Текст книги "Однажды ночью в августе"

Автор книги: Виктория Хислоп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Глава 5

Манолис еле-еле успел к отправлению парома. Свой грузовик он бросил в каком-то переулке, оставив ключ в замке зажигания. Ему было все равно, что станет с его машиной.

Судно было переполнено пассажирами. Многие из них наверняка возвращались в Афины после августовских праздников. Манолис заметил группу бывших обитателей Спиналонги – их нетрудно было узнать по обезображенным проказой лицам и телам. Наверняка все они посещали празднество в Плаке и стали невольными свидетелями ночного происшествия.

Среди этих людей были Пападимитриу, адвокат и бывший староста острова, Соломонидис, редактор местной газеты «Звезда Спиналонги», и Курис, приятель Пападимитриу и инженер. Они сидели отдельно от остальных пассажиров и тихо разговаривали между собой, словно боясь, что их заметят. Все трое сыграли важную роль в превращении Спиналонги в процветающее сообщество. Теперь эти люди возвращались в Афины, чтобы попытаться возобновить карьеру, которую им пришлось прервать на самом пике почти два десятилетия назад. Остальные пассажиры парома старались держаться от этой троицы подальше, как будто ее окружала невидимая преграда.

Манолис провел большую часть путешествия на верхней палубе. Он бодрствовал уже больше суток, но ему хотелось как следует обо всем подумать, а свежий воздух и шум моторов помогали не заснуть. Манолис никак не мог выбросить Анну из головы, она была в каждом его вздохе, в каждой мысли.

За всю свою взрослую жизнь он ни в одном месте не задерживался так долго, как в Элунде. И все из-за Анны. Он чувствовал себя добровольно сдавшимся ей в заложники. Манолиса не волновало, что будет с ним дальше, – он бежал, просто повинуясь инстинкту.

По пути на север паром делал несколько остановок на небольших островах, и на каждой на судно поднималась новая группа пассажиров. Некоторые не спешили уходить с верхней палубы и долго махали оттуда провожающим, но невыносимый запах дизельного топлива в конце концов загнал пассажиров на нижние, закрытые палубы. Манолис остался один и молча наблюдал, как волны набегают одна на другую. День потихоньку начал сменяться ночью. Очень скоро небо стало черным, а волны – темными. Постепенно небо и вода слились в одно огромное черное пространство, которое, казалось, хотело поглотить Манолиса. Никто бы не увидел, никто бы не узнал… Он просто тихо уйдет под воду. Теперь, когда Анны больше нет, никто не станет горевать по Манолису. Возможно, Антонису и пареа, их банде, будет его не хватать. Да и то лишь на короткое время.

И вдруг Манолис заметил легкое свечение на горизонте. Щель в темноте, которая мало-помалу увеличивалась, заполняясь рыжеватым светом. Наступал новый день.

Медленно, но верно ровная линия поверхности воды сменилась причудливыми контурами суши. Из утренней дымки сначала показались горы, а затем и величественные здания на берегу моря. Хотя Пирей расположен совсем рядом с Афинами, он смог сохранить свою самобытность.

Вскоре огромное судно зашло в порт. Затем полчаса на борту царила суматоха в сопровождении разнообразного шума: рева двигателя, скрежета якорной цепи, криков, приказов, ругани. Казалось, матросы заметались по парому в спешке и панике, но это был всего лишь их очередной рабочий день. Почти каждое утро они вот так же бегали по палубам и таскали канаты толщиной в руку.

Толпа людей на причале ждала, когда паром пришвартуется, и Манолис заметил, что почти все пассажиры высыпали на верхние палубы и теперь восторженно махали своим родным и близким.

Манолиса же встречать было некому. Никто здесь даже не знал его имени. Прошло шесть лет с тех пор, как он уехал с материка на Крит. Он был очарован исключительной красотой острова, его горами и плоскогорьями, кристальной чистотой морской воды. Все эти годы он не скучал по суете городской жизни и был вполне доволен теми скудными развлечениями, что предоставляла Элунда. Манолис ездил в Ираклион, критскую столицу, всего несколько раз, и то лишь по поручениям Андреаса.

Теперь перед ним лежал процветающий и шумный город Пирей, полный жизни и, вероятно, возможностей. Манолис решил, что составит какой-нибудь план позже, а пока, вымотанный до крайности, он хотел только одного – поспать.

Найти комнату было нетрудно. Уже здесь, на пирсе, вместе со встречающими толпились и те, кто предлагал приезжим свои услуги. Они держали в руках таблички с кривыми надписями от руки: «Сдаются комнаты», или «Жилье только для женщин», или «У нас самые чистые простыни!». Манолис попытался договориться о цене с парой пирейцев, но ничего не вышло. К сожалению, у него с собой было не так много денег и он не мог позволить себе лишнего.

Зная, что лучший способ вести переговоры – это притвориться незаинтересованным, Манолис двинулся дальше. Краем глаза он увидел, что за ним последовала какая-то рыжеволосая женщина. От нее пахло дешевыми духами и лаком для волос, но что-то в ней тем не менее привлекло Манолиса. В молодости ему нравились именно такие женщины: с пухлыми губами и чрезмерно нарумяненными щеками.

– Если нужна покладистая хозяйка, – сказала женщина, будто отвечая на незаданный вопрос, – то это я.

– Я ищу жилье поближе к докам, – уточнил Манолис.

– Ближе будет только на воде, – засмеялась она, обнажив зубы в щербатой улыбке.

– Сколько стоит? – небрежно поинтересовался Манолис.

– Четыреста восемьдесят в неделю. – Было похоже, что цифру она назвала наобум.

Манолис не ответил, но пошел вместе с женщиной дальше по набережной. Прежде чем согласиться, ему нужно было посмотреть комнату.

Был уже полдень, когда они наконец добрались до места. Манолис отметил, что дом довольно чистый и ухоженный. На столе в коридоре стояла ваза с шелковыми цветами.

Мимо проскочила какая-то девушка.

– Увидимся позже, тетушка, – только и успела бросить она.

– Это Элли, – сказала хозяйка. – Моя племянница.

Манолис заметил, что у девушки длинные темные волосы, тонкая фигурка и мелодичный голос.

– Она работает в большой захаропластио на берегу моря, – гордо добавила женщина, имея в виду огромную кондитерскую, которую они проходили по пути к пансиону.

«С ее бледно-розовой кожей она и выглядит так, будто сделана из сахара», – подумал Манолис.

– Какое у тебя счастливое число, агапе му? – спросила хозяйка, позвякивая связкой ключей.

С самого детства Манолис верил в свою удачу. Но сейчас ему казалось, будто удача оставила его, – настолько опустошенным он чувствовал себя из-за недавней потери.

– Что ж, если на ум ничего не приходит, – весело продолжила женщина, – поселим тебя в комнату номер девять. Хорошая, с видом на улицу. И рядом с ванной. Думаю, тебе там понравится.

Анна родилась девятого числа. Он выбрал бы именно этот номер.

Еще одна женщина прошла мимо них по лестнице.

– Калиспера, кирия Агати, добрый вечер! – поздоровалась она на ходу, мельком взглянув на Манолиса.

– У нас тут живет всего парочка таких, как она, – прошептала хозяйка, как только женщина скрылась из виду. – Но буйных они к себе не водят. И работают, как правило, днем. Так что не волнуйся, ночью у нас тихо.

За означенную цену Манолис большего и не ждал. Впрочем, у него не было возражений. В прошлом он проводил много времени в компании проституток и не сомневался, что вновь окажется с ними под одной крышей.

Хозяйка подошла к двери в конце коридора, отперла ее ключом и распахнула. Полосатый матрас был весь в пятнах, на спинке кровати висело сложенное покрывало. В углу комнаты стоял комод из потемневшего красного дерева, а на полу под окном виднелись кувшин и таз. Также в комнате имелся сломанный деревянный стул, на который можно было бросить одежду. Манолис останавливался в местах и похуже, так что в целом такие спартанские условия его устраивали. В конце концов, его дом в Элунде тоже был довольно скромным, разве что спальня побольше. Но Манолис не искал роскоши.

– Итак, пятьсот шестьдесят драхм в неделю, включая прачечную и свет. Любые дополнительные услуги оплачиваются сверх этой суммы. Оплата – в конце каждой недели. Я знаю, что происходит, когда вы, мужчины, получаете жалованье. К утру воскресенья у вас в кармане уже ничего не остается, – засмеялась хозяйка. – Деньги вперед. А потом можешь идти, куда пожелаешь.

«Эту кирию Агати не проведешь», – подумал Манолис.

И хотя цена за комнату отличалась от той, что хозяйка назвала вначале, ему было уже все равно.

– Так и сделаю, – заверил он ее.

– Я не хочу знать о тебе ничего, кроме имени, – твердо сказала кирия Агати.

– Манолис, – коротко ответил он, ни на секунду не сомневаясь, что его хозяйка – та еще сплетница. Через день или два имя Вандулакиса могло появиться в газетах даже здесь, на другом берегу Эгейского моря, и Манолису меньше всего хотелось подвергаться допросам этой добросердечной, но, без сомнения, очень болтливой женщины.

– Манолис, – повторила она с улыбкой. – Ты наверняка приехал с Крита утренним паромом?

Манолис кивнул.

– Чтобы никаких женщин в комнате не было! – неожиданно строго произнесла кирия Агати. – И никаких животных! Был тут у меня один с обезьяной в прошлом году – жуть как воняло. Так что я теперь строго к этому отношусь.

– А что насчет вот этих? – Манолис кивнул в угол комнаты, куда только что прошмыгнула мышь.

– Против домашних мышей я ничего не имею. Ради них готова сделать исключение.

Манолис от души рассмеялся. Ему нравилась эта женщина. Она была неглупа и очень искренне обрадовалась такой реакции на свою шутку.

– Что ж, тогда я принесу тебе постельное белье. На том и порешим.

Через пять минут она вернулась, что-то напевая себе под нос, и принесла серые простыни и грубое шерстяное одеяло. После чего принялась заправлять постель. Манолис же тем временем выглянул в окно и посмотрел вниз, на улицу. Она была пуста, если не считать бродячих собак.

Управившись с простынями, кирия Агати сняла со связки ключ от комнаты и отдала его Манолису. Затем еще раз взбила тощую подушку и разгладила одеяло, теперь расправленное и лежащее на кровати. Каким бы непривлекательным оно ни выглядело, Манолису не терпелось оказаться под ним. Усталость брала свое.

– Спасибо, кирия Агати, – вежливо сказал он.

– Что ж, думаю, мы скоро увидимся, – ответила женщина на прощание, стоя у открытой двери. – Я убираюсь в комнатах раз в неделю.

Манолис кивнул. Хозяйка ушла.

Он сел на кровать, скинул ботинки и вновь поднялся, чтобы раздеться. Сняв брюки, он вдруг услышал, как что-то со звоном упало на пол. Манолис сразу понял, что это сережка Анны. Он наклонился, поднял ее с пола и положил на раскрытую ладонь. Фотография с крестин все еще была в кармане его рубашки, и только сейчас он позволил себе достать ее и взглянуть на лицо женщины, которую любил.

Зажав аквамарины в ладони, Манолис сунул фотографию под подушку, без сил опустился на кровать и провалился в сон.

В душной комнате его всю ночь мучили кошмары. Манолис все время от кого-то убегал: то от Андреаса, то от дяди, то от Антониса с Гиоргосом и еще от каких-то людей из далекого прошлого, память о которых хранило его подсознание. Где бы он ни прятался, его всегда кто-то находил. Манолис все бежал и бежал, тяжело дыша и крича, ненамного опережая преследователей. В конце концов он превратился в загнанного зверя, существо со спутанной шерстью и окровавленными лапами. Он был покрыт грязью, на которую налипли опавшие листья, и никак не мог найти убежище…

Когда Манолис проснулся, весь в поту, то обнаружил, что его подушка стала влажной от слез, простыни – хоть выжимай, а у изголовья кровати стоит кирия Агати. В открытое окно било солнце.

– Я уж думала, на тебя кто-то напал, кирие Манолис! – с беспокойством проговорила женщина. – Что кого-то режут ножом прямо тут, под моей крышей!

Манолис сел, потирая глаза и пытаясь сообразить, где он находится и кто эта женщина, протягивающая ему стакан. Потребовалось какое-то время, прежде чем он выбрался из-под густой пелены сновидений и окончательно пришел в себя.

– Даже девушки жаловались на шум. И уж поверь мне, слышать такие жалобы от них крайне непривычно. Ну и сон тебе, должно быть, приснился, – причитала женщина.

Манолис тем временем взял у нее из рук стакан и залпом выпил его содержимое. Краем глаза он заметил, что кирия Агати пристально наблюдает за ним, слегка склонив голову набок.

– Сейчас четыре часа дня, – подытожила она, забирая у него стакан. – Думаю, тебе надо прийти в себя. Я уже ухожу.

Накануне Агати не обратила особого внимания на своего нового постояльца, но теперь могла хорошенько его рассмотреть. За все годы, что кирия Агати держала свой пансион, она не видела такого красивого мужчины.

Манолис понял, что его изучают. Что ж, к пристальным взглядам женщин ему было не привыкать.

– Спасибо за воду, кирия Агати. – Он попытался улыбнуться, но не смог.

– Не за что, – коротко ответила она. – Ах да, и не надо никакой «кирии». Просто Агати.

Как только она вышла из комнаты, Манолис поднялся. Он пытался выбросить из головы свои кошмары и надеялся, что в следующий раз к нему во сне придет Анна. Ему нужно было ее увидеть.

Манолис умылся, оделся, а затем вышел на улицу. День близился к концу, и птицы расселись на крышах соседних домов, по-видимому готовясь вскоре отправиться на юг. Зима была не за горами.

Для начала Манолис прогулялся по набережной. Работы в доках на сегодня были завершены, на судостроительных и ремонтных верфях стояла тишина. Хотя рабочий день подошел к концу, многие не спешили расходиться, обсуждая рабочие планы на завтра. Летние веранды кафенио были заполнены до отказа. Несмотря на то что вдоль всей набережной выстроились бары и рестораны, свободных мест в них почти не осталось. После тяжелого трудового дня тысячи голов пронзала одна и та же мысль: нужно немедленно где-то перекусить и выпить.

В кафе на противоположной стороне дороги Манолису посчастливилось найти свободный столик. Он не ел больше двух дней и теперь был голоден как волк. Официант поставил на стол перед Манолисом хлеб и воду, а затем принял заказ. В меню ресторанчика сегодня было три мясных блюда – свинина, баранина и курица. Манолис заказал все три и велел подать холодного пива. Когда заказ принесли, Манолис торопливо поел, вытер губы куском хлеба, осушил залпом вторую бутылку пива, расплатился и ушел. За столиком он ни разу не поднял глаз от своей тарелки и даже не взглянул на официанта.

* * *

В то время как Манолис поглощал свой первый обед на материке, Андреаса переводили из полицейского участка в Айос-Николаосе в тюремную камеру в Неаполи. В том, что именно он совершил преступление, сомнений не было. А вот причины, толкнувшие его на убийство, для многих оставались загадкой.

В барах и тавернах Лассити только и говорили что об убийстве Анны. Фамилия Вандулакис была широко известна на востоке Крита, а потому весть о том, что наследник богатого семейства застрелил свою жену в приступе безумной ревности, быстро разлетелась по острову. Всем работникам обширного поместья – от домашней прислуги до управляющих – строго-настрого запретили обсуждать происшедшее не только с семьей и друзьями, но и между собой. Однако все было напрасно. Экономка Анны, кирия Василакис, взяв с подруги обещание молчать, рассказала ей, что несколько раз видела, как Манолис входил в дом и выходил оттуда. После этого никто уже не сомневался в том, что именно он посеял раздор между супругами. И вскоре о его исчезновении стали говорить ничуть не меньше, чем о самом убийстве.

Антонис был одним из немногих, кто пытался как-то оправдать Манолиса. Зная, что его лучший друг косвенно причастен к убийству, Антонис испытывал в отношении случившегося смешанные чувства. Он не винил Манолиса в трагической развязке этой истории, но ненавидел Андреаса сильнее прежнего.

Антонис давно уже смирился с тем, что потерял Анну, и любовь постепенно уступила место неприязни. Тем не менее он чувствовал, что обязан присутствовать на ее похоронах. Проститься с Анной собралась вся Плака, а учитывая, как близки были семьи Анны и Антониса, у того просто не оставалось выбора.

В течение нескольких изнурительных часов ему пришлось наблюдать, как плачут над открытым гробом деревенские женщины. Антонис не смог удержаться от искушения и помимо воли в последний раз взглянул на восковое лицо женщины, которую когда-то любил.

Это были необычные похороны. Жителям Плаки редко доводилось испытывать столько горя, смешанного с ужасом. Некоторые старики еще помнили вендетту полувековой давности, когда была убита целая семья, но с тех пор ничего подобного в этих краях не случалось.

«Неужели на долю одной семьи может выпасть так много несчастья?» – спрашивали себя участники траурной церемонии. В один и тот же день младшая дочь словно восстала из мертвых, возвратившись со Спиналонги, а старшая – покинула мир живых. Большинство не видело связи между этими двумя событиями, и люди явно были встревожены таким совпадением.

После замужества Анна покинула Плаку и почти десять лет прожила в имении Вандулакисов. Однако в деревне, где молодая женщина провела свое детство и юность, ее по-прежнему помнили. Гиоргоса любили все без исключения жители деревни, а также с теплотой вспоминали его покойную жену Элени. Мария же славилась на всю Плаку своей добротой и кротостью.

Семья Вандулакис на похороны не явилась. Ни для кого это не стало неожиданностью, но многие сочли, что Александросу с Элефтерией все же следовало послать кого-то проститься с Анной вместо себя. Ведь это их сын застрелил молодую женщину, возмущались одни, но другие понимали, что позор, который навлекла на себя эта семья, уже ничем не смыть. И даже если бы Вандулакисы пришли, все бы их сторонились.

Хотя Вандулакисам принадлежал огромный участок на кладбище в Неаполи, Анну похоронили около часовни на окраине Плаки. Это небольшое строение смотрело на море, и из него всегда была видна Спиналонга. В день похорон Гиоргос держался достойно и почти не плакал. Но в следующие сорок дней, навещая могилу Анны, он заливался горькими слезами, глядя через пролив на Спиналонгу. Теперь, после смерти, его жена и дочь оказались в пределах видимости друг друга. Гиоргос надеялся, что эта мысль хоть немного примирит его с утратой близких, но это было не так.

В течение нескольких недель после похорон Мария ни на минуту не оставляла своего отца и частенько вместе с ним смотрела на остров. Однако при этом не думала о сестре или о матери. Мария ловила себя на мысли, что была бы совсем не против вернуться. В те последние месяцы на Спиналонге жизнь была намного лучше нынешней.

Глава 6

В сотнях километров к северу от Спиналонги и залива Мирабелло Манолис тоже думал о более счастливых временах, которые закончились так неожиданно и так жестоко.

Человек, который всегда с достоинством превозмогал любые трудности, вдруг обнаружил, что у него совершенно нет сил бороться с переживаниями. Тяжелые думы накатывали на него день за днем, как волны, захлестывающие с головой. В детстве смерть забрала обоих его родителей, в более зрелом возрасте проказа лишила невесты… Но эти события почти не повлияли на него. Манолис полагал, что жизнь – это приключение, полное испытаний и опасностей. И их преодоление лишь подтверждало его теорию. Но затем в его жизни появилась Анна. Сейсмические толчки, вызванные ее потерей, следовали один за другим, не ослабевая.

Агати считала Манолиса хорошим жильцом. Он вовремя платил за комнату и всегда снимал ботинки, прежде чем войти в парадную дверь. Он следил за собой, явно был хорошо воспитан, а от его широкой улыбки у хозяйки даже слегка подкашивались ноги. Как-то утром она решила сменить в его комнате постельное белье, а заодно навести порядок. При этом Агати не смогла устоять против искушения порыться в вещах нового жильца, убирая одну из его рубашек в ящик комода. Собственно, именно это она и называла уборкой. Сначала казалось, что все имущество Манолиса – это пара рубашек и свернутая пачка денег, засунутая в носок, но затем в нижнем ящике комода Агати наткнулась на две фотографии.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Однажды ночью в августе"