Текст книги "Два героя"

Автор книги: Виктория Угрюмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Угрюмова Виктория
Два героя

Виктория Угрюмова

Два героя

– Ну-ка, плесни полную. Уфф... так и до инсульта недолго. Этот, тоже мне, хмырь рогатый, падлюка, сволочь. "Звезды снимешь! Рапорт положишь, а потом я тебя сам, своими руками по стенке размажу!" Дерьмо собачье. Еще посмотрим, кто кого размажет. Меня, боевого генерала, за ошейник не возьмешь, как кутенка какого-нибудь. Я за себя постою.

Нет, ну ты понимаешь? Он меня спрашивает, как их туда занесло, каким, говорит, ветром. Если бы я это знал, я бы перед ним на ковре Ленку-Еньку не вытаптывал, как медведь базарный...

Плесни-ка еще! О, то, что надо – в самый раз. Хорошо пошла, голубушка, хорошо. Прямо тепло по душе разливается; я, видишь ли, брат, верю, что душа где-то возле желудка находится. Нет, это точно, без балды. Вот, скажем к примеру, сегодня – этот старый пес на меня орет, и таки душа в пятки уходит; умеет он страху нагнать. И вот спроси меня, спроси, что именно вниз ухает? То-то и оно, что желудок.

Еще плесни. Плесни, говорю, не жалей. Чай, не свою расходуешь.

Что стряслось, интересуешься? Ох, я бы и сам хотел знать, что там у них стряслось...

Ты про новую конструкцию-то хоть слыхал? А, да, ну как же это чтобы ты, и вдруг не слыхал. Пять против одного ставлю, что и в чертежи сумел заглянуть, и на нее, голубушку, в собранном виде полюбоваться успел. Ну, колись, колись, не кокетничай, как институтка на первом балу. Видал?

Ого! Огогошеньки! Я так и знал, что ты, стервец, недаром в органы пошел. Все-то ты знаешь, все-то видел. Впрочем, мне сейчас твоя осведомленность только на руку: вдвоем легче будет решить. Мне, Борька, твоя помощь во как! – позарез необходима. Потому что такого конфуза в моем ведомстве давненько не бывало. Чтобы вот так взять и запросто угробить единственный эспериментальный экземпляр! Нет, это уму непостижимо. До сих пор поверить не могу, сколько ни стараюсь. Ррраз! И пять лет каторжной работы псу под хвост... А-ах ты ж...

А какой красавец, какой красавец был! Да что я – ты ж сам видел. Куколка! Бриллиант! Шедевр! Нет, скажи, скажи, правда, шедевр? Произведение, можно сказать, искусства. А техники, а железа в него напихано было! Он только что салон не подметал и кофе не варил, а так все сам мог делать, голубчик. А линии, линии какие четкие. До совершенства доведен был; всем КБ пыхтели сколько лет. Я не преувеличиваю – ему этот Камов с..ный в подметки не годился... И название, по-моему, на уровне – "Королевский скат". Чего лыбишься, дура? Ну и что, что королевского ската в природе нет. В природе много чего нет, зато в нашей родной армии имеется. И не в нашей тоже, к сожалению. И как это нас угораздило защитниками Родины стать, а?

Колбаски передай. Вот спасибочки...

Между прочим, я против был, когда решили испытания проводить в боевых условиях. Какие боевые могут быть? Они меня тогда так ехидненько-ехидненько: "Вы, что, господин генерал, не уверены в боеспособности вашей машины?"

Скажи, Борька, как звучит клево: господин генерал!

А я им отвечаю, что, дескать, господин генерал во всем уверен, но человек предполагает, а Бог располагает, и неча Ваньку валять. Какого черта на рожон лезть? Знаешь, что меня больше всего пугает: мы, армейские, должны их, гражданских, уговаривать в войну не соваться. Или это всегда так было, что солдаты миролюбивее остальных – просто я об этом не задумывался раньше.

Слышь, меня Чубатый там к стенке ставит, кричит: "Кастрирую гада!", а я ему так в морду его плоскую и выпалил. Я, говорю, больше твоего души и жизни в эту машину вложил. Ты о ней только отчеты читал, да пару раз на полигон приезжал в трусах бронированных; а я и спал, и ел, и жил там. У этой вертушки вместо керосина моей кровушкой баки заправлены. И нечего меня стращать – у меня горе, не у тебя, долбо...а! Ну, конечно, последнее словцо я про себя промурлыкал: хоть в глазах и темно от злости, а свой предел понимаю. Я, говорю, и дите свое потерял, и двух товарищей боевых, с которыми мы столько войн прошагали, сколько другим и не снилось. Нас с ними через мясорубку пяток раз пропустили, так что теперь и не разберешь, кто есть кто. У меня, говорю ему, считай, что руки-ноги оторвало. А ты меня пугать вздумал! Я ему так и сказал, что после Афгана уже бояться перестал, а ведь Афган-то в моей биографии был далеко не последней "тепленькой точкой планеты".

Поверишь ли, даже думать всерьез не хочу, что произошло. Ночью вскинусь на подушке, и как волк серый взвою – до того тошно. Что?! Что там не сработало?! И так их странно занесло. Сперва, вроде, точно по курсу шли. Потом передают – дескать, непредвиденные обстоятельства. А я им, дурак, кричу: "Когда же это обстоятельства были предвиденные?"

Потом треск, шум. И ведь, понимаешь, отключилась эта хренотень, которая их на экран радара выводила. А саму-то вертушку – ну, ты знаешь – проектировали, чтоб ни одна дура засечь не смогла. "Стелс" е...ный! И все, и конец связи. Сушите весла, пишите некрологи.

Что? Что ты сказал?! Нет, ты еще раз повтори, и членораздельно. Внятно повтори! Я тебе, Борька, давно говорил, что ваши органы из человека сволочь делают за рекордно короткий срок. Как у тебя только язык повернулся такое сказать? И о ком – о своих же друзьях! Да ты хоть знаешь, сколько у них было до того возможностей увести свою машину? Да ты хоть знаешь, что мы вместе прошли?! Дурак ты, Борис, и думки у тебя дурацкие. Даже зла не хватает; и слов нет, одни междометия. И формулировочки какие подобрал, НКВДвские: "переметнулись", "угнали". Психолог недоделанный! Шерлок Холмс! Подумал он... А больше ты ничего подумать не успел?

Да ладно-ладно, не кипятись, я понимаю. Понимаю, что ты обязан все возможности предусмотреть. Да не заводись ты, Христом-богом прошу, а то ведь друг друга угробим невзначай – оба на пределе. Давай чокнемся по полста. Не бери в голову дурного, а в руки тяжелого. Я понимаю...

Я и сам, грешным делом, признаюсь, о таком повороте думал. А что такого, в конце-то концов? Денег нет и в ближайшие лет сто не предвидится. Крыша над головой такая хреновая, что смех разбирает. Помнишь, как ее Зинка в молодости называла? "Двухлитровая банка с раздельным санузлом" – вот так. Она теперь по этому самому раздельному санузлу только мечтать может. До генеральши дослужилась, а квартиру купить не в состоянии, потому что состояния нет. Что? Ну, конечно, ругается. Даже не ругается, а как циркулярка пилит – на таких оборотах, что огрызаться не успеваю. Да и совесть не позволяет, откровенно говоря. Что она со мной в жизни видела? Сашку сама вырастила – папка только наезжал; поседела и сморщилась от горя. Помнишь, ей как-то похоронку прислали? Вообрази, я как-то и забыл за давностью лет. Ну, для меня похоронка – это не предел возможностей наших руководителей. Сашка как начнет расспрашивать про войну, не знаю – что и отвечать. Про головы отрезанные, да про то, что по Вавиловской книге в Афгане летали, потому что карт не было?! Да, так Зинка недавно мне и говорит: – "У всех, Лешенька, Отечественная война в 45-ом году закончилась, а у меня до сих пор идет. Сколько же еще?" – И что ей отвечать прикажешь?

Я-то хоть теперь не летаю. А у ребят жены молодые, и сами они тоже в полном расцвете. И ни тебе денег, ни квартиры, одно чувство глубокого морального удовлетворения и гордости за свою Родину, так ее перетак. А Родина какая-то непривычная, карту каждый день заново изучать приходится, потому вчера это Родина, а сегодня уже оккупированные земли. Черт-те что и сбоку бантик!

Нет, я правда думал, что могло... чем лукавый не шутит, когда Бог спит. А он, судя по тому, как мы по-собачьи живем, снотворное недавно принял. И так, и сяк я это, Борька, вертел – нет, не сходится. Если они "Ската" сдать решили, что же там вышло не по-ихнему? Он же таких бабок стоит, что при жизни можно себе золотой памятник поставить и еще внукам останется. Ну, предположим – хоть и говорить про это противно, не то что верить всерьез – что каким-то образом они договорились, что пригонят вертушку в целости и сохранности на условное место. Их там с таким экскортом ждать были должны, что никаких случайностей быть не могло. И спецагенты нашего "заокеанского друга" с оплатой за проделанную работу в зубах им должны были ближе мамы родной показаться! С чего бы это они по своим кровным баксам стрелять начали? Вот ты бы, Борька, стал? И я, нет. Или – или, тут третьего не дано.

Семьи, опять же, дети... Я про убеждения принципиально не говорю, потому что чужая душа – потемки. Да что чужая! Я и в своей-то толком разобраться не всегда могу. Но все-таки, все-таки мне кажется – не такие они ребята, чтобы подобное учудить. Мне сдается, что просто железо чего-то напутало, а когда они поняли, в чем беда, поздно было. Положили, сколько смогли...

Так что выходит по-всякому – герои они. Как есть, герои. И хоть орденом их не воскресить, но это лучше, чем ничего. Я Чубатому завтра же представление к наградам на обоих, посмертно... К высшим наградам. И пусть он мне попробует это прокомментировать. Что мне терять, а, когда я уже почти все потерял?

Ну, Борька, старый пес. Давай выпьем с тобой за светлую память новопреставленных рабов божиих – Георгия и Михаила. Пусть им небо будет пухом.

x x x

– Вот ты, Ниночка, думаешь, что у нас с ним любовь была. И все так думали. А я не отрицала, потому что неудобно. Недоделанные мы, Ниночка, с самого детства, со школы еще. Нам такие взгляды прививают, что без любви жить вроде как бы и стыдно, и неправдно даже. А какая, к черту, любовь?!

Нет, когда я замуж за него выходила, я в ЗАГС как на крыльях летела. Господи! Господи! Как же я влюблена тогда была. Ты ведь помнишь, какой красавец на свадебной фотографии?! Высокий, стройный, веселый. Да и потом ничего был, но в молодости... Мне казалось, что никого надежнее на целом свете нет; что я за ним, как за каменной стеной. Мы как-то в парке на компанию одну напоролись... Слово за слово, что-то эти ребята про меня сказали... представляешь, не помню, что именно. Да и стоит ли такой чушью память перегружать? Словом, Миша тогда их разбросал, как лев шакалов. Правда-правда, я тогда в дневнике так и записала: "Он набросился на них, как могучий лев на стаю шакалов".

Теперь это так смешно и нелепо звучит...

А потом начались наши мытарства. Знаешь, у меня ведь тетка тоже была замужем за военным; и я, глядя на нее, и себе представляла, что всю жизнь придется по гарнизонам мотаться. И готовилась к этому. Думала, буду терпеливой и любящей супругой, детей буду ему растить и воспитывать правильно, учить их, чтобы они отцом гордились. А он у нас вертолетчик, красавец, умница. Думала, счастливы будем. Оба молодые, образованные, профессии в руках. Знаешь, как я хотела своей жизнью жить! Чтобы не с мамой-папой, а с мужем, с сыном, о дочке мечтала – с косичками рыженькими и с веснушками. И чтобы дом уютный был, и готовить буду всякие вкусности, пироги там, вареники, борщи. Он ведь, как всякий мужик, покушать любил.

Правильно говорят, что благими намерениями дорога в ад вымощена.

Я и представить себе не могла, что ничего этого не будет. Нет, поначалу, когда здесь остались, я даже радовалась – все-таки дома. А я еще совсем девочка была, что мы понимаем-то в девятнадцать лет? Все-таки чужие города меня очень страшили, и переездов я побаивалась, а тут все на удивление удачно стало складываться. И комнатка у нас была – не Бог весть что, но не с родителями; ты же знаешь, Ниночка, с мамой у меня никогда доверительных отношений не было. Мишу она сразу невзлюбила, так что возможность совместного проживания отпала сразу. Это уже позже, после папиной смерти, мы на какое-то время съехались; тоже, кстати, была огромная ошибка с моей стороны.

Но самое главное, что мне и в страшном сне привидеться не могло, что придется мужа с войны домой ждать. И знать не знаешь – привезут ли тебе цинк, или сам в отпуск выберется. А на чем летали! Ниночка! На чем они летали – знала бы ты, ужаснулась! На каких-то допотопных лоханках. И ведь были же, были же машины классные, так нет же! У нас пушечное мясо дешевле всего стоит. Что ты говоришь?.. Может быть, может быть, ты права; наверное, везде так, но у нас еще страшнее, потому что с русской удалью, с российским размахом все делают: и людей губят, в том числе. За просто так губят – теперь уже не за идеи и принципы, а как бы по инерции. И смысла в этом кошмаре нет, и правды, и надо жить как-то, и мозги постепенно вскипают.

Знаешь, я так думаю – это страх постоянный мне душу выел. Страх и ожидание. Больше же ничего в жизни и не было, если разобраться. Все бабы, как бабы – с мужьями в кино, в гости, в театры ходят. Или не ходят. Тогда ругаются. Я на работе сотрудниц слушала как-то, а они жалуются: мой, говорит, весь день у телевизора просидел; а вторая плачется, что ее муж все выходные что-то там мастерил, а ей – полслова в полчаса. Я слушаю их, а сама думаю – Боже, Боже, они хоть понимают, как счастливы?! Нет, не понимают. А я не то что в выходные, я Костьку рожала одна! Мать в командировку умотала – она всегда была женщина самостоятельная и внука не хотела. А Миша... ты понимаешь государственное задание, оно же превыше всего. Долг, честь и прочее... И вот мне подруги одеяло принесли, потому что мамочка чемодан с пеленками разгрузила, с собой забрала – он самый удобный в доме был. А пеленки в шкаф засунула, и они их найти не смогли... Так, сиротами и поехали домой.

Вот тогда, Ниночка, я вдруг поняла, что во мне что-то сломалось. Не плакала, не скулила, нет. Наоборот, веселая такая злость поднялась: а я чем хуже других?! Когда Костику год исполнился, папа наш приехал. Целую я его, в глаза заглядываю, и страшно становится. Чужой, совсем чужой человек. Слишком долго его не было.

Сперва я переживала сильно. Последней сволочью себя чувствовала, предательницей. Он там, где-то, свою кровь проливает, а я тут любить его не могу. Его убить могут в любую минуту, а у меня самая серьезная проблема – это пеленки. Только подобный аутотренинг мне ничуть не помог.

Устала я. Понимаешь?

Устала.

И никто в этом виноват не был: ни он, ни я. Только вот что я осознала – не такая уж я и негодная и пропащая. Не война ведь. Он же где-то летает, где-то. И какое мне до этого дело, в сущности? Сколько я его потом просила, даже на колени становилась. Мишенька, умоляла, ангел мой, да брось ты свою винтокрылую авиацию! Да поживи же как человек, и нам с Костькой дай жить! И в компьютерах разбирался, и в технике – столько дел для него на гражданке было. И друзья его к себе звали – друзей много всегда было, для друзей он ровно святой – и в институт, и в КБ, и после – когда уже рынок наш перекошенный образовываться стал – приезжал бывший его сослуживец на таком автомобиле, что я, Ниночка, просто ахнула. Я по натуре человек не завистливый, без машины обошлась бы – но на одной картошке свихнуться можно. И сильнее всего раздражает эта дикая нестабильность. Не то что там нищие или хотя бы за чертой бедности, нет, конечно. До такого свинства еще не доходило. Но то густо, то пусто – да что я тебе-то это рассказываю? Будто ты иначе живешь... Словом, жить могли, как баре. И покой был бы, вот что главное. Покой и уверенность, что не одна, что с мужем, что живой он. Может, любовь бы и вернулась...

Нет! Не захотел. Он, видите ли, без этого уже не может.

И я, Ниночка, тоже уже не могла.

Пятнадцать лет из жизни вычеркнуто... Помнишь, в школе когда-то тряпкой с доски мел стирали, и оставались такие белые, грязные разводы? Вот и у меня подобное же ощущение от прошлого – одни мутные разводы на черном фоне. И то, что его не стало, это другое, чем просто вдовье горе.

Да, плакала, как ненормальная. Все глаза выплакала, это правда. Глупо все как-то получилось.

Он когда из дому выходил в тот день, мы переругались страшно. В усмерть, можно сказать. Им который раз денег вовремя не дали: так, кинули, как кость, какую-то часть. Ну, меня и разобрало, высказалась я. Чего греха таить – не впервые, конечно. И не в десятый раз, и не в сотый. Самой противно, Ниночка, а остановиться не могу. Так мне это осточертело все! И я ему напоследок сказала: зачем, говорю, летите вы с Жоркой? Да мужики вы или нет?! Скажите, что пока денег не дадут, пусть сами летают. Я же не слепая, я же видела, какая шуба у доченьки их Чубатого, а о жене его я вообще не говорю – вся в бриллиантах ходит, как Элизабет Тейлор. А я копейки считаю от зарплаты до зарплаты...

Господи, прости меня грешную – снова завелась. Извини, Ниночка. Это беспросветное и непреходящее. Кажется теперь, что я родилась с этими проблемами. И все мечталось, что вот потерпим чуть-чуть, а после жить станем; вот потерпим, а потом лучше будет. Куда нам – жизнь к середине подошла, если не две трети проскочило, а воз и ныне там.

Словом, разругались мы. Он мне кричал, что я меркантильная, скупая, глупая. Что я его всю жизнь давлю, и сына испортила. Да что теперь-то вспоминать худое?! Сама, небось, знаешь, что сгоряча кричат. Но только я увидела вдруг, что и он от меня устал. Что и правда, кроме этих вертолетов и боевых действий, в его жизни нет ничего стоящего. Что я... Словом, страшно сказать, дорогая моя, но это даже к лучшему, что его не стало. На развод мы бы не решились по многим причинам, а так – и ему лучше, и мне. Он много раз повторял, что хотел бы умереть в небе, чтобы... Миша не говорил, почему, но я догадывалась: он себя в душе чувствовал как бы архангелом Михаилом – тоже воин, тоже крылатый.

Хоть одна его мечта сбылась.

А мне нужно свою жизнь устраивать, пока я вовсе не выстарилась и не стала похожа на чучело. Ты не смотри на меня, Ниночка, такими глазами. Я не жестокая, не подлая – это меня жизнь такой сделала; суровая наша действительность. И Костику еще жить и жить, мне о нем думать нужно. Теперь только он у меня и остался из всех близких.

Конечно, Миша погиб как герой, но я тебе скажу по секрету – лучше бы они с Жоркой этот вертолет угнали да американцам передали. Может, их там бы оценили по достоинству; денег бы отвалили, звание серьезное. И работали бы себе в свое удовольствие на своих обожаемых вертушках. Эх, порядочность наша, российская! Героизм! А на кой он сдался?!

Мне вот пенсию назначили – кот наплакал.

Зато орден принесли в коробочке. И грамотку. Я в рамочку взяла и на стенку повесила.

Костик очень отцом гордится...

x x x

– А их так и звали все за глаза – два архангела.

Почему? Нетрудно догадаться. Очень символично: один Михаил, второй – Георгий. Оба летают, оба такие, как с иконы. Нет, ну просто иначе и быть не могло. Даже когда один в компании где появлялся, его так и представляли: Два Архангела. Прозвища – хуже клейма, прилипнут не отскребешь ни в жисть. Вот у нас парень один в полку был, хороший такой, слова поперек не скажет, и летчик отменный; а как прилипло к нему дурацкое Полкармашка, так и на панихиде кто-то ляпнул: "Хороним, – дескать, – дорогого нам всем Полкармашка...", – ну и далее, по тексту.

А эти всем на зависть друзьями были – не разлей вода. Они еще с Афгана друг к дружке прикипели. Оба еще совсем мальчишки. Мишка тогда только-только женился, а Жорка и не мыслил о таком насилии над своей личностью. На разных вертушках летали. В смысле, не на одном и том же. А так, почти все мы на Ми-8 скрипели и тому, Главнебу, молились, чтобы выдюжила таратайка. Ну вот, я и говорю, что Жоркина как раз и скопытилась, и, как водится, случилось это именно что посреди площади... Если, конечно, то место, где он застрял, можно вообще как-то обозвать. Сидит себе под огнем, скучает, отстреливается. Ну, всякое такое... В носу поковыривает, и мысленно – это он мне сам потом говорил – приводит в порядок все свои земные дела. Потому у него всегда граната была на такой случай приготовлена. Он все твердил: – " Я не такой дурак и не такой герой, чтобы до последнего патрона отстреливаться. С них, духов, и предпоследнего хватит..." – ты понял, о чем он.

Короче, Мишка за ним смотался туда-назад, из-под "стингера" чудом вывернулся. И Жорку, что называется, спас. Как он это сделать умудрился? До сих пор легенды ходят. Он ведь еще щестерых по дороге подобрал. И не то, чтобы везло ему особенно, а только он не земным человеком родился, а небесным – я тебе точно скажу. И потому Главнебо очень к нему расположено было. По пословице: рыбак рыбака видит издалека.

Ты вот думаешь, где они сейчас? – То-то, на небе...

Ну а после, когда новые вертушки появились, они вдвоем летать стали. Вдвоем они вообще, как человек будущего. Они на чем хошь полететь могли, хоть на вентиляторе, хоть на миксере, абы что крутилось и обороты набирало. Я сам не без наград, и опыт какой-никакой имеется, но я тебе по-простому скажу: я человек сухопутный, на меня притяжение действует, как на любой предмет, а они сюда по ошибке запорхнули.

Потом и Жорка женился, и жены, вроде, лагодные попались, только не про них вся эта жизнь была. Это мы можем ругаться, а тут же и мириться, и любиться, а после снова тарелкой об пол. И ты так можешь, и я, и наш Чубатый, хоть он всему здешнему ведомству начало и конец... А им это невмоготу было – я же видел. И не только я, все ребята знали, что они без дела смурные становились, серые какие-то, пришибленные. А как вызывают их да дают особо опасное "важное государственное", так прямо светиться изнутри начинают. А после полета – другие существа, не идут – порхают. Потом их снова в пыль пригибало, тоже правда, но не они тому виной.

Они не жаловались никогда. Ребята иной раз соберутся, выпьют по сто-пин-десять, и давай своим благоверным косточки перемывать. Я заметил, кстати, хуже сплетниц, чем мы, мужики, отыскать трудно. Бабам, тем некогда столько языками чесать. А Два Архангела всегда молчали. Только видно было невооруженным глазом, что скучно им тут неимоверно, тоскливо и отчаянно не по себе. И зачем жены им и дети, и вопросы оплаты труда и жилищные удобства – все это невообразимо не умещается в их мир, такой ясный, чистый и всегда красивый.

Некрасивого неба вообще не бывает...

Тут вот балачки пошли, что они "Ската" угнать собирались, да только у них чего-то не вышло.Если услышишь от кого такую сплетню, сразу передай, что Хрущ ему мОзги повыбивает за такой треп. За этот треп отвечать надо. И кто скажет-то – новички зеленые. Нет, ты не обижайся, новичок новичку рознь – я понимаю.

Ты меня слушай, такого в их жизни быть не могло. Они на этой машине помешаны оба были, пылинки с нее сдували и винтики ей вылизывали. Не веришь – кого хочешь спроси. Не бывает так, чтобы ты взял, да, скажем, сына своего продал за бабки – пусть и огроменные. И они тоже не могли.

Железо это, ну, компьютер во всем виноват. Больше некому. Да что говорить! То вертолет с самолетом столкнутся – совсем вот недавно последний случай был – так экипаж обвиноватили; то самолеты падают, то еще что... Анекдот даже есть такой, не слышал?

– Столкнулись самолет с поездом.

– Как это?

– Загляделись на тонущий пароход.

Это вполне про нас. Ты тоже заранее не пугайся, но и не рассчитывай на лучшее. Или ты думаешь, что везде разруха, а тут полный порядок, потому что испытательный полигон и секретные машины? Накося-выкуси. Не бывает так, чтобы где-то было хорошо, а везде плохо – закон сообщающихся сосудов. В школе учили еще. Почему, кстати, и на боевые операции на таких вот фифах летаем – потому дешевле, чем испытания здесь проводить. Да разве кто признается?..

И официальное расследование закончилось быстро. Сразу признали, что сбой был в системе управления; поговаривают даже – у них стрелялку заклинило, а это вообще кранты. Но после они этим сволочам жару дали! А говорят-то, говорят... Они там все покрошили. "Скат" – тоже не игрушечка, живого таракана не останется.

Ордена им дали. Посмертно.

И откуда ж ты такой зеленый вынырнул, что о Двух Архангелах не слыхал? Из Сахары, что ли...

Ты когда лететь будешь, и что не так, проси у них. Мы все у них просим...

Говорят, когда уж вовсе худо – мелькнет вдруг впереди крыло белое. Я, конечно, в сказки не верю, и в слухи. Но это не сказки и не слухи – это чистая правда, чистая, ей-ей. Ну как спирт медицинский. Мне Волох рассказывал, что лично видел, а его слово верное. Да и не могут Два Архангела своих боевых друзей вот так оставить.

Ну, давай, блаженной памяти пятьдесят грамм, и лети себе с Богом...

x x x

– Мы, Энтони, совершили страшную ошибку, когда всей страной возомнили, что вдруг поняли русских. А надо было обратиться к истории. Наполеон думал, что постиг их, и каков результат?! Бисмарк предупреждал. Пример Гитлера должен был бы всех научить. Но нет же...

Кажется, что Россия – это одно, а отдельный человек – все равно другое. Да еще после тех изобличений, которые так нашумели во всем мире. Да и экономические трудности... Там же понять ничего нельзя, это же не экономические, и не политические проблемы – это то же самое, что еще при этих, при татарах. Я специально литературой интересовался. То же самое: разброд, разобщенность, глупость повальная, а при этом повальная же гениальность и скособоченное представление о героизме.

Чтоб им пусто было!

Летчик его класса у нас бы имел все и даже больше. Вы бы видели его, Энтони. У него машина в руках просто пела. Вы знаете, я отнюдь не романтик, и мне чужд этот сугубо лирический подход к жизни. Я прагматик, и горжусь этим. Но...

Вы же знаете, чего мне стоило найти к нему ходы, вообще узнать, что он существует на свете. Эти идиоты-режиссеры, когда снимают фильмы о шпионах, даже не задумываются над тем, что тысячная доля трудностей не воспроизводится. Впрочем, что с них взять.

Я перепахал пол-России, пока не узнал об этих Двух Архангелах. Нет, Вы только вслушайтесь, Энтони, как Вам это прозвище?

С другой стороны, коллеги говорили, что сейчас там проще – все продается и покупается, так что система секретности дает сбои. Кого-то купить можно. Кого-то... Энтони, мне пришлось покупать всех! Когда шеф увидел счет, у него сделалось что-то вроде удара. С другой стороны, при надежде на успех, он был готов заплатить и вдвое, и втрое.

Я долго искал, как к нему подойти. Показалось, что нашел единственное слабое место – небо и вертолеты. И когда я окончательно и бесповоротно уверился в этом, я рискнул. Я нарисовал ему такие возможности, я раскинул перед этим русским чудаком такие горизонты... Кстати, русский чудак говорил по-английски, как вот мы с Вами, а по-немецки и по-японски – гораздо лучше... Но это к слову. Просто, я был уверен в том, что это сыграет весьма важную роль в развитии его карьеры. На карьеру ему было, откровенно говоря, наплевать. Но чем выше звание и чин, тем проще летать на его обожаемых вертолетах – я ему это твердо обещал, и уверен, что наше ведомство свое обещание выполнило бы.

Знаете, Энтони, я сам не считал его перебежчиком. Ну что ему там было терять? Той страны, в которой он родился, давно уже нет, остались сплошные воспоминания, и те растоптаны. Бесцельность многих их войн, позор... То, что теперь называется Россией – разве эта страна думает о таких талантливых своих сыновьях? Разве она что-то может им дать, кроме бесцельных метаний?

Энтони, я пробыл там слишком долго, чтобы не убедиться самому: они все, все! хотят работать, и не могут этого сделать, хотя работы там невпроворот. Страна парадоксов.

Словом, Энтони, он согласился. Не сразу, серьезно взвесив все "за" и "против" и задав мне достаточное количество разумных и толковых вопросов – как и полагается деловому человеку, который знает себе цену. Мне было приятно общаться с ним, друг мой. Я наслаждался его обществом, а кому, как не Вам, знать, что со мной это случается редко. Я вообще не склонен доверять людям. Оказалось, что я прав...

Но в конечном итоге, хоть этот парень меня и здорово подставил, и я вообще ничего не понимаю, я вспоминаю о нем с теплом. И с печалью. Жаль, что все вышло так, как вышло. Единственное, чем я утешаю себя это тем, что, наверное, он сам этого захотел.

Единственное, что он просил еще – это позаботиться о его друге.

Я дал свое согласие: нам это было только на руку.

Энтони! Это была блестяще разработанная операция, и весь отдел недаром сушил над ней мозги несколько месяцев подряд. Я гордился своими ребятами и собой. Чего теперь скрывать от Вас, друг мой? Не сегодня-завтра Вам обязательно расскажут подробности. Да это и неважно... Он должен был проводить испытательный полет в боевых условиях. Предполагается, что летчики до последнего не знают, куда их отправят, но на самом деле все известно заранее. Ну, и мы подсуетились...

Когда-то в детстве я вычитал у Дюма: "Знали бы люди, на каких тончайших нитях порой висят судьбы целых народов"... Как тонко, как верно замечено. Я иногда смотрю TV и думаю – какая ложь, какой спектакль – ведь на самом деле все обстоит иначе, и те, кто стоят за кулисами, прекрасно об этом знают.

Дрянная у нас работа, Энтони. А делать что-нибудь другое я не умею, да и поздно уже переучиваться. Только не обращайте на это внимания – нервы, пустое... Надеюсь я не попаду в санаторий для сотрудников нашей службы на пожизненное лечение? Очень на это надеюсь.

Да, да, я знаю, что отвлекся. Просто вспоминать об этом неприятно, да и рассказывать особо нечего. Мы ждали его в условленной точке, где было, естественно, большое скопление наземной техники их противника. Он должен был подлететь без единого выстрела и посадить вертолет... Рутина, одним словом.

Он вышел на связь на указанной волне, все шло по плану до последнего. Что-то там происходило у них, на борту... Но что? Представляете, вдруг, после долгого молчания, он вызывает меня и заявляет: "Прости, друг. Не выходит ничего. Жаль, но не выходит," – а потом добавляет, – "Из норы не высовывайся!"

Энтони, я так и не понял, почему он начал стрелять!

И еще – моя, как он выразился, "нора" осталась целехонькой. А ведь он там хорошо все отутюжил, пока его не подстрелили...

x x x

– А что Вы хотели, чтобы я сделал? Смотрел гляделками, как с нашим стратегическим оружием творится неладное, и расслаблялся, как в сауне?! Нет, не выйдет! И ответственность будем нести поровну!

Только не нужно припутывать к служебным обязанностям такие неконкретные вещи, как гуманизм, порядочность и ... что Вы там еще говорили? Наши героические летчики знают, на что идут. Мужчина рождается для страданий, для трудностей и испытаний. Вся история нашего народа нас этому учит.

Что? Хорошо, поговорим без демагогии. Откровенно. Меня это даже радует, потому что я лично человек прямой, простой и этим горжусь.