Текст книги "Любовники Камиллы"
Автор книги: Виктория Янссен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
* * *
Едва рассвело, Анри вывел Гирлянду, Тоню, Лайлу, Розочку и вьючного мула Тигра на дорогу, которая окаймляла густые леса герцога. Вдыхая пьянящий запах травы, обогащенный утренней росой, он чувствовал, как на душе становится легко и весело. День снова будет жарким, но теперь ему не придется часами торчать на солнцепеке, а если и придется, он будет делать это по собственной воле. Как правило, течные кобылы несколько дней свободно бегали на огороженном выгуле, пока для них не подбирали подходящего жеребца или иногда нескольких жеребцов. К тому времени, когда это произойдет, Анри уже покинет ту конюшню вместе с герцогиней. И с Сильвией, вздохнул он, и с евнухом. Естественно, если их к этому моменту не поймают и… не убьют. Нет, о такой возможности исхода событий не надо думать, своими страхами он может напугать лошадей, которые чутко чувствуют его настроение, и тогда кто-нибудь вокруг почует неладное.
Вопреки его опасениям, во время достаточно неспешной процессии им никто не встретился по пути – ни случайный прохожий, ни заплутавший охотник, ни припозднившийся садовник. Путешествие длилось более двух часов. Конюшня для молодняка была специально расположена так, чтобы ржание возбужденных жеребцов не достигало ушей благородных герцогов во дворце или богатых царедворцев в роскошных домах.
Идти, конечно, не очень долго, но все же Анри нагрузил Тигра четырьмя комплектами аккуратно свернутой сбруи. Если путешествие задержится надолго, Анри не придется оскорблять лошадок, надевая им на спину дешевые и очень неудобные седла, когда у них имеются их собственные, к которым они уже давно привыкли.
Когда они наконец достигли конюшни для молодняка, Анри показалось, что там никого нет. Позвать Сильвию он не мог, чтобы не возбуждать излишнего внимания. Возможно, женщины еще не прибыли, решил Анри. Он отправил кобыл в находящийся рядом малый выгороженный вольер, разгрузил Тигра и тоже пустил его на свободный выпас.
Странно, прошло уже полчаса, а никто так и не появился. Сердце, бившееся ровно, пока он занимался привычными вещами, заколотилось в предчувствии опасности, а по коже поползли мурашки.
Анри положил седло Гирлянды поверх Розочкиного, перекинул через плечо хомуты и уздечки и понес все это снаряжение в специальный сарай, ключ от которого выдал ему сегодня утром, наряду с множеством зловещих предостережений, старший конюх.
Очутившись в затемненном помещении, Анри остановился в нерешительности: он явственно ощущал здесь чье-то постороннее присутствие, слышал легкое дыхание и едва уловимый аромат роз. Сделав шаг вперед, он глубоко вздохнул и расслабился. Затем снял с плеча свою ношу, наклонился и положил все это на ближайшую лавку.
– Ваша светлость, – негромко произнес юноша, – я доставил лошадей, как вы и велели. Следует ли мне привести их сюда, чтобы вы могли убедиться?
– Нет, Анри. – Одетая в длинный мужской плащ поверх костюма для верховой езды, из темноты выступила герцогиня.
Увидев ее, Анри рухнул на колени и так низко поклонился, что едва не коснулся лбом выложенного плиткой пола.
– Ты не должен преклонять передо мной колени, Анри, – ласково проговорила герцогиня. – Встань.
Анри повиновался, ощущая, как громко бьется о ребра сердце. Нагнув голову, он увидел несколько соломинок, прилипших к его рубахе. Смахнуть их или оставить все как есть? Не сочтет ли герцогиня оскорблением то, что он стоит перед ней в неопрятной одежде? Или же еще большим оскорблением будет то, что какой-то ничтожный слуга начнет отряхиваться в ее присутствии? Анри отважился посмотреть ей в лицо и увидел, что она улыбается.
Внезапно улыбка исчезла с ее лица, и герцогиня официальным тоном спросила:
– Готов ли ты стать моим верноподданным и преданным слугой, Анри?
– О да, конечно, ваша светлость, если… если вы примете мою верность вам.
Герцогиня подошла ближе, пальцы в перчатках слегка коснулись его щеки. И в лицо Анри тут же бросилась кровь.
– Мой преданный юный конюх, – со значением произнесла герцогиня.
– Да, ваша светлость, именно так, – подтвердил Анри и посмотрел ей в глаза, от всей души надеясь, что она прочтет в его лице искреннее стремление служить верой и правдой своей госпоже.
Их взгляды встретились и надолго задержались.
Тишину в сарае внезапно нарушил какой-то звук. Из открытой двери послышался стук каблуков чьих-то сапог.
Анри отступил от герцогини.
– Мне нужно повесить конскую упряжь, ваша светлость, и…
Но герцогиня уже скрылась в темноте сарая. Анри повернулся к распахнутой двери и в смятении увидел Сильвию, стремительно входившую в сарай. На ней по-прежнему было мужское платье, в руках она держала что-то свернутое в узел. От быстрой ходьбы пряди светлых волос выбились из-под кожаной шапки, но даже это не придало более женственный вид суровым чертам ее лица.
– Эй, мальчик, – прямо с порога начала горничная приказным тоном. – Оставь это. – Она указала на упряжь, к которой уже успел склониться Анри. Затем переложила узел в левую руку, а правой отбросила парня к стене.
На этот раз удар в грудь оказался не слишком сильным, и Анри смог удержать равновесие. Какая жалость, что нельзя ответить ей тем же, горестно подумал он. Грубость Сильвии начинала действовать ему на нервы. Одно дело – матерые конюхи, и совсем другое – хрупкая на вид женщина.
– Но я должен повесить упряжь, а потом…
– Снимай все это.
– Ч-что? – заморгал Анри, озираясь вокруг и силясь понять, что она имеет в виду.
– Вот ведь глупец! Стаскивай с себя эти обноски. Я не могу позволить, чтобы ты оскорблял мадам своим внешним видом! К счастью, от тебя хоть не воняет, как от большинства мужчин. Во дворце от некоторых из них несет так, что невозможно даже мимо пройти. Вот, держи! – И она швырнула ему узел, который принесла с собой. – Если не поторопишься, она застанет тебя в этом жутком тряпье.
– Но…
– Молчи. И пошустрее расстегивай пуговицы.
Спрятавшаяся в темноте герцогиня хранила молчание, и Анри не осмеливался открыть ее присутствие в сарае, решив, что она сделает это сама, если сочтет нужным.
– У меня нет пуговиц, – сообщил он горничной.
Сильвия издала звук, напоминающий кашель кошки. Забрав у Анри узел, который он рефлекторно прижимал к груди, она отбросила его на скамейку и принялась развязывать шнурки на вороте его рубахи, при этом коснулась несколько раз ключицы вконец растерявшегося парня. Пальцы у нее были горячие и шершавые. Какое странное ощущение, подумал Анри, с любопытством принюхиваясь к исходящему от Сильвии запаху лаванды и кожи от мужской одежды. Изо рта у нее чуть сладковато пахло лавандой. Сейчас, когда Сильвия была так близко от него, она уже не казалась ему такой пугающей, как прежде. Но открыто не повиноваться ей он все же не осмеливался.
– Подними вверх руки, – потребовала она, целиком поглощенная своим делом. – Ну, быстро!
Анри вынужден был подчиниться. Сильвия сдернула с него рубаху через голову и отбросила на пол, а после, прежде чем Анри успел остановить ее, принялась развязывать узел на его штанах. Крепко зажмурив глаза, Анри запрокинул голову, руки его безвольно висели вдоль туловища, поскольку решительно не знал, что с ними делать. Еще пара секунд, и он будет полностью раздет. Прямо на виду у герцогини. И у Сильвии. И как ему тогда вести себя? Ударить Сильвию Анри не мог. Значит, самое лучшее, что он мог сделать, – это схватить ее за настойчивые руки, отодрать их от себя и дать деру. Но если он сейчас убежит, Сильвия уже никогда не отстанет от него и будет вечно издеваться и распускать кулаки. И, что еще хуже, свидетелем его позорного бегства станет герцогиня.
Штаны сползли по коленям вниз и упали к его ногам. Закусив губу, Анри сдержал протестующее восклицание. К ужасу парня, он увидел, что его дружок значительно вырос в объеме. Сильвия, без всякого сомнения, тоже обратила на это внимание.
Представь, что ты просто находишься в бане, мысленно посоветовал себе Анри, просто в бане… Воспоминания о прошлой ночи нахлынули на него, и от этого только стало еще хуже. Нет, так нечестно.
Анри разозлился, и это придало ему смелости.
– Дайте мне одежду, – сказал он, глядя на горничную.
Сильвия отступила от него на шаг, как бы давая ему свободу. Теперь Анри мог броситься от нее прочь, но он остался на месте, не смея сделать что-либо против ее воли.
– Нет, еще не время, – сказала Сильвия.
– Но почему вы делаете это со мной? – спросил Анри.
– Я поступаю так ради мадам, – ответила горничная, оглядывая его с ног до головы. – Все, что я делаю, – это только ради мадам. – Увидев, что Анри хочет что-то сказать, она прижала ладонь к его рту. – Тебе сколько угодно может казаться, что ты предан ей, но ты всего лишь юнец и многого не понимаешь. А я покажу тебе путь к пониманию.
Произнеся последние слова, Сильвия медленно опустилась перед ним на колени и стянула с головы шапку. Светлые волосы, ничем больше не удерживаемые, секунду еще сохраняли свою форму, а потом красиво рассыпались по ее плечам и спине. Поймав солнечный луч из раскрытой двери, они вспыхнули золотом. Такого красивого оттенка Анри еще не видел и сейчас не мог отвести от них взгляд, его так и тянуло запустить пальцы в этот сверкающий глянец. Вообще-то ему всегда нравились темноволосые женщины, но оказывается, и блондинками пренебрегать не стоит.
Обеими руками он потянулся к ее волосам, но рука его замерла на месте, и Сильвия пристально взглянула на него. После молчания, показавшегося ему вечностью, она произнесла:
– Пожалуй, ты можешь сделать это.
И едва он прикоснулся к ее волосам, она сомкнула пальцы правой руки на пенисе Анри, наклонилась вперед и прошлась языком по всей его длине.
У Анри перехватило дыхание, руки сильно вцепились в волосы женщины.
– Стой спокойно, – сказала она, стукнув его ладонью по обнаженному бедру. – Стой и внимательно наблюдай.
Глаза Анри стали как блюдца. Он кивнул, и без того не сводя с нее глаз. Вот ее язык снова принялся за дело, и Анри едва сдержал крик удовольствия. Такого он еще никогда не испытывал, хотя довольно часто видел в своих мечтах, и лишь теперь понял, что никакие мечты и фантазии не могли сравниться с настоящей реальностью, когда от каждого поддразнивающего движения женского языка голова у него шла кругом и миллионы мурашек пробегали по ногам, рукам и шее. Когда губы Сильвии сомкнулись вокруг его члена, откуда-то из недр организма Анри вырвалось тоненькое завывание, словно кто-то ударил ногой щенка. Ему показалось, что сейчас он зарыдает от исступленного восторга.
Чтобы усилить удовольствие, он подался вперед, но Сильвия на секунду оторвалась от него, обеими ладонями оттолкнула к стене и недовольным голосом произнесла:
– Я же сказала, стой спокойно.
Поскольку говорить Анри не мог, он издал какой-то горловой звук, который можно было принять за согласие. «Не останавливайся, – мысленно заклинал он женщину, – пожалуйста, только не останавливайся!» Опустив ресницы, он представлял на месте Сильвии герцогиню, как наяву видел ее струящиеся по плечам темные волосы с серебрящимися в них прядками седины, ее прекрасные улыбающиеся глаза…
Губы и язык Сильвии заработали сильнее, ускоряя темп, и Анри, открыв глаза, потряс головой, прогоняя наваждение и укоряя себя за то, что посмел даже думать об этом. Он и герцогиня! Такое никогда не может произойти, так довольствуйся тем, что делает с тобой ее горничная! – велел он себе.
Анри посмотрел вниз, на шелковисто-блестящие волосы Сильвии, скользящие у него между пальцами. Все, что она делала с ним, было невыносимо прекрасно. Он не знал, чего еще ждать и сколько все это продлится, да и какая разница, ему просто было очень хорошо. Пусть даже удовольствие Анри доставляла именно Сильвия, которая явно не благоволила к нему. Сейчас он был готов простить ей все ее незаслуженные тычки и презрительное отношение.
Движения Сильвии стали еще интенсивнее. Анри громко выдохнул, ему хотелось попросить ее продолжать в таком же темпе, но он попридержал язык, рассудив, что Сильвия не из тех женщин, которая будет прислушиваться к его советам или просьбам.
– Ты следишь за происходящим? – вдруг спросила она, подняв к нему лицо.
– Да, – выдохнул он, а про себя выкрикнул: «Да, да. Продолжай, не останавливайся, я уже скоро!»
– Отлично, – с довольным видом кивнула Сильвия, протянув руку и сжав его мошонку. – Обожаю, когда мужчина так возбужден, – добавила она и легонько провела ногтем по всей длине его члена, а Анри показалось, что она сделала то же самое с его позвоночником, настолько были напряжены все нервные окончания. – Ну-ка, скажи, ты ведь готов на все, чтобы я сейчас довела свое занятие до конца?
Анри насторожился, затаив дыхание. Это что, какая-нибудь уловка? Или ловкая каверза хитроумной горничной?
– Нет, – выдавил он.
– Вот как, мальчик? Отчего же? – поинтересовалась она и лизнула кончик его члена.
Бедра Анри непроизвольно подались вперед.
– Я… я бы не сделал ничего такого, что обидело бы ее… ну, то есть ее светлость.
– Это всего лишь слова, но сейчас ты скажешь что угодно, так ведь?
– Нет, не так! – Сделав над собой усилие, Анри разжал ее руку и немного отодвинулся. Герцогиня наверняка наблюдает за ними, подумал он, но теперь ему было безразлично. Он не позволит горничной согнуть его в бараний рог, не позволит ей измываться над собой. Всего лишь несколько минут назад он присягнул герцогине на верность, а в душе сделал это уже давным-давно. – Я… мне очень понравилось все, что вы делали со мной, но теперь я прошу вас уйти. – Анри с досадой поморщился и закрыл глаза. Он знал, что выглядит по-дурацки, со спущенными штанами и топорщившимся членом. Если он сам сделает хоть один шаг в сторону, чтобы обойти Сильвию, то непременно запутается в штанах и рухнет у ее ног. – Ради нее я рисковал своей жизнью, разве не так? Чего же еще вы хотите от меня?
Сильвия презрительно хмыкнула.
– Ничего такого, что не мог бы сделать молодой конюх, – сказала она. – И учти, я всегда заканчиваю то, что начала. – Она осторожно протянула руку и дотронулась до его бедра, скользнув вверх. – Мадам не понравится, если ты не сможешь сконцентрироваться на своей основной работе.
И с этими словами Сильвия снова схватила его за мошонку и приникла ртом к возбужденному мужскому достоинству. Анри так растерялся, что не нашел сил сопротивляться ее напору. Уже через мгновение он снова с головой погрузился в невероятно приятные ощущения, а еще спустя минуту Сильвия выкрикнула:
– Все, теперь давай!
Сила освобождения была настолько велика, что Анри едва не потерял сознание.
Горничная рассмеялась, утирая уголки рта тыльной стороной ладони.
– Ты глупый паренек, но полчасика поразвлекаться с тобой можно. А теперь надень то, что я для тебя принесла.
Глава 7
Оставшись одна, Камилла задумчиво потерла лоб. Как ни крути, Анри, безусловно, совсем еще мальчишка и, к тому же, всего лишь младший помощник конюха. Ей, Камилле, не должно быть никакого дела до того, чем он занимается с ее служанкой или с кем-либо еще, до той поры, пока речь не зайдет о ее собственной безопасности. Камилла прекрасно знала, что Сильвия скорее умрет сама, чем допустит, чтобы госпоже был причинен вред. Девушка была предана ей как никто другой, ведь, если бы не Камилла, она бы погибла еще в детстве. И еще одним доказательством верности Сильвии служило то, что она уже очень много раз могла предать ее, но не сделала этого. Более того, Камилла даже подозревала, что Сильвия была влюблена в нее или же думала, что влюблена, однако никогда не признавалась – и не признается ей в этом. И это вполне объяснимо, поскольку даже Сильвия, самая близкая ее приближенная, не знала свою госпожу. Камилла никого не впускала в свое сердце и никому не раскрывала свою душу. Это было слишком опасно.
Камилле нравилось наблюдать за тем, как Сильвия доставляла Анри сексуальное наслаждение. В глубине души она испытывала некий укол ревности, нечего скрывать, и даже странное чувство вины, но она не находила в себе сил оторваться от его прекрасного юного лица, которое она так бы и не увидела, если бы оказалась на месте Сильвии. Он был так искренен, наивен и… чист в своих побуждениях.
Прикрыв глаза, Камилла попыталась представить, что это она опускается перед Анри на колени, чтобы по своей воле проделать с ним ту же процедуру, что и Сильвия. Но Анри, зная, что она герцогиня, а не простая женщина, никогда не допустил бы такого. Он бы наверняка рухнул перед нею ниц и стал бы умолять не ронять свое достоинство и никогда не предлагать удовлетворять его подобным способом. Собственно говоря, сама Камилла не считала этот акт унизительным для женщины, но она мало знала в этом толк. С Максимом они только один раз дошли до орального секса, а герцог ни разу не требовал этого от нее – видимо, предпочитал развлекаться таким образом со своими многочисленными и неприхотливыми любовницами. Что касается Сильвии, она, по всей вероятности, приобрела свои навыки где-нибудь вне дворца, а сейчас продемонстрировала их госпоже. Если бы она занималась такими вещами во дворце, Камилла обязательно узнала бы об этом. А она была даже рада, что ее служанке доступны вольности и привилегии свободно передвигаться по городу, в чем ей самой было отказано.
Словно услышав ее мысли, в сарай вошла Сильвия, в своем мужском наряде больше похожая на мальчика-пажа.
– Мадам, вы уверены, что нам нужен этот юнец? – без всяких предисловий спросила она, едва переступила порог.
– Ему можно доверять, – отозвалась Камилла.
– Мы же пришли сюда сами, – заметила Сильвия. – Хорошо, конечно, что он отвлекает внимание от нас, но, как только мы решим уходить отсюда, он может оказаться помехой.
Эти слова привели Камиллу в некоторое замешательство, однако она твердо произнесла:
– Он будет ухаживать за моими лошадьми.
– Каспар и я…
– А Каспар и ты будете защищать меня, – оборвала ее герцогиня. – Это гораздо проще, чем уход за лошадьми, и не требует специальных навыков.
– Мадам! На вас, наверное, повлияло… гм… – Не найдя подходящего приличного слова, служанка сделала в воздухе красноречивый жест рукой, который Камилла предпочла не заметить.
– Ты забываешься, Сильвия, – холодно отчеканила она. – За все, что с нами происходит, несу ответственность только я одна. Твое мнение значения не имеет.
Неодобрительно поджав губы, Сильвия коротко поклонилась и поспешила убраться вон. Камилла вздохнула. Она не должна была позволить девице даже начать этот глупый разговор, но таков уж был у Сильвии характер, и Камиллу он в общем-то устраивал. Ей до смерти надоели все эти «да, ваша светлость», «обязательно, ваша светлость», «как пожелаете, ваша светлость».
* * *
После полудня Анри отправился назад в конюшни герцога, чтобы доставить оттуда одного из племенных жеребцов. Предполагалось, что жеребец не будет следовать с ними дальше, однако Анри высказал идею привести его на ферму для молодняка, дабы не вызвать подозрений. После некоторых размышлений Камилла велела выбрать из табуна герцога племенного скакуна по имени Горячий, именно его она предназначила для течной Гирлянды.
Сильвию, по-прежнему одетую в мужское платье, она послала купить кое-что из провианта, а Каспара попросила ее сопровождать. Каспар, в рубахе, шапке и короткой куртке, уже не так бросался в глаза, поскольку одежда скрывала его безволосый торс и бритую голову, поэтому можно было не опасаться, что в нем узнают дворцового евнуха. Камилла осталась в одиночестве, она уже жалела, что не позволила Анри привести к ней ее любимых лошадей, чтобы она могла приласкать их или хотя бы дать им возможность вспомнить ее, ведь они вполне могли отвыкнуть от своей хозяйки.
Ей стало грустно. Она достала из баула книжку элегий на мифологические темы, но не смогла сконцентрировать внимание на красивых и чуть выспренних стихах. Тогда она взяла из седельной сумки свой альбом и угольный карандаш. Затем уселась недалеко от входа в сарай с конским снаряжением и принялась рисовать лошадей. Это занятие всегда успокаивало ее и располагало к размышлениям.
Прошло еще слишком мало времени с момента бегства, и во дворце ее пока наверняка не хватились. Камилла очень хорошо изучила склонности своего муженька, она знала, что после оргии, которая длилась всю ночь напролет, он проснулся только после полудня, потом потребовал принести ему бренди, чтобы избавиться от похмелья и сопутствующей головной боли, и обслуживали его, естественно, любовницы. Сейчас, когда Камилла почти освободилась от него, ее страх немного отступил, уступив место чувству облегчения и презрению. Повинуясь нахлынувшему ощущению свободы, она нарисовала испражняющуюся лошадь и прямехонько ей под задранный хвост поместила своего супруга. Отведя руку в сторону, посмотрела на результат своего творчества и звонко рассмеялась неожиданному ребячеству.
Камилла никогда не любила Мишеля. Отец выбрал ей в мужья младшего сына правителя соседнего герцогства только для того, чтобы тем самым скрепить их политический союз и обеспечить солидное денежное вливание в свою казну. В молодости Мишель был смазливым, крепким и энергичным парнем и никогда не упускал случая получить удовольствие. Неуемная энергия, с которой он занимался с ней любовью, иногда доставляла Камилле наслаждение, чего она сама не ожидала, учитывая, что между ними был заключен договорный брак.
На ранней стадии их супружества Мишель даже старался доставить ей чувственное удовлетворение или, по крайней мере, делал вид, что она его возбуждает и он хочет добиться от нее того же. И вообще он делал жене всяческие поблажки: позволил выступать на совете, несколько раз в неделю присутствовать на заседаниях суда, пожаловал кое-кому из выдвиженцев Камиллы титул баронета, согласился рассмотреть ее рекомендации относительно налогообложения и десятин, полученных от протектората Максима.
Когда-то Камилла надеялась достичь определенных соглашений с Мишелем. Она была готова идти на компромиссы и думала, что убедит его поступать так же. Он был выходцем из того же мира политиканов и царедворцев, в котором воспитывалась и она сама, и поэтому должен был понимать ее стремление извлечь из их договорного брака выгоду для своего герцогства. Ей и в голову не могло прийти, что с течением времени она вообще утратит какую-либо возможность разговаривать с супругом, и уж тем более то, что он очень быстро использует свое новое положение по максимуму и решит стать единовластным правителем в их союзе, в котором должен был играть второстепенную роль. На примере собственной матери Камилла обязана была догадаться, что именно так все и произойдет. Однако ее мама была младшей дочерью графа, а не единственной наследницей герцога. Камилла по простоте душевной полагала, что это все-таки существенная разница, но, как выяснилось, для Мишеля она была в первую очередь женщиной и его собственностью, а уж потом дочерью герцога.
Даже в те времена Камилла могла бы приложить усилия, чтобы полюбить Мишеля или хотя бы почувствовать к нему симпатию, если бы он не начал почти ежедневно проявлять беспричинную грубость и даже жестокость по отношению к слугам и к ней самой. У Камиллы не было прямых доказательств, но зато появились вполне обоснованные подозрения, что именно Мишель каким-то образом спровоцировал и подстроил смерть Жермена, который был старшим евнухом при дворе отца еще во времена ее детства. Жермен умер буквально за несколько дней до того, как Камилла дала согласие выйти замуж. А после ухода в мир иной ее отца бездушие и грубость Мишеля стали просто невыносимыми, ведь теперь ему не перед кем было играть роль хорошего мужа и почтительного зятя. Впервые Камилла увидела в его постели проститутку – вернее, сразу двух – ночью в день похорон отца. Она по-прежнему оказывала ему благосклонность, ведь он теперь стал новым герцогом по закону, однако вскоре уже не могла мириться с его сексуальной неразборчивостью, эгоизмом, высокомерием, заносчивостью, чванством и супружеской неверностью.
Постепенно Камилла начала терять власть при дворе. Сначала Мишель отобрал у нее один присутственный день в суде, затем другой, потом еще один, сначала объясняя это тем, что якобы хочет предоставить ей больше свободного времени, чтобы побыть с любимыми лошадками, а потом, уже сильнее раздражаясь, сказал, что ее женская мягкость отрицательно влияет на вынесение справедливых приговоров. Камилла принялась отстаивать свои права и на первый взгляд взяла над ним верх, но оказалось, что коварный Мишель аннулировал все ее вердикты. Он отослал евнуха Казимира, приставленного к ней в ранней юности, для видимости предложив ему преждевременную почетную отставку за верную службу, а на самом деле просто лишив жену самого стойкого и преданного защитника и наперсника.
Настал день, когда Мишель запретил ей выезжать верхом из дворца в сопровождении стражников и свиты, потому что это, видите ли, создавало у подданных впечатление, будто она имела над стражей больше власти, чем он, а уж если люди увидят, что она добра к кому-то из свиты, то они могут подумать, будто у нее появился любовник – один из ее сопровождающих. Герцогиня должна хранить верность своему супругу, иначе среди подданных могут пойти нежелательные сплетни.
Угольный карандаш сломался в ее руке. Камилла отложила свой рисунок в сторону. Два обломка карандаша были слишком короткими и не годились теперь для рисования. Вздохнув, она принялась разламывать каждый из оставшихся кусочков до тех пор, пока они не стали размером с ноготь на ее мизинце, а затем бросила их на землю и предусмотрительно раздавила каблуком, чтобы и пыли от них не было заметно постороннему взгляду.
Зайдя в сарай, она аккуратно сложила те немногочисленные предметы женского белья, что взяла с собой, увязала их в льняное полотенце и отправила в одну из седельных сумок. Туда же последовали альбом для рисования, томик элегических стихов, плоская коробочка с косметикой и необходимые средства для изменения внешности. Сильвия, безусловно, обидится: упаковка вещей всегда являлась ее прерогативой. Но сейчас Камиллу не волновали чувства служанки, она просто не могла сидеть без дела, не зная, чем себя занять. Как только ее собственные седельные сумки были упакованы, она начала приводить в порядок упряжь своих лошадей. Взяв в руки снаряжение Гирлянды, она отметила, что Анри прихватил с собой именно то седло, которое было предназначено ею для этой лошади, и поддерживал снаряжение в изумительном порядке, ухаживал и за кожей, и за металлическими пряжками. Однако еще немного усердия никогда не помешает. Кроме того, Камилла обожала запах кожи и смазочных материалов, смешанный с запахом конского пота. Все вместе это называлось одним словом: свобода.
Мысли Камиллы вернулись к Анри, и стоило ей только представить его образ, как внутри снова вспыхнуло желание, да такое сильное, что тело ее затрепетало. В любую минуту она может вступить в связь с юным конюхом, стоит ей только приказать. Но как он относится к ней на самом деле? Испытывает ли сексуальное желание? Видит ли в ней женщину? Или же он овладел ею только потому, что понимал: тем самым он спасает ее жизнь? И возникает еще один вопрос: каким образом она сможет все это узнать? Если попросит его, он конечно же подчинится, но что, если он только будет делать вид, что испытывает к ней какие-то чувства? Не станет ли она в таком случае похожа на своего муженька?
В принципе, это не важно, пыталась убедить себя Камилла, лишь бы Анри был с ней. Пусть партнер исполняет ее желания только из чувства жалости, это все же лучше, чем терпеть унижения от похотливого и изощренного в выдумывании новых пыток герцога. Камилла нахмурилась. Так-то оно так, но ей самой не верилось, что жалость со стороны Анри будет ей безразлична. Было в нем что-то такое, что притягивало к нему Камиллу. В момент совокупления Анри был доминирующим партнером, но даже тогда в его движениях чувствовалась нежность, а именно этого ей так не хватало в интимных делах, однако хотелось еще большего. Но она не была уверена, что их отношения могут стать равными. Даже если отбросить огромную пропасть в статусе, она была старше его на целых двадцать лет и, если честно, понятия не имела, как поступать в такой ситуации. Партнера равного себе Камилла не имела никогда, за исключением, пожалуй, Максима, да и то их связь была слишком мимолетна. А сейчас подобное вообще невозможно – она не может снова стать уязвимой и незащищенной. И – никогда не станет.
У Анри была масса преимуществ – он был юн, обладал красивой внешностью и неправдоподобно длинными ресницами. Даже в грязной, плохо сидящей на фигуре одежде двигался с неповторимой грацией. Если бы представился подходящий случай, он вполне мог попасться на глаза какой-нибудь знатной придворной даме и понравиться ей. Леди Корнелине, например. Или молодой вдовушке графине Рамье. Камилла брюзгливо фыркнула и сжала в кулаке специальную тряпочку для полировки серебряных бляшек, которой начищала седло и уздечку Гирлянды, но уже мгновение спустя привычная выдержка взяла верх, и она возобновила свое монотонное занятие.
Прошло около часа, как вдруг Камилла услышала дробный цокот копыт и поняла, что лошадь накатывает галопом. С уздечкой в одной руке и тряпочкой в другой Камилла подбежала к дверям сарая. Весь свой страх она оставила в стенах дворца, и теперь ей не терпелось увидеть, что же происходит. Камилла приставила к глазам руку козырьком, спасаясь от лучей предзакатного солнца. Вроде бы все в порядке, Анри скакал верхом на неоседланном Горячем, направляя скакуна прямо к конюшням для молодняка и умело посылая его через заросли невысоких кустарников. А мальчик совсем не глуп, умилилась Камилла. Наверное, хочет, чтобы мощный жеребец дал наконец выход своей энергии, которая долго подавлялась в конюшнях герцога. Неожиданно для себя Камилла вдруг осознала, что широко улыбается. Мальчик не только прочно сидел на коне, он делал это красиво.
Достигнув выгула для лошадей, Анри увидел герцогиню и ударил пятками в бок коню, посылая его вперед и широко улыбаясь своей госпоже. Камилла покачала головой. Этот чудесный юноша сам не понимает, насколько привлекательна его улыбка. В нем нет ни на йоту тщеславия, самолюбования и суетности. После стольких лет тесного общения с лицемерными царедворцами Камилла поняла, что именно этим он и отличается от них всех – открытостью и искренностью.
Анри тем временем подскакал к ней и резко осадил жеребца.
– Ваша светлость! – задыхаясь, с трудом выговорил он, лихо перебросив одну ногу через лоснящуюся от пота спину коня. – Он просто потрясающий! Великолепный жеребец, просто превосходный! Хотите прокатиться на нем? Уверяю вас, у него хорошие манеры, он все понимает и очень хорошо вышколен, у него отличные манеры. – Анри почувствовал, что краснеет. – В конце концов, это же ваш конь, и вы можете скакать на нем тогда, когда захотите.
