Текст книги "Иллюзия"
Автор книги: Виктория Падалица
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Глава 1
Иллюзии привлекают нас тем, что избавляют от боли, а в качестве замены приносят удовольствие. За это мы должны без сетований принимать, когда, вступая в противоречие с частью реальности, иллюзии разбиваются вдребезги.
Зигмунд Фрейд.
– Бл*дь… Катя! С тобой даже в люди выйти нельзя, чтобы не опозориться перед всем городом! – кричал на меня Андрей, мой законный супруг и отец моей двухмесячной дочери. – Опять ты все портишь и выставляешь напоказ свое коровье вымя! Тебе самой не противно, что на тебя все пялятся и пальцем показывают? Что ты ведешь себя доступной при живом муже – мелочи?
– Но Марьяна хочет кушать. Как я могу отказать ребёнку в еде? – я с мольбой обратилась к мужу.
Андрею никогда не понять, что кормить ребенка грудью в любом месте, где потребуется – это совершенно нормальное явление. Даже в общественном месте типа кафе или парка никто из присутствующих не сделает замечания, потому что это естественный процесс.
Да и мало кто смотрит, потому что основная масса людей, а тем более, воспитанных, не придадут этому особого значения.
– А то, что я не могу поесть спокойно и без рвоты даже на улице, тебя них*я не смущает?! – бранился Андрей. – Все должно в этом мире крутиться вокруг тебя и твоей Марьяны? Так? Нельзя было полчаса подождать, пока мы домой вернемся?
– Но… Марьяна ведь… кушать просит. – я еле сдерживала слезы.
Выносить унижения от мужа, орущего на меня не только дома, но и в парке – та еще пытка для меня. Но деваться мне некуда.
– Сколько раз тебе сказать еще надо, тварь, чтобы ты не совала сиську ей в рот, когда я ем???
Андрей, весь в ярости, отшвырнул от себя пластиковую тарелку с обедом, который попросил на вынос, чтобы не сидеть со мной и Марьяной в общественном месте. Та упала на асфальт содержимым вниз, еда разлетелась по сторонам.
Эта выходка его куда неприятнее, чем то, что делаю я от того, что вынуждена. Будто бы мне доставляет удовольствие вытаскивать интимную часть тела всем на обозрение, вдали от дома. Да, некоторые люди, в особенности, молодые парни, могут и подшутить, когда видят грудное вскармливание своими глазами, но я не обращаю на это внимание. Полагаю, что у таких подростков нет младших братьев или сестер, если они так реагируют на естественный процесс. Когда-нибудь у них тоже будут свои дети, и их жены также будут делать, как я. Вот тогда они и поймут.
– Ну что, так и будешь делать вид, что не слышишь меня? – свирепо глядел Андрей на меня в ожидании, что я немедля прекращу кормить ребенка из-за его капризной прихоти.
Но ведь Марьяна голодная, время ее кормления по графику и так пришлось сдвинуть на полчаса. Она, бедная, кричала половину пути до парка. И сейчас, когда мы наконец, отыскали свободную скамейку, ничего, казалось бы, не должно мешать ей покушать. И я буду отстаивать ее право.
– Тебе, Андрей, ничего не мешало поесть дома, пока Марьяна спала. Сам виноват, что не понимаешь и не слышишь нас. Она тоже имеет право кушать, как и ты. И ты…Я не успела договорить, внезапно ощутив сильную боль. Я знала, что позволила сказать себе слишком много неприятного мужу, но наделялась, что Андрей не станет проявлять жестокость там, где печется, как выглядит со стороны.
Андрей, стиснув зубы, немедля замахнулся и с силой ударил меня по лицу рукой. Хлесткий удар настиг мою скулу. Мне оставалось лишь поблагодарить его за то, что это было не кулаком.
Я больше ничего не стала говорить Андрею, лишь молча приняла физический удар в ответ на мое словесное негодование, намеренно унизив его и без того противоречивое достоинство.
Андрей не успокоился на этом и вновь замахнулся на меня. Я пригнулась и закрыла собой Марьяну, чтобы отец ее не задел, пока тот маму избивает с позором и криками на весь парк, на загляденье людям, которые не вступятся за меня. Они просто шли мимо, смотрели и слушали, как Андрей полощет меня матом, а затем распускает руки, да еще тогда, когда я сижу с грудной малышкой, держа ее на коленях. Кто-то негодующе шептался, кто-то крикнул, чтобы Андрей имел совесть, но так и не подошел к нам, чтобы разнять. Никому из посторонних нет дела до моей боли. Меня бьют, унижают, и ребенок тому свидетель, а они даже не вызовут полицию.
Швырнув в меня использованной салфеткой напоследок, Андрей поспешил уйти и не позориться. А я же осталась сидеть на скамейке и успокаивать Марьяну, испугавшуюся поступка отца.
Теперь, когда муж ушёл, и я могу позволить дать волю эмоциям, не боясь получить за это еще раз. Я тихо плакала, чтобы не мешать моему любимому чаду кушать. С открытой улыбкой, искренне счастливой от того, что в моей жизни появилась Марьяна, но покрытой горечью от бесконечных слёз, я глядела на нее. Я не хотела, чтобы Марьяна запоминала меня грустной и обессиленной так жить, и всегда улыбалась ей, чтобы при этом со мной не происходило.
Марьяна – щедрый дар от боженьки, которого я буду благодарить, пока жива сама. Она – единственное, кем я живу и ради кого не свожу счеты с жизнью. Она – тот незаменимый и последний подарок, который сделал мне Андрей, муж-садист.
Когда же это кончится… Как же я устала терпеть его издевательства! Сил моих больше нет, как хочется бросить все, взять дочь и сбежать туда, где Андрей никогда нас не найдет.
– Не бойся, моя маленькая. – успокаивала кричащую Марьяну, заботливо покачивая ее, хоть и сама ревела. Старалась через руки и голос передать ей всю свою любовь и вселить нерушимое чувство защищенности.
Я здесь, с ней, и никогда не оставлю в беде. Я уверена в себе насчёт ее будущего, хоть не знала, что ждет меня уже сегодня, не говоря о более далеком времени.
– Мы обязательно уедем с тобой от него, – я не в силах была называть Андрея папой Марьяны, ведь он не достоин этого звания. И не хочу, чтобы Марьяна знала, что за чудовище ее биологический отец. – и больше никогда не будем вспоминать об этом страшном этапе нашей с тобой жизни. Мы сможем существовать спокойно, там, где нас не будут обижать, я клянусь тебе. Мы никому не дадим обижать себя. А пока что это надо просто пережить. Как бы я хотела сделать так, чтобы ты не видела всего этого…
Если б я могла видеть будущее и предугадать наперёд, что согласилась выйти замуж за домашнего тирана, и близко бы не подошла к Андрею. Но Андрей, когда мы встречались, был абсолютной противоположностью того, кем является сейчас.
И вот, на протяжении нескольких месяцев ада, я вынуждена существовать с дьяволом под одной крышей. Не имею понятия, что послужило причиной изменения личности Андрея. То ли ребенок повлиял на его срыв с катушек, то ли что-то еще, о чем я не догадывалась, но Андрея старого как будто подменили и поставили вместо него кого-то другого.
А ведь когда-то все было иначе. Андрей дарил мне цветы каждую субботу, сочинял любовные стихи и посвящал их мне, восхваляя внешнюю красоту и прелесть моего внутреннего мира. Все подруги мне завидовали, кто черной завистью, кто белой, вот и сглазили. Ни цветов, ни стихов, ни внимания ко мне, как к любимой жене.
И не любимой я стала вовсе. Только и слышу теперь от мужа постоянные оскорбления и извечные придирки по любому, даже незначительному поводу. Но если бы только на неприятных словах, унижающих меня морально, его жестокость заканчивалась и не заходила бы дальше, я бы не ощущала себя такой ущербной и так отчаянно не искала бы шанс сбежать. Но на оскорблениях презентация практической любви Андрея не заканчивалась. Он бил меня регулярно, чтобы не забывала, какой на ощупь его кулак, за любую провинность изничтожал просто, делая это с горящими от самоудовлетворения и самовыражения глазами.
Вспышки гнева у Андрея стали проявляться на последних сроках моей беременности, которая протекала тяжело и с осложнениями. Но тогда я бесспорно считала, что причина его агрессии заключалась в постоянном стрессе и половом воздержании. Думала, что всему виной именно эти вещи, но они временные. Я рожу, и все у нас с Андреем станет, как прежде, замечательно.
Однако, после появления на свет Марьяны и моей выписки из роддома, не изменилось ничего в поведении Андрея. Стало только хуже. С момента, как Андрей не пришел на мою выписку, между нами пробежала черная кошка. Я даже догадывалась, какая именно, ведь после разговора с его мамой, Любовью Александровной Ткачевой, Андрей начал открыто сомневаться в своем отцовстве.
Любовь его ко мне под гнётом свекрови постепенно искажалась и в итоге приняла уродливую форму. Если это издевательство вообще можно назвать любовью.
Наши отношения с Андреем и его мамашей, с удовольствием сующей свой длинный нос в наше личное, портились и портились с каждым прожитым днем. В итоге, за эти два месяца, сколько Марьяна живет, Андрей как по накатанной повадился уничтожать меня без перерыва и выходных, дополняя обидные слова все более ощутимыми, ввиду его безнаказанности и вседозволенности, побоями. Андрей знал, что я ничего не сделаю и не пожалуюсь, вот и бесчинствовал вовсю. Неизвестно, сколько это будет продолжаться, и как далеко Андрей способен зайти. И меня эта неизвестность больше всего пугает, ведь тот исход событий, напрямую зависящий от отца, затронет и Марьяну.
На интимной жизни своей я поставила крест еще тогда, когда врачи обнаружили угрозу выкидыша. Это случилось на втором месяце беременности. И вот, прошло время воздержания, стало можно, а Андрей не касался меня и не хотел, чему я очень радовалась, так как уже не представляла, что смогу когда-либо еще заниматься любовью с этим тираном. Мы хоть и спали в одной комнате и на одной и той же кровати, ни у кого из нас не возникало мысли приласкать друг друга. Андрей был слишком занят ежедневными унижениями меня и попреканиями во всем, что казалось ему не так. Ему было не до супружеского долга. Я же только и делала, что зализывала раны.
Так что, поскольку выбора у меня не осталось все равно, психологический абьюз над собой, втихомолку, не при свидетелях, я бы выносила легко, а на людях создавала бы иллюзию, что мы с Андреем – идеальная семья. Это утверждение представлялось мне куда проще, чем то, что имею сейчас. Принесла бы себя в жертву ради того, чтобы дочь без отца не осталась, чтобы не лишать ее полной семьи, и дело с концом. Я часто наблюдаю за подругой-вдовой и не понаслышке знаю, насколько тяжело и грустно, когда дети растут без отца. Но терпеть побои ни за что, и после замазывать синяки на лице и теле, чтобы свекровь моя ни о чем таком не заподозрила, я устала также сильно, как и устала жить и ждать торжества справедливости.
Глава 2
– Можно с вами присесть? Не помешаю вам, мамочка? – вежливо поинтересовался у меня мужской голос, которого я прежде не слышала.
Кому конкретно этот голос, тихий и низкий, принадлежал, я не стала узнавать. Так и сидела с опущенной головой, малоосмысленно и меланхолично изучая спящую на руках дочку. Марьяна успокоилась лишь тогда, когда мое сердце прекратило бешено колотиться. Ребенок чувствует волнение мамы, и эта незримая связь существует без всяких сомнений.
– Садитесь, конечно. Я сейчас подвинусь.
– Не нужно. Сидите, не шевелитесь. Ребёнка разбудите. Славная у вас дочурка, красивая. В маму вся пошла.
– Спасибо за комплимент. – нерадостно воспроизвела я в ответ.
По-моему, любой нормальный человек, видя мое состояние, должен сразу же понять, что сейчас не самое лучшее время для комплиментов.
Я насторожилась и еще ниже склонила голову, чтобы пряди волос получше спрятали от пытливого взора незнакомца мое заплаканное лицо с потекшей тушью для ресниц.
Вполне возможно, что этот человек – один из свидетелей моей ссоры с мужем. И сейчас, начав с того безобидного, что я и моя дочь красивы, он поторопится высказать свое мнение с чтением нотаций насчет того, почему я не уважаю себя, так как позволяю столь гадко к себе относиться. И почему я терплю.
Но мужчина оказался очень даже настырным в другом плане.
– Слезы вам к лицу, милая леди. Знаете это?
И замолчал.
Ждал, что же я отвечу на это довольно странное откровение.
Я спрятала грудь и осторожно переложила Марьяну в коляску, чтобы не разбудить ее очередным волнением, проявившемся учащенным сердцебиением. И отсела от незнакомца подальше.
Он же неукоснительно ждал ответа.
Я, в незнании пожав плечами, не поворачивалась к нему, но чувствовала, что он разглядывает меня. И это чувство создавало мне неуверенность. По голосу этот мужчина был старше сорока лет, даже ближе к пятидесяти, а потому я посчитала его не настолько опасным, как, к примеру, молодого и дерзкого хама. Всего лишь чокнутый, но вполне безобидный дедок решил донимать меня от нечего делать.
– Вы выглядите нежно, когда плачете. – продолжал он тотально приседать на уши. – Напоминаете розу, лепестки которой покрыты утренней росой. Это очень красивое зрелище. А особенно, если на розу падают лучи восходящего солнца. Но вы куда лучше всего этого великолепия.
Мужчина подсел ближе, мне же было некуда двигаться, так как я сидела на краю скамейки.
Испытывая неловкость от близости постороннего человека и от его обжигающего взгляда, который пронизывал насквозь и заставлял тело покрываться мурашками, я второпях принялась перебирать возможные варианты, чем занять мысли и руки. Пока что мне придется ждать здесь и сидеть с этим назойливым мужиком, чтобы Марьяна хоть немного поспала на свежем воздухе и в тишине, перед тем, как вернёмся домой. Еще я надеялась ее покормить второй раз на улице, чтобы не выслушивать от мужа очередных упрёков. Но только не при этом типе.
Не найдя ничего более помогающего занять руки, я достала из сумки телефон и зашла на свою страничку в соцсети. В спешке взялась перелистывать новости, но взгляд ни на одной из них не мог сосредоточиться из-за странного мужчины рядом со мной. Он напоминал мне маньяка, от которого следовало бы уйти поскорее, но вставать я не собиралась, потому что думала в тот момент не о себе.
И тут телефон известил о моем спасении и отвлечении от пугающих и угнетающих мыслей. Подруга по имени Таня, та самая вдова, прислала мне несколько сообщений в соцсети. Мама ее уезжает в командировку сегодня, и Таня приглашает нас с Марьяной погостить у нее несколько дней до ее возвращения.
Принять Танино предложение – именно то, что мне необходимо сейчас, чтобы восполнить силы перед предстоящим общением с Андреем и его мамой. Мне вообще не хотелось возвращаться домой, и тащить туда Марьяну я бы не стала даже под угрозой расстрела, но… Такова жизнь, мне нельзя проявлять волю и действовать без ведома мужа-деспота и его мамаши, дважды в неделю захаживающей к нам в гости, чтобы проведать своего несчастного сыночка, выбравшего себе гадину-жену, и попить заодно моей крови. К Марьяне свекровь интереса не проявляла, всячески показывая, что не изменит свое идиотское заключение о том, что я их всех обвела вокруг пальца, так как уже выходила за Андрея беременной от другого, и ни за что не признает ее своей внучкой.
– Вас звать Катерина? – шепнул мне незнакомец практически в ухо. – Очень красивое имя и звучит впечатляюще. Катерина… Улавливаете сладкую и терпкую нотки? Как корица с сахаром и горстка ежевики в красном вине.
Какой же этот мужик настырный! Он начинает меня раздражать и пугать сильнее своей манерой тихо, ласково, но все же запугивать до мурашек. Как будто и впрямь на маньяка я напороться умудрилась или на психически больного. А если он не ко мне ластится, а дочь моя ему приглянулась?
Я украдкой, из-под растрёпанных прядей черных волос, подняла на него глаза, в которых с легкостью можно было прочесть непокорность и готовность идти на конфронтацию. Но лишь в том случае, если незнакомец снова надумает ляпнуть нечто подобное и не к месту, что загонит меня в ступор и заставит бояться. Я своим взглядом исподлобья молчаливо потребовала его прекратить наседать на меня.
Всего на миг хватило моей храбрости, потом я вновь уставилась в телефон, при этом бездумно нажимая на кнопки. Нетактично с моей стороны пялиться на незнакомых мужчин, находясь замужем, да еще и с ребенком, который тут же, рядом со мной сейчас.
Да и не до того мне было, чтобы разглядеть незнакомца получше. Мне мало что из примечательного в нем удалось заметить, так как сама себе ограничила время изучения странного собеседника.
Какой-то незнакомый мне мужчина попался, в длинном черном плаще и шляпе, прятавшей от меня его взгляд вместе с цветом глаз. Борода на его лице с небольшими морщинами ухоженная и без седины. А вещи на нем, видно, что дорогие и ни капли не ношенные. Большие часы из золота или металла схожего цвета выглядывали из-под рукава плаща вместе с кусочком белой манжеты от рубашки. Этот мужчина выглядел солидно, но вел себя не совсем адекватно, не под стать своему статусу, который явно был более чем высок.
Я же чувствовала себя не в своей тарелке.
Смотрит на меня, улыбается как-то недобро и хитро, глаз с меня не сводит.
Этот мужик будто… влюбился в меня?
Не может быть, я в такие наивные вещи не верю. Скорее всего, незнакомец надеется, что со мной ему выгорит, и потому наличие ребёнка ему совсем не мешает приставать ко мне.
Как хорошо и плохо одновременно, что поблизости нет Андрея. Он бы в шею погнал этого чудака в шляпе. Или мне бы досталось от него опять…Только представила, что Андрей мог и недалеко отойти, и в данный момент стоять за деревьями и наблюдать за мной и незнакомцем, я более не стала испытывать и без того тяжкую судьбу. Подобрав со скамейки сумку, я надела ее на плечо, затем встала и покатила коляску в сторону кафе. Там народу больше ходит. Подальше бы от этого любопытного незнакомца, который совсем не вызвал у меня ни малейшего доверия.
– Удачного вам дня, Катерина! – пожелал незнакомец мне напоследок, продолжая сидеть на скамейке.
Хоть и голос его мне был приятен, я все равно решила, что будет лучше уйти. Давно я не слышала спокойного, ласкового, успокаивающего тембра и пожелания удачного дня.
А сейчас так рьяно удрала, будто бы поняла, что постепенно получаю дозу психологического воздействия наподобие такого, каким пользуются сектанты, обрабатывая будущих адептов для своей секты. И я, опасаясь быть загипнотизированной, но чувствуя его взгляд на себе, ускорила шаг и понеслась к выходу из парка.
Глава 3
Я бы рада сбежать не только от озабоченного собеседника в парке, с неприветливой улыбкой оказывающего на меня психологическое давление, но и от семьи своей нынешней, да вот некуда мне бежать.
Родители мои, когда-то хорошие и понимающие люди, не разделяли моего выбора и деликатно это выражали, а я не прислушалась к ним не портить жизнь себе, связываясь с альфонсом, когда была такая возможность. Они погибли незадолго до моей свадьбы, попав в автомобильную аварию. Но из-за траура по инициативе Андрея, мы все равно не стали откладывать заключение брака.
Также по настоянию своего новоиспеченного мужа и его матери, обещавшей поддерживать меня, родительскую квартиру-трешку пришлось продать. На вырученные деньги они, то есть моя новая и теперь уже единственная семья, купили добротный дом барачного типа на четыре хозяина неподалеку от центральной части города с небольшим огородом и летней кухней, оборудованной под сарай с хламом. Ну и свекрови, которая клятвенно распиналась и божилась заменить мне и маму, и папу, мы приобрели однушку в десяти минутах езды от нашего дома. Чтобы свекровь рядом была и всегда могла прийти мне на помощь.
С оставшимися денежными средствами они умело облапошили меня, убедив поначалу якобы выгодно вложить часть суммы в сомнительное дело. Оно и прогорело, и судьба этого была ясна мне практически сразу, как все завертелось. Но на тот момент я переживала боль утраты близких, и меня не приходилось долго уговаривать, чтобы выудить согласие. На последние деньги муж Андрей арендовал часть помещения на рынке, чтобы открыть свой магазин. Он давно мечтал стать индивидуальным предпринимателем и работать на себя. Но дело с продажей овощей и фруктов в гору не пошло, из-за бешеной конкуренции и чрезмерно завышенных цен на товары магазин терпел убытки. Магазин не приносил прибыли даже в ноль, ведь продукты портились, и их, вместо того, чтобы снизить цену и продать, что возможно по акции, скупердяю Андрею приходилось выбрасывать целыми партиями.
Так ушла в никуда одна часть денег, которую планировалось отложить на рождение ребёнка. А другая часть была без предупреждения вынесена из общей копилки и вложена в другое дело, на сей раз пивное. Андрей оборудовал помещение под пивнушку с ценами аховыми, и в итоге, вместо обещания вернуть всю сумму в семейный бюджет в скором времени, калдырил свое пиво сам и бесплатно угощал работников рынка, зарабатывая себе авторитет.
А после, как пересчитывал полученную выручку, приходил домой злой и пьяный. На вопрос мой, где деньги, Андрей отвечал привычным тумаком в лицо. Мне доставалось каждый раз, когда я пыталась убедить его в том, что ребенку нужно много чего купить, а деньги ушли, и их надо быстрее вернуть. Спустя какое-то время я перестала взывать к его человечности, но все равно мне доставалось.
И вот, моя слабость характера и невозможность резко отказать мужу и свекрови в осуществлении их планов, привела к тому, что каждое утро на протяжении двух месяцев, с тех пор, как в семье появилась Марьяна, я просыпалась в страхе. Очень боялась за свою жизнь и будущее Марьяны, у которой из-за амбиций и жадности папаши не имелось даже своей кроватки. Мать Андрея взяла старую коляску у соседей, которую они собирались снести на помойку, и в ней Марьяна спала и гуляла.
Сейчас мне двадцать три года, но у меня уже нет никакой уверенности в завтрашнем дне. Закончив институт, я сразу забеременела, понадеялась на мужа и его благородство. Вышла замуж за, казалось бы, достойного мужчину, который настоял на том, чтобы оставить нежданного ребёнка и дал слово, что хоть пока у нас и нет ничего, он создаст все условия.
А что стало сейчас? Условий для жизни никаких, кроме тех, которые появились после гибели моих родителей. Я никто, поскольку поработать нигде не успела и стаж не получила. Никто я, но зато с высшим образованием и разбитыми мечтами о будущем, без работы, опыта и жилья. Дом по договору дарения записан на Андрея, квартира принадлежит свекрови. Я вместе с дочерью живу на пособия от государства и за счет условного заработка мужа, много дохода, спускающего на себя. Не могу сказать, что нам с Марьяной на все хватает, но деваться некуда. Работать я не могу пойти, так как никто не будет сидеть с дочкой.
Да и жаловаться мне не приходится.
Предупредили меня покойные родители, как повернется судьба, а я не поверила им и сделала по-своему. Они как в воду глядели, а я сама выбрала в мужья Андрея.
Даже смешно вспоминать, что я когда-то считала важным критерием отбора средний достаток. Мне казалось, что мужчина не из богатых более искренний и честный. Лучше бы я продала себя кому-то, ради денег бы спала с кем-то, но Марьяна зато была бы обеспечена всем, чем вот так. Повестись на мнимую честность и красивые обещания и жёстко обломаться, попав в насильственную тюрьму на неопределенный срок. И мне не выбраться из домашнего ада в скором времени. Это тяжело принимать и еще более немыслимо пытаться жить с этим в цепях рабства под руководством мужа-садиста и под присмотром его матери-цербера.
В теории, я не совсем одинока в этом мире. У меня есть дальние родственники. Но на практике я не поддерживаю с ними общения, да и виделись мы в последний раз на похоронах родителей. Тетя и дядя, хоть и сказали, что будут помогать мне, все же живут на другом конце страны и не могут быть рядом, когда мне это необходимо. Мы с дочерью, по сути, чужие люди для них, как и они для нас. На их месте я бы тоже не позвала их к себе, поскольку мы так редко общались за все мои годы, что я совсем ничего не знаю об этих людях, и они мной тоже не интересовались. В моей семье в принципе было не принято столь тесное общение с родней, все в сборе виделись лишь на похоронах и ни разу на свадьбах друг друга. И я эти принципы не стала менять, когда выпал шанс.
А теперь, слепо понадеявшись на волка в овечьей шкуре, то есть мужа, и его мать-гадюку, я осталась без средств, без жилья, без родственников, с которыми мне запретили поддерживать связь по причинам, известным только матери Андрея, и без чувства собственного достоинства. Мне ненавистна эта горькая правда, что меня обманули и лишили всего. Что я вынуждена делить дом и постель с чудовищем, что я готовлю ему еду, стираю его чёртовы вещи и глажу их тщательно, чтобы не схлопотать. Мне крайне ненавистно лицо моего мужа, и я бы с радостью променяла эту жизнь на любую другую, но вдали от него.
Больше всего я боюсь даже не за себя, а за Марьяну, какой она вырастет в таких условиях, и самое ужасное, мысли о котором я не могу не допускать – это если когда-нибудь Андрей в очередном припадке удосужится поднять на нее руку. Я понимаю, что рано или поздно это произойдёт, потому что статистика подобных случаев в семьях, где главенствует тиран, всегда неизменна. Я бы убила Андрея заранее, попадись мне удачный случай, чтобы это провернуть. Ночами, когда он спит, я так мечтаю взять яд или что-нибудь тяжелое, или острое, и покончить со своими страданиями. Но я боюсь, что он проснется не вовремя, и тогда без сожаления убьет меня. Или яд на него не подействует.
А если это случится, неизвестно, как сложится судьба Марьяны, ведь меня не будет в живых, чтобы защищать ее. Тут ни о какой любви к Андрею или жалости речи не идет, ведь я ненавижу его всем сердцем и проклинаю, но молча. Вот потому я, вместо того, чтобы подбирать нужный яд и затачивать топор, чтобы одним махом освободить себя и дочь из непосильного плена, пока она маленькая и не поймет, что ее мама убийца, и сбежать в другую страну, продолжаю жить с Андреем в браке и дрожать от каждого его появления дома.
