Текст книги "Список женихов"

Автор книги: Виктория Александер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ричард должен знать, – заметила Марианна ровным голосом и без малейшей укоризны. – В то время он отсутствовал.

Чувство вины снова кольнуло Ричарда. Он тогда был слишком занят своей жизнью, чтобы замечать, что происходит в Шелбрук-Мэноре. Когда умерла мать, он учился в закрытой школе далеко от дома, а в последующие годы не видел причин регулярно приезжать в деревню, навещая сестер лишь от случая к случаю. Да, он был слишком занят тем, что проматывал деньги, которых не имел, уверенный, что его векселя обеспечены семейным достоянием. Надо сказать, что прежде всего он оплатил именно эти, собственные долги.

– Я знаю, – тихо сказал он.

Именно эта сделка и довела до сознания Ричарда то, насколько ужасно положение его семьи. Претендент, которому отец обещал отдать в жены Эмму, явился к Ричарду в день похорон и потребовал, чтобы тот дал согласие на брак.

Лорд был в три раза старше Эммы и достаточно богат, но Ричард слышал весьма скверные вещи о его сексуальных предпочтениях. О причинах смерти двух его предыдущих жен тоже говорили разное.

В тот период Ричард не интересовался жизнью сестер – сказать по правде, он вообще почти ничего о них не знал, но сама мысль о родственных отношениях с человеком, достойным лишь презрения, грязным извращенцем, перевернула что-то в его душе. В минуту мгновенного озарения он понял, что будущее Эммы, равно как и будущее всей семьи, в том числе и его собственное, зависит теперь только от него.

– Я сожалею, что не узнал об этом своевременно… – начал он, однако Эмма перебила его.

– Пожалуйста, Ричард, не нужно об этом, – быстро произнесла она. Они оба еще тогда, после смерти отца, условились не поднимать эту тему, хотя сейчас Ричарду подумалось, что, может быть, стоит рассказать остальным членам семьи о его отношении к не внушающему доверия нареченному и покончить с этой историей навсегда. – Это дело давно прошедших дней.

– Вот как? – Джослин вызывающе скрестила руки на груди. – Но ведь это самое главное, о чем мы должны его спросить.

– Откуда нам знать, что ты не продашь одну из нас какому-нибудь высокопоставленному покупателю? – с пылающими глазами спросила Бекки. – Или не сделаешь еще что-нибудь похуже?

– Бекки! – одернула сестру Эмма.

Ричард был потрясен.

– Как вам в голову могут прийти подобные вещи? Я провел последние пять лет, делая все от меня зависящее, чтобы…

– Не обвиняй их, то есть нас, в том, что мы спрашиваем тебя об этом, – снова остановила его Эмма. – И не сердись за то, что думаем о подобных проблемах…

– Если сын пошел в отца… – пробормотала тетя Луэлла.

– Разве я не делал все, что мог, чтобы облегчить наше положение? Улучшить вашу жизнь? – Ричард сжал кулаки, больше разгневанный подспудным смыслом замечания тетушки, чем вопросами сестер, но где-то в глубине души ощущая горькую досаду от того, что она, возможно, в чем-то права. – Черт побери, да в чем, собственно, дело? Неужели именно это вас так беспокоит?

– Нет. – Эмма искоса бросила успокаивающий взгляд на сестер. – Мы знаем, что ты ничего подобного не сделаешь. И все же…

– Мы хотим знать только одну вещь – что является источником твоих доходов, Ричард, – глядя на брата пронизывающим взглядом, объявила Марианна.

Эмма глубоко вздохнула.

– Расскажи нам, откуда ты берешь деньги?

– Хотя это и не слишком значительные суммы, – вставила Джослин.

– И поступают нерегулярно, – добавила Бекки.

– Ты, кажется, продолжаешь выплачивать долги отца, – сказала Эмма.

– И притом содержишь нас, – продолжила Марианна. – Не слишком роскошно, но все же…

– Достаточно хорошо, – возразила Эмма. – И потому мы…

– Мы боимся, – подхватила Бекки.

– Боимся, что ты занимаешься чем-то незаконным, – пришла первой к финишу Марианна.

– Безнравственным, – сказала Эмма.

– Запрещенным, – вставила Бекки. – И мы вовсе не хотим, чтобы тебя бросили в тюрьму.

– Или повесили, – мрачно возвестила Джослин. – Что тогда будет с нами?

Несколько секунд Ричард только и мог, что смотреть на сестер в безмолвном изумлении. Он нашел себе занятие – пусть выморочное, не слишком серьезное, но в то же время вполне приятное, – только бы не трястись над каждым пенни, жил в квартире, которую по доброй воле не избрал бы для себя ни один порядочный джентльмен. Он работал по ночам, пока от испарений скипидара не начинало жечь глаза, создавая произведения, годные на продажу, не более, и не доставляющие творческой радости ему самому, появлялся в обществе только как наблюдатель, почти не участвуя в светской жизни. Он бросил карточную игру и неумеренное пьянство, и самое главное – женщин.

Весь Лондон считает его совершенно другим – порядочным – человеком. Мало того, он удостоился попасть в первую строчку списка женихов Джиллиан, заслужив у всех бесспорное уважение и даже доверие. У всех, кроме собственных сестер…

Стараясь, чтобы голос его звучал как можно спокойнее, Ричард заговорил:

– А что бы вы сказали, дорогие сестрицы, если бы я и в самом деле оказался втянутым в нечто противозаконное или безнравственное?

Сестры переглянулись, а затем вновь дружно обратили на него свои взоры. Воинственное выражение на их лицах сменилось отчаянностью и чем-то еще. Бесстрашием?

– Естественно, мы постарались бы остановить тебя, – сказала Эмма.

– Предположим, – поднял брови Ричард. – Что бы вы тогда делали?

– Я могла бы пойти в услужение. – В голосе у Эммы прозвучала полная покорность судьбе. – Нашла бы место гувернантки.

– Я тоже, – твердо произнесла Марианна.

Джослин бросила на сестер умоляющий взгляд. Те кивнули в ответ, и она мрачно проговорила:

– А я, возможно, нашла бы себе мужа, который не потребовал бы приданого. – Она горько вздохнула. – Сын мясника хочет обзавестись семьей и, кажется, не прочь жениться на мне.

– Не прочь? – возмущенно фыркнула Бекки. – Даже я не стала бы его поощрять! – Она повернулась к Ричарду и сообщила: – У него бородавки!

– Он очень славный молодой человек, – возразила Эмма.

– Если тебе нравятся бородавки, – еле слышно пробурчала Джослин.

Ричард некоторое время смотрел на них испытующе.

– Ну а ты, Бекки? Что предприняла бы ты, чтобы избавить меня от петли палача?

– Я могла бы выйти замуж, хотя, наверное, я еще слишком молода для этого. – Ее глаза встретились с глазами Ричарда. – И мы могли бы продать лошадь. Правда, она уже старая и прихварывает, но сколько-нибудь за нее можно было бы выручить.

Гнев Ричарда улетучился. Кроме тети Луэллы, а ее едва ли можно принимать в расчет, это единственные родственники, какие у него остались. И все как одна готовы были пожертвовать собой, чтобы избавить его от опасности. Ричард был до глубины души тронут.

– Я потрясен, дорогие леди, и одобряю вашу готовность к самопожертвованию, однако в нем нет необходимости. Я не занимаюсь ничем преступным, противозаконным и безнравственным. Я стал в высшей степени респектабельным и поднял уровень своей репутации до таких высот, что это даже становится скучным.

Выражение их лиц не изменилось.

– Проклятие, что еще? – Он опять сердито сдвинул брови. – Я же вижу, вы по-прежнему чем-то недовольны. – Сестры снова обменялись взглядами. – Выкладывайте!

– Мы хотели бы знать… – Эмма запнулась – ей явно не хотелось задавать неприятный вопрос, и она боялась услышать ответ. – Не добываешь ли ты деньги игрой в карты.

– Явно случайными выигрышами, – проворчала Джослин.

– И тем не менее карточной игрой, – озабоченно добавила Марианна.

Последние остатки раздражения Ричарда тотчас исчезли. Он должен был предвидеть, что его молчание об источниках доходов неизбежно породит подозрения. Само собой, в первые годы после смерти отца девочки не обращали особого внимания на усилия брата удовлетворить кредиторов, да и он тогда чаще бывал в имении, однако с тех пор, как начал заниматься живописью, Ричард подолгу жил в Лондоне.

Он не вправе осуждать сестер за их страхи. Они выросли в семье, глава которой приезжал домой главным образом ради того, чтобы забрать для продажи очередной предмет фамильного достояния и получить таким образом деньги на игру. В редких случаях граф привозил какие-то крохи на самое необходимое, но несравнимо чаще его посещения Шелбрук-Мэнора ознаменовывались исчезновением ценностей, а не пополнением семейного бюджета.

– Кровь отца в жилах сына, – проворчала себе под нос тетя Луэлла.

Ричард подавил желание ответить резкостью. Тетя Луэлла была настоящей мегерой, однако он вряд ли может винить тетку за ее подозрения.

– Смею вас заверить, – начал он и бросил выразительный взгляд на тетю Луэллу, – что я не сидел за карточным столом и даже ногой не ступал в игорный ад с давних пор, даже и не припомню сейчас, с каких точно. На игру у меня денег нет.

Казалось, сама комната вздохнула с облегчением при этих его словах.

– Что касается моих занятий делами, – продолжал Ричард, глядя на Эмму, – то в них нет ничего предосудительного. – Он перевел взгляд на Марианну. – Просто выплаты производятся в различные промежутки времени. – Он повернулся к Джослин. – Все вполне респектабельно. Тем не менее, – тут он обратился лицом к Бекки, – обстоятельства требуют, чтобы все это оставалось моим частным делом. Вы поняли?

Луэлла фыркнула.

– Конечно, – кивнула Эмма.

– Разумеется, – подхватила Марианна с загадочной усмешкой.

– Ну а я не поняла, – заявила Джослин, упершись руками в бока.

– И я тоже. – Бекки повторила жест сестры.

– Очень жаль, но вам придется смириться с этим! – рассмеялся Ричард и прищурился, давая девочкам понять, что за беззаботным тоном его слов кроется весьма серьезный смысл. – В конце концов, сестрам следует доверять родному брату.

Эмма подошла к нему.

– Мы тебе верим, Ричард, это просто…

– Да, я верю, – заявила Марианна, возвращаясь к своему креслу и с размаху плюхаясь в него, от чего очки у нее немедленно сползли на кончик носа. – А теперь я очень хотела бы услышать, что ты собирался нам сказать. – Марианна улыбнулась брату.

– И я тоже, – сказала Бекки, устраиваясь на подлокотнике кресла Марианны.

– И я. – Джослин вихрем пронеслась по комнате и опустилась на канапе рядом с теткой. – Хоть и не понимаю, на что такое приятное Ричард намекает, если еще не уладил дела с нашим состоянием.

Ричард подавил улыбку. У Джослин, в сущности, доброе сердце, хоть она и сосредоточена большей частью на собственных интересах, но повинна в этом Луэлла с ее нескончаемыми рассказами о прошлом и о тех днях, когда состоянию семьи Шелбрук ничто не угрожало.

– Да, Ричард, расскажи, – попросила Эмма. – В чем дело?

– У меня есть знакомая… можно сказать, даже друг… которая согласилась принять под свое крылышко одну из вас на остаток лондонского сезона.

– Друг? – выразительно подняла брови тетка.

– А кого именно? – широко раскрыла глаза Джослин.

– Друг женского пола? – попыталась уточнить Луэлла, прищурившись.

– Кто поедет в Лондон? – вскочила с места Джослин.

– Что это еще за друг? – поджала губы тетка.

Ричард строго взглянул на нее.

– Это особа из хорошей семьи, дочь герцога, вдова. В высшей степени респектабельная, с незапятнанной репутацией.

– С какой стати эта леди оказывает нам подобную любезность? – промурлыкала Эмма.

– Возможно, она очень добрый друг? – озорно сверкнув глазами, предположила Марианна. – Быть может, больше, чем просто друг?

– Без сомнения, – процедила Луэлла.

– Это правда, Ричард? – вскочила на ноги Бекки. – Это нечто большее, чем дружба?

– А что скажут в обществе по поводу того, что она будет содержать одну из нас? – сдвинув брови, спросила Эмма.

– Кого она будет содержать? – не унималась Джослин.

– Нет-нет. – Ричард покачал головой. – Она вовсе не собирается содержать кого-либо в прямом смысле слова.

– Сезон в Лондоне – это просто восхитительно, – мечтательно проговорила Марианна.

– Маскарады и прогулки верхом в парке! – Бекки с досадой сморщила носик. – А у нас для таких случаев и надеть нечего.

– Мамины старые платья все еще лежат на чердаке, – напомнила Марианна.

– Они, к сожалению, давно вышли из моды, – возразила Эмма.

– Но они хорошего качества, – сказала Марианна. – Ткань можно будет…

– При чем тут эта чертова ткань?! – топнула ногой Джослин. – Кого ты возьмешь с собой в Лондон, Ричард?

В него впились пять пар глаз. Независимо от того, что он сейчас скажет, разочарование неизбежно. Ричард для храбрости набрал побольше воздуха.

– Эмму.

– Меня? – изумилась Эмма.

Ричард кивнул.

– Ты – старшая.

– Но ведь единственный истинный повод провести сезон в Лондоне – это желание найти подходящего жениха, а я вовсе не уверена, что хочу выйти замуж. – Эмма передернула плечами. – Я уже старовата для первого сезона.

– Она практически уже старая дева! – возопила Джослин. – Только время потеряет, это не для нее.

– Чепуха! – решительно заявил Ричард. – Эмма больше всех заслужила такую возможность.

Эмма замотала головой:

– Должна сказать, что я…

– Нет-нет, моя дорогая, поедешь именно ты. – Ричард подошел к сестре, положил руки ей на плечи и посмотрел в глаза. – Все эти годы ты замещала родителей, в мое отсутствие вела хозяйство – и гораздо лучше, чем это сделал бы я. Сейчас у нас есть шанс дать тебе возможность получить то, что давно уже должно было стать твоим, если бы обстоятельства сложились иначе.

– Но я не могу покинуть имение, – сказала Эмма, хотя ее нерешительный тон дал Ричарду понять, что на самом деле ей хочется поехать. – Кто займет мое место?

– Я займу, – уверенно заявила Марианна. – Я вполне способна заменить тебя. В конце концов, не навсегда же ты уезжаешь!

– А только до тех пор, пока не найдет себе мужа. Предпочтительно богатого, – поддержала Марианну Бекки.

– Но если суть дела в том, чтобы найти подходящего мужа для одной из нас, – заговорила Джослин с самой невинной улыбкой, – может, нам лучше отправить в Лондон кого-нибудь другого?

Смешинки вспыхнули в глазах Эммы, и Ричард придержал язык. Самомнение Джослин его ничуть не удивило, он не мог понять одного: почему остальные его сестры не осознают, что тоже очень хороши собой. Он отошел от Эммы и задумчиво уставился на Джослин.

– Что ж, в твоих соображениях, возможно, есть резон. – Ричард, скрестив руки на груди, выжидательно сдвинул брови. – Что бы ты предложила?

– Подожди, дай подумать. – В голосе у Джослин явственно слышались нотки подавляемого возбуждения – так быстрый поток стремится прорвать запруду. – Нельзя отрицать, что у Эммы привлекательная внешность, но ведь она сама сказала. – Джослин понизила голос почти до шепота, словно ей было неловко во всеуслышание объявлять возраст Эммы. – Она и в самом деле старовата. Ей уже двадцать один год!

– Что верно, то верно, ей именно столько, – с самым серьезным видом согласился Ричард. – Тогда, может, Марианна подойдет?

– Я была бы рада поехать в Лондон, – сказала Марианна.

– Марианна всего на год моложе Эммы, – поспешила сообщить Джослин. – И она такой ужасный синий чулок, что даже не заметила бы, здесь она или в Лондоне.

– Я бы заметила, – изменившимся от сдерживаемого смеха голосом произнесла Марианна.

– Неужели? – Ричард покачал головой и театрально вздохнул: – Какая жалость! У меня появилась возможность отвезти одну из вас в Лондон, но у каждой, кому я это предложил, находятся препятствия. Слава Богу, что у тебя есть способ решить эту задачу.

– У меня? – Лицо Джослин сделалось таким же удивленным, как и голос. Бекки захихикала, и Джослин бросила на нее возмущенный взгляд. – Я в самом деле… то есть я не думаю… то есть я считаю, что вполне подхожу для этой поездки.

– Ты? – Ричард уставился на Джослин так, словно эта мысль была для него совершенно неожиданной.

– Я бы охотно это сделала. – Джослин обвела комнату глазами и добавила: – Ради спасения семьи, разумеется.

– Разумеется, – согласился Ричард. – Как это благородно с твоей стороны!

– Так я поеду? – вспыхнула Джослин – она единственная из всех присутствующих не понимала, что ее желание поехать в Лондон неосуществимо.

– Нет, – ответил Ричард, приятно улыбнувшись.

Радостное возбуждение Джослин сразу угасло.

– Нет? Вот просто так «нет» – и все?

– Вот именно. Нет – и все.

– Почему? – возмутилась Джослин.

– Потому, моя дорогая. – Луэлла встала. – Эмма – старшая среди вас и давно должна была провести сезон в Лондоне. Эта договоренность Ричарда, какой бы неосновательной она ни казалась, лучшее, что может быть.

– Но это несправедливо! – вспыхнула Джослин. – Эмма сама не хочет ехать.

– По правде говоря, мне эта мысль начинает нравиться, – с заблестевшими глазами произнесла Эмма, и Ричард вдруг сообразил, что, хотя в глубине души считал, будто Эмме не слишком хочется ехать, снова ошибся. Он совершенно не знает женщин, в особенности своих сестер, так хорошо, как ему казалось.

– И тем не менее. – Луэлла весьма выразительным взглядом пригвоздила Джослин к месту. – Спорить больше не о чем. Я согласна с решением твоего брата.

– Впервые в жизни, – пробормотал Ричард себе под нос.

Луэлла посмотрела на него примерно так же, как на Джослин, и повернулась к Эмме:

– А теперь идемте все со мной, понадобится ваша помощь – мы должны, моя дорогая, собрать твои чемоданы.

И вместе с племянницами она направилась к двери.

– Не больше одного, – сказал Ричард. – Я не собираюсь нанимать карету, мы вдвоем должны уехать на моей лошади.

Эмма остановилась и упрямо вздернула подбородок.

– Я возьму с собой свои работы, Ричард.

Он даже застонал. То был их бесконечный спор. Эмма делала прекрасные акварели, но жаждала писать маслом, а он этому противился. Живопись маслом – дело профессиональных художников, мужчин, намеревающихся продавать свои картины. Акварель вполне благопристойное занятие для настоящих леди, и все же он предпочел бы, чтобы Эмма и его бросила. Несмотря на то что сам именно занятиями искусством сводил концы с концами, Ричард считал, что его сестре нечего делать в этом мире иллюзий.

– Я хочу забрать их.

– Отлично! – буркнул Ричард. – Неси эти проклятые штучки.

Эмма, улыбнувшись, следом за Луэллой покинула комнату. За ней шли Марианна и Бекки, а в хвосте понуро плелась Джослин.

– Джослин. – Он поймал ее за руку и повернул лицом к себе. – Постарайся понять мои соображения.

– Я понимаю, – вздохнула она. – Но знаешь, это так обидно, когда чего-то ужасно хочется…

– Вероятно. – Ричард сочувствовал ей всем сердцем. – И я даю тебе твердое обещание. Если все получится так, как я надеюсь, ты поедешь в Лондон в будущем году и проведешь сезон там.

– Ты обещаешь?

– Я же сказал.

– А если не получится, как ты надеешься?

– Если не получится… – Ричард пожал плечами. – Тогда я сделаю все от меня зависящее, чтобы иным путем обеспечить твой сезон.

– Тогда ладно. Ловлю тебя на слове!

Джослин довольно улыбнулась, развернулась и улетучилась.

Ричард смотрел ей вслед, и улыбка медленно сползала с его лица. Черт возьми, меньше всего он нуждался в том, чтобы получить еще одну чисто практическую причину для женитьбы на Джиллиан. Как ни относись к этому, для Джослин нет ничего важнее сезона в Лондоне. Теперь он связал себя клятвенным обещанием и сделает это, какую бы цену ни пришлось платить.

И нет ни малейшего шанса на то, что она позволит ему забыть об этом.

Глава 8

– Итак, завтра вечером мы увидимся? – спросил Ричард, взяв Джиллиан за руку и глядя ей в глаза.

– Да. – Вопреки всем усилиям голос ее прерывался, словно она задыхалась. – Как я уже говорила, я затеяла небольшой прием. Решила, что будет лучше начать с чего-нибудь попроще, прежде чем бросить Эмму в светский водоворот высшего разряда. На следующий вечер предстоит бал, потом еще один…

– А как насчет сегодняшнего вечера?

– Сегодня вечером я занята.

На сегодня Туссен назначил ей первый сеанс позирования. Его записка с подробным адресом была передана каким-то, как выразился Уилкинс, неопрятным юнцом. У Джиллиан не было возможности связаться с художником и отменить встречу.

– Заняты?

– Да. – Жар его руки пронизывал все ее тело. Как могут у человека быть настолько горячие руки? Неужели он всегда такой?

– Дозволено ли мне быть ревнивым? – спросил Ричард, и в глазах у него блеснул озорной огонек.

– Не знаю. А вы ревнивы?

Джиллиан пыталась говорить таким же игривым тоном, как и Ричард, но ей это не очень-то удалось.

– Неизменно. – Он поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь. У Джиллиан прервалось дыхание. Ричард, продолжая смотреть ей прямо в глаза, проговорил: – В таком случае до завтра.

– До завтра, – негромко повторила она.

Ричард отпустил ее руку и вышел из комнаты. Джиллиан, медленно закрыв дверь, прислонилась к ней, испытывая насущную необходимость в опоре, – ее ноги внезапно ослабели.

Вчера утром Ричард уехал в деревню за сестрой, а вернулся сегодня во второй половине дня, даже ближе к ночи. Прошло всего двое суток с тех пор, как они виделись на костюмированном балу у леди Форестер – всего двое суток с тех пор, как они провели вместе на этом балу довольно-таки много времени, причем Джиллиан в тот вечер смеялась, как ей казалось, чаще, чем стоило бы. Совсем недавно она не могла себе представить, что пребывание в обществе мужчины может доставить ей столько радости. Всего двое суток прошло с того момента, как он, держа ее в своих объятиях, танцевал с ней в манере сдержанной и вместе с тем интимной, а она была полна эмоций, которые ей прежде были неведомы.

И все эти двое суток, каждую минуту, каждый час, она думала только о нем.

Что с ней произошло? Неужели ее намерение вступить в обычный, благопристойный брак во имя получения наследства превратилось в желание чего-то гораздо более значительного? Быть может, странное ощущение холодка под ложечкой, слабость в коленях и учащенный пульс – всего лишь симптомы ее неуверенности в себе? Или она страшилась того, о чем старалась не думать?

Неужели она влюбилась?

Джиллиан отбросила эту мысль и выпрямилась. У нее просто нет на это времени. Решительно тряхнув головой, она пошла в гостиную. Эмма стояла в дальнем конце комнаты, разглядывая одну из картин на стене.

Примерно минуту Джиллиан вдумчиво наблюдала за ней. Эмма была такой же высокой, как сама Джиллиан, и немного похожа на брата… Как он охарактеризовал ее? Вполне привлекательна и неглупа. Вот именно. Джиллиан была уверена, что, невзирая на возраст, Эмма, если ее как следует одеть, не останется не замеченной холостыми джентльменами из высшего света.

– Вы любите искусство? – подходя к Эмме, спросила Джиллиан.

– Очень. У нас в доме было много прекрасных полотен, но… – Эмма говорила равнодушно, словно в этих словах не было ничего необычного, – отец их продал.

Джиллиан остановилась рядом с гостьей.

– Какая жалость! Ничто в жизни так не радует, как созерцание прекрасной картины.

– При этом ты как будто погружаешься в иной, новый для тебя мир, переступаешь грань реального, – произнесла Эмма негромко.

– Совершенно точно.

Выходит, практичная Эмма вовсе на такая приземленная, какой считает ее Ричард. Интересно, чего еще брат не знает о своей сестре?

– Эти картины чудесны, – сказала Эмма, ближе наклоняясь к пейзажу, который привлек ее внимание. – Ричард говорит, что вы знакомы со многими художниками.

– А также с поэтами, писателями и музыкантами. И пожалуй, со слишком многими политиками.

– Это, видимо, очень интересно.

– Большей частью. Последние порой труднопереносимы.

Эмма, рассеянно кивнув, перешла к следующей картине – работе Туссена.

– А вы знаете, Ричард пробовал заниматься живописью.

– Нет, я не знала об этом! – Джиллиан была удивлена. – Он ни слова не говорил о своих занятиях.

– Вероятно, нет. Это было давно. Пожалуй, он с тех пор и не брался за кисть. Как я понимаю, отец считал живопись неподходящим делом для будущего графа. Я узнала об этом случайно, потому что нашла некоторые картины Ричарда после смерти отца. Молли мне их показала.

– Молли?

– Наша горничная. – Эмма виновато улыбнулась. – Наша единственная горничная. Она живет у нас, сколько я себя помню. Во всяком случае, она уверяла, что мама поощряла занятия Ричарда живописью. Когда она умерла, отец запретил ему это, и они поссорились. Отец, кажется, наговорил Ричарду ужасных вещей, но Молли так и не сказала, каких именно. Я подозреваю, что как раз по этой причине мы редко видели брата после смерти мамы. – Эмма кивнула в сторону пейзажа. – Это полотно напоминает мне его картины. Но они, разумеется, далеко не так хороши.

Итак, Ричард тоже когда-то занимался живописью. Неудивительно, что его суждения так проницательны.

Эмма приблизила лицо к полотну, словно бы изучая технику живописца. Джиллиан видела подобное выражение на лицах художников, вглядывающихся в работы собратьев по искусству. Быть может, все семейство Ричарда наделено творческими способностями?

– А вы рисуете, Эмма?

– Акварели, – равнодушно ответила та. – Я предпочла бы живопись маслом, но Ричард считает это неподходящим занятием для женщины.

– Вот как?

– Да. Он утверждает, что у женщин недостает темперамента для такой живописи, поскольку это большое искусство. Нам, по его мнению, больше подходит менее сложная техника акварели.

– Он так считает? Скажите, как интересно! – В самом деле интересно, но еще более – досадно! – По-моему, Ричард не прав.

– Я всегда так думала, – со смехом согласилась Эмма.

– Да, и я могу это доказать. – Джиллиан минуту подумала. Ничего страшного, если она поделится с Эммой своей маленькой тайной. Ей определенно нравилась эта девушка, безусловно, достойная доверия – хотя бы для подобного секрета. – Идемте со мной. Я хочу вам что-то показать.

Она повела Эмму вверх по лестнице к своей спальне и широко распахнула дверь. Серия из четырех не слишком больших картин висела на стене против входа. Единственные произведения искусства в комнате.

Эмма ахнула.

С того места в дверях, где они обе стояли, картины казались созданными из света, а не написанными красками на холсте. Предвечернее солнце словно пронизывало их, исходило из них, а не проникало сюда отраженным от стекол противоположного дома.

– Они изумительны, – благоговейно произнесла Эмма, подходя ближе к картинам.

– Это верно, – с улыбкой согласилась Джиллиан.

На первый взгляд, брошенный от входа в комнату, то были простые сюжеты: две картины изображали английский сельский пейзаж, две другие – море у скалистых берегов, и присущая всем им поразительная иллюзия света свидетельствовала, что эти в высшей степени талантливые вещи написаны одной и той же рукой. Однако Джиллиан знала, что только с более близкого расстояния можно уловить самую суть изображений. То были и в самом деле пейзажи, но пейзажи неземные. В высокой степени идеализированные, они изображали жизнь такой, какой она должна быть, – исполненной божественного смысла и дивной радости. Едва она увидела эти картины, они затронули самую ее душу.

Эмма остановилась в нескольких футах от стены и смотрела. Когда она заговорила, в голосе у нее прозвучало глубокое восхищение.

– Какие необыкновенные вещи, они испускают собственный свет. Хочется протянуть к ним руки и увидеть, как этот свет упадет на них.

Джиллиан мягко рассмеялась.

– Не упадет. Я пробовала.

Эмма примолкла, погрузившись в восприятие картин и те чувства, которые это вызывало. Джиллиан хорошо помнила то время, когда увидела картины впервые, – она тогда большей частью размышляла о том, что ей делать после смерти мужа, и часто испытывала желание обрести смелость и совершить в реальности то, что совершалось в ее душе.

– Картины написаны женщиной, не правда ли?

– Да, – кивнула Джиллиан.

Эмма не сводила глаз с картин.

– Кто она была?

– Я почти ничего не знаю о ней. Только то, что она происходила из знатной семьи и порвала все родственные связи ради того, чтобы заниматься искусством. Она умерла в одиночестве и нищете задолго до того, как я наткнулась на эти картины. Я приобрела их у торговца, который уверял, что получил их от родственника, но я сомневаюсь в правдивости этого объяснения. Несмотря на их великолепие, мне они достались за бесценок. – Джиллиан усмехнулась. – Они были написаны неизвестной женщиной, и потому продавец не считал их ценными. Он был счастлив отделаться от них и даже не знал имени художницы. Не знаю его и я. На уголке каждого холста стоят инициалы, но мне они ничего не говорят.

Эмма посмотрела на нее с любопытством.

– Эти картины очень многое значат для вас?

– О да.

Джиллиан помолчала. Робин и Кит видели картины, но она не поведала им, какую роль они сыграли в ее жизни. А те, само собой, не спрашивали, и не подозревая, что для Джиллиан их ценность – вне пределов чисто эстетических. Она никому не говорила о подлинных чувствах, которые возникали, когда она смотрела на полотна, и не вполне отдавала себе отчет в том, почему доверилась Эмме. Возможно, потому, что та была женщиной. Или художницей. А быть может, и по обеим причинам.

Глубоко вздохнув, она заговорила:

– Когда мой муж Чарлз умер, я тоже как бы умерла. По правде говоря, я хотела бы этого. Вначале я могла только плакать, потом – только спать, потом наступило время, когда я ничего не могла делать. Видимо, я тогда была не в своем уме. – Джиллиан обхватила себя руками за плечи и продолжала: – Мои родные и два очень близких друга – завтра вы с ними познакомитесь – вели тогда себя замечательно. Они неустанно внушали мне, что я должна продолжать жить, но мне этого совсем не хотелось. Ради них я притворялась, изображала, что живу: ездила на балы и в театры, говорила правильные вещи. Сама я чувствовала себя чем-то вроде привидения, призрака, который на самом деле не существует. Я обитала как бы в пустоте. Вам понятно это?

– Думаю, что да. – Эмма задумчиво кивнула. – Продолжайте, пожалуйста.

Джиллиан вернулась мыслями к прошедшим годам.

– С течением времени я обнаружила, что меня все больше тянет на концерты и в картинные галереи. Поняла, что на несколько часов я могу уйти от своей жизни в мир музыки и еще охотнее – в мир изобразительных искусств. Когда я наткнулась на эти картины – совершенно случайно, напоминаю вам, – они затронули меня совершенно по-особому. – Джиллиан перевела взгляд на морской пейзаж. – Они, казалось, трепетали, были живыми – более живыми, чем я. Не могу сказать в точности, что со мной произошло. – Джиллиан помолчала, собираясь с мыслями. – Я смотрела на картины и чувствовала запах моря, ощущала брызги морской воды или свежесть весны в деревне. Минуту я была как во сне, а потом пробудилась. Мир вокруг меня снова стал надежным и реальным, а я снова оказалась живой, какой не была со дня смерти Чарлза.

Эмма молча смотрела на нее. Джиллиан принужденно засмеялась.

– Это все еще выглядит как безумие?

– Нисколько. – Едва заметная улыбка приподняла уголки губ Эммы. – Каждый из нас справляется с горем по-своему.