Текст книги "Туннель из костей"
Автор книги: Виктория Шваб
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Глава третья
Значит, туман – это вовсе не туман, а дым.
Поднимается ветер, и огонь разгорается сильнее, вокруг темно от сажи. Я слышу крики, стук каретных колес по камням. Сквозь дым различаю несколько человек на лужайке, они смотрят на пожар.
Я подхожу ближе, поднимаю фотоаппарат и делаю снимок.
– Кэсс… – голос Джейкоба звучит глухо. Повернувшись к нему, я не вижу ничего кроме дыма.
– Джейкоб! – зову я, кашляя. Дым дерет горло, заползает в легкие. – Где…
На меня кто-то налетает. Я падаю на траву, мужчина роняет ведро, которое тащил. Оно катится по земле, разбрызгивая что-то черное, противное. И я сразу понимаю, что мы попали именно в его историю за Вуалью. Всё остальное здесь – лишь декорации, все остальные – всего лишь куклы, а в глазах этого мужчины, когда его взгляд падает на меня, я вижу огонь страдания.
Я неуклюже поднимаюсь на ноги, хочу поднять медальон, чтобы отправить призрака…
Но на моем запястье нет цепочки, и зеркальце не качается, как маятник…
Я верчу головой, всматриваясь в то место, где я упала – вот оно, зеркало, блеснуло в траве! Видно, соскользнуло. Только дотянуться до него я не успеваю. Призрак хватает меня за ворот, тащит к дереву. Я пытаюсь вывернуться из его рук – но, хотя он дух, а я нет, Вуаль уравнивает наши силы.
– Джейкоб! – кричу я. Мужчина злобно выкрикивает что-то по-французски. Что именно – загадка, но в его голосе такая злоба и ненависть, что и без слов все ясно. Вдруг он замирает, увидев камеру, которая болтается у меня на груди.
Нет, его привлек не фотоаппарат, с ужасом понимаю я. Нить. Голубовато-белое свечение моей жизни. Он тянет руку, а я отчаянно извиваюсь, вырываюсь из жадных рук…
– Эй! – раздается знакомый голос. Призрак оглядывается, а Джейкоб ловко нахлобучивает ему на голову ведро.
Человек шатается, смола течет по его лицу, и я, рванувшись, падаю. Оказавшись на свободе, я хватаю упавший медальон. Полуослепший призрак на ощупь бредет ко мне.
Я снова поднимаюсь на ноги, как щит выставив медальон перед собой.
Призрак внезапно останавливается, его внимание приковано к поверхности круглого зеркала.
Лара объяснила мне: зеркала отражают правду. Показывают призракам, каковы они на самом деле. Зеркало помогает заманить призрака в ловушку, но в нужное место его отправляют слова, заклинание. Всего неделю назад я и не знала, что такие слова существуют, ничего не знала о власти зеркал, о нитях жизни. А сейчас я стою перед призраком и… и вдруг понимаю, что в голове у меня пустота.
Я не могу вспомнить заклинание.
В панике пытаюсь вспомнить… Ничего.
И тогда Джейкоб, наклонившись, торопливо подсказывает мне на ухо:
– «Смотри и слушай…»
Уф! Я тут же все вспоминаю!
И снова обретаю дар речи.
– Смотри и слушай, – приказываю я призраку. – Узри и узнай. Вот что ты такое.
Вуаль вокруг идет волнами, призрак тает, становится все прозрачней, я уже могу видеть сквозь него. Вижу черную нить, свернувшуюся змейкой в его груди. Без света, без жизни.
Протянув руку, беру нить – последнее, что удерживает его здесь, в этом мире. Нить холодная и сухая, как опавшие осенние листья. Я выдергиваю нить, она хрустит в моих пальцах. И исчезает с ладони, как струйка дыма.
Вслед за ней исчезает призрак.
Растворяется, превращается в пепел, в дым. Ну, вот и все.
Джейкоб поеживается, но для меня это как глоток свежего воздуха. В эти секунды, сразу после того, как уходят призраки, я чувствую себя правильно.
То, что ты чувствуешь, – говорила Лара, – называется предназначением.
Дворец продолжает гореть. Я еле держусь на ногах, голова кружится – так на меня действует Вуаль.
Это предупреждение, что я слишком здесь задержалась.
– Идем! – Джейкоб берет меня за руку и тащит сквозь Вуаль. Когда занавес касается моей кожи, я вздрагиваю. На мгновение холод заполняет легкие, я снова погружаюсь в ледяную воду, а потом мы оказываемся на твердой почве. В парке шумно и светло, кругом праздничные огни, множество туристов, а воздух теплый, хотя уже вечер. Джейкоб опять стал призрачным и полупрозрачным, а я снова плотная. Яркая лента моей жизни надежно укрыта за мышцами и костями.
– Спасибо, – благодарю я, все еще дрожа.
– Мы команда, – и Джейкоб протягивает руку. – Дай призрачные пять.
Я делаю вид, что хлопаю его по руке своей пятерней, а он изображает звук шлепка. Но на этот раз, честное слово, я чувствую слабое прикосновение, что-то вроде пара, и только потом моя рука проходит насквозь. Я заглядываю Джейкобу в глаза, хочу понять, ощутил ли и он что-то необычное, но мой друг уже отвернулся.
– Ну, наконец-то! – когда я возвращаюсь к столу, мама протягивает мне последний кусочек крепа. – Пришлось спасать его от папы. Он чуть палец мне не откусил.
– Извините, – я развожу руками. – Очередь была длинная.
(Я не люблю врать родителям. Но когда я попыталась рассказать им правду о том, что случилось на шотландском кладбище, они мне не поверили. Так что теперь мое вранье кажется мне чуть-чуть менее ужасным.)
– Да-да, – хихикает Джейкоб. – Успокаивай себя, успокаивай.
Папа встает и отряхивает руки.
– Ну-с, дорогое семейство, – говорит он и обнимает меня за плечи. – Пожалуй, пора возвращаться.
Уже совсем стемнело, Вуаль снова льнет ко мне, зовет, тянет обратно. Ну, уж нет – пока мы идем обратно через сад Тюильри, я стараюсь не сходить с аллеи и держусь поближе к фонарям и к свету.
Глава четвертая
На следующее утро девушка, которая будет нас сопровождать, дожидается нас в salon (так здесь называют гостиную).
Она высокая и тоненькая, в зеленой блузке и светлой юбке кремового цвета. Лицо у нее в форме сердечка, высокие скулы, темные волосы собраны в сложный пучок. Она моложе, чем я ожидала – на вид ей чуть больше двадцати лет.
– Вы, должно быть, мадам Дешан, – говорит мама, протягивая руку.
– Прошу, – говорит девушка голосом, который кажется… шелковистым, – зовите меня Полин.
Из-за французского акцента все, что она говорит, звучит очень музыкально. Забавно – совсем недавно я думала то же самое про шотландский акцент. Но сейчас понимаю, что эти два акцента совсем разные. Как два вида музыки. Как баллада и колыбельная.
Папа что-то говорит по-французски, мама смеется, а мне вдруг становится одиноко, как будто они шутят, но не хотят, чтобы я поняла.
– Вы хорошо говорите по-французски, – замечает Полин, и папа смущается.
– Учил когда-то в колледже, – разводит он руками, – но успел подзабыть.
– Полин, – говорит мама, – это наша дочь, Кэссиди.
Джейкоб ворчит, сунув руки в карманы:
– Меня, конечно, представлять не обязательно…
– Enchantée, – произносит Полин, повернувшись ко мне. Взгляд у нее внимательный, изучающий. – Parlez-vous français?[1]1
Очень приятно. Вы говорите по-французски? (франц.)
[Закрыть]
Теперь моя очередь краснеть.
– Нет, извините. Я говорю только по-английски.
В последний год в школе я учила итальянский, но он мне очень, очень плохо дается. Я вообще не уверена, что мне когда-нибудь пригодится умение спросить по-итальянски, как пройти в библиотеку. По-французски я знаю только s’il vous plaît («пожалуйста») и merci («спасибо»).
К нам подлетает официант, и Полин, обменявшись с ним несколькими фразами, приглашает нас к столу.
– Мы очень благодарны, что вы согласились быть нашим гидом, – говорит папа.
– Да, – медленно отвечает Полин, – это должно быть… интересно.
Она разглаживает блузку, как будто стряхивает с нее крошки.
– Скажите, – включается в разговор мама, – а вы верите в призраков?
Лицо Полин застывает.
– Нет! – быстро отвечает она. Ее слова звучат резко, как будто захлопнулась дверь, за которой находится то, чего не хотят видеть. – Извините. Это было невежливо. Я объясню: я здесь как представитель французского министерства культуры. Обычно я сопровождаю высокопоставленных лиц и специалистов, которые работают с историческими документами. Так что это для меня не совсем обычный случай. Но я парижанка. Я живу здесь всю жизнь. Я провожу вас, куда вы только захотите. Окажу любую помощь и содействие. Но я не могу сказать, что верю в привидения.
– И прекрасно, – успокаивает ее папа. – Меня интересует именно история. Верить – это по части моей жены.
Полин смотрит на меня.
– А ты, Кэссиди, – обращается она ко мне, – ты веришь?
Джейкоб высоко поднимает брови.
– Да, признайся нам, – поддразнивает он меня. – Что ты думаешь насчет привидений?
Я улыбаюсь и киваю Полин.
– Легко не верить в призраков, пока их не видишь. А когда увидишь, трудно не поверить.
Между идеальными бровями Полин появляется морщинка.
– Вероятно это так.
Официант возвращается с тремя малюсенькими чашечками черного кофе. В жизни таких не видела, они похожи на чашки из кукольного чайного сервиза, которым я играла, когда мне было лет пять.
– А это для мадемуазель, – официант протягивает мне кружку горячего какао, посыпанного тертым шоколадом.
Еще он ставит на стол корзинку с выпечкой. Я узнаю круассан – он в форме полумесяца, а вот спираль и квадратик – это что-то неизвестное. Осторожно беру квадратную булочку, откусываю и обнаруживаю, что внутри шоколадная начинка.
Париж заработал еще одно очко в моих глазах.
– Pain au chocolat[2]2
Булочка с шоколадом (франц.).
[Закрыть], – объясняет мама.
Какао такое густое и сладкое, а булочка такая шоколадная, что кружится голова. Дома мне даже засахаренные хлопья на завтрак не разрешают есть.
Джейкоб вздыхает.
– Я скучаю по сахару.
Что ж, мне больше достанется. Откусываю еще раз, крошки сыплются на стол.
Полин поворачивается ко входу в столовую, и ее взгляд теплеет.
– А вот и съемочная группа. Антон! – окликает она кого-то, вскакивая на ноги. – Аннет!
Антон и Аннет – брат и сестра. У них одинаковые каштановые волосы, острые подбородки и серо-голубые глаза. Но в остальном они словно тень одного человека в разное время дня: Антон длинный и тощий, Аннет низкая и плотная.
Полин целуется с каждым из них, по одному поцелую в каждую щеку, потом обращается к моим родителям:
– Если вы готовы, можем ехать. Начнем с катакомб.
– Да, – мама стряхивает сахарные крошки с коленей. – Привидения Парижа могут подождать.
– Что такое катакомбы? – спрашиваю я, когда мы выходим за дверь.
– Что-то вроде кладбища, – говорит папа.
– Как Грейфрайерс? – спрашиваю я, вспоминая холмистое кладбище в самом сердце Эдинбурга.
– Не совсем, – начинает он. – Это…
– Не порти сюрприз! – Мамины слова заставляют меня волноваться.
В мамином представлении сюрприз – не столько «С днем рождения!», сколько «Посмотри, какую кошмарную штуку я нашла на заднем дворе!».
– Наберись терпения, Кэсс, – продолжает она. – Парижские катакомбы – одно из самых знаменитых мест в мире.
– Хорошо хоть, что она ни слова не сказала о привидениях, – ноет Джейкоб, и тут мама продолжает:
– И, конечно, там полно привидений.
Джейкоб вздыхает.
– Почему я не удивлен?
* * *
Мы едем через весь город на метро и выходим на станции, которая называется «Данфер-Рошро».
На улице я вижу на каменной стене здания табличку «14» – это номер округа, в котором мы находимся. Я смотрю по сторонам, ищу кладбище, но вижу только обычные дома. И все-таки я знаю, что мы приближаемся, потому что тук-тук-тук призраков становится громче с каждым шагом.
Вокруг колышется Вуаль, я чувствую вибрацию под ногами: тяжелые удары доносятся откуда-то снизу. Места с привидениями не только зовут меня – они тащат меня, как рыбку на леске. Крючка нет, с другим концом меня соединяет только нить, тонкая, как паутинка, но прочная, как проволока.
Мои родители, Полин и телевизионщики останавливаются перед маленьким темно-зеленым павильоном. Скромный и неприметный, он похож на газетный киоск, и непонятно, какое отношение он имеет к месту, где хоронят мертвых. В нем поместится один или два гроба, не больше. Сначала мы даже думаем, что ошиблись, но тут я замечаю медную табличку.
– И только-то? – говорю я. – Я думала, они… больше.
– Ну конечно, больше, – папа достает один из своих путеводителей, показывает мне карту Парижа, а потом открывает следующую страницу.
Поверх схемы ложится прозрачный листок с красными стрелочками, и до меня постепенно доходит, что именно я вижу. А еще я понимаю, почему у меня были такие странные ощущения.
Катакомбы – вовсе не этот зеленый павильон.
Они у нас под ногами. И судя по карте, они под ногами у многих. Целая сеть туннелей расходится под городом во все стороны.
Подойдя к двери, мы видим объявление о том, что сегодня катакомбы закрыты.
– Ой, как жалко, – фальшиво сокрушается Джейкоб. – Придется зайти в другой раз…
Но он умолкает при виде человека в форме службы безопасности, который отпирает дверь в зеленый павильон и приглашает нас войти.
Внутри – турникеты, как при входе на американские горки.
Мы стоим на верхней площадке винтовой лестницы, такой узкой, что спускаться можно только по одному. Лестничные пролеты резко уходят вглубь, исчезают в темноте. Туннели внизу как будто дышат, оттуда веет холодным затхлым воздухом. Вместе с ним выплескивается волна гнева, ужаса и отчаяния.
– Нет, ни за что! – трясет головой мой друг.
Скверное здесь место. Мы с Джейкобом оба это чувствуем.
Я неуверенно топчусь на месте, потому что Вуаль усиливает хватку и тянет меня вниз, но в глубине души я понимаю, что надо бы держаться отсюда подальше, а еще лучше – бежать со всех ног.
Мама оглядывается через плечо.
– Кэсс! Все в порядке?
– Просто скажи, что тебе очень страшно, – советует Джейкоб.
Но мне же не страшно, мысленно отвечаю я. То есть, страшно, конечно. Но одно дело просто бояться чего-то, и совсем другое – быть в ужасе. Кроме того, думаю я, вцепившись в фотоаппарат, у меня есть дело, и это я вовсе не об охоте за призраками. Родители попросили меня помочь. Я не хочу их подвести.
И я заставляю себя сделать шаг и встаю на верхнюю ступеньку.
– Просто кошмар, – тоскливо говорит Джейкоб, пока мы спускаемся все ниже, ниже и ниже в туннели под Парижем.
Глава пятая
Мне много раз снился один и тот же кошмарный сон.
Будто я заперта в комнате глубоко под землей. Комната стеклянная, так что со всех сторон я вижу землю.
Сон всегда повторялся в мельчайших деталях. Сначала мне было скучно, потом я начинала нервничать и, наконец, пугалась. Иногда я молотила кулаками по стенам, иногда замирала и сидела неподвижно, но каждый раз, что бы я ни делала, на стекле появлялась трещина.
Щель становилась все шире, бежала вверх по стене – к потолку, потом из нее на голову мне начинала сыпаться земля, потолок трещал, и я просыпалась.
Это было давно, и я много лет не вспоминала о своем кошмаре.
Но сейчас вспомнила.
Винтовая лестница закручена тугой спиралью, и впереди я вижу только один полный виток. И новые витки все появляются и появляются…
– А глубоко эти катакомбы? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос не дрогнул от страха.
– Этажей пять, – отвечает папа, и я невольно вспоминаю, что в отеле «Валёр» всего четыре этажа.
– Зачем было устраивать кладбище так глубоко под землей?
– Катакомбы не всегда служили местом захоронения, – объясняет папа. – До того, как стать оссуарием, это была просто каменоломня. Тут добывали камень для растущего города.
– А что такое оссуарий? – спрашиваю я.
– Место, где хранятся кости умерших людей.
Мы с Джейкобом переглядываемся.
– И отчего они все умерли?
– Тела перевезли сюда с других кладбищ, – объясняет Полин.
Перевезли. Значит, их выкопали.
– Ох, не нравится мне это, – снова начинает жаловаться Джейкоб. – Совсем не нравится.
Папа говорит:
– Сейчас в катакомбах хранятся останки более шести миллионов человек.
Я чуть не падаю со ступеней. Должно быть, я ослышалась.
– Это в три раза больше, чем все живое население Парижа, – жизнерадостно добавляет мама.
Кажется, меня тошнит. Джейкоб глядит исподлобья, будто хочет сказать: сама виновата.
Наконец, мы добираемся до самого низа, и Вуаль, как волна прилива, омывает мои ступни и тянет за собой. Я отталкиваю ее, стараясь удержаться на ногах. Джейкоб подходит ближе.
– Мы не будем здесь переходить. – В его голосе больше нет ни намека на шутку. – Слышишь, Кэсс? Не будем. Здесь. Переходить.
Мог бы и не говорить.
У меня нет ни малейшего желания узнать, что там, по другую сторону этой странной Вуали. Особенно, когда вижу то, что открывается перед нами. Я-то думала, что мы окажемся в просторном помещении, вроде гигантской пещеры со свисающими с потолка сталактитами. Или сталагмитами? Никак не запомню…
Но перед нами туннель.
Под ногами грубые камни и утоптанная земля, а стены выглядят так, словно их рыли вручную. С низкого потолка то и дело срываются капли воды. Тут везде темно, лишь кое-где горят электрические лампочки и вокруг них расплываются желтые озерца тусклого света.
– Хм, тут уютно, – замечает мама.
Я прерывисто вздыхаю. Чтобы отсюда выбраться, надо идти вперед, убеждаю я себя.
– А еще, ты не поверишь, можно вернуться на лестницу, – говорит Джейкоб.
Да ладно, думаю я. Где же твоя тяга к приключениям?
– Видимо, осталась наверху, – бурчит он.
Мама и папа идут впереди, и что-то рассказывают, глядя в камеру. Я оглядываюсь назад: Полин внимательно смотрит под ноги, чтобы не наступить в лужицу или в жидкую грязь между камнями.
– Я думала, костей будет больше, – шепчу я ей.
– Мы еще не дошли до гробницы, – объясняет Полин, и ее голос эхом отдается от низкого потолка. – Это пока только галереи. Остались от тех времен, когда у этих туннелей было не такое мрачное назначение.
Туннель вьется и поворачивает, иногда он достаточно широк для двоих, а иногда приходится идти по одному. Вуаль толкает меня в спину, как рукой, вынуждая идти быстрей.
– Знаешь, что хуже места, где водятся призраки? – спрашивает Джейкоб.
И что же?
– Место, откуда нельзя уйти, когда захочешь.
Еще неизвестно, есть ли здесь привидения, – я стараюсь думать это как можно увереннее.
– Как же им тут не быть? – возражает мой друг. – Ты что, забыла Джона Маккензи?
Это был один из шотландских призраков. Он начал бродить по кладбищу и являться людям после того, как вандалы потревожили его кости.
Но может, легенды врут, и он всегда был таким… беспокойным?
– Ага. А здесь все призраки дружелюбные и приветливые, – недовольно бурчит Джейкоб, передразнивая меня, – и просто отлично проводят здесь время.
Мама достает коробочку, на верхней панели которой горят огоньки. Измеритель ЭМП – прибор, которым измеряют колебания электромагнитных полей. Колебания, известные также под названием привидения. Мама включает прибор и водит вдоль стен, но он регистрирует только слабый фон.
Уф! Наконец мы добираемся до конца туннеля и попадаем в небольшой зал, где на стенах висят стеклянные витрины, как в музее. В них листы с текстом и фотографии, рассказывающие, как и почему появились катакомбы. Но мое внимание притягивает дверь – проход с другой стороны.
Над ней каменная плита, на которой высечены французские слова.
ARRÊTE! C’EST ICI
L’EMPIRE DE LA MORT.
– Остановись! – переводит папа, и его голос отражается от тесных каменных стен. – Здесь Царство смерти.
– И совсем не жутко, – бормочет Джейкоб. – И ничуть не зловеще.
– В 1700-е годы, – продолжает свой рассказ папа, обращаясь к камере, которую держит Аннет, – Париж оказался в сложном положении: количество умерших превысило число живых. Парижан негде стало хоронить, кладбища были заполнены и даже переполнены. Нужно было что-то предпринять. Вот тогда и началась переделка катакомб.
– Целых два года, – подхватывает мама, – ушло на то, чтобы переместить останки. Только вообразите эти ночные процессии – по улицам медленно катились телеги, доверху наполненные трупами. Прах шести миллионов человек был перенесен с мест их погребения в туннели под Парижем.
Я все никак не привыкну видеть родителей перед камерой. Это так странно! Они как будто преображаются. Нет, они не превращаются в других людей, просто становятся ярче, красочнее и отчетливее. Та же самая песня, только на другой громкости. Папа – настоящий ученый. Мама – образцовая мечтательница. Вместе «оккультурологи» выглядят просто сногсшибательно. Я фотографирую их, делаю несколько снимков, а папа тем временем продолжает.
– На протяжении десятилетий, – говорит он, – кости мертвецов просто валялись под ногами – прямо здесь, в этих туннелях. Останки сбрасывали сюда, и они лежали грудами и кучами. Так продолжалось до тех пор, пока инженеру Луи-Этьену Эрикару не пришло в голову превратить эту братскую могилу в мавзолей и аккуратно разложить все кости. Это положило начало большим переменам, которые привели к появлению Империи смерти.
Мама взмахивает рукой, как шоумен, отдергивающий занавес.
– Приглашаю вас! Войдем же внутрь!
– Я, пожалуй, подожду здесь, – Джейкоб вдруг очень заинтересовался стеклянными витринами.
Как хочешь, думаю я.
Не оглядываясь, я бегу за съемочной группой. Я не могу слышать шаги Джейкоба, но точно знаю: он рядом, следует за мной по пятам, как тень.
Итак, мы вступаем в царство костей.
