Текст книги "Возлюбленный Луи"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– Она жаждет посмотреть на вас, ваше величество. Я бы так сказал.
– Корона – это как магнит, Лендсмат.
– Вы правы, ваше величество. Особенно когда она на голове красавца.
– Интересно, завтра она тоже присоединится к нам?
Ришелье вплотную подъехал к королю.
– Ваше величество, – сказал он, – когда вы на охоте, нельзя терять время.
В разгар охоты король забыл о милашке мадам де Этоль. Но Ришелье, подслушавший, как Людовик расспрашивал конюха, о ней помнил и, как только выдалась возможность, приблизился к герцогине де Шатору.
Она посмотрела на него через плечо, и герцог знаком попросил ее отстать от короля.
– В чем дело? – встревожилась Мари-Анн.
– Просто хочу предупредить, – сказал Ришелье. – Короля преследует очень красивая женщина.
Мадам де Шатору вздрогнула.
– Вы считаете, что я не в состоянии удержать внимание короля?
– Это может стать весьма трудной задачей, когда у вас появилась столь очаровательная соперница.
– Кто она?
– Мадам де Этоль из дворца де Этоль. Она каждый день появляется на королевской охоте… в весьма откровенной одежде. Хотя она и не смотрит в сторону короля, совершенно очевидно, что весь этот парад для него.
– Что вы знаете о ней?
– Не многое, за исключением того, что она очень хороша собой, изящна и носит такую одежду, которая сама по себе может привлечь внимание. Будьте осторожны, мадам. Эта дама может стать грозным врагом.
– Чушь, – резко парировала герцогиня. – Его величество полностью захвачен мною. Можете больше не беспокоиться по этому поводу.
– Я вас предупредил, – пожал плечами Ришелье и поскакал прочь.
Мария Лещинская полностью потеряла Людовика и знала, что уже никогда не сможет вернуть его любовь.
Ей приходилось жить в одиночестве, посвятив жизнь делам милосердия, утешаясь едой и потакая собственному тщеславию. В глубине души она верила, что она хороший музыкант и отличный художник.
Мария представляла себе все совсем иначе, мечтала о счастливой и дружной семье. Наивные мечты, развеявшиеся в прах. Разве с королем можно создать счастливую семью? Тем не менее, Мария была благодарна судьбе. У нее были дети. Был дофин, которого она часто навещала. Сын перерос свое упрямство и теперь прислушивается к советам матери. Он полюбил учиться. Мария была уверена, что когда-нибудь из ее сына получится хороший король.
Мария желала собрать под свое крыло всех детей, но девочки все еще оставались в Фонтевро. Аделаида стала папенькиной дочкой. Она хорошеет день ото дня, а какая живая и веселая! Бедная Анна-Генриетта! В последнее время на ней лица не было. Мария боялась, что дочь серьезно заболеет. Неужели она так любит герцога де Шатре? Жаль, что они не могут пожениться. Тогда Анна-Генриетта всегда была бы с Марией, здесь, во Франции. «Ну ничего, переживет, – думала королева. – Она еще так молода и живет мечтами о счастье. Увы, дочерям короля опасно мечтать о счастье!»
Брак Луизы-Елизаветы тоже складывался не особенно счастливо. Дону Филиппу не хватало энергичности. Его честолюбивая мать с помощью не менее честолюбивой жены с трудом могли разбудить в нем лишь слабый огонек жизни.
Наступило время, когда дочери посещали Марию. Матери так хотелось легко и свободно чувствовать себя с ними, так же как отец, весело перескакивать с одного предмета разговора на другой. Как же убедить этих юных красавиц в том, что, несмотря на угрюмый и суровый вид, она любит их всем сердцем.
Они очаровательны, думала королева, глядя на грустную семнадцатилетнюю Анну-Генриетту в бледно-лиловом платье и на сияющую Аделаиду в туалете из атласа.
Дочери присели в реверансе. Потом Аделаида попросила разрешения взглянуть на последнюю картину матери.
Королева была в восторге, она и не догадывалась, что у Аделаиды нет никакого желания смотреть на картину и что девочки заранее распланировали, кто, что и когда скажет.
– Я попрошу посмотреть картины, – сказала Аделаида.
– Тогда мне остается музыка, – добавила Анна-Генриетта. – Но я попрошу сыграть лишь в самом конце, иначе нам придется целый час слушать, как она мучает несчастный клавесин.
– Разве это хуже, чем разговаривать о ее картинах? – спросила Аделаида.
Анна-Генриетта пожала плечами:
– Но может быть, не так уж тяжело просто слушать ее игру. В это время можно просто сидеть и думать о чем-нибудь другом.
– Только не говори, что ты все еще думаешь о месье де Шатре! – воскликнула Аделаида.
Анна-Генриетта закрылась руками, будто ее ударили по лицу. Аделаида взяла сестру за руку, сжала и добавила:
– Прости, я не должна была напоминать тебе.
– Не говори больше ничего, пожалуйста, – прошептала Анна-Генриетта.
Сейчас они стояли перед матерью, и Аделаида просила: «Пожалуйста, матушка, можно нам посмотреть твою последнюю картину?»
Королева показала девочкам полотно с изображением садов Версаля, и те притворно заявили, что на картине сады даже красивее. Затем Анна-Генриетта попросила мать сыграть, и сестры сидели, притворяясь, что слушают ее жалкие потуги извлечь гармонию из сопротивляющегося инструмента. Аделаида мечтала о том, как отец, собираясь на войну, берет ее с собой. Перед глазами вставала чудесная картина: облаченные в красные, расшитые золотом одеяния, они с отцом на белых скакунах едут перед войском и все приветствуют их. Аделаида мечтала совершить героический подвиг, который поможет выиграть войну. Вот она едет рядом с отцом по улицам Парижа с победой, а народ кидает ей цветы и кричит, что эта красивая принцесса – спасительница Франции.
Анна-Генриетта думала о всех тех надеждах, которые у нее когда-то были, а теперь умерли. Почему их заставляли верить, что они могут пожениться? Все дело было в политике. Одна группа министров настаивала на одном, вторая – на совершенно другом, и от решения этих людей зависела судьба двух любящих сердец.
До Анны-Генриетты дошли слухи, что против их брака выступал кардинал Флери, из-за вражды с родом герцога Орлеанского. Кардинал не сомневался, что женитьба герцога де Шатре на принцессе даст семье герцога даже больше власти, чем та, которая у них уже была. Как будто герцог мог заботиться о чем-то, кроме Анны-Генриетты!
Она помнила тот день, когда ее поклонник вернулся с охоты. До этого момента они были полны надежды. Герцог сказал Анне-Генриетте: «Когда твой отец на охоте, он доволен жизнью. Я буду просить его во время охоты, если представится такая возможность». Анна-Генриетта уже не замечала ссутулившейся и неуклюжей фигуры матери, с самодовольной улыбкой склонившейся над клавесином. Девочка видела, как герцог де Шатре возвращается с охоты с выражением крайнего отчаяния на лице. «Ты спросил его?» – чуть не вскрикнула Анна-Генриетта. И герцог ответил: «Да. Он ничего не ответил; он просто посмотрел на меня грустными-грустными глазами, взял меня за руку и покачал головой. Как они могут так с нами поступать! Как он может… он… у которого есть семья и друзья!» Но Анна-Генриетта не хотела ничего дурного слышать о своем отце, даже когда страдала. «Он бы нам не запретил. Все в чужих руках. Это воля кардинала».
О, как они ненавидели кардинала. Теперь ненавидеть стало некого, но и замуж выходить было тоже не за кого: герцог де Шатре женился на дочери принцессы де Конти. Анна-Генриетта осталась со своим горем наедине.
Тут королеве доставили известие из аббатства Фонтевро. Девочки смотрели, как мать читает письмо. Потом Аделаида подошла к королеве и спросила:
– Матушка, плохие новости из Фонтевро?
Королева кивнула:
– Ваша младшая сестра, Тереза-Фелиция, серьезно больна.
Аделаида и Анна-Генриетта попытались вспомнить все, что они знали о Терезе-Фелиция. Но они видели ее в последний раз шесть лет назад – ей было всего два года, когда она покинула Версаль. Было просто невозможно горевать из-за болезни сестры, которую они не помнили.
А вот Мария помнила. Она сидела неподвижно и вспоминала. Шесть лет назад у нее забрали ее маленьких дочерей лишь потому, что кардинал Флери хотел уменьшить расходы.
У Марии отобрали и старшую дочь. Луиза-Елизавета была в Испании, и Марии казалось, что она потеряла и ее. Маленького герцога де Анью и мадам Третью забрала смерть. Теперь похоже на то, что королева потеряет еще одного ребенка. Мария вспомнила, что Тереза-Фелиция, мадам Шестая, была больше всех похожа на своего дедушку, Станислава.
Мария не плакала. Было бы недостойно проливать слезы перед дочерьми. Мария сидела прямо, губы были сжаты; она ничем не выдавала своего отчаяния.
Известие о болезни Терезы-Фелиции расстроило короля. Людовик хотел бы узнать ребенка ближе, как Анну-Генриетту и Аделаиду. Остальные вскоре возвратятся ко двору. Но Франция вступит в войну, а их отец возглавит войска. Поэтому будет лучше, если дети побудут в Фонтевро подольше. Но в любом случае Терезу-Фелицию сейчас же нужно перевезти в Версаль.
Мадам де Шатору, пытаясь поднять Людовику настроение, решила дать в его честь прием в Куси. Король был тронут и пригласил приехать во дворец нескольких своих самых близких друзей.
Ришелье, ставший первым камердинером короля, сопровождал Людовика везде. Он также был приглашен на прием. Ришелье был обеспокоен. Он много думал о молодой прекрасной даме, которая появилась во время охоты в лесу Сенар. Мадам де Шатору была протеже герцога, и он собирался сделать все, чтобы она оставалась любовницей короля.
Ришелье навел справки о мадам де Этоль, и ответ ошеломил его. Она была дочерью того самого Франсуа Пуассона, человека, сделавшего состояние во время голода, но вынужденного покинуть Париж, так как его подозревали в спекуляции зерном. Его сын и дочь получили великолепное образование, и девушка, Жанна Антуанетта, вышла замуж за весьма состоятельного человека, месье Шарля Гийома Ленормана де Этоля. Парочка вовсю развлекалась в Париже, и Жанна Антуанетта, обладая солидной долей честолюбия, держала небольшой литературный салон. Говорили, что частым гостем салона был Вольтер, состоявший в свите поклонников мадам де Этоль.
Все это было довольно интересно, но герцога волновала еще одна вещь, которую он собирался довести до сведения герцогини де Шатору.
Он предпочел поговорить с ней наедине.
– Что за срочность? – надменно спросила герцогиня.
«Она уже забывает, кому обязана своим положением», – подумал Ришелье.
– Вам стоит об этом узнать, мадам, – зловещим шепотом повторил он.
Мадам де Шатору быстро поняла, что она оскорбила герцога, и тут же примиряюще сказала:
– Мой дорогой дядя, я обеспокоена. Короля нужно вывести из тоски из-за болезни его дочки. Я хочу, чтобы вы сегодня были само остроумие.
– Всему свое время, – ответил Ришелье, – но я все же настаиваю, чтобы до вас дошла вся важность дела с мадам де Этоль.
– Де Этоль! Эта деревенская дама?
– Нет, она истинная парижанка.
– Похоже, эта дама захватила ваше воображение.
– Будем надеяться, что только мое. Мне стали известны кое-какие детали. Когда девочке было девять лет, цыганка нагадала ей, что она станет любовницей короля и самой влиятельной дамой во Франции. Ее семья верит в это не меньше, чем она сама. Ее готовили к этой роли.
Герцогиня громко рассмеялась.
– Гадалки! – закричала она. – Прекратите, мой милый дядя. Неужели вы верите в цыганские сказки?
– Я – нет. А вот мадам де Этоль верит. Об этом я и хотел вас предупредить.
– Одной лишь веры недостаточно, чтобы занять мое место.
Ришелье взял герцогиню за руку.
– Вера делает невозможное возможным, и в ней достаточно здравого смысла, чтобы воплотить это в жизнь. Такая настойчивость может принести результат. Она красива и уже добилась того, что король ее заметил. Подумайте же об этом!
– Дорогой дядя, – сказала герцогиня, взяв Ришелье за руку и прижав ее к груди, – вы мой поводырь и лучший советник. Я никогда не забуду этого. Но король любит меня… так же, как любил мою сестру, Винтимиль. Разве вы не понимаете, что в сестрах Нель есть что-то, что привлекает короля?
– Одна сестра Нель ему уже наскучила.
– Эта дурочка? Бедная мадам де Майи!
– И правда, бедная, – вздохнул Ришелье. – Я буквально вчера слышал, что она бедна, живет в нищете, носит дырявую одежду и не знает, где взять деньги, чтобы расплатиться со слугами.
– Безмозглая идиотка! – вскричала герцогиня. – Она могла бы разбогатеть, пока была фавориткой Людовика. Но, герцог, впереди нас ждет веселый вечер. Не думайте ни о чем грустном.
– Я прошу вас лишь об одном: не забывайте, что мадам де Майи одна из сестер Нель, и Людовик нашел ей замену.
– Среди ее сестер! У меня осталось еще две сестры, которые еще не пользовались расположением короля. Но Диана Аделаида ужасно уродлива, и она, как вам известно, недавно вышла замуж. Что касается второй, ее муж настолько ревнив, что заявил: если Людовик положит глаз на его жену, то герцог не побоится пролить королевскую кровь. Людовик, может, и засматривается на нее, но вы же знаете, как он ненавидит сцены. Нет, Людовик останется верен мне, потому что мои сестры защищены от посягательств с его стороны – одна ревнивым мужем, вторая собственным уродством.
– Но он может положить глаз на кого-нибудь не из семьи Нель. Например, на эту молодую даму.
– Успокойтесь, мой дорогой дядя.
И все же, когда Ришелье покинул ее, герцогиня почувствовала беспокойство. Она вспомнила эту женщину, в светло-голубом платье, с огромным павлиньим пером на шляпе. Так одеваются, чтобы привлечь внимание. Да и ехала она в карете, то и дело преграждая путь королю.
Король решил поохотиться в лесу Сенар. Герцогиня де Шатору, не особенно разделявшая опасения Ришелье, позабыла о женщине, которая жила неподалеку от леса и так настойчиво искала внимания короля.
Охотники выехали в лес, и тут в разгар охоты начался дождь. Никто не имел ничего против мелкого дождика, но на этот раз пошел настоящий ливень, и кто-то, возможно с тайным умыслом, предложил укрыться в ближайшем дворце, где их наверняка радушно примут.
Король согласился, и даже обрадовался. Герцогиня де Шатору разделяла его радость, и охотники весело поскакали ко дворцу.
Когда герцогиня увидела хозяйку дворца, она с трудом справилась с приступом гнева.
– Ваше величество, – вскричало милое создание, делая такой реверанс, что даже придворные дамы Версаля умерли бы от стыда. – Я потрясена такой великой честью.
У Людовика засверкали глаза, ее очарование действовало на него опьяняюще.
– Я боялся, что своим неожиданным приездом мы доставим вам неудобство, – церемонно ответил король.
– Ваше величество, вы можете быть уверены, что наши двери для вас открыты всегда. Мы сожалеем лишь о том, что у нас не было возможности лучше подготовиться к вашему приезду.
Герцогиня окинула мадам де Этоль холодным, оценивающим взглядом.
– Мы тоже не были готовы к такой непогоде, – сказала она.
Королю слова герцогини де Шатору показались вызывающе бестактными, сглаживая ситуацию, он пробормотал, что радуется сильному дождю.
Мадам де Этоль, сохраняя достоинство, приказала слугам принести охотникам еды; и, пока они подкреплялись, хозяйка стремилась быть поближе к королю. Но герцогиня не позволяла заносчивой девчонке говорить слишком уж много. Она властно старалась переключить внимание Людовика и привлечь его к собственной особе.
– Как только прекратится дождь, – заявила герцогиня де Шатору, – мы немедленно продолжим прерванную охоту.
Поскольку король не хотел обидеть герцогиню, он согласился.
– Этот день, – сказала мадам де Этоль, прекрасные глаза которой выражали безграничную преданность королю, – самый важный день в моей жизни. Я никогда не забуду, как в мой скромный дворец приезжал сам король.
– Я тоже никогда не забуду, – галантно ответил Людовик.
Мадам де Шатору потащила его из дома к лошадям. Она решила, что не допустит никогда подобных непредвиденных затруднений.
В тот вечер король пребывал в весьма приподнятом настроении и был готов к развлечениям. Он был особенно любезен с герцогиней, будто эта прекрасная молодая женщина из их дневного приключения его вовсе не интересовала.
Началась игра в карты, и во время паузы между играми мадам де Шевро, присутствовавшая на охоте, воскликнула:
– Насколько мила была та женщина, что приютила нас сегодня!
Над столом повисла тишина. Король улыбался, пытаясь вспомнить.
– Мадам де Этоль, – продолжала мадам де Шевро, – была так элегантно одета, можно было подумать, что она придворная дама!
Герцогиня вдруг поняла, что король скрывает, как сильно его интересует женщина, то и дело появлявшаяся на его пути. Герцогиня была в гневе на мадам де Этоль. Мало того что она без разрешения присоединилась к королевской охоте и заманила Людовика в свой дворец, так ей еще и удалось пробиться на прием.
Проходя мимо мадам де Шевро, герцогиня с намерением задела ее. Ей было известно, что у мадам де Шевро на правой ступне огромная мозоль, и мадам де Шатору с силой наступила на ногу несчастной даме.
Та, вскричав от страшной боли, упала на кресло без чувств.
– Ой, видимо, я задела ее мозоль, – равнодушно заявила герцогиня. – Позовите ее слуг, они отнесут ее в спальню. Пусть лежит и выздоравливает.
Мадам де Шевро отнесли в ее комнату. Все присутствующие заметили, что со стороны герцогини это означало объявление войны.
Имя мадам де Этоль не должно было больше произноситься в присутствии короля.
Чуть позже мадам де Этоль попросили больше не появляться в лесу, когда там охотится король. Ее предупредили, что если она все же появится там, то вызовет этим сильное недовольство со стороны герцогини де Шатору, а это чревато для нее крупными неприятностями.
Глава 8
КОРОЛЬ В МЕЦЕ
Людовик вместе со своей армией принял активное участие в войне за австрийский престол. После смерти Флери его наставником стал маршал герцог де Ноай. Дело в том, что, хотя Людовик и собирался править самостоятельно, ему было нелегко избавиться от недостатков своего воспитания. Короля Франции с пяти лет всегда окружали люди старше него, приучившие его полагаться на их мудрость. Людовику было необходимо найти замену кардиналу.
Герцог де Ноай, который пользовался доверием Людовика XIV, советовал Людовику вести политику аналогичной той, которая велась его предшественниками. Маршал напомнил королю, что его прадедушка и Генрих IV никогда не позволяли управлять собою фаворитам.
Народ был рад видеть во главе государства короля. Они удивлялись, как такой умный человек так долго позволял управлять собой кардиналу. В то время никто еще не подозревал о его врожденной лености и не видел, что у короля развивается чувство обреченности. Людовик и сам не подозревал об этих качествах своей натуры. Сейчас, когда он только начинал осознавать радость и великую честь быть истинным королем, он не догадывался, что если постоянно не держать себя под контролем, то его лень и чувство обреченности могут погубить либо его самого, либо Францию.
Англия вступила в войну на стороне врага Франции, и Ноай выстраивал бой с участием пехоты короля Георга II.
В то время на поле брани была задействована почти вся французская армия. Франция воевала на трех фронтах: в Эльзасе, на реке Рейн и в Восточной Фландрии. Ноай командовал армией во Фландрии, и именно туда решил отправиться король.
Решение короля широко обсуждалось в Версале. Королева хотела последовать за своим мужем. Она вовсе не считала это странной просьбой. Королевы и раньше отправлялись на битву вместе со своими мужьями. На фронте для нее и ее фрейлин обязательно нашлась бы работа.
Королева хотела было попросить Людовика взять ее с собой, но из-за мадам де Шатору отношения между королем и королевой быстро ухудшились. Мария активно протестовала против занимаемого герцогиней положения официальной любовницы, которое поставило герцогиню выше королевы. Людовик отвечал, что Мария должна принять мадам де Шатору.
Королева ревновала сильнее, чем когда бы то ни было. Что касается короля, то он был глубоко оскорблен тем, что жена так долго отвергала его любовь. Он подчеркивал, что она не имела права мешать другим принимать то, от чего отказалась сама.
Ссора привела к тому, что король и королева разговаривали только на публике. Но теперь, когда Людовик собрался на войну, Мария опасалась за его безопасность. Кроме того, ее пугали плохие новости из Фонтевро о малышке Терезе-Фелиции, и Мария решила во что бы то ни стало последовать за Людовиком. Она переступила через свою гордость и написала ему записку, в которой просила его взять ее с собой в каком угодно качестве. Она умоляла Людовика ответить на ее записку.
Король ответил, что ее место при дворе и что она ничем не могла помочь ему на фронте. Кроме того, казна не выдержит затрат на поездку королевы на фронт.
Король покинул Версаль в мае. Его отъезд был одной из придворных «тайн», о которой все знали. Третьего числа после ужина в половине первого ночи король отходил ко сну со всеми обычными церемониями. Когда все присутствующие разойдутся, Людовик должен был встать с постели и начать приготовления к отъезду.
Церемония подходила к концу; на него надели ночную рубашку, парик на голове был убран, его сменил ночной колпак, на бархатной подушке передали носовой платок и задернули полог вокруг королевского ложа.
Несколько минут король лежал неподвижно и ждал; затем он раздвинул полог и встал с кровати. Его охватило возбуждение. Он спрашивал себя, почему раньше не принимал участия в государственных делах, ведь именно этим и должен жить король.
Несколько человек во главе с Ришелье, помогавшие королю одеться, передали ему его платье, даже сейчас не забывая о том, что королевское одеяние должно пройти несколько пар рук, прежде чем дойдет до короля.
Пока король одевался, они молчали, и поэтому все услышали, как кто-то скребется в дверь. Все посмотрели на короля. Тот в нерешительности кивнул:
– Посмотрите, кто там.
Дверь открыли, и в спальню вошел дофин в ночной рубашке и тапочках.
Он подбежал к отцу и бросился к нему на грудь.
– Сын мой, – вскричал король, – что все это значит?
– Я хочу поехать с тобой. Я хочу быть солдатом, – ответил мальчик.
– Как ты узнал, что я уезжаю на фронт? – спросил король.
– Мой долг знать это, – с гордостью сказал мальчик.
Король обнял дофина.
– Ох, мой дорогой сын, – вздохнул Людовик, – я бы с большим удовольствием взял тебя…
– Мне уже пятнадцать, – сказал дофин Людовик. – Я вполне взрослый, отец.
– Не вполне, – возразил король. – Более того, ты дофин и мой единственный сын. Ты должен понимать, как важно, чтобы один из нас остался при дворе.
– Делами может заняться мать. Король улыбнулся:
– Нет, сын мой. Желание отправиться на войну делает тебе честь, но, как бы мне ни хотелось взять тебя с собой, мы не должны забывать о нашем долге перед Францией. Тебе нельзя подвергаться опасности, по крайней мере до тех пор, пока у тебя не появится жена и сын. Тогда ты оставишь Франции наследника.
Мальчик мрачно кивнул.
– Отец, – сказал он. – Я должен как можно скорее жениться и родить наследника. Тогда я буду готов воевать с врагами Франции.
– Хорошо сказано, – заключил король. – А теперь… возвращайся в постель… иди быстрее, чтобы никто тебя не заметил. Ты пришел ко мне без соблюдения этикета, а подобное поведение недостойно дофина Франции.
Мальчик грустно посмотрел на отца и, неожиданно поняв, что король уезжает в далекие края, где может подвергнуться опасности, крепко обнял отца и долго не хотел отпускать его. Людовику пришлось самому отстраниться от мальчика. Тогда дофин упал на колени, поцеловал руку отца и, не говоря ни слова, поднялся и пулей вылетел из спальни, чтобы никто не мог увидеть его слез.
Людовик грустно улыбнулся, потом сказал с живостью: «Поторапливайтесь. Мы должны многое успеть, если хотим выехать в три часа ночи».
Потом он попросил, чтобы его оставили, так как ему нужно написать несколько писем. Людовик написал королеве, двум принцессам и мадам де Вантадур. Затем он исповедался и свежим майским утром покинул Версаль, направляясь на фронт.
Приезд Людовика в Лиль произвел глубокое впечатление на армию.
Ничто так не вдохновляет солдат, как король, стоящий во главе войска, сражающийся вместе с ними, ведущий их в бой.
Многие солдаты из провинциальных городов и деревень, а также из парижских низов никогда раньше не видели Людовика. Когда этот красивый, величественный мужчина, в лице которого была нежность и доброта, появился среди солдат, он вызвал ликование в их душах. А когда он проявил еще и храбрость, то и вовсе покорил их.
Людовик старался избегать неприятных ситуаций и вел себя чрезвычайно любезно. Благодаря хорошим манерам он никогда не терял достоинства и не выглядел смешным. Так что своим появлением король поднял боевой дух армии.
Людовик с энтузиазмом отдался своему делу. Он планировал кампанию вместе с Ноэлем. В результате к ногам Франции пал Менин, а вскоре удалось захватить и Ипр.
В Париже веселились. Люди оказались правы: стоило их королю освободиться от влияния своих министров, как он тут же повел народ к победе и процветанию.
– Да здравствует Людовик! – кричали парижане.
Герцогиня де Шатору переехала в загородную усадьбу вместе со своей дурнушкой сестрой, ставшей женой герцога де Лорагэ. Весть о победе дошла до герцогини.
– Ну, – заявила она, – Лиль теперь в такой же безопасности, как и Париж. Ах, как тяжело сейчас Людовику в компании неотесанных солдат!
Герцогиня де Лорагэ удивленно посмотрела на сестру:
– Вы собираетесь поехать к нему на фронт?
– А почему бы и нет? Уверена, Людовик будет рад меня видеть.
– Но король отказал ехать вместе с армией самой королеве!
– Королеве! Конечно же он отказал королеве.
– Итак… вы решили ехать?
– Да, и я возьму с собой вас. Немедленно собирайтесь.
Глаза герцогини де Шатору засверкали так, как обычно, когда она предвкушала воплощение в жизнь какого-нибудь из своих планов.
– Мы можем выехать без промедлений, – сказала она. – Не вижу причин здесь задерживаться.
– Мари-Анн, вам никогда не приходило в голову, что, хотя солдаты и любят своего короля, они могут не любить вас?
– Солдаты! Кого волнуют солдаты?
– Возможно, Людовика.
– Глупая моя девочка! Я волную его гораздо, гораздо больше, чем все солдаты его армии, вместе взятые.
– Вы слишком самоуверенны.
– Я знаю Людовика, а ты нет. Ну конечно же мы будем очень полезны. Станем для начала маркитантками.
Мадам де Лорагэ презрительно посмотрела на сестру, но по собственному опыту знала, что уговаривать ее отказаться от намеченного плана бесполезно.
Герцогиня де Шатору приступила к делу со всем присущим ей энтузиазмом. Прежде всего ей нужно было получить позволение короля. Получить его было несложно. Затем им нужно было попросить разрешение королевы. Не то чтобы Мари-Анн особо волновало мнение королевы, но Людовик предпочел бы, чтобы все прошло с соблюдением этикета и по возможности без скандалов.
Как ни странно, королева не стала возражать против поездки. Она лишь пожала плечами. Однако Мария вновь села за свое неизменное вышивание и рисование, ей было очень тяжело пережить это унижение. Герцогиня с сестрой и несколькими приближенными выехали немедленно.
Мари-Анн не понимала, почему ее красота произвела плохое впечатление на солдат.
Неуместные драгоценности и великолепные наряды лишь раздражали их. «Что, во Фландрии мало женщин?» – спрашивали они друг друга. Если королю нужны такие, то найти их можно без проблем. О герцогине складывали похабные песни.
– Да пусть поют! – говорила она Людовику. – Моя радость от ваших военных успехов затмевает все на свете. Мой король, я всегда хотела, чтобы вы освободились от влияния дряхлых стариков, чтобы вы сами стали королем, вернули славу Франции. Я самая счастливая женщина на свете!
Людовик приехал в Мец в начале августа. Здесь должны были состояться сражения. Правитель Пруссии Фридрих с большим интересом следил за успехами Франции в Нидерландах, понимал, что, пока войска Марии-Терезии сосредоточены в других местах, у него есть отличная возможность атаковать силы императрицы на богемском фронте. Фридрих чувствовал, что пришло время союза с Людовиком, и начал переговоры.
Когда мадам де Шатору и ее сестра прибыли в Мец, то прохожие на улицах глумились над ними. Но ни Людовика, ни его любовницу мнение народа никогда не интересовало. Мадам де Шатору неприлично было поселиться вместе с Людовиком, и король приказал построить закрытую галерею от своих покоев до покоев сестер в аббатстве Сен Арнольд.
Было объявлено, что по этой галерее король будет ходить на мессу. Но люди прекрасно знали, куда и к кому он будет ходить, и недовольство фавориткой возросло. Однако народ продолжал оправдывать Людовика. Их любимый король, он так молод и так добр, что интриганка может легко крутить им.
В Мец приехал посланник короля Пруссии Фридриха. В его честь был устроен прием. Герцогиня полностью одобряла предполагаемый союз с Пруссией. Она сидела по правую сторону от короля (Фридрих прекрасно рассчитал, какое влияние имеет Мари-Анн, и поэтому писал ей льстивые письма). Прием удался на славу.
Может быть, из-за того, что сказались волнения и усталость последних месяцев, на следующее утро после пиршества у Людовика поднялась температура, кожа стала влажной. У короля начался бред. Во французском лагере царило смятение. Говорили, что король при смерти.
Герцогиня де Шатору быстро прибыла в спальню короля и, обосновавшись там вместе со своей сестрой, решала, кого подпускать к королю, а кого нет. Мари-Анн решила во что бы то ни стало выходить короля, так как понимала, что если он умрет, то вместе с ним уйдут в могилу все ее мечты и надежды.
Мадам де Шатору была вынуждена пустить к Людовику принцессу королевской крови, молодого герцога де Шатре и графа де Клермона. Они настояли на присутствии епископа Суассонского, капеллана короля. Священник заявил, что, учитывая состояние короля, необходимо послать за исповедником Людовика Пьером Перуссо.
– Если вы притащите сюда исповедника, король решит, что умирает, – протестовала герцогиня.
– Мадам, король действительно умирает, – возразил епископ Суассонский.
– Нет! – вскричала герцогиня. Она не верила в то, что король умрет. Мари-Анн закрыла лицо руками: на ее глазах рушилась империя, которую она так долго создавала!
Пьер Перуссо приехал в Мец. Когда священник увидел короля, он не поверил своим глазам: Людовик выглядел ужасно. С другой стороны, король всегда был подвержен лихорадкам, кризисы случались с ним и раньше.
Пьер не знал, как поступить. Обещание искупления грехов в присутствии любовницы было невозможно. Если он собирается отпустить грехи Людовика, тогда нужно выслать мадам де Шатору из Меца. Если же король действительно умрет, то ее присутствие будет недопустимым. Дофин не станет винить священника, да и всем придворным будет приятно узнать, что мадам де Шатору унижена.
