Текст книги "Да будет любовь!"
Автор книги: Виктория Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 5
Фиона довольно долго молчала, затем с некоторой осторожностью спросила:
– А вы хороший писатель? Маркиз расправил плечи:
– Хотелось бы так думать.
– А другие? Они тоже так думают?
– Пока нет, но в один прекрасный день все придут к такому мнению.
– Если говорить честно, пока никто не счел его опусы пригодными для публикации, однако у него уже скопилась весьма обнадеживающая стопка писем с отказами, – насмешливо заметил Оливер.
Фиона укоризненно взглянула на кузена:
– Значит, вот о чем вы говорили, когда я уходила из гостиной?
– Да, но мы не думали, что твои рисунки окажутся…
– Такими замечательными, какими они оказались, – быстро подхватил Джонатон.
– Я не уверена, что правильно понимаю. – Фиона подозрительно прищурилась. – Вы предлагаете написать рассказ и иллюстрировать его моими рисунками?
– Именно. Иллюстрированная книга в отличном переплете, лучше всего в кожаном. Книга, рассчитанная на вкусы избранных клиентов. Сейчас существует реальный рынок для подобного рода вещей, но, естественно, продажа только по подписке: книга не будет доступна широкой публике.
Глаза у Фионы округлились.
– Боже милостивый! Вы, кажется, предполагаете нечто скабрезного характера?
– Ни в коем случае! – В голосе Джонатона послышалось негодование. – Я говорю не о непристойностях, а, – он взял один из рисунков и помахал им в воздухе, – об искусстве!
– Об искусстве?
– Исключительно об искусстве. – Джонатон кивнул. – Великолепном, действующем на чувства эротичном искусстве.
– И вы полагаете, что мои рисунки… – Фиона набрала побольше воздуха в легкие, – эротичны?
Джонатон пожал плечами:
– Ну, до некоторой степени.
Он повернулся к Оливеру, но тот лишь пробормотал нечто невразумительное.
– Да, но…
Взяв эскиз из руки маркиза, Фиона стала разглядывать его, словно ища то, что видел он и не видела она.
– Я не понимаю. Эти рисунки нисколько не кажутся мне эротичными: на большинстве из них модели всего лишь позируют, и я не вижу в них ничего провоцирующего.
– Они об-на-же-ны! – Оливер произнес это слово нараспев, как бы желая прояснить наконец для собеседников его смысл.
Однако Джонатон даже бровью не повел: он сконцентрировал все внимание на Фионе.
– Дело не только в том, что эти люди не одеты, хотя это тоже важно. И дело не в том, что они хорошо нарисованы, хотя и это весьма существенно. Главное, что это не рисунки Микеланджело или Леонардо да Винчи…
Фиона удивленно вскинула бровь:
– Я ни на одну минуту не пыталась сравнивать себя с…
– Нет-нет, я не то имею в виду… – Джонатон провел ладонями по волосам, подыскивая нужные слова. – Ваши рисунки порождают эротические чувства потому, что нарисованы они не сотни лет назад и это не изображения давно умерших матрон или итальянских аристократов, ныне истлевающих в могилах. Перед нами живые люди, которых можно встретить на улице…
Оливер фыркнул:
– Только не на моей улице!
– Значит, на другой, и с ними можно вести беседу, как с любым из нас, потому что они доступны и достижимы.
– Реально существующие люди?
Маркиз кивнул:
– Именно.
– Кажется, я начинаю понимать. – Фиона задумчиво посмотрела на рисунок. – И эта реальность делает их…
– Совершенно верно, – подтвердил Джонатон.
– Но тогда… тогда, должно быть, это самая смешная вещь, которую я когда-либо слышала.
– Или самая блестящая. – Джонатон улыбнулся.
Фиона перевела взгляд на кузена:
– Оливер?
– Да, полагаю, что эта идея может сработать… – нехотя признал Оливер. – И вероятно, окажется прибыльной.
Фиона задумалась.
– Вы говорите, все будет сделано анонимно?
– Безусловно. – Джонатон кивнул. – Имена художника и писателя останутся неназванными.
Фиона пристально посмотрела на маркиза:
– Я хотела бы участвовать в обсуждении текста…
– В обсуждении написанной мной истории? – Джонатон покачал головой. – Не знаю, будет ли это…
– Без сомнения. – Оливер бросил выразительный взгляд в сторону приятеля. – Это твои рисунки и твое будущее. Я считаю, что ты должна внимательно прочитать каждую строчку, каждое написанное слово!
На этот раз Джонатону пришлось слегка одернуть себя. Еще никто не вмешивался ни в один из его опусов, но с другой стороны, еще ни один из них не был продан. Вряд ли имело смысл хранить текст в неприкосновенности, если конечный результат этого – полное забвение.
Встретив напряженный взгляд маркиза, Фиона загадочно улыбнулась:
– В таком случае означает ли это, что наше общее начинание потребует от нас проводить много времени вместе?
Джонатон чуть усмехнулся:
– Думаю, так и будет, если мы хотим завершить наш труд как можно скорее.
– И когда вы предпочитаете начать? – На этот раз голос у Фионы обещал нечто такое, что лежало за пределами искусства и литературы, и маркиз ощутил легкий укол желания. – Завтра?
Джонатон кивнул:
– Пожалуй.
Фиона не спеша сложила рисунки в папку и направилась к выходу, но вдруг обернулась и протянула маркизу руку.
Прикоснувшись губами к ее руке, Джонатон долго смотрел ей в глаза.
– Итак, до завтра!
Одарив его напоследок ослепительной улыбкой, Фиона наконец покинула комнату, а Джонатон еще некоторое время продолжал смотреть ей вслед. Идея находиться рядом с Фионой столько времени, сколько будет необходимо, пришлась ему по душе даже больше, чем он мог предположить.
– Если ты не поостережешься, старина, то окажешься женатым раньше, чем успеешь это понять, – негромко заметил Оливер. – Хочешь ты этого или нет, но мое предсказание сбудется непременно.
Джонатон почти не слышал его. Была ли Фиона действительно идеальной женщиной и идеальной женой? Нечто в ней, безусловно, притягивало и очаровывало, но красивые женщины не были для него в новинку. Фиона умна, решительна, талантлива и вызывает восхищение, но для мужчины, который стремился избежать брака, она очень, очень опасна…
Тряхнув головой, маркиз повернулся к другу:
– Что ты сказал?
Оливер вновь наполнил бокалы.
– Я глава семьи, и поэтому ответственность за Фиону лежит на мне. Имей в виду, я без колебаний потребую заключения между вами брака, если случится нечто, имеющее сомнительный характер.
Джонатон прищурился:
– Ты что, не доверяешь мне?
– Я не доверил бы тебе даже трехсотлетнюю двоюродную тетушку, не говоря уж о такой красавице, как моя кузина. – Оливер подал приятелю бокал. – Беда в другом: с доверием или без доверия, наш план никогда не сработает.
– Сработает, он уже работает. – Джонатон пригубил виски. – Фиона ничего не подозревает, разве не так?
– Она не глупа.
– Конечно, не глупа. Это одно из трех качеств, которые мне в ней нравятся.
Оливер прищурился:
– В таком случае ты мог бы просто жениться на ней, и мы закончили бы этот фарс полюбовно.
– Но в чем тогда смысл нашей шутки?
Оливер опустился на стул и устало посмотрел на друга:
– Это сложный план, и я не знаю, сумеем ли мы его осуществить так, чтобы она не заподозрила.
– С какой стати Фиона может что-то заподозрить? Мы тщательно проработаем каждую деталь, каждую мелочь. Попомни мои слова: она будет настолько нам благодарна, что не станет задавать вопросы. Осмелюсь предположить, что успех – это гарантированная часть нашего предприятия.
Оливер поморщился:
– Дьявол скрывается в деталях: именно они либо помогут осуществить план, либо его разрушат.
Держа бокал в руке, Джонатон зашагал по комнате, пытаясь проанализировать эти самые детали.
– Учитывая характер рисунков, мы должны придумать нечто простое, я бы сказал, классическое, пересказать или переделать историю, подходящую для всех времен. Пусть это будет что-то вроде мифа или легенды – греческой, римской. Хотя не лучше ли взять совершенно новый миф?
– А ты можешь придумать такой миф?
Джонатон отмахнулся:
– Для написания подходящей истории понадобится некоторое время, но не слишком много. Нам нужно всего несколько строк на странице, чтобы рисунки сделались иллюстрациями. Возможно, понадобится нарисовать еще несколько рисунков…
– Согласен, но только по памяти, – твердо заявил Оливер.
– Разумеется. – Джонатон с минуту молчал, затем уверенно произнес: – Когда история будет готова, я попрошу сэра Эфраима сделать несколько копий…
– Он это может?
Сэр Эфраим Кадуоллендер являлся близким другом герцога и герцогини Роксборо; помимо дружбы, сэр Эфраим и герцог в течение ряда лет принимали активное участие в общих деловых операциях, при этом сэр Эфраим часто давал кредиты отцу Джонатона.
– Конечно, может. – Джонатон отпил из бокала. – Обойдется это дорого, но дело того стоит. Так или иначе, Фионе мы скажем, что подписка оказалась достаточно внушительной, а через неделю или две представим ей банковский чек и сообщим, что это начало движения к деньгам, которые ей так нужны. Когда американский жених появится, Фионе не придется выходить за него замуж, так как она убедится, что может заработать капитал самостоятельно.
– Книги мы продадим приватным образом, – медленно сказал Оливер, – и Фиона никогда не узнает правды. Ни одной книги сверх тех, которые мы ей покажем, не будет напечатано, ни одна не будет продана. Это исключит возможность скандала.
– Все верно. – Джонатон довольно улыбнулся. – Блестяще придумано!
– По крайней мере умно. – Оливер внимательно посмотрел на маркиза: – А ты уверен, что готов поддерживать ее до конца дней?
– Не мели вздор! – Джонатон покачал головой. – Это временная мера: мы просто даем Фионе возможность выиграть время. Она красива, я бы даже сказал, очаровательна, и многие мужчины сочтут за честь видеть ее в качестве жены. Сейчас, когда Фиона вернулась в Лондон и более расположена к браку, чем прежде, она легко выйдет замуж в течение года и, таким образом, вернет себе и сестрам наследство, принадлежащее им по праву.
– Но до этого ты готов финансировать проект?
– Безусловно, готов, – твердо заявил Джонатон.
Оливер улыбнулся, в первый раз за все время разговора.
– Я и не подозревал, что ты настолько благороден.
– Я практичен, и только: иск по поводу нарушения обещания обошелся бы мне гораздо дороже. Кроме того, в сложившихся обстоятельствах, – он сделал глубокий вздох, – я чувствую ответственность за твою кузину. Независимо от того, считал ли я все это шуткой или нет, я дал согласие жениться на ней, когда она сделала мне предложение от чистого сердца. По всей видимости, ей было непросто на это решиться. – Маркиз опустился в кресло. – Я ее должник, отдавать долги для меня дело чести.
– Ты хоть понимаешь, что она страшно разгневается, если узнает правду? – поколебавшись, сказал Оливер. – Проклятия обрушатся на нас обоих, но, подозреваю, главное острие гнева будет направлено на тебя.
Джонатон передернул плечами:
– Жуткая перспектива, однако я не из пугливых.
Произнося эти слова, маркиз отлично сознавал, что близость Фионы творит с ним непонятные вещи и при взгляде на нее у него порой перехватывает дыхание. Такого действия раньше на него не оказывала ни одна женщина. А когда он смотрел в ее зеленые глаза, когда заключил ее в объятия, им овладели неведомые ему прежде чувства.
Это началось с того момента, когда они встретились в Рождественский сочельник. Да, между ними возникло чувственное желание, но существовало также и нечто большее, нечто такое, во что ему трудно было поверить.
На этом месте Джонатон постарался прервать свои мечтания.
Ну что за глупая идея! Принять ее означает поверить в любовь с первого взгляда и в судьбу. Скорее все это объяснялось обстоятельствами, в которых они оба оказались, и тем, что Фиона проявила деловитость – свойство, всегда вызывавшее в нем невольное уважение. На самом деле он едва знал эту женщину и, разумеется, не мог думать о той, с кем всего несколько раз побеседовал, как о будущей жене. И если бы Фиона была женщиной для него, его не томили бы сомнения, нерешительность, даже ужас при мысли о браке.
Впрочем, Джонатон никогда не испытывал сомнений, нерешительности или ужаса. Тот факт, что это происходило с ним сейчас, свидетельствовал о чем-то важном, но о чем именно – он пока не мог понять.
– Я считаю, что мы не должны отказываться от идеи найти Фионе мужа, даже без ее ведома, – задумчиво произнес Оливер. – На следующей неделе ожидается бал Двенадцатой ночи, и мы должны воспользоваться возможностью, чтобы познакомить ее с потенциальным женихом. Тогда, возможно, мы могли бы выдать ее замуж к Пасхе.
– А я считаю, что наш первоначальный план – наилучший. – Джонатон покачал головой.
– Но если Фиона выберет мужа уже сейчас, тогда не будет необходимости в… – Оливер с любопытством посмотрел на друга: – Или ты передумал?
– Отнюдь нет. Просто я думаю, что наш план разумен и практически безупречен.
– Я имел в виду не это.
– Я знаю. – Джонатон назидательно поднял палец: – Я никогда не меняю своих решений.
В этот момент Джонатон Эффингтон искренне поверил в свои слова.
– Таким образом, – Фиона помолчала, – мы собираемся написать вместе книгу.
– Если лорд Хелмсли не передумает, – недоверчиво буркнула Белл.
– Почему он передумает? – нахмурилась Софи. – Это было бы довольно низко с его стороны.
Джен покачала головой:
– У тебя и в самом деле очень мало времени, если ты хочешь избежать брака с американцем. А как его зовут?
– Не имею понятия. – Фиона пожала плечами. – И мне это ничуть не интересно.
Лицо Софии внезапно оживилось.
– Скажи, а разве кузен Оливер не должен вызвать его светлость на дуэль хотя бы за то, что тебя обесчестили?
Фиона нахмурилась:
– Никто меня не обесчестил.
– Дэниел Синклер! – внезапно выкрикнула Белл, чем сразу привлекла к себе внимание сестер. – Американца зовут Дэниел Синклер. Я хорошо запоминаю имена! – Белл явно была довольна собой. – Так что насчет книги?
– Ах да, книга. – Фиона постаралась собраться с мыслями. – Она не будет слишком длинной, а значит, для написания не потребуется много времени. Лорд Хелмсли предполагает, что его история будет ориентироваться на мои рисунки.
Джен сделала гримасу.
– Только не эти ужасно скучные рисунки с холмами, деревьями и ручьями!
– Или эти скучные-прескучные рисунки с гроздьями винограда, свечками, вазами и миленькими цыплятками. – Белл содрогнулась. – Не могу представить себе какую-либо историю, которая связана с этими несчастными цыплятами.
– Вы еще не упомянули натюрморты, – заметила спокойно Фиона. – Но я их тоже не включу в книгу.
София даже привстала:
– Неужели там будут эти противные рисунки?
– Какие противные рисунки?
Сестры быстро обменялись понимающими взглядами.
– Рисунки с обнаженными людьми.
Фиона старательно призывала себя сохранять спокойствие.
– Это просто рисунки статуй…
Белл фыркнула:
– Мы видели эти рисунки – они ничем решительно не отличаются от рисунков обнаженных людей.
Софи бросила на Фиону полный сожаления взгляд:
– Любой безошибочно определит разницу. – Она сделала выразительную паузу. – Но даже если бы мы никогда не видели обнаженных людей, выделывающих курбеты…
– Никто не выделывает никаких курбетов! – Фиона топнула ногой. Господи, ну почему каждый, взглянув на эти рисунки, тотчас же начинает думать о каких-то курбетах, проказах и даже, возможно, о пьяных оргиях. Она устремила суровый взгляд на сестер: – Кто разрешил вам трогать мои рисунки без спроса?
– Никто, но мы любуемся ими.
– Да, разглядывали. – Джен растянула рот в улыбке. – Вот уже в течение нескольких лет, – хладнокровно заметила она.
– А я-то думала, вы не проявляете ни малейшего интереса к моей работе…
– Ну разумеется, нет ничего интересного в нарисованных фруктах. – Белл закатила глаза. – Или в деревьях.
– А вот наши портреты очень хороши. – Софи с укором посмотрела на старшую сестру. – Но ты давно перестала показывать их нам.
– Я не думала, что они вас интересуют.
– Ну разумеется, не так, – Джен сделала паузу, – как рисунки обнаженных людей…
– Точнее, обнаженных мужчин.
Джен задумчиво посмотрела на Фиону:
– А ты в самом деле веришь, что можно нажить капитал, написав книгу?
Белл фыркнула:
– Думаю, можно, если в книжке будут нехорошие рисунки.
– Они не нехорошие, это искусство. – Софи шмыгнула носом.
– Они обнаженные, – ухмыльнулась Белл. – Обнаженные люди, нарисованные знаменитыми умершими художниками и вывешенные в музеях, – это искусство. Картинки обнаженных людей в книжке – это грязно.
– Зато такие книги могут хорошо продаваться.
– Что ж, поживем – увидим, – спокойно сказала Фиона. – В любом случае от этого зависит наше будущее.
– Что касается нашего будущего… – Лицо Джен мгновенно стало серьезным. – Независимо оттого, называешь ли ты это искусством или грязными рисунками, эта твоя и лорда Хелмсли книжка может вызвать скандал?
– Нет, если никто не узнает о нашей причастности к этому. Книга будет опубликована анонимно, упоминать наши имена в ней не предполагается. – Фиона прищурилась. – Вот почему я хочу, чтобы вы немедленно дали торжественную клятву, что никогда ни единой душе об этом не скажете.
Сестры не сговариваясь обменялись неуверенными взглядами.
– Как я понимаю, ни одна из вас не является слишком надежной хранительницей секретов, но дело исключительно важное. Если я окажусь в центре скандала, каждая из вас будет опозорена. – Фиона помолчала. – Уверена, тетя Эдвина не станет выводить в свет и опекать девушек, сестра которых…
– Мы не скажем ни слова, – быстро заявила Джен.
– Никогда и никому, – кивнула Софи. – Даже если нас будут пытать американские дикари.
Белл хмыкнула:
– И ты нас обижаешь, думая, будто мы станем болтать о том, о чем болтать не следует.
– Хорошо. – Фиона с облегчением вздохнула. Меньше всего ей хотелось, чтобы это абсурдное мероприятие стало предметом гласности: в этом случае она будет разорена раньше, чем ей удастся дать какие-то объяснения. Да и шанс найти подходящего мужа окажется равным нулю. Называй это искусством или как-то иначе, ни один джентльмен не решится взять в жены женщину, которая рисует обнаженных людей, в том числе мужчин.
Правда, Джонатон, похоже, не выглядел слишком шокированным ее рисунками; более того, он даже расщедрился на комплименты. Это было не совсем обычно для сына герцога. И вообще он оказался совсем не таким, как она ожидала.
Впрочем, затея с книгой, придуманная двумя приятелями, не казалась Фионе такой уж блестящей. Даже с учетом избранной клиентуры она не могла представить, что способна заработать необходимое количество денег и в ограниченный срок. В итоге ей пришлось целиком довериться Джонатону и кузену, поскольку иного выбора у нее попросту не оставалось.
– А ты уверена, что герцог не хочет сам жениться на тебе? – ехидно спросила Джен.
– Может, он не хочет делать этого именно сейчас? – уточнила Белл.
– И нет ли шансов, что он изменит свое мнение? – задумчиво проговорила Софи. – В конце концов, он целовал тебя, разве нет?
– Да, целовал. – Фиона улыбнулась при воспоминании об этих весьма приятных мгновениях. – И очень нежно.
Белл вскинула бровь:
– Насколько нежно?
Фиона улыбнулась:
– Очень нежно.
– Ну и ну… – медленно произнесла Белл.
– Я знаю, о чем ты думаешь. Немедленно выбрось это из головы! – строго сказала Фиона. – Невзирая на обстоятельства, я не имею ни малейшего желания выходить замуж ни за кого из тех, кто не хочет жениться на мне.
– Но есть разные способы…
– Я не стану устраивать западню, чтобы женить маркиза на себе. – Фиона решительно взмахнула рукой.
– Да? Очень жаль… – Белл покачала головой.
На самом деле Фиона была вполне согласна с сестрой, но она не хотела силой вовлекать Джонатона в брак. Тем не менее идея выйти замуж за Джонатона вовсе не представлялась ей безнадежной. Работа над книгой даст им возможность провести немало времени вместе, и кто знает, что может произойти в результате…
Иногда Фионе казалось, что глаза Эффингтона обещали ей нечто совершенно удивительное – так пристально он смотрел на нее. Это совсем не походило на чувство, которое она испытала к нему в юности: теперь ее чувство казалось более мощным, более глубоким, его нельзя было не заметить.
То, что происходит между ними, определенно заслуживает пристального исследования, решила Фиона. В конце концов, ей нечего терять, зато она в случае удачи может многое приобрести.
Глава 6
Джонатон мерил шагами библиотеку Оливера, его брови были нахмурены, глаза смотрели куда-то в пустоту. Это выглядело довольно забавно, однако…
– И больше ничего? – спросила Фиона уже не в первый раз.
Сидя в торце длинного стола, который специально внесли для работы над книгой, она уже несколько раз обмакнула перо в чернила, но за этим так ничего и не последовало.
– Сейчас-сейчас, – пробормотал маркиз.
Фиона посмотрела на пустую страницу. Хотя Джонатон за это время успел отмерить немалое расстояние и, время от времени подходя к столу, останавливался, разглядывая то один, то сразу несколько ее рисунков, это пока не принесло никаких результатов.
Вся столешница, кроме небольшого пространства перед Фионой, была занята рисунками обнаженных людей, которые она исполнила за последние несколько лет. Всего таких рисунков оказалось тридцать семь; на большинстве из них были изображены женщины, которые позировали либо поодиночке, либо группами по двое или по трое. Такие эскизы составляли примерно треть от общего количества рисунков. Лишь двое мужчин позировали для Фионы и других учениц, и при этом оба в разное время являлись близкими друзьями миссис Кинкейд.
Фиона подавила зевок и невольно посмотрела на часы, которые стояли на каминной доске в противоположной части комнаты. Расстояние было слишком большим, и время разглядеть оказалось невозможно, но она и так знала, что они находятся здесь вдвоем целую вечность. Оливер оставил их наедине, пообещав удерживать тетю Эдвину от возможных визитов сюда. Все трое легко согласились, что Эдвина вряд ли имеет представление о том, что такое искусство. Тем не менее Оливер сознательно оставил дверь открытой и поставил слугу в коридоре, чтобы избежать малейшего намека на нарушение правил приличия.
Впрочем, решила Фиона, наблюдать за тем, как Джонатон вышагивает по комнате, не так уж и неприятно. В конце концов, маркиз являл собой впечатляющую фигуру, но, без сомнения, она могла бы занять себя чем-то более стоящим, чем сидеть в ожидании гениальной фразы, которая вот-вот сорвется с его губ.
Подумав об этом, Фиона невольно усмехнулась.
Джонатон тут же подозрительно посмотрел на нее:
– Вы что-то сказали?
– Так, ничего. – Фиона улыбнулась более приятной улыбкой, затем после паузы добавила: – Однако я все же хотела бы кое-что сказать. – Она поднялась, опираясь ладонями о стол. – Джонатон, мы находимся здесь уже несколько часов, но вы пока не продиктовали ни единого слова.
– Смею заверить, что прошло не так много времени. – Маркиз вынул из кармана золотые часы и взглянул на них: – Ну вот, еще не прошло и часа.
– А мне показалось, что значительно больше.
– Знаете, определиться с идеей нашей истории не так-то просто.
– Очень жаль. – Фиона вздохнула.
– Писать чрезвычайно трудно. Это не то что рисунок…
– Рисунок?
– Да. Вы должны признать, что рисовать куда легче, чем сочинять.
Фиона мгновенно выпрямилась и скрестила руки на груди.
– Объясните, пожалуйста, почему.
– Рисуете вы с чего-то, что уже создано. К примеру, перед вами пейзаж, или ваза с цветами, или, – маркиз сделал эффектную паузу, – обнаженная фигура. В этом случае вы просто рисуете то, что видите, тогда как создание текста начинается с идеи, притом довольно смутной. – Он выразительно постучал пальцем по лбу. – И идея должна прийти исключительно отсюда.
Фиона фыркнула:
– Но вам она так и не пришла.
– Всему свое время, – высокомерно произнес Джонатон.
– И сколько еще времени мне ждать?
Джонатон вскипел:
– Да поймите же, нельзя написать что-либо по команде!
Фиона задумчиво посмотрела на него:
– Я смогу написать.
Джонатон лишь покачал головой:
– Нет, вы не сможете.
– Хотите пари?
– Нет!
Однако когда прошло еще несколько минут, маркиз неожиданно переменил свое решение:
– На что мы поспорим?
Фиона подумала несколько мгновений.
– На сто фунтов.
– На сто? – Маркиз был явно поражен.
– Сейчас самое подходящее время для того, чтобы начать создавать мой капитал, а вы наверняка можете себе позволить потерю ста фунтов.
– Да, но у вас нет ста фунтов для заключения пари. Что я получу, если вы проиграете?
– Я не проиграю. – Фиона надменно улыбнулась.
– В таком случае зачем же мне заключать пари?
– Ну, как хотите. – Фиона пожала плечами.
– Если я соглашусь на пари, я хочу иметь хоть что-нибудь на кону на тот маловероятный случай, если вы проиграете.
– У меня мало вещей, на которые я могла бы спорить. – Фиона показала рукой на рисунки, потом на шкаф: – Мои работы. Мой гардероб. – Она улыбнулась. – Я очень люблю красивые платья, в особенности если они французские. Еще у меня есть кое-какие драгоценности.
– Оставьте их себе.
– Так что же вы хотите получить в случае моего проигрыша?
– Не знаю. С учетом ваших ограниченных финансовых возможностей чего-то очень простого. – Маркиз улыбнулся странной улыбкой. – Например, поцелуй.
– Поцелуй? – В голосе Фионы послышалось удивление. – От женщины, на которой вы не хотите жениться?
– Поцелуй – не повод для женитьбы; в противном случае я уже женился бы не менее сотни раз.
– Как и я. – Она вызывающе дернула плечом. – Но мы ведь уже целовались, и даже дважды.
– О, это совсем не то.
– Тогда я думала, что вы собираетесь жениться на мне, а вы думали, что я про…
– Актриса, – быстро проговорил маркиз. – Очень хорошая актриса. И поскольку те поцелуи – всего лишь следствие заблуждения, они не в счет. Так что можно сказать до сих пор мы вообще не целовались.
Фиона прищурилась:
– Не целовались?
– Нет. Полагаю, первый поцелуй с вами вполне может стоить сто фунтов.
– Простой поцелуй – сто фунтов? – Фиона тихонько рассмеялась. – Я польщена.
– Это не просто поцелуй, а первый поцелуй, и поэтому он так ценится. – Голос у маркиза звучал мягко, но глаза его сверкали. – И потом – кто знает, что может произойти после первого поцелуя…
– Вы дьявол-обольститель, Джонатон, и притом опасный. – «Однако же нет никакого вреда в том, чтобы позволить себе немного с ним пофлиртовать». – Так мы заключаем пари?
– Разумеется. – Маркиз широким жестом указал на рисунки. – Проявите свои лучшие качества, придумайте историю.
– Легко. – Фиона вышла из-за стола. – Перед тем как начать шагать по комнате, вы, кажется, что-то упомянули о греческом мифе или о чем-то в классическом духе.
– Это удачно объяснило отсутствие одежды, а также характер окружающей обстановки.
– Возможно. – Фиона остановилась перед разложенными на столе рисунками, пытаясь взглянуть на них так, словно видела их в первый раз.
По большей части работа над каждым рисунком начиналась на одном уроке, заканчивалась на другом, уже в отсутствие модели. Некоторые наиболее сложные рисунки требовали нескольких сеансов, общей темой они, как правило, не объединялись.
Тем не менее на этот раз Фиона впервые попыталась взглянуть на свои рисунки как на единое целое, как на цепь иллюстраций, способных рассказать целую историю.
– Ну так что же? – В голосе Джонатона звучало торжество. – Не слишком просто, а?
– Потерпите еще немного. – Фиона изо всех сил старалась не потерять нить своих рассуждений.
Похоже, Джонатон был прав, говоря об истории, основанной на мифе: фигуры, равно как и окружение, скупо обозначенное несколькими линиями, давали на это определенные намеки. Обнаженные фигуры располагались на каменных скамьях, сидели, прислонясь к мраморным колоннам, или полулежали возле фонтанов. Если рассматривать рисунки как иллюстрации, они и впрямь могли составить некую незамысловатую историю.
– Вы сказали, что могли бы сделать это, едва взглянув на рисунки. – Джонатон сделал многозначительную паузу. – Не забудьте, мы заключили пари. Если вы обнаружили, что не можете…
– Разумеется, могу. – Фиона ничуть не сомневалась, что единственный способ выиграть пари – это начать говорить в надежде, что по ходу дела ей в голову придет некая замечательная мысль; но если ее речь будет представлять собой даже что-нибудь совершенно бессмысленное, это все же лучше, чем ничего.
– Древние использовали мифы для осмысления того, чему не находили объяснений в жизни общества и в природе. Например, причины восхода солнца, расположение звезд…
Джонатон кивнул.
– Возможно, фазы луны…
– Ну-ну, продолжайте.
– Так вот… – Фиона внезапно заметила характерные различия между рисунками. – Мы имеем некоторое количество изображений женщин. – Она перетасовала рисунки, отдельно расположив двенадцать из них. – Они представляют…
– Что? Дюжину яиц? Пирожных к чаю?
Она одарила Джонатона торжествующей улыбкой:
– Нет, конечно, нет. Они представляют… месяцы года!
– Очень хорошо, продолжайте.
Фиона отложила два рисунка на один угол стола, рисунки с тремя фигурами – на второй, а рисунки с изображением обнаженных мужских фигур – на третий.
– Мужчины представляют две важные, но противоположные силы.
– Однако здесь более двух рисунков.
– Позы их различны, но мужчины те же.
– Все же мне кажется, что лица у них разные, – задумчиво произнес Джонатон.
– Осмелюсь заверить, что никто не обратит внимания на их лица и не заметит отличия в их внешности. Кроме того, в целях верности нашему мифу двоих вполне хватит. Что я имела в виду, когда сказала, что они олицетворяют противоположные силы природы? Возможно, светлые и темные: день и ночь…
– Добро и зло…
– Возможно, – медленно проговорила Фиона. – Хотя это не совсем правильно. Если двенадцать женщин представляют месяцы года, то двое мужчин – это…
– Зима и Лето. – Джонатон оперся ладонями о край стола. – Черт возьми, это хорошо. Даже очень хорошо!
– Пожалуй, на этот раз я с вами соглашусь. – Фиона бросила на него довольный взгляд, затем снова повернулась к рисункам. – Зима и Лето хотят заполучить месяцы года. Они хотят благосклонности женщин… Нет, больше – они хотят обладать ими! Вот и все. Они постоянно погружены в бесконечную баталию за обладание, потому что… – Фиона сделала неопределенный жест, – потому что…
– Потому что месяцы, то есть женщины, очень милы, страстны и привлекательны, – Джонатон пошевелил бровями, – а мужчины…
– Боги, – быстро сказала Фиона. – Давайте сделаем их богами!
– Согласен. И боги хотят заполучить месяцы, потому что… потому что они эгоистичные звери, каковыми античные боги нередко представлялись древним. Боги всегда думали о себе и о том, какое удовольствие они получат, совершая тот или иной поступок.
– Античные боги не кутят, – рассеянно заметила Фиона, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях. – Чем большим количеством месяцев обладает бог… – Она выпрямилась и стукнула кулаком по ладони. – Ну конечно! Чем большим количеством месяцев он обладает, тем большую власть имеет, тем больше его сила и над землей, и над небом…
