью! Как собаку!

– Хватит психовать, Пустас, – строго прикрикнул я, – брось весло, если не хочешь попасть в тюрьму...

Николай Сергеевич и здоровенный детина продолжали возиться на носу лодки.

Воспользовавшись секундным замешательством Раполаса, я вскочил в его лодку, успев зацепить байдарку к лодке проволочным крючком. Раполас опять поднял весло. Я подступил к нему вплотную.

Видно, твоей жене придется рожать сына преступника...

Раполас бросил весло и засмеялся. Но смех получился деланным.

– Товарищ начальник, да что же вы сразу не сказали?! – весело и приветливо заворковал он.– Я думал, бандиты напали...

Шум борьбы на носу прекратился. Здоровенный детина, услышав слова Раполаса, отпустил Николая Сергеевича.

– Хватит, товарищ Пустас, притворяться. Ты прекрасно знал, кто мы, – я уселся на корме лодки. – Ну, а теперь весла в руки и к берегу.

Пока я составлял на берегу акт, Раполас рассказывал, что сделал он всего одну тоню и поднимался вверх, чтобы опять забросить трюбицу, когда неожиданно в лодку вскочил Николай Сергеевич. В конце концов он признался, что сразу же понял, кто "напал" на него, но хотел выиграть время, чтобы выбросить за борт рыбу и утопить сеть.

– Жена, видите ли, товарищ начальник, в положении, рыбки свежей захотела, – оправдывался он. – Я знаю, что нельзя до двадцать пятого июня ловить, но ведь бабе не докажешь... Первый раз сегодня вышел... Просит рыбки. Ох, эти бабы! И на кой черт я женился! – сетовал он.

Под ворохом сетей Николай Сергеевич нашел мешок с рыбой. Всего было около десяти килограммов. Рыбец и судак.

– Для жены ты мог бы наловить и на перемет, – не выдержал Николай Сергеевич. – Да она, видать, у тебя ест за семерых...

Раполас опять фальшиво засмеялся.

– А как же с моторкой? – спросил он вдруг. Я не ответил.

– Ох и хитер же ты, товарищ начальник, – моторка вроде в ремонте, а сам на байдарке...

– Ты один сегодня ловишь? – спросил я.

Раполас помолчал минутку, потом махнул рукой.

– Э, была не была! Почему я один должен страдать? Вся бригада ловит... все внизу. Двое неартельных тоже ловят.

– Кто?

– Портной Тауянскас и сапожник Гудас.

Акт был подписан. Раполас со своим напарником собрались идти домой, а мы с Николаем Сергеевичем уже садились в байдарку, чтобы плыть вниз, когда к берегу пристала лодка. Из нее вышли двое. Один нес сеть, другой – мешок с рыбой.

– Раполас, ты? – окликнул один, вглядываясь в гемноту.

– Я, – Раполас подошел к ним. – Чего так рано?

– Корсакас приехал на байдарке, – ответил несший сеть. – Мы и не слышали, как он подобрался... Енчюса взял... Мы еле удрали... А ты чего на берегу? – Раполас промолчал.

Рыбак сбросил сеть на землю и закурил.

– Говоришь, еле удрали? – спросил я, подходя ближе. Рыбак испуганно оглянулся на Раполаса. Тот кивнул головой.

– Дай-ка документы, – продолжал я.

– Нету документов.

– Фамилия?

– Гудас. Адомас Гудас.

– Будем составлять акт. Сеть конфискуем.

– Не дам. Сеть не моя, Еичюса.

– Брось болтать, Адомай, твоя сеть, – вмешался Раполас – была Еичюса, теперь твоя. Выменял на сапоги.

– А ты не лезь не в свое дело, – огрызнулся Гудас. – Сам попал и других продаешь...

– А ты как же думал, – засмеялся Раполас.

Гудас ловил с братом. Составили и на них акт.

Раполас и его напарник ушли, а Гудас долго не соглашался подписать акт, ссылаясь на то, что не знал о запрете.

Из предутреннего тумана вынырнула байдарка Корсакаса.

Рядом с нею плыла лодка еще одного задержанного браконьера.

– Ну как? – спросил Корсакас, выходя на берег.

– Да вот, двоих поймали, а эти двое сами пришли, – ответил Николай Сергеевич, сердито сплюнул и добавил: – Пара.

– Ты, товарищ, не очень-то оскорбляй, – каким-то ехидным тоном произнес Гудас, – а то мы тоже не дураки, в суд за оскорбление личности притянем. Знаем законы!

Его брат молчал.

Николай Сергеевич вынул из мешка снулого судака и поднес его Гудасу под нос.

– Знаешь законы, паразит? А это что?! Да тебя убить мало за такое дело. Ты посмотри, ведь он шел нереститься, а ты его в мешок. Сколько ты рыбы загубил!

Гудас не ожидал такого нападения и не заикался больше об оскорблении личности. Его брат молча подписал акт.

Корсакас захватил на месте преступления Тауянскаса. Но тот успел обрезать поводок, и сеть пошла на дно, а рыбу выбросил вместе с ящиком в Неман. Его товарищ не подпускал байдарку Корсакаса к лодке, пока Тауянскас не уничтожил все улики. И выкрутился бы Тауянскас, если бы не его неосторожный подручный. Отпихивая байдарку Корсакаса, он пробил ее в нескольких местах и разбил веслом руку Алексасу. Теперь Тауянскас стоял и исподлобья смотрел на нас.

Подошла еще одна лодка. Это был Урбайтис с сыном. Их Корсакас захватил, когда они выметывали сеть. Урбайтис не сопротивлялся. Он выбрал сеть, сел на весла и поплыл вслед за инспектором.

– Что же ты, товарищ бригадир, законы нарушаешь? – спросил его Корсакас, когда он вынес на берег сеть.

– А все этот чортов Раполас, – ответил Урбайтис. – Примчался вечером пойдем, говорит, ночью на рыбалку инспектора моторку чинят – не приедут сегодня. Будь он неладен! Ввел в искушение. Рыбы-то много идет... Разве утерпишь... Ведь, зарекался слушать этого петуха... А тут, вишь, товарищ инспектор, какой-то дурман в голову ударил, ну... и не выдержал. Только стал запускать трюбицу, а вы тут как тут. Штраф – то черт с ним, да от стыда куда деваться?... В газете печатали... Лучший рыбак на Немане! И вот тебе на!

Начало светать. На востоке багровой полоской обрисоваласьзаря. Над Неманом плыл растрепанный туман, приникая к блестящей глади воды.

Мы решили не составлять на Урбайтиса акта. Поверили, что этот старый человек, хороший рыбак, первый раз в жизни соблазнился похищничать, да и сеть его была только наполовину мокрой.

Пришел из дому Раполас.

– Баба выгнала, – пояснил он нам свой приход. – Говорит, брошу тебя, вора и преступника. А сама же рыбы требовала. Беда прямо. Нет, лучше не жениться...

От Раполаса уже попахивало самогоном.

– Может, пойдем, погреемся? – предложил он нам. – Заря нынче холодная.

Ему никто не ответил.

Вдали застучал мотор нашей лодки..

– Можно домой идти? – неуверенно спросил Тауянскас.

– Нет, придется вам двоим прокатиться с нами в Каунас, – ответил Корсакас. – Дело уголовное – искалечили руку общественному инспектору и разбили байдарку.

Ни Тауянскас, ни его напарник ничего не ответили.

Подошла моторка. Мы взяли на буксир наши байдарки, уселись поближе к мотору, потому что заря действительно была прохладной, и двинулись вверх по Неману, в Каунас.

Навстречу нам поднималось солнце, и голубая вода Немана все больше и больше окрашивалась в утренние цвета.

____________________________ * Трюбица – плавучая сеть.