Текст книги "Шиворот-навыворот (СИ)"
Автор книги: Виктория Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Тогда, кто?
Пахом собирался сказать ей, что это мужское дело и ей нечего лезть и подставлять себя под удар. Но где-то в глубине дома заплакал Мишка, и Лиля, быстро опустив на паркет босые ноги, принялась искать шлепанцы. Они оказались почему-то около письменного стола, в другой части комнаты.
Иван, до сих пор хранивший молчание, буркнул:
– Сиди.
Потом достал шлепанцы из-под стола и принес их Лильке. Она подскочила и побежала к сыну.
"Интересно пляшут девки, по четыре в каждый ряд, – прокомментировал мысленно Виктор Пахомов. – Никогда еще не видел прислуживающего Бессараба. А он сегодня какой-то странный. Господи, неужели они по новой любовь крутить начали? Ну, Лилька, ну стерва. А ведь еще и полугода не прошло, как Иштван погиб" И горечь за друга, погибшего так странно и нелепо, захолонила все сердце Вити Пахомова. Он вспомнил ту резкую боль где-то за грудиной, охватившую его, когда "Рая из-под трамвая" позвонила ему на мобильный.
– Витенька. Витя. Иштвана убили. Приезжай, Витенька.
И около подъезда небольшого элитного дома он заметил отъезжавшую "Скорую помощь". Потом увидел Лильку, накачанную какими-то сильнодействующими лекарствами. Она сидела в спальне на ковре и разговаривала с портретом Иштвана. Рассказывала ему, что в него стреляли, куда попали, какое из ранений оказалось смертельным, и спрашивала, почти кричала, зачем он все это допустил. Обвиняла и плакала. И в тот момент Виктор решил, что от горя она свихнулась. И ему придется поднимать и ставить на ноги крестницу и Мишутку. Но оказалось, что именно из-за детей она выжила. Только перестала смеяться, и глаза поблекли и угасли. "Выплакала Лиля глаза", – сказала его мать после похорон Герта.
"Если с Лилькой что-то случится, ввек себе не прощу", – подумал он. И если это за старые грехи всех нас шмаляют, то она вообще не при делах. И кто его знает, может быть, и жив Бумеранг. Сказали, помер от пневмонии, а все и поверили. Кто бы там разбирался, десять лет назад. С другой стороны, деньги. За эти годы они нигде не всплыли. Хотя братва шустрила по всей необъятной России-матушке. И проверяли каждого, кто внезапно появлялся с большими бабками. По всем крупным городам искали. А в глубинке делать с таким лаве нечего. И Герт проверял по всяким банкам в оффшорных зонах. Значит, погиб Бумеранг. А деньги? Что деньги? Погорели все"
ГЛАВА 14
Уже глубоко за полночь они вышли с Иваном на крыльцо. Лилька уснула на диване, и Иван бережно укрыл ее пледом.
"Пусть хоть он о ней заботится, – подумал Пахом. – Если меня грохнут, а по всем приметам, должны, то хоть она не пропадет".
Стали прощаться, и Виктор задержал руку Ивана в своей, крепко сжав.
– Не навреди ей, понял?
– Понял, – спокойно ответил Иван.
– Когда-то давно я посоветовал тебе близко к Лиле не подходить, а…
– Вспомнил все-таки, – усмехаясь, перебил Иван.
– Я тебя еще тогда в бане узнал, у меня хорошая память на лица.
– А виду не подал…
– А зачем? Мы с Гертом обсудили это при встрече. Он еще в шутку сказал тогда, мол, вот помру я, а Лилечка в Город вернется, пойдет в гости к Юле Говоровой и встретит там своего Ваню. Как в воду смотрел…
Он не добавил, что Иштван спросил тогда:
– Как думаешь, выйдет Лиля за него замуж?
– Может, она и не поедет в Город, – пожал плечами Пахом.
– Правильно, чтобы она к нему не вернулась… – Иштван сложил губы в усмешке. Куплю-ка я дом в Гетеборге на ее имя.
Только разве мог он предугадать, какая охота пойдет на его жену.
– У него в роду цыган не было? – насмешливо спросил Иван.
– Нет, – мотнул головой Пахомов. – Просто Герт умел рассчитывать все на несколько шагов вперед. Знаешь, с ним неинтересно было играть ни в карты, ни в шахматы. Он даже когда играл в дурака, просчитывал, какие у кого карты. А в шахматах приблизительно после первых двух ходов догадывался, как поставит противнику мат.
"С какой теплотой он рассказывает об Иштване, – почему-то подумал Иван. – У меня никогда не было таких друзей. И уже, наверное, и не будет. К той же Лильке он относится как к родной сестре. "Мои"… "родная"…"
– Ладно, это лирика, – прервал его размышления Пахом. – Лучше тебе ее сейчас не оставлять. Можешь пока на работу не ездить?
Иван кивнул и добавил нехотя:
– Я придумаю, как нам на кладбище побывать и в живых остаться. Потом обговорим с тобой детали.
– Хорошо, я тоже покумекаю, что можно сделать. Приеду завтра. Пошепчемся.
Иван наблюдал, как Пахом спускается по ступенькам и садится в машину. Смотрел на его спину, казавшуюся еще более сгорбленной из-за рук, засунутых в карманы. От танцующей походки и косой сажени в плечах не осталось и следа. Хотя если человек за последние полгода похоронил своих лучших друзей, то еще не так сгорбишься. Жизнь согнула. Кажется, так говорят.
Он вернулся в кабинет, взглянул на спящую на диване Лильку, поправил съехавший в сторону плед. Потом сел рядом и долго смотрел на бывшую невесту. Или будущую жену… Как знать?
– Сейчас приеду, – рявкнул Пахом. Он нажал «отбой» и швырнул трубку на пустое пассажирское сиденье. Глянув в зеркало заднего вида, Виктор Николаевич, выхватив взглядом «тойоту» с охраной, пробурчал недовольно:
– Догоняйте, пацаны.
И, прибавив газу, вылетел на встречку. Его колотила дрожь. От злости. От потаенного страха. Этот день когда-нибудь закончится? Или так и будет нести ужас и погибель? Жизнь снова войдет в прежнее русло? Чтобы наслаждаться каждым днем, не мчаться по городу как на пожар, а кататься в свое удовольствие.
Он подъехал к знакомым воротам и нажал на брелок. Черные кованые створки раскрылись настежь. Пахом подрулил к самому входу и, выскочив из машины, одним махом запрыгнул на крыльцо. Рванул дверь на себя и столкнулся в коридоре со старшей сестрой.
– Как она? – бросил порывисто.
– Вроде немного лучше, – прошептала Галка, погладив его по плечу. – Но пульс все равно низкий. Я вызвала Нину.
Витька кивнул и, перепрыгивая через ступеньку, опрометью взбежал на второй этаж. Потом задержался в коридоре и тихо, мягко ступая, как кошка, вошел в распахнутую дверь спальни. Мама, бледная, с синими губами, лежала на высоких подушках. Невыносимо воняло "Корвалолом" и еще какой-то мутью. Пахомов замер на входе, прислонившись к косяку, внимательно всмотрелся в лицо больной.
"Кажется, дышит, – пронеслось в голове. Витька вздохнул облегченно, но так и остался стоять, подпирая дверной косяк. – Еще не хватало, чтобы ко всем бедам и несчастьям прибавилась и эта утрата. Не пережить. Самому тогда хоть в петлю, хоть на плаху. Шутка ли за четыре неполных месяца перехоронить всех близких. По большому счету только мать с сестрой остались. И Лилька с детьми".
Больная зашевелилась, открыла глаза, позвала тихо:
– Витя, сыночек.
Он в два шага оказался рядом, опустился на колени около кровати, положил голову рядом с подушкой.
Мать слабой рукой погладила его по стриженому затылку, как когда-то в детстве.
– Ты чего? Испугался? – спросила насмешливо.
– Меня самого чуть инфаркт не хватил, – ворчливо заметил Витька. Мать слабо улыбнулась. От этого сразу полегчало, и страх, липкий, ползучий, растворился в мамином слабом смехе.
– Галь, – позвала она. – Ты чего Витьку дернула? Мало ему забот.
– Я еще Нину вызвала, – угрожающе сообщила сестра. – Не вздумай ее прогнать. Человек через весь город едет.
– Да зачем же ты всех переполошила? Я сегодня отлежусь, и завтра как огурец. Это я про Сереженьку узнала, сердце не выдержало.
– Видали мы таких огурцов-молодцов, – фыркнула Галка. – Мам, ты, когда в коридоре рухнула, всех напугала.
– Да пустяки…
– Вить, ну хоть ты ей скажи, – взмолилась сестра. – Сама все знает и врачей не подпускает к себе.
– А чего говорить? – буркнул Витька. – Сейчас Нину дождемся.
– Ты останешься, сыночек? – переспросила мать. – Ехал бы. Мы тут сами управимся.
– Знаю я, как ты управляешься, – проворчал Пахом. – Я подожду, хочу послушать, что доктор про твое здоровье скажет. – И, развернувшись к сестре, попросил: – Галка, дай пожрать что-нибудь.
Минут через десять, когда Пахомов умудрился зажевать четыре котлеты без гарнира и хлеба, к дому подъехала Нина Сердюкова. Витька выскочил навстречу, распахнул калитку, помог выйти из такси. Сам расплатился с водителем.
– Как она? – быстро поинтересовалась Нина.
– Уже лучше, кажись, оклемалась. – Пахомов махнул рукой. – А приехал когда, вся синяя лежала.
– Сейчас посмотрим, – отрывисто бросила Нина и, не переведя дух, поинтересовалась: – Что происходит, Пахомов? Сначала Цагерт, теперь Корабельников…
– Откуда я знаю, Сердюкова? – пожав плечами, буркнул он и повернулся к сестре: – Галка, проводи, я тут посижу.
Сестра и Нинка отправились наверх, галдя, как две сороки, а Пахом опустился на плюшевый диван в столовой и уставился в одну точку. Два часа назад он повидался с Лилькой, потом заехал домой к знакомому следователю, а теперь после короткой беседы растерялся, не зная, что предпринять дальше. Если днем, когда сообщили о гибели Сережки, мир совершил очередное сальто-мортале, то сейчас Пахом понимал, что прошлое и настоящее уже переплелись в тугой узел, и никакой надежды на будущее не осталось. Уже только вопрос времени, когда бомбанет, и все вокруг разлетится к чертям собачьим. В том, что это произойдет, сомневаться не приходилось. Виктор Николаевич точно знал время и дату начала личного Армагедона. Тот самый день и час, когда маленькие кусочки металла врезались в голову Герта, расколов череп, а заодно и весь мир Вити Пахомова.
"Даже во сне горячечном такое не приснится. Никакая Агата Кристи не додумается до подобного сценария. И что делать теперь?"
Он быстро поднялся и подошел к резной горке, за стеклом которой стояло несколько снимков. Оглядел блуждающим взглядом. Из друзей, стоявших в обнимку на многих фотках, в живых уже почти никого не осталось. Вон их с Ларкой свадебная фотография. Невеста – в шляпе и в кружевном платье, жених – в белом костюме. Тогда казалось, это так круто. Он посмотрел на самого себя, гордого и счастливого. На своих друзей, пьяненьких и довольных. Взгляд задержался на красивом лице Ларисы. Витька медленно провел пальцем по локонам жены и с ужасом осознал, что пять лет назад она могла погибнуть из-за него, став одной из первых жертв в кровавом списке неизвестного мстителя. Только он в тот момент не понял ничего. И списал Ларкину гибель на местные разборки. Даже умудрился отплатить кое-кому той же монетой. Палец прошелся по снимку дальше и переместился на лицо Герта, обнимавшего Лильку.
– Ну и что мне предпринять? – спросил Пахомов вслух. – Искать мне его, что ли?
Риторический вопрос. Где-то наверху переговаривались женщины, но Витька мог поклясться, что услышал голос Иштвана:
– Дергать надо, Пахом. Быстрее.
Виктор Николаевич потер слезящиеся глаза, почесал голову и понял, что ничего другого не остается. Он улегся на диван, привычным движением закинув под голову гобеленовую подушку. Прикрыл глаза, попытался сконцентрироваться на деталях. Пахомов не заметил, как от окна метнулась тень, и что-то тяжелое обрушилось прямо на голову. Витька автоматически отразил удар, сгруппировался и, упав на пол, моментально откатился в сторону. Тень бросилась в коридор, противно мяукая.
– Долли, твою мать, – проворчал Пахомов, потирая ушиб и провожая недобрым взглядом Галкину серую кошку. – Что ж тебе на окне не сиделось?
Сверху спустилась Нина, попросила вызвать такси.
– Я сам отвезу, – встрепенулся Витька, все еще не пришедший в себя от общения с Долли. – По пути расскажешь, что там с матерью?
Дорогой Нина долго объясняла про сердечную мышцу и митральный клапан, говорила, что с сердцем шутки плохи, советовала отправить родительницу в санаторий. А потом в своей дурацкой манере неожиданно осведомилась:
– А что, правда, Агапова в городе?
– Не слышал, чтобы она уезжала, – начал валять дурака Пахом с серьезным видом.
– Я о Лиле спрашиваю, – фыркнула Сердюкова.
– Аааа, даже понятия не имею, – на голубом глазу соврал Витька и тут же уточнил: – Откуда новости?
– Бабуля видела ее в магазине. С Манькиным мужиком.
– И чего?
– У сестры истерика второй день.
– Тоже мне подарок выискался, чтобы по нему так убиваться, – пробормотал Пахомов. – Пусть Маня себе другого найдет.
– А этого Агаповой отдать? Что-то быстро она Иштвана разменяла.
– Нин, ты чего? – оскорбился за подругу Пахом. – Причем тут Бессараб? Каким боком он к Лильке нашей? – устало полюбопытствовал Витя, заведомо зная правильные ответы. – Нужен Маньке этот тип, пусть добивается. А у Агаповой сейчас другие заботы, поняла?
– Как его добьешься? – всплеснула руками Нина, тяжело, по-бабьи, вздохнув.
– Тут я тебе не советчик, – огрызнулся Пахомов. – Вы, бабы, сами разные приемы знаете. В яслях вас этому учат, наверное. Одно скажу, а ты Маньке передай. Пусть на шею ему не вешается, а лучше попросит помочь. А может, и не она сама, а например, батя ваш. Иван ему не откажет. Ну, придумайте что-нибудь.
Пахомов затормозил около знакомой высотки.
– Спасибо, что подвез, – проворковала Нина, глянув победоносно. Витька еще со школы помнил этот ее взгляд, означающий, что Сердюкова уже закусила удила. Что, собственно, и требовалось.
Дома Пахом сразу прошел к бару и налил себе полный стакан виски. Отхлебывая потихонечку, он двинулся на кухню и заглянул в холодильник. Четыре Галкиных котлеты уже давно пропали в недрах желудка, и организм требовал к вискарю какой-нибудь закуски. Поймав себя на мысли, что даже при таком гнилом раскладе ему хочется есть, Витька поморщился. Тут же засаднила щека, и он интуитивно провел по ней ладонью. Так и есть. Царапина. Долли, злая гадина, оставила отметочку.
– Чтоб тебе, – снова выругался Виктор Николаевич. Он обмакнул палец в бокал и провел по ссадине. – Послезавтра на похоронах буду с расцарапанной мордой. Оля, доля, луг зеленый. – Внезапно вспомнилась детская считалочка. Он постоял с минуту, задумавшись. Потом быстро захлопнув холодильник и отставив виски в сторону, подхватил с базы телефонную трубку, позвонил заму.
– Гена, – велел Пахомов. – Срочно купи мне билет в Москву. На сейчас. А утром или днем обратно.
Дав указания, он отключился и снова начал рыться в контактах. Лихорадочно ткнул в нужный. Телефон долго издавал протяжные трели, а затем встревоженный голос спросил:
– Что случилось, Вить?
– Нужно поговорить, – не здороваясь, заявил Пахом. – Через три часа буду у тебя.
– А если я не одна? – зло осведомились из трубки.
– Оль, да мне наплевать. Я по делу. – Отрезал Виктор Николаевич и отключился.
Ночь обещала быть бессонной.
Звонок полковника застал Лобанова в душе. Он смачно выругался и, оставляя на паркете мокрые следы, рванул с рычага трубку.
– Слушаю. Лобанов, – рявкнул он.
– Слушай, Слава, – начал Шульгин без предисловий. – Только что сообщили, сегодня в Городе убит некто Корабельников, близкий друг нашего Цагерта. Ты отправляйся туда. Похороны назначены на завтра. Может, наша прекрасная вдова почтит сие мероприятие своим присутствием, а?
– Но мы же проверили всех ее знакомых и родственников. Она нигде не появлялась и никому не звонила. Их телефоны прослушиваются, мы бы знали.
– Могут быть еще кто-то…
– Кто? Друзья, о которых никто, кроме нее самой, не знает? Кто способен предоставить свой дом и содержать какое-то время?
– Все, собирайся, – устало сказал полковник.
– Пусть Костюк поедет, а? У меня же отпуск намечается, – попросил он с надеждой, заранее зная результат.
– Поедешь ты. Костюк к теще на Урал собрался, совсем его Вера запилила. И потом, кто берет отпуск летом? – изумился полковник. – Поезжай-ка поздней осенью в Кисловодск, попьешь водички, заведешь курортный роман.
– Ага, с вами поедешь, с вами заведешь, – буркнул Лобанов, положив трубку.
"Что мы имеем? – подумал Лобанов, возвратившись обратно под душ. – Картина выходила занятная. Самого Цагерта грохнули в собственном кабинете, это раз. Убийца пришел вместе с ним в офис, это два. Вдове кто-то угрожал и требовал что-то вернуть, это три. Она в милицию не обратилась, а просто исчезла под покровом ночи, это четыре. Похожую машину столкнули с дороги в пропасть, это уже пять. И после этого в каком помрачении ума нужно находиться, чтобы приехать на похороны какого-то друга детства погибшего мужа. Стоп, может, здесь собака порылась? Но, нет, мы проверили все связи Цагерта. Нигде он с этим Корабельниковым не пересекался. Остается вдова или кто-то третий. Но, как показывала практика, обязательно должна быть выгода. А в данном случае никому из окружения Цагерта не было смысла его заказывать".
Многие люди, с кем приходилось общаться во время следствия, объясняли несмышленому Лобанову о гениальности Иштвана Модестовича, о его великом предвидении и дальновидности, умении разбираться в финансовых инструментах, фьючерсах и числах Фибоначчи. И от этих объяснений чувствовал себя Лобанов полным идиотом. Одно понял Слава из бесед с цагертовским окружением, что он, Цагерт, управлял чужими деньгами и хорошо управлял. Опять нестыковочка. Если подделывались кредитные карточки, выписывались ни чем не обеспеченные векселя, то и сам Цагерт должен быть если не богатым, то и не самым бедным человеком. Далеко не самым бедным. Зачем тогда управлять чужим капиталом, когда есть свой? А в том, что он есть, Лобанов не сомневался.
Он опять выскочил из душа и кинулся к телефону.
– Юра, – закричал в трубку, – а куда делись деньги Цагерта? Ну, те, что он нагрел на векселях и банкомате?
– В деле все написано, – поддел Костюк. – В медицинский центр Гетеборга поступило в общей сложности четыреста тысяч долларов как пожертвование.
– А зачем ему такие бабки жертвовать? – оторопело спросил Лобанов.
– А он их и не жертвовал, – начал терять терпение Костюк. – А таким образом оплатил операцию дочки.
– Что?
– То. Все свои деньги Цагерт потратил на лечение дочери. Там был целый ряд операций и очень продолжительный реабилитационный период. Братья по разуму из Интерпола скинули информацию.
– Почему я об этом не знаю?
– Дело читать надо, – ехидно заметил Костюк и повесил трубку.
На следующий день в офис Иван не поехал, занявшись разработкой небольшой военной операции. Конечно, он понимал, что Лильке в голову вступила блажь. Но сейчас еще не пришло время запрещать и хлопать кулаком по столу. И самому хотелось выпендриться и немножко вырасти в ее глазах. И может снова понравиться. Замысел оказался простой, как хозяйственное мыло. Иван почувствовал себя стратегом и тактиком в одном лице. Ему пришла в голову лихая мысль самому провернуть операцию. Но взвесив все за и против, он отказался от этой идеи. Нужен ас, а не просто водитель. Настоящий виртуоз. И Витя Пахомов нашел среди своих ребят бывшего каскадера. Иван проехал с ним по городу, посвятил в тонкости операции и остался доволен. Молодой, очень смышленый парень водил машину как бог. Дальше пришлось подумать насчет самого авто. Поломать голову, чтобы не навести ни на кого из участников операции даже тень подозрения.
"Отлично" – В итоге похвалил Иван сама себя, внутренне радуясь и предвкушая победу.
Пахомов куда-то запропастился, и за целый день даже не удосужился приехать. Но, кто знает, может оно и к лучшему?
Поздно вечером позвонил отец Марины. Видать, не знал, что его дочка уже получила отставку.
– Такая утрата, Иван, – пророкотал он в трубку и поинтересовался: – А ты на похороны завтра поедешь?
– Да, обязательно.
– А не мог бы нас с Эльвирой захватить? Сердце защемило, сам боюсь за руль садиться. Надеюсь, не помешаем?
Иван решил ничего не объяснять – не те обстоятельства.
– Хорошо, – пообещал он, втайне надеясь, что пришлет Маринкиным родителям заводскую машину с водителем.
ГЛАВА 15
Утро внесло в планы свои коррективы. Удушливая жара сменилась мелким моросящим дождем и ветром. А Ивану потребовалось срочно съездить на завод. В одном из цехов произошла авария. Уезжая, он проинструктировал Лильку в который раз:
– Я тебя очень прошу, смотри по времени. У тебя минимум пять минут, максимум – десять. Зашла, цветы положила, прощения попросила или чего там хотела, сказала, и быстро назад. Джотто – водитель опытный, но возможны всякие нестыковки.
– Да, я все поняла, – закивала Лиля, прижимая к себе хнычущего сына. Малыш капризничал всю ночь. Резались зубы.
– И обратно тебя сразу привезут. Отъедете чуть поодаль, пересядешь в другую машину. Витька еще одну дает, чтобы не светиться.
– Все будет хорошо, – кисло заверила Лиля.
– Только на это и надеюсь, – буркнул Иван.
Она проводила его до входной двери. И Бессарабу на минуту показалось, что вот так и должно проходить каждое утро. Любимая женщина с ребенком на руках провожает его на работу. Иван наклонился к ней, намереваясь хотя бы прикоснуться губами к щеке. Но Лиля отшатнулась и бросила отрешенно:
– Ты чего?
Он неопределенно мотнул головой и слегка потянул прядь ее волос, как когда-то раньше – за локоны.
– Иван, – строго предупредила Лиля.
– Все, Лильк. День будет трудным, пожелаем друг другу удачи.
Она внимательно посмотрела на него и прошептала:
– Удачи, Вань.
Он снова потянулся поцеловать ее в щеку, но Лиля слабо улыбнулась и твердо сказала:
– Нет, не сейчас.
Ругнувшись про себя, он вышел из дому и сразу позвонил начальнику производства. Благо из-за аварии на нем можно было сорвать злость. Костеря на чем свет стоит несчастного, Бессараб повернулся и, заметив на террасе Лилю махнул ей на прощание. Она приподняла руку в ответ. Если бы Бессарабу кто-то сказал, что это последний день, который любимая женщина проведет в его доме, он бы ни за что не поверил. Но бросил бы все и опрометью кинулся обратно в дом. Не пустил бы на похороны и сам не поехал бы.
Лиля наблюдала через окно на террасе, как Иван садится в машину, попутно ругая кого-то в телефонную трубку. Потом она прошла в комнату, где жила с детьми, и аккуратно опустилась на кровать, укладывая рядом Мишутку. Лиля погладила сына по спинке, утешая и убаюкивая. И когда малыш заснул, она тоже чуть прикрыла глаза и позволила себе хоть немного подремать.
– Ну, я тебя умоляю, Слава, хоть сегодня не проморгай ты нашу вдову, – сердечно попросила телефонная трубка голосом полковника Шульгина. – У нас к ней вопросов накопилось…
– Может, ее во всероссийский розыск объявить? – вежливо осведомился Лобанов.
Трубка сотряслась всевозможными ругательствами и отключилась. Смысл сказанного начальником сводился к получению огромной "дыни" со стороны высшего руководства в случае объявления вдовы в розыск.
– Я и забыл, что Дунаев имеет к этому делу особый интерес, – почесал затылок Лобанов.
Оставалось надеяться, что на сегодняшнем мероприятии она объявится. Во всяком случае, должна.
И что там развернется, одному богу известно. И нужно обязательно поспеть к финальному акту.
Он прилетел в город, показавшийся ему шумным и грязным, рано утром. По дороге с вокзала отметился в местном уголовном розыске, получил автомобиль "Ваз-21214", выпущенный задолго до строительства "АвтоВАЗа". В придачу к автомобилюприлагался капитан Шестаков, прикрепленный к Лобанову для помощи и содействия. Машина, несмотря на свой затрапезный вид, имела хороший и бесшумный ход.
– Двигатель от мессершмидта, – вяло пошутил Шестаков. – На кладбище еще рано ехать. Гражданская панихида начнется в двенадцать в музыкальном театре. Потом похороны, отпевание в храме. Да, кстати, поминать Корабельникова собираются раздельно.
– Это как? – удивился Лобанов.
– А у него была вторая семья. Сергей Валентинович жил с молоденькой соплюшкой, лет двадцати. Поэтому у гроба соберутся две вдовы, которые друг друга терпеть не могут, готовят двое поминок.
Встретив недоверчивый взгляд Лобанова, Шестаков добавил:
– Я узнавал. Это точно.
– А как мы определим, куда наша вдова явится?
– Просто мы сейчас в одно место прокатимся.
– Какое одно место? – возмутился Лобанов.
– Прошу послать нас с женой в одно место, – хохотнул Шестаков и добавил: – Ваш покойничек и наш покойничек крепко дружили с одним нашим кандидатом в покойнички. Вот его сейчас и навестим.
– Каким кандидатом? – оторопело спросил Лобанов. Шестаков выводил его из себя своими дурацкими шутками.
– Дружба крепкая не развалится, – пропел Шестаков дурашливым голосом.
Лобанов смотрел на него как на полного идиота.
– Да ты пойми, если Лиля Цагерт в Городе, то жить она может только у Вити Пахомова, – заверил его Шестаков.
– Но ваши же люди проверяли, – возмутился Лобанов.
– Проверяли, – добродушно кивнул Шестаков. – Но у Пахомова три дома, две квартиры в городе, и полно недвижимости в округе. Все не проверишь. Но если она в Городе, сегодня они обязательно встретятся. Поэтому предлагаю последить за Пахомом.
Виктор Николаевич Пахомов заехал на цветочный рынок и купил охапку темных, почти черных роз. Прежде чем купить, он долго ходил по рядам, тщательно выбирая и торгуясь. За ним по пятам следовала охрана. Лобанов, прогуливавшийся следом, успел заметить несколько крепких ребят. Черт возьми, охраняют как президента. Он долго смотрел на здорового молодого мужика в черной рубашке и даже один раз встретился с ним взглядом, от которого стало не по себе.
"Не хотел бы я быть его врагом – растопчет и не заметит, – подумал Лобанов. – И все-таки странно, что общего у интеллигента Цагерта, чинуши Корабельникова и бандита Пахомова? – Лобанов всмотрелся в мрачное лицо Пахомова. – Траур у него, большое горе, и рубашечку черную нацепил и цветочки лично покупает. Только вот цветов многовато что-то. Видать, и Цагерта навещать собрался".
Пахомов прошел мимо него, отдавая распоряжения в трубку сотового.
Наверное, готовится проводить друга в последний путь на широкую ногу. И если Лиля Цагерт мелькнет где-нибудь, то попадется птичка в клетку.
– За нами хвост, – заметил водитель.
– Менты, – презрительно хмыкнул Пахом. – Я их еще на рынке срисовал. Один из Москвы. Попробуй-ка оторваться. – Виктор Николаевич презрительно скривился, почесал затылок и полез в карман за телефоном.
– Джотто, тут к нам гости на хвост упали, ты там поаккуратней с моим грузом. Смотри, чтоб не прокис по дороге. Сразу, как дела сделаете, в "Ваську" вези. Усек?
– Да, все понял, Виктор Николаевич. А если кто спросит, почему от плана отклонились?
– Ничего не объясняй. На меня вали, понял?
– Кажется, мы их потеряли, – разочарованно протянул Лобанов. – С твоим мессершмидтом…
– Ну и что? Все дороги ведут в Рим, то есть в музыкальный театр. Пахом, видать, туда лыжи навострил. А там смотри, какую вдову утешать будет, на те поминки и поедет.
– Это и ежу понятно, – буркнул Лобанов, – учи ученого.
В фойе театра стояла невыносимая духота. Море людей, цветов. В центре зала на возвышении былустановлен дубовый гроб, ставший последним пристанищем маленькому тщедушному человеку, похожему на ученика средних классов. Чуть поодаль, в креслицах, сидели две вдовы. Одна, молодая, заливалась слезами, другая, постарше, сидела с отстраненным видом, тупо таращась на покойника. Вокруг каждой из них хлопотали люди. Пахомов в этой канители не участвовал. Он держался в стороне и разговаривал с двумя пожилыми женщинами. Одна из них была очень похожа на самого Пахома.
– Та, что справа, его мать. А вторую не знаю, – поделился наблюдениями Шестаков.
Зато ее знал сам Лобанов. Мамаша Лили Цагерт, Раиса Петровна, он допрашивал ее в день убийства. Она тоже заметила его и сказала об этом Пахому. Вот же блин. Сейчас предупредит дорогую подружку и все. Финита ля комедия. Но Пахомов даже не обернулся и за телефоном в карман не полез. Он так и простоял, как приклеенный, все два часа около этих теток. Никуда не отошел и ни с кем не заговорил. Лилия Цагерт на панихиде не появилась. Оставались еще отпевание и сами похороны.
Вдовы переругались между собой, кому из них сидеть в катафалке. Шестаков веселился.
Процессия двинулась по улицам города, пугая прохожих масштабами происходящего. Сам катафалк, за ним – машин двадцать-тридцать. Шестаков внаглую пристроился за "джипом" Пахомова, не отставая ни на метр. Тот ехал рядом с катафалком. С ним в машине находилась только одна женщина – его мать. На одном из перекрестков новенький красный "мерседес" начал перестраиваться, желая перейти в крайний левый ряд.
– Смотри, сейчас ему Пахом покажет небо в алмазах, – хохотнул Шестаков.
– Не сомневаюсь, – поддержал его Лобанов.
Но Виктор Николаевич Пахомов повел себя очень интеллигентно, пропустив вперед зарвавшийся "мерс", даже не посигналив ему.
– Большое горе у человека, – начал было комментировать Шестаков странное поведение Пахомова.
Но Лобанов перебил его:
– Смотри.
На светофоре зажегся красный. И, как по команде, открылись дверь автобуса и дверь "мерседеса". Из машины в автобус метнулась черная тень. Зажегся зеленый, и процессия продолжила движение, будто ничего и не случилось.
– Что это было? – риторически вопросил Лобанов.
– Наверное, кто-то из организаторов похорон, – самоуверенно заявил Шестаков.
– Подъехать бы ближе, – вслух подумал Лобанов.
– Фигли, Пахомова упустим. Да и "мерс" этот мешает. Едет рядом.
– Значит, дамочка обратно пойдет. Может, разглядеть удастся.
– Ага, за Пахомовским сараем много чего рассмотришь, – хмыкнул Шестаков
В автобусе ругались вдовы, выясняя, кто из них настоящая, а кто – нет. С одной женой Корабельников пока не развелся, а жил уже с другой. Через день – другой он должен был официально развестись с первой, а через месяц жениться на второй.
Вдовы ругались, родственники с обеих сторон пытались их примирить хотя бы на время. Гвалт стоял страшный. Водитель автобуса такое видел впервые. Ходили всякие небылицы… Но сам, лично… Никогда.
Рядом на боковом сиденье развалился смахивающий на хорька парень с целой охапкой роз.
– Открой дверь, брат, – попросил "хорек", когда автобус остановился на светофоре.
– Чего? – возмутился водитель. – Тебе что тут, муниципальный транспорт?
– Открой, Богом тебя прошу, – недобро проговорил парень.
– Хорошо, трудно, что ли, – быстро согласился водитель.
В салон вошла женщина, закутанная в черную шаль.
"О, третья вдова пожаловала", – про себя рассмеялся водитель и попытался рассмотреть ее в зеркало заднего вида. Ничего особенного – черные джинсы, черная майка. Глубокий траур – дело обычное. Нотут заметил, что разговоры и брань смолкли. Все присутствующие скорбящие родственники во все глаза уставились на вошедшую, на несколько секунд забыв о покойнике. Потом началась рокировка. Кто-то из женщин пересел, уступая новенькой место у гроба. "Хорек" молча протянул ей цветы.
Женщина села на освободившееся место, обнялась с первой вдовой и родителями покойника, еще с кем-то. Послышались удивленные возгласы и приветствия. "Видать, очень популярная особа, эта третья вдова, раз сумела всех угомонить", – со смехом подумал водитель.
