Текст книги "Мальчик, который знал всё"

Автор книги: Виктория Форестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

5

Зона 63 – это закрытая психиатрическая лечебница для пациентов, чьё помешательство представляет угрозу для национальной безопасности. Правительство Соединённых Штатов считает их самыми опасными людьми во всём мире.

Лечебница находится на окраине одного сонного городка в штате Массачусетс и стоит прямо посередине большого, занимающего площадь около восьмидесяти квадратных километров и тщательно охраняемого леса. Большинство – если не все поголовно – жителей городка не имеют о ней ни малейшего представления, что, впрочем, и не удивительно, поскольку её нет ни на одной карте. И ни один правительственный чиновник никогда не согласится признать, что существует эта лечебница, из которой за всё время ни один пациент (точнее будет сказать, заключённый) не сбежал, не исчез и, разумеется, не был освобождён.

Если назвать Д. мотыльком, то Зона 63 была тем пламенем, которое как магнит притягивало его.

Главной же целью Д. была пациентка Икс, находившаяся в самом центре Зоны 63, и, для того чтобы добраться до неё, Д. должен был просочиться как минимум через семь строго охраняемых контрольно-пропускных пунктов. Между прочим, быть невидимкой ещё не означает, что перед тобой автоматически откроются все двери. На самом деле, для того чтобы далеко продвинуться в этом мире, одной невидимости недостаточно. Её нужно подкреплять хитростью, скрытностью, интуицией и другими практическими навыками. В конце концов, замки́, как вы понимаете, сами собой не открываются, а любая собака-ищейка унюхает невидимку с такой же лёгкостью, как обычного человека. Одним словом, Д. потребовалось всю жизнь упорно трудиться, прежде чем он сумел справиться с такой махиной, как система безопасности Зоны 63.

Пот градом катил по лицу Д., когда он, тихо ругаясь себе под нос, протискивался сквозь вентиляционную шахту в самое, что называется, сердце зверя. Беззвучно открыв люк, Д. спрыгнул на пол. Как только люк за ним закрылся, сработал датчик, и загремел сигнал тревоги. Д. встал поудобнее и терпеливо ждал. Спустя ровно четыре секунды – в точности так, как рассчитывал Д., – распахнулась дверь, и в этот момент он выпустил крысу, которую принёс сюда в своём рюкзаке. Дрожащая от возбуждения ищейка, которую привели с собой охранники, бросилась догонять крысу, а Д. невидимкой спокойно проскользнул мимо охранников в открытую дверь. Контрольный пункт безопасности номер три был успешно пройден.

Впрочем, Д. не торопился праздновать свой успех и не стал терять ни минуты – все его мысли были только о пациентке Икс. Он должен добраться до неё. Должен.

Впервые о пациентке Икс Д. услышал примерно шесть месяцев назад. Случилось это в одну из обычных для Д. ночей, когда он, как всегда, был в пути и направлялся на поезде в Бостон. Дорога предстояла длинная, час был поздний, и Д. с комфортом устроился в купе первого класса. Но едва он успел сделаться невидимым и вытянуть ноги, как в его купе вошёл мужчина средних лет. Вошёл, запер за собой дверь и плюхнулся в мягкое кресло, невольно зажав Д. в углу.

Уверенный в том, что едет в купе один, мужчина открыл свой портфель, порылся в лежащих в нём бумагах, а затем начал наговаривать заметки на диктофон в своём смартфоне:

– Пациент Джонс. Испытывает нервный тик и страдает от бессонницы. Уменьшите галоперидол до трёх миллиграммов два раза в сутки и добавьте по мере необходимости плазмаферез.

Д. взглянул на стоявший рядом с ним портфель мужчины. На портфеле блестела пластинка с выгравированной на ней надписью: «Д-р Гаррисон Антроп».

«Чёрта с два теперь выспишься», – вздохнул (про себя, разумеется) Д. На протяжении следующих двадцати минут Д. пытался задремать под монотонное бормотание доктора Антропа, но голос у него оказался таким въедливым, таким раздражающим…

«Неудивительно, что его пациенты принимают столько сильнодействующих лекарств, – подумал Д. – Будь у меня самого такой лечащий врач, я бы тоже, наверное, любого яда выпил, только бы не слышать, как он бубнит».

– Теперь о пациентке Икс, – продолжил доктор Антроп, вытаскивая со дна своего портфеля толстенький красный файл с бумагами. – Пациентка Икс упорствует в своих заблуждениях. Не желает отказываться от своих продуманных до мельчайших деталей фантазий о скрытом от всех месте, где каждый обитатель наделён какими-нибудь сверхъестественными способностями.

Вот тут Д. выпрямился в своём кресле, почувствовав разливающийся у него в крови жар.

– Пациентка Икс не может объяснить, откуда берутся такие способности у воображаемых ею людей, однако утверждает, что сама также обладает ими, – всё зудел в свой смартфон доктор Антроп. – Впрочем, продемонстрировать свои так называемые «необычайные способности» пациентка Икс неизменно отказывается. Следует отметить, что она странным образом умеет убеждать в реальности своих фантазий и тем самым представляет опасность как для окружающих, так и для самой себя. Рекомендовано отменить дальнейшее медикаментозное лечение и содержать пациентку Икс в условиях полной изоляции.

Д. заметил, как задрожали у доктора Антропа руки – похоже, одна мысль о пациентке Икс вызывала у него сильнейшее раздражение.

– Необходимо обеспечить высшую степень охраны и исключить малейшую возможность любых контактов пациентки Икс с другими пациентами. Общаться напрямую с пациенткой Икс имеют право только сотрудники, имеющие секретный допуск не ниже четвёртого уровня.

Доктор Антроп резко выключил смартфон, смахнул выступивший у него на лбу пот, устало откинулся на спинку своего кресла и долго смотрел в темноту за окном. А Д. сидел и думал о том, как замечательно было бы забраться тайком в голову этого доктора и как можно больше узнать обо всём. Ну, и излишне, наверное, будет говорить о том, что, когда доктор Антроп сошёл с поезда в Бостоне, красный файл с бумагами пациентки Икс загадочным образом исчез из его портфеля.

Затем Д. потребовалось несколько месяцев на то, чтобы разработать план проникновения в Зону 63 с учётом всех случайностей и точным, до секунды, расчётом времени. И вот теперь, стоя перед заветной дверью, Д. испытывал нечто вроде благоговейного трепета, словно не пациентка Икс находилась за этой дверью, а святой Грааль.

Осторожно приоткрыв дверь ровно на пятнадцать сантиметров, Д. проскользнул сквозь эту щёлку в палату пациентки Икс, которая сидела, раскачиваясь, на полу спиной к двери и лицом к стене. При каждом наклоне вперёд лоб пациентки Икс с негромким глухим стуком ударялся о мягкую обивку стены. Всё в этой палате было белым: лежащий прямо на полу матрас, и простыни на нём, и подушки, и платье пациентки. На этом белом фоне особенно резко выделялись её волосы – чёрные, как вороново крыло, спутанные и спадавшие ей на плечи. Д. замер на месте, прикидывая, что ему делать дальше.

– Я слышу твоё дыхание, – внезапно произнесла пациентка Икс. Голос у неё оказался низким и мелодичным.

Д. слегка огорчился, потому что хотел сначала понаблюдать немного за пациенткой Икс, прежде чем выдавать своё присутствие. А она продолжала раскачиваться, равномерно, словно метроном, ударяя лбом о мягкую стену.

Д. сделался видимым и положил свой рюкзак на пол. Он не хотел пугать пациентку Икс и потому сам с места не сдвинулся.

– Как вас зовут? – мягко спросил он.

– Моё имя значения не имеет, Джестон. И не за ним ты пришёл сюда.

У Д. перехватило дыхание, он почувствовал себя так, словно ему внезапно нож к горлу приставили.

– Как вы меня назвали?

– Джестон. Джестон. Джестон, – повторила она, не переставая раскачиваться.

От произнесённого вслух имени в груди Д. вспыхнул гнев. Он с трудом сдерживался от того, чтобы не броситься на пациентку Икс, не ударить её, чтобы заставить замолчать.

– Тсс! – совсем уже не мягко шикнул на неё Д.

– Джестон, Джестон, Джестон.

Остановится она когда-нибудь или нет?

– Откуда вам известно моё имя?

– А почему тебе не известно, как зовут меня, а? Джестон, Джестон, Джестон.

Тут уж Д. не выдержал, бросился вперёд и грозно прорычал, схватив женщину за плечи:

– Перестаньте повторять моё имя!

– Джестон, – в последний раз прошептала она.

Вот теперь Д. наконец увидел её лицо: пронзительные зелёные глаза, бледная кожа, тонкие губы. Пожалуй, только губы выглядели несколько не так, как прежде, да и то лишь потому, что сейчас на них не было помады. А взгляд у пациентки Икс был таким, что Д. моментально почувствовал себя запутавшейся в сетях рыбой.

– Летиция? – прошептал Д., выпуская пациентку Икс из своих внезапно загоревшихся, словно в огне, ладоней. – Летиция Хуллиган?

Она не подтвердила и не опровергла слова Д., продолжив сидеть неподвижно, даже безучастно.

– Но ты же… умерла. Ты мертва. Ты упала…

– Я хотела умереть. Молила об этом, но он мне не позволил.

– Кто? Кто тебе не позволил умереть?

– Он. – Ей хотелось назвать его по имени, но оно никак не приходило ей в голову. Это всё сильнее раздражало её, и она вновь начала раскачиваться взад-вперёд, повторяя как заведённая: – Он, он, он…

– Да кто же он?

– Тот, кто превратил меня в чудовище. Он заставил меня жить и помнить обо всём. Ему нравится, что я страдаю. Нравится, нравится, нравится. Если бы я ничего не знала и не помнила, я бы не страдала. А я страдаю, страдаю, страдаю. Он… Он – тень.

Д. был слишком потрясён, чтобы собраться с мыслями, слишком сбит с толку, чтобы думать о времени, которого у него оставалось так мало.

– Человек-тень?

– Я хочу домой. – Она закачалась ещё быстрее. – Но он не разрешит мне уйти домой.

– Я могу отвести тебя домой.

Она ухватилась за Д. так, как хватается утопающий за брошенный ему спасательный круг.

– Ты можешь отвести меня? Да. Да! Но… Знаешь ли ты куда?

– Ну, если ты мне скажешь… – растерянно протянул Д.

Она моментально отпустила его и отвернулась в сторону.

– Дурачок. Глупыш. Думаешь, я оставалась бы здесь, если бы могла вспомнить?

И она снова принялась раскачиваться, обхватив голову руками.

Внезапное, очень сильное чувство охватило Д., наполнив его счастьем и облегчением. Д. ощущал, что исчезает, плавится, становится маленьким и слабым на фоне этого чувства. До сего момента он никогда не позволял себе подумать, вспомнить о том, что значила для него потеря Летиции. Да, между ними было немало, даже очень немало расхождений и различий, но… семья есть семья, и от этого никуда не деться.

– Я скучал по тебе, сестра, – сказал Д.; она ничего не ответила, и тогда он уселся рядом с ней. – Почему ты не говорила мне, что умеешь летать? Когда ты впервые это для себя открыла?

Потребовалось некоторое время, чтобы слова Д. смогли проникнуть в голову Летиции, и на то, чтобы она смогла ответить на них:

– Это началось, когда мне исполнилось семь. Я ненавидела себя. Не хотела становиться похожей на тебя. Хотела скрыть это.

Д. кивнул. Скрывать свой дар и прикидываться, что его не существует, гораздо легче, чем жить с ним. Всё это было хорошо ему известно. Очень хорошо.

– А потом тот случай с Сарой… – пробормотала Летиция, не в силах закончить свою мысль.

Впрочем, Д. и не требовалось что-то особо объяснять. Он сам всё знал о том ужасном дне, когда Летиция летала с их младшей сестрой Сарой и их накрыла гроза. Сара выскользнула из рук Летиции, упала и разбилась насмерть, и Летиция с тех пор ни разу не поднималась в воздух – так и не смогла простить себя.

– Мама и папа будут рады узнать о том, где ты, – сказал Д., меняя тему разговора.

– Они нам не родные, – спокойным, ровным тоном заметила Летиция. – Они усыновили нас. Назвали тебя Джонни, хотя это не настоящее твоё имя, не то, которым тебя крестили.

– Что? Что ты только что сказала?

Летиция вдруг резко пришла в себя.

– Неужели ты ничего не помнишь? Совсем ничего? – Она внимательно всмотрелась в лицо Д., убедилась, что это действительно так, и вздохнула. – Что хуже? Знать и не иметь возможности получить то, что ты хочешь, или не знать и не понимать, что ты мог бы иметь?

И Летиция вновь принялась раскачиваться взад и вперёд.

Прозвучал сигнал тревоги, и Д. вспомнил наконец, что его время ограничено, но только теперь это его перестало волновать. Для него время стало бесконечным, таким же, как для его сестры. Он собрал свои вещи, сделался невидимым и встал рядом с ней.

– Я хочу знать всё, что знаешь ты, – сказал он ей.

– Джестон. Джестон. Джестон, – ответила она.

Д. очень нравилось, как звучало у неё на губах его имя.

6

О смерти Конрада его отец объявил по национальному телевидению. Эту передачу смотрели все, но внимательнее всех – сам Конрад. Очень, знаете ли, необычное ощущение – слышать о том, как твой родитель объявляет о твоей смерти, хотя сам ты прекрасно знаешь, что по-прежнему жив и здоров.

Это был самый обычный день на ферме Макклаудов. Пайпер, как всегда, поднялась на рассвете и отправилась «размять крылышки», прихватив с собой Фидо за компанию. Как только они возвратились на ферму, Фидо тут же заявился к Конраду, который работал в своей лаборатории над АТС. Конрад уже успел привыкнуть к сопению и топанью своего нового домашнего любимца и даже позволял ему спать в ногах на своей кровати. В свою очередь, Фидо тоже привязался к Конраду и не любил выпускать его из виду. Кстати говоря, маленький носорог стал вести себя значительно спокойнее – вероятно, размеренная деревенская жизнь и на него подействовала благотворно.

После обеда Конрад помог Джо починить забор на дальнем поле, и Фидо, конечно же, был вместе с ними, вился у ног своего хозяина. К тому времени, когда с забором было закончено, а животные накормлены на ночь, как раз подоспел ужин, и Бетти принялась названивать в свой колокольчик.

– Пайпер, надеюсь, ты всё это съешь, да ещё добавки попросишь, – суетилась у стола Бетти, накладывая на тарелку Пайпер щедрую порцию жареного цыплёнка. – Конрад, я тебе на кровать новую пару носков положила. У тебя за неделю нога снова на целый размер выросла, просто диво какое-то. Так что я решила, что тебе и носки теперь нужны размером больше.

– Спасибо вам, миссис Макклауд.

Бетти постоянно делала что-то приятное для Конрада. С тех пор как он поселился у них, сердце подсказало ей, что мальчику нужна материнская ласка, вот она и старалась заботиться о нём. Конрад, конечно, был очень умным мальчиком, но, как казалось Бетти, чувствовал себя одиноким, поэтому она внимательно следила за тем, чтобы у него всегда были тёплые носки и чистая рубашка.

– И не надо прикармливать у стола этого… – Бетти поискала слово, которым можно было бы назвать Фидо, сидевшего у ног Конрада и клянчившего еду, но так и не нашла.

– Да, миссис Макклауд.

Тем временем Пайпер тайком от матери подвинула к отцу маленький, размером не больше банана, кусочек плавуна – принесённой водой древесины.

– Вот, заметила его, когда летала, – тихо сказала Пайпер. – Решила, что это как раз то, что надо, и подобрала.

Насколько говорливой была его жена, настолько же молчаливым был сам Джо Макклауд. Лёгкий вздох, едва заметный кивок головой или пожатие плечами – этого вполне хватало Джо Макклауду для того, чтобы выразить свою точку зрения по любому вопросу. Он был идеальным собеседником для любого, кому необходимо выговориться. Когда Джо чинил забор, вспахивал поле или чинил кормушку для скота, рядом с ним обычно отирался кто-нибудь из детей и болтал, болтал, болтал… Ну, язык же без костей, сами знаете. И редко бывало так, чтобы после этого они уходили от Джо, не чувствуя себя намного лучше оттого, что их наконец-то выслушали.

А сейчас Джо осторожно взял принесённый Пайпер кусок дерева своими загоревшими на солнце и обветрившимися на ветру руками, повертел его и кивнул. Если бы Джо не был фермером и не называл бы свою резьбу по дереву хобби, его поделки в городе могли бы считаться произведениями искусства.

Джо с довольным видом сунул кусок дерева себе в карман, а Пайпер накрыла мощную ладонь отца своей маленькой бледной ладошкой.

Уговорив по два больших куска испечённого Бетти яблочного пирога на брата, всё семейство Макклаудов, сыто отдуваясь, уселось перед своим новеньким, недавно купленным телевизором. Этим вечером должны были подводить итоги национальных выборов, и Бетти не терпелось узнать их результат. Как обычно, она болтала одна за всех и безо всякой опаски высказывала всё, что думала о каждом из кандидатов.

– Я считаю, что сенатор Харрингтон будет очень хорошим президентом. Я за него голосовала, – одобрительно кивнула Бетти, когда на экране появилось лицо сенатора Харрингтона. – Он всегда режет правду-матку, и мне это нравится. Народ должен верить своему президенту, а сенатор Харрингтон человек чистый как стёклышко.

Как бы неприятно ни было это признавать, даже Пайпер понимала, почему её мать с таким восторгом относится к Харрингтону. Что и говорить, умел, умел сенатор Харрингтон заставить людей слушать себя, и не только слушать, но и – что гораздо важнее – верить. Это было что-то сродни гипнозу.

Внезапно Бетти прищурилась и сказала, наклонившись ближе к экрану:

– Нет, вы только посмотрите. На этом телевизоре картинка гораздо более чёткая, и теперь я точно вижу, что сенатор Харрингтон очень, очень похож на нашего Конрада. Тебе так не кажется, мистер Макклауд?

Джо молча кивнул, переводя взгляд с телевизионного экрана на Конрада и обратно.

Пайпер неловко заёрзала. Что подумают её родители, если узнают, что Конрад на самом деле сын сенатора Харрингтона? Бетти и Джо никогда не спрашивали о том, кто такой Конрад и откуда он. Для них Конрад был просто подростком, у которого нет ни дома, ни семьи, и они с радостью приняли его, чтобы дать ему и первое, и второе.

– Сенатор Харрингтон – мошенник и прохиндей, каких поискать, – быстро и горячо откликнулась Пайпер. – Да, у него такие же светлые волосы, как у Конрада, ну и что же? У нас в стране блондины на каждом углу. Лично я сенатору Харрингтону ни на грош не верю. Ни капельки.

Пожалуй, её слова прозвучали резче, чем требовалось, и Пайпер скосила глаза на Конрада, хотела увидеть его реакцию на них. Конрад сидел, рассеянно поглаживая лежавшего у него на коленях Фидо, и не отрываясь смотрел на экран. Лицо Конрада было напряжённым и в то же время беззащитным, он словно забыл о том, что рядом с ним есть люди. В глазах его было столько тоски, он так жадно впитывал каждый жест, каждое слово отца, что, казалось, готов был влезть в экран телевизора, чтобы встать рядом с ним.

Пайпер не знала, только лишь представить могла себе, каково это, когда твой бессердечный отец отказался от тебя и не хочет больше видеться с тобой. И каким бы беззаботным ни пытался выглядеть Конрад, память об этом не могла оставить его и не могла не причинять ему боль.

Без малого целый час семья наблюдала за тем, как идёт голосование, слушала комментарии обозревателей, и вот наконец наступил момент самого большого, самого главного объявления.

– В итоге с большим отрывом победил сенатор Харрингтон! – возбуждённо прокричал очередной телевизионный репортёр. – Повторяю, сенатор Харрингтон только что официально стал новым президентом Соединённых Штатов Америки!

Бетти восторженно захлопала в ладоши. Конрад покраснел, и Пайпер показалось, что он с гордостью смотрит на своего вновь появившегося на экране отца.

Сейчас рядом с новым президентом была его жена, которую он всем представил, и их четырёхлетняя дочь Алета. Пайпер знала, что свою младшую сестрёнку Конрад увидел сейчас впервые – она родилась уже после того, как его самого увезла к себе доктор Хуллиган. Алета вела себя очень тихо, стояла, держа свою мать за руку, и только моргала огромными глазищами. Президент Харрингтон начал свою победную речь, и все, кто был в зале, сразу притихли.

– Я верю в действие и результат. Я человек, который умеет делать своё дело, и все мы – народ, который умеет делать своё дело, – Харрингтон обвёл руками зал, расправил широкие плечи, поднял к свету своё красивое мужественное лицо. Сейчас они с Конрадом были похожи друг на друга как две капли воды. – Недавняя смерть нашего сына стала тяжёлым испытанием для меня и для моей жены, но мы преодолели это, потому что, как и наша великая нация, отыскали глубоко спрятанные внутри нас силы. Силы, которые помогли нам вытерпеть нашу боль и направили наши усилия вперёд, к достижению новых, лучших целей.

Пайпер была ошеломлена.

– Он только что сказал, что его сын умер? – переспросила она.

Лицо Конрада сделалось белым, как мел. Одно дело отречься от своего сына, и совсем другое – объявить его мёртвым перед всем миром.

Но Конрад же знал, что он жив. И своим умом, и своим телом знал, что он жив, жив, жив. Тем более странно было ему ощущать, словно жизнь покидает его, утекает, словно вода из прохудившегося шланга.