Текст книги "Вальдшнепп (СИ)"

Автор книги: Виктор Молчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

  – Вальдшне-еп!

   Вальдшнеп – это он. Это не фамилия. И не кличка. Это место жительства. Пока он живёт на этой ферме он – Вальдшнеп. Вальдшнепы жили здесь до него, Вальдшнепы будут жить и после. Ферма Вальдшнеп не самая большая и не самая мелкая. Что досталось. Куда определили на райской планете Парадиз. Да, без улыбки не скажешь, без оскала не отвернёшься. И конечно же, лучше всего всем и всегда жить именно на этой планете. Планете небоскрёбов и ферм, планете – столице Империи, планете– тюрьме. Потому что жить лучше, чем не жить. Элементарно!

   Ну, а зовут его Хави. Хави Нурола. Теперь с прибавкой «Вальдшнеп». Нуролой только Розочка называет, а ещё, иногда, зовёт как-то странно, по-своему – Хавьюшей. Но это Розочка, Рози, жена его. Лучшая и единственная. Которой он не изменял никогда с того самого момента, как её в жёны ему назначили, а потом поселили на ферму Вальдшнеп вместе с ним. Теперь он – Хави Вальдшнеп, и она, соответственно, Роза с той же присказкой на конце. И дети у них, если бы были, тоже стали бы Вальдшнепами. И приезжали ли бы к ним на каникулы из своих колледжей и университетов с Плаценты и хвастались бы достижениями... Если бы были. Роза-то ох как хочет детей. Ей, кстати, тут очень даже нравится. Вся эта пастораль с овцами и фермами, всё это пространство и голубое небо над шелковистой травой. Она и о внуках бы мечтала, но вот, вашу маму через корягу, ей достался Хави. Который, во-первых, всё это сельское хозяйство терпит только потому, что другого не заслужил, а, во-вторых, иметь детей не может от слова «совсем» так как... Не может, и точка. Не всем быть многодетными папашами.

   – Вальдшне-еп, ну, где тебя носит?

   – Тут. Не шуми. Овцы будут через десять минут.

   – А может, я не о овцах хотела тебя спросить?

   Хави морщится. А то он не знает? А о чём ещё? День на ферме похож на предыдущий, как два близнеца. А Розе... Eй ещё и эмоции нужны. Ой как нужны. А у кого их взять? Он не даёт, детей нет. С овцами тоже много не поскандалишь. Остаются соседи. Но это будет через час, после стрижки. Зрелище ещё то, забавное даже, если смотреть, не напрягаясь. Впрочем, и оно уже становится рутиной, как всё на этой части планеты. Планеты – тюрьмы. Их с Розочкой сюда с Ментахо пригнали. Их и других таких же неудачников, тех, кто там закон преступил. Выхода нет. А тут свой срок немногие выдерживают. А те, кто выдержал, предпочитают остаться. Потому что на Ментахо после Парадиза они уже не выживут. На Ментахо нельзя без внутренней силы. На Ментахо все менталисты, все могут к другому в голову влезть, все могут... но, вот беда, не все могут удержаться от соблазна в чужих мыслях порядок навести. Кто не удерживается – сюда. К овечкам. Не простым овечкам, мозгососным. Их шерсть идёт для производства разных блокираторов и дешифраторов, точнее Хави и не знает. Не спец. Простой парень с Ментахо, простой фермер на Парадизе. Очередной заключённый, бредящий о побеге...

   Ага, вот и овцы. Он давно уже поставил якорёк в голове Бэшки, как он назвал ту самую овцу, которая у них за главную. Якорёк простой – вкусная травка в овчарне. Бэшка, как настоящая овца, жрать хочет всегда. Даже когда спит. Даже среди густой травы она попрётся на его якорёк. Из жадности и из глупости своей. А за ней и все остальные. Уловка простая и не нужно сильно напрягаться, расходуя мозг. Это сосед, Жаворонок, всё никак в толк не возьмёт, что только так с овцами и надо. Он их по одной пригоняет. То реальной палкой, то мнимой. Пока одну пригонит, десять разбегутся. Вальдшнеп на это только усмехается. Нет, Пит нормальный сосед, он ему ничего плохого не желает, но свои секреты открывать не станет. Пусть сам догадается. Пит простой. Он и сюда залетел за то, что после выпивки в баре отказался платить за всю компанию и сломал силой мысли стойку. Если б сломал руками – заплатил бы стоимость и – гуляй. А хулиганишь ментально – огреби, друг, по полной. Пит на Парадизе уматывается. Не то что Вальдшнеп. Но ему, Питу, как ни странно, тут нравится. «Семью нашёл» – говорит он. И правда, у них с Нэтой уже четвёртый скоро будет. Двое на руках, старшую, Вею, забрали в гимназию. Языкам учить, истории, наукам разным. Это у них с Розочкой....

   Хави поднялся с чурбака возле дома и проследил, как Бэшка ведёт в овчарню послушное стадо.

   – Принимай, – крикнул он в сторону окна. Всё, сейчас Рози будет их поить-кормить, бряцать вёдрами. Она всегда бряцает, ей не нравится жить тихо. Она вся – яркая, шумная, красивая. Картинка, не баба. Как сверкнёт чёрным глазом. Изогнёт правую бровь... А ей достался Вальдшнеп.

   – Хавьюш, вот что ты тут застрял? – раздаётся её голос, – Ты с твоими способностями давно бы уже в высотках жил.

   Обычно он отмалчивался. А чего говорить? Что отсюда не сбежишь и что ему совсем не напряжно рисовать в башке у Бэшки утром травку на дальнем пастбище, а вечером ту же травку, только в сарае? Так на то и Парадиз, чтоб создать ему такие «комфорты». А он лишь приспособился, как мог. Так Розочка и сама всё это знает...

   – И правда, застрял. Пора двигать.

   Вот и слово произнесено. Вот и решение. Так всем будет лучше. Или не всем? Или не будет? На ферму пришлют нового Вальдшнепа, от которого у Розы будут дети и с которым она сможет общаться... ну хотя бы так же хорошо, как Пит Жаворонок со своей Нэтой.

   Бряцанье внезапно прекратилось, и Роза выросла в дверях сарая. Руки опущены, лицо бледное.

   -Ты... серьёзно?

   Хави дёргает бровью. А то нет. Он что? Балабон-затейник, чтобы слова зря кидать, а потом подбирать и в сумку засовывать? Не решил – живёт. Решил – двинул. Или надо было тайком, не уведомляя? Тогда никто и не прикопается, мол «знала-не знала». А тут придётся ей по мозгам протереться. Чтоб за соучастие не загребли. А это как-то нехорошо. Если и не сблизился он с ней так как другие пары, так и не чужая же давно уже. Своя. Даже любимая.

   – Зачем ты так? – Она села рядом. Слеза потекла по загорелой щеке, носик хлюпнул. Левая рука принялась наматывать на палец жёсткий локон длинных волос, выехавший из-под косынки.

   – Скучно. – Он даже не соврал. Хави не любит врать. Врать на Ментахе вообще не любят. Потому что мысли выдадут. А ты никогда не знаешь уровень собеседника. А рассчитывать, что тебя не проверят именно на эту тему... В общем, с Розочкой он откровенен. Насколько умеет.

   – Я...

   – Хорошая.

   Слеза потекла и по второй щеке. Хорошая, хорошая. Была бы плохая, овец бы не доила, его разговорить бы не пыталась. А то ведь старается, но не понимает, что всё её движение, как у белки в колесе. На одной точке.

   – Другого пришлют. Лучше.

   – Хавьюш... Всё. Дальше – рёв у него на груди. Он подождёт. Она так себя готовит к переменам. Это женское.

   Но рёв не вечен, а возню с овцами никто не отменял. А через час вообще проедет развозчик. Шерсть принимать, продукты развозить. Хави обычно только загружает его. А уж приёмкой Розочка занимается. Пара улыбок туда, несколько слов обратно. Чаще всего ездит Гуго. Пока Хави грузит, тот раскуривает свою глиняную трубку, пыхтит в седые усы, жмурится на солнышко, ласково гладящее его соломенную шляпу своими вечерними лучами, сально обнимает Розочку чуть близоруким взглядом. Гуго неплохой. Он сам когда-то тут, на Парадизе за овцами следил. Пока супруга не умерла. Но Гуго молодуху с Ментахо не выдали. Заселили целиком ферму свеженькими штрафниками. А Гуго Бенча, которого вот только недавно знали, как Гуго Козодоя, приставили на развоз. Гуго уже перестал опасным быть, всё его былое мозгоедство овцы высосали.

   – Хавьюш, ты на дорожку хоть творожка возьми...

   Ну да, и за пазуху засунь. А ещё молочка, тёплый с начёсом жилет и лопату, чтоб за овцами чистить. Хави закатывает очи долу. У него голова есть? Значит, прорвётся. А без головы и разговаривать не о чем. Да и нечем, к слову сказать. Впрочем, жилет он наденет.

   – Эй, Вальдшнеп, давай свой урожай, – Гуго мозолистой, в веснушках, рукой открывает задний борт, почёсывает седоватую грудь под потной клетчатой рубахой, оглядывается на Розочку и делает вид, словно впервые её видит:

   – Ой, ну что тут сегодня за красотка! Или у меня со зрением что, или госпожа Вальдшнеп только молодеет и молодеет...

   Розочка давно не плачет, она вспыхивает, как маков цвет, кокетливо опускает ресницы и, словно невзначай, поправляет кофту, подчёркивая неуловимым движением свою высокую грудь.

   – Ай, ну ты мне опять льстишь. Знаю я вас. Жены нет, так можно и на чужих поглядывать? Ну и гляди, блудник старый. Мне своего добра не жалко.

   И тут Хави лёгким движением мысли ставит глаза развозчика прямо на ложбинку между выпуклостей Розочки. Маячок минут на пять. У Гуго своя защита давно села, да и кто ж в здравом уме на свою жену чужой глаз положит? Так что, пока старый пень мысленно раздевает его жену, Хави забирается в кучу шерсти и закапывается там настолько глубоко, чтобы никто и не догадался. Ну вот, и всех дел. Шерсть отсюда ведь уезжает? Уезжает. А он уедет вместе с ней.

   – И что это я сегодня в тебя такой влюблённый? – всё ещё подпускает Розочке комплименты старый разносчик, – А где твой Вальдшнеп? В дом улетел?

   – Тебя дождаться, так улететь можно не только в дом, на Ментахо туда и обратно три раза смотаться, – Розочка отлично ведёт свою партию. Да как ведёт!

   Бортик хлопает, мотор взвывает и вот уже фургон Гуго возле Жаворонков. Процесс повторяется, Только шерсть в фургон забрасывает Пит, а комплименты отпускаются в сторону Нэты. Дети Жаворонков получают свои игрушки, взрослые – продовольствие. А фургон пылит к Аистам, потом к Пастушкам, потом ещё дальше, к тем, кого Хави и не знает вовсе. Это Рози может перечислить все фермы хоть вдоль территории, хоть поперёк и ни разу не сбиться, а ему всё это зачем? С соседями знаком – и то хорошо. Под равномерную тряску Хави даже подрёмывает.

   Но любой дороге приходит конец. Шерсть начинает выгружаться. Тем же Гуго, его же вилами. И тут Хави понимает, что ещё минут пять и инструмент разносчика может ненароком поддеть вместе с сшерстью и его. А по всем законам жанра Нуролы в шерсти в этот момент быть уже не должно. От слова «совсем». Вот только из-под шерсти к Гуго в мозг не влезешь – хорошо шерсть защищает мозги. Защищает и Хави, но кто ж его читать тут станет? А сейчас Хави попросту везёт. Развозчику не слишком неинтересно возиться с шерстью. Он прислоняет вилы к стенке фургона и отходит отлить. И Хави это понимает. Он и сам не прочь присоединиться, если бы не... И тут Хави рискует.

   Он тихо выскакивает из фургона, вразвалочку подходит к мирно отливающему Гуго, мимоходом ставит ему метку «незнакомец» в отношении себя и предаётся блаженству мочеиспускания вместе с развозчиком. Тот, не прерывая процесса, оглядывается и с самым простецким видом осведомляется:

   – Новичок вместо Сэма? Давно пора.

   Хави хмыкает, как бы подтверждая подозрения Гуго. Всё верно. Тот увидел незнакомца и вписал его в свою картину мира. Не надо строить хитрости, где можно по-простому. А по-простому Гуго сам теперь его направит куда надо.

   – Пошли в Центр. Тут они сами всё разрулят. А нам до утра можно... Я, как отмечусь – в бар. А уж после пинты...

   Про оставшуюся шерсть он, кажется, забыл. Склероз? Скорее всего. М как Гуго мелкие косяки прощают? Не может быть, чтобы пинта пива ему была важнее шерсти. А может Нурола мимоходом что затронул, когда свой якорь ставил? Да, не важно.

   После пинты Гуго доберётся до своего лежака и до утра будет услаждать руладами окружающую атмосферу. Если доберётся. Но Хави же не развозчик. Он в бар не пойдёт. Зачем ему в бар? Ему надо на Ментахо. Почему туда? Да элементарно! Он ведь оттуда, а даже бродячую кошку тянет к той помойке, на которой ей суждено было родиться. Да и куда ж ему ещё бежать? На Парадизе ловить нечего. От небоскрёбов до ферм уж слишком близко, чтобы рисковать впустую.

   Хави застёгивает ширинку и двигается вслед за Гуго. Гуго знает, где центр, у Хави этих знаний пока в голове нет. Можно поискать в голове Гуго, только быстрее так. А когда он будет в центре... Впрочем, так далеко загадывать не стоит. В любом Центре есть надписи. Они подскажут. И люди. Которых можно читать. Ему сейчас можно всё. Он на нелегальном положении. Захотел – считал информацию. Захотел – подправил. Фермами в качестве конечной точки бывшего Вальдшнепа уже не напугать.

   Вот и Центр. С их стороны это трёхэтажное панельное здание с мусорными контейнерами возле входа и потёртыми створками дверей с какими-то аляповатыми рекламными проспектами на них. Хави заходит, озирается, считывает информацию. Вдалеке раздаётся голос, объявляющий посадку на космолёт.

   Космолёт – это неплохо. Это именно то, что надо. Вдоль полутёмного коридора Хави движется на голос, выступает из темноты и тут же замечает людей с чемоданами, спешащих к боковому выходу. Вот и оно, вот и нужный поток. Влиться в поток даже легче, чем он ожидал. Никто ведь не предполагает, что на ракетолёт решит проникнуть «заяц».

   Трап, потом шлюз, ещё один, и вот он в длинном коридоре, по обеим сторонам от которого раздвижные двери. Его путники прикладывают к дверям карточки и заходят внутрь. Карточек у Хави, естественно, нет. Да и откуда, спрашивается? Он вообще впервые на космолёте. На настоящем. То, как их везли на Парадиз, можно сравнить лишь с тем, как на ферму привозят овец. То есть связанных и мекающих. Вот только мекать было бесполезно. Мекай – не мекай, а конец пути известен. А теперь – вроде и не как бессловесная скотина. Хотя и неизвестно пока, насколько лучше. Хави ныряет за чопорным худощавым мужчиной в один из отсеков и суетливо оглядывается, пока тот думает, куда приткнуть свои вещи. Пока Нурола ещё шёл по коридору он прыгал быстрой мышкой из мозга одного из пассажиров в мозг другого, пока не нащупал того, что был мыслями далеко-далеко и действовал скорее на автомате. Малая коррекция – и пассажир воспринимает Хави, как мелкую помеху, неизбежную, словно голос диктора из динамиков или мелькающих то тут, то там сотрудников космопорта. Хави устраивается возле сумки случайного попутчика, прямо возле прикроватного столика, где его случайно никто не заденет и застывает в неподвижности, позволяя пассажиру проделать все положенные ритуалы. Через какое-то время тот укладывается, а космолёт стартует.

   К перегрузкам старта Хави готов, он же уже летал, но на этот раз его скручивает так, что бывший Вальдшнеп даже теряет сознание. Когда же он приходит в себя, пассажир лежит всё в той же позе и сколько прошло времени можно только догадываться. Хави немного сомневается, но тоже проваливается в сон. Отдых нужен. Если не сейчас, то когда ещё? Если пассажир проснётся первым – блок не даст ему увидеть вынужденного соседства.

   – Ты кто? – внезапно звучит детский голос и Хави осторожно приоткрывает глаза. Не ожидал-с...

   – Вальдшнеп. – Хм, и почему язык имеет обыкновение говорить раньше, чем мозг включается в активную деятельность?

   – Птичка?

   – Нет, рыбка.

   – Рыбок таких не бывает – Пассажир сидит в кресле, а рядом с Хави стоит ребёнок лет пяти и смотрит на него, как на экзотическую зверушку.

   – Нет, бывает. Я же есть.

   Своя логика в этом, несомненно, присутствует, и мальчик, почесав пятернёй взлохмоченную голову, глядит на пассажира, вместе с которым Хави проник в эту каюту:

   – А он точно есть?

   – Можешь пощупать, – тот улыбается. Вальшнеппу не слишком хочется, чтобы его щупали, но пока ситуация не разрешилась, он играет по предложенным правилам.

   Мальчик протягивает руку и трогает Хави. Рука не проходит сквозь него.

   – Вот видишь. А ещё я знаю много игр.

   Вот это он зря. Какие он знает игры? Как Бэшке травку в голове рисовать? Или как в уличной драке уворачиваться? На Ментахо его раз пятнадцать на нож пытались наколоть, но так и не накололи, шрамы не в счёт. Он знает каждый из своих двенадцати. Все – не от ножа, от ментальной боли. Уличные схватки у них всегда проходили без оружия – в головах, кто первый вскрикнет. И тут не нужно быть самым рослым или быстрым. Важнее – железные нервы и крепкий болевой порог. Хави, худощавый и жилистый, выходил победителем отнюдь не всегда, но в большинстве случаев.

   – А какие? В прятки?

   – Хороший выбор. Сначала ведь я ищу?

   Найти мальчика просто. Да и где можно спрятаться в пределах небольшой каюты? Но Хави благоразумно сперва осматривает все места, где ребёнка точно не было, и только потом как бы случайно обнаруживает того под тёплым пледом на том самом ложе, где устраивался перед взлётом настоящий пассажир каюты.

   – А теперь я тебя!

   Мальчик ищет долго. Трудно найти менталиста, особенно если он не хочет, чтобы его нашли. Но любому терпенью ребёнка рано или поздно наступает предел.

   – Сдаюсь.

   Хави снимает блок. Он и не уходил. Он оставался на том же месте.

   – Как это ты?

   Хави показывает на пассажира, всё так же сидящего в кресле:

   – Это твой папа? Ему можно доверить тайну?

   – Это дядюшка Фил. Он добрый.

   Вот и сказано ключевое слово. Нет, дядюшка может быть добрым с кем угодно, кроме «зайца», но всё же детям раннего возраста ещё можно верить.

   – Тогда мы ведь ему скажем, что мы тут играем и фокусы показываем?

   – Конечно скажем. А давай ещё!

   И Хави снова и снова ставит блоки и ищет шустрого мальчишку, который пытается спрятаться и в сумку, и под стол и даже дядюшке за спину. Наконец усталость берёт своё мальчик усыпает прямо на руках у дядюшки, более не проронившему не слова. Когда мальчик начинает тихо посапывать, пассажир аккуратно переносит его на ложе, прикрывает пледом и кивает в сторону Хави, чтобы тот подошёл поближе.

   – Вы неплохой человек. И, как я понимаю, довольно сильный менталист. Ибо я до сих пор вас не вижу. Если бы не Энди, наверное, и не увидел бы. Вы ведь не знали, что он ко мне подсядет на Плаценте, я так понимаю.

   Плацента – это планета, на которой у империи дети. Там школы всех уровней, от первого уровня, для таких, как этот мальчонка, до высшей, в которой обучают штучных специалистов. На Плаценте у Жаворонков дочка учится. Так что про планету и ему кое-что известно. Это с Ментахо детям туда путь заказан, особые они на Ментахо, а с остальных планет Империи большая часть детей проходит через Плаценту.

   – Я не хотел вам плохого, – подаёт голос Хави, чувствуя, что пассажир ждёт от него какой-то реакции.

   – Знаю. Потому и разговариваю с вами. На Медуно вы выйдите вместе с нами, и я никому не стану о вас докладывать.

   – На Медуно? Не на Ментахо?

   – Да.

   Вот и съездили на родину. Вот и прошвырнулся по кабакам. На Медуно он ничего не забыл. Совсем. Он там вообще ни разу не был и об этой планете знал только, что... Да почти ничего не знал. Хави трёт виски и вновь глядит на пассажира:

   – Я сел не туда.

   – Я так и понял. – Тот кивает. – И что теперь собираетесь делать?

   – Не знаю. – Он и правда, не знает.

   – Тогда дам совет. Советы ведь ничего не стоят. А денег от меня вам не надо, так?

   – Вроде того, – Нужны были бы деньги – он бы взял. А сейчас перекусить бы чуток не помешало, но и только. Пассажир словно читает мысли.

   – В саквояже – пищевые рационы. Не отказывайте себе. Мы с Энди столько не съедим. Так вот насчёт Медуно...

   В следующие часы Хави услышал всё, что хотел знать и даже немного больше. С дядюшкой Филом они расстались, можно сказать, приятелями, если может завязаться приятельство между мозгососом с Ментахо и содержателем пансионата на Медуно.

   Медуно встретила Хави ледяным ветром. Ветер, казалось, был всюду. Он забирался под меховой жилет, играл его длинными каштановыми волосами, ветер студил и вымораживал. После Парадизовского вечного лета, когда тёплое время года отличается от холодного только датой на календаре и Ментахской сырости тут было непривычно. Дядюшка Фил, конечно, предупреждал, что ветра на Медуно – источник как счастья, так и горести, что ими здешние жители только и живы, так как те крутят ветряки, что дают энергию всей планете, но Хави никогда бы не подумал раньше, что лично он настолько не любит ветер. Не подумал бы, пока не оказался за пределами медунского космопорта. Энди со своим дядюшкой уже укатили на каком-то персональном рыдване, подхватившем их почти от грязновато-полосатого шлагбаума. Хави не стал снимать свой ментальный блок с внезапного попутчика. Не стал и ставить новый. Через день-два старый блок сам мало-помалу рассосётся, а деньги... Что деньги? Деньги и выпивку он сможет найти и без тех людей, к которым проникся искренней симпатией. Спасаясь от внезапного порыва, Хави заходит в переулок и движется почти наобум, лишь прикрывая глаза. Теперь-то он понимает, почему у прохожих тут такие странные наряды, что ни глаз, ни рта не видно, и отчего Фил ему рекомендовал приобрести местную одежду, которая на Медуно не только статус показывает, но и серьёзно защищает от погодных аномалий.

   Внезапно со стороны, от обшарпанной двери, слышится несколько раскатистое:

  – Стой. Ты чего тут ходишь?

   Конечно, самое простое и самое эффективное в сложившейся ситуации – удрать. Но, куда удирать, Хави не знает. Поэтому продолжает двигаться с прежней скоростью и в прежнем направлении.

   – Заблудился что ли? – всё тот же голос. Почти ласковый.

   Хави оглядывается. Высокий тощий субъект с трясущимися руками словно отклеивается от стены и двигается к Нуроле. Лица не видно, оно скрыто шарфом и очками. Вроде и ничего страшного. Местная гопотня. Она везде есть. Однако, можно и пообщаться. Надо же начинать контакт с местным населением. Почему же не начать с этого субъекта?

   – Вроде того. А что, бар далеко?

   – Бар ему... – возле стены слышится шевеление. Ба, да их тут человек шесть! Лежали, забившись между ящиками, схоронившись от пронзительных потоков воздуха. Теперь зашевелились, почувствовав возможное развлечение.

   – А, может, ты сам с нами чем поделишься? Тогда, глядишь, и проводим.

   Ага, проводят они. Держи карман шире. Утром труп Хави, без видимых признаков одежды сдадут патрулю или утопят в... что там у них? Каналы? Не видел не одного, но ведь где-то есть. Дядюшка Фил предупреждал, что на Медуно безопасно только од крышей. Любой крышей. Там хозяин крыши за тебя отвечает. Пока ты его дом не покинул. Оттого и на космолёте дядюшка Фил его не выставил, хотя там неписанные законы Медуно чтить было и не обязательно.

   – А может, сперва в дом позовёте?

   – А нет у нас его. Весь мир – наш дом.

   Это совсем плохо. Нет никого опаснее космополита. Особенно на Медуно. У человека без дома страны или семьи нет в голове никаких стоп-сигналов. У него в душе хоть Ментахо есть. И Розочка. Или он такой же? Нет. Быть того не может. Он же чем-то отличается от этого отребья, шакалящего первого встречного. Или? Разве не он вот только что желал покутить на Медуно денёк-другой за счёт местных, а потом уже найти способ двинуть на планету своей молодости? Ладно, этические проблемы он как-нибудь решит несколько позже. Когда для этого будет походящий настрой. А сейчас надо кончать балаган. Он-то уж точно знает каким образом. Чего боятся больше всего полууголовные элементы? Вот и надо подтолкнуть их думы в нужном направлении. Легонько так. Почти незаметно.

   – Шуршуны, вродь. Фюр, ты чегой-то встрепенулся? Подь назад. А ты, чужак, двигай, давай. Мы ж тебя не задеваем, не? А бара нет тут. И не было. Вон по ветерку идить. Там за красным с полосой базом вывеску узришь. А там по жёлтому проводу до Терезиной хатеры и долетишь впрямки.

   Ну, долетит – не долетит, но Хари, разворачивается и двигается по ветру. Благодарить не за что. Не вторгнись он в мозг аборигенов, те, ясен корень, попытались бы его ограбить. Чужак же. Никто не заступится. Это не важно, что взять с Хави нечего, сам мотив не заслуживает уважения.

   За красным с кривой полосой базом от столба с вывеской о продаже ветряков через площадь протянуто несколько проводов. Куда вёл каждый из них Хави даже не предполагает, но уличный побирушка не стал бы под угрозой посылать его совсем в никуда. Выбирался Хави до этого из разных переделок. Выберется и тут. Планида его не оставит. Жёлтый провод то провисает чуть ли до уровня колен, то поднимается выше головы, цепляясь то за гвозди, то за ржавую трубу, торчащую прямо из стены. Он ведёт за собой Хави довольно далеко. Ноги Нуролы уже устали, а глаза начали слезиться, когда перед ним возникает полукруглый вход, загораживающий дальнейший путь плотной металлической дверью. Хави осматривает её со всех сторон. Всё точно. Дальше провода нет. А ещё нет ни звонка, ни молотка, ни чего-то ещё, чем можно было оповестить о себе. Не кричать же? Впрочем, может сперва всё же стукнуть?

   Хави поднимает ногу и... железная плита начинает подниматься, не успевает он до неё прикоснуться. Ясно. Или наблюдают или провод, как сигнал, уже прозвонил кому надо. А сталь солидная. Вот начнёт он входить, а на него сверху.... И хорошо, если только руку отчекрыжит. Может ведь и располовинить. Причём на перед и зад, а не на верх и низ. Но – дверь открыли – входи! Ждать долго никто не станет.

   – Есть тут кто?

   Стальной лист опускается за спиной. Фух, наконец-то в ушах не свистит. Как тут тихо! Полумрак. Женщина в тёмном наряде появляется сбоку. На ней нет шарфов и очков, характерных для медунских прохожих. Это просто милая женщина. Очень милая. Она ещё ничего не говорит, но Хави уже понимает, что с ней он смог бы общаться легко и свободно на совсем любые темы. Как с дядюшкой Филом, или как... Лёгкое подозрение мелькает перед ним, но Хави почему-то его отбрасывает. Женщина встряхивает кудрявыми волосами придвигается поближе. У неё тонкие черты лица, совсем не такие, как у Розы... Стоп. Роза. А ведь он шёл сюда просто выпить. А не на женщин засматриваться. Чего засматриваться, если желание есть, а возможности нет? А точно нет? Или всё же... И Хави начинает чувствовать внутри себя то, чего не чувствовал уже ох как давно.

   – Пойдём, – говорит незнакомка и Хави идёт за ней, словно заколдованный. Его тянет к ней, но он всё не решается задать хоть какой-нибудь вопрос. Наконец они в отдельной комнате и женщина начинает медленно раздеваться. Хави понимает, куда движется дело, но кажется, что он не может нарушить процесс, как бы этого не хотел. Да он и не хочет его нарушать. Женщина ему нравится. Нравятся тёмные кудряшки её волос. Нравится грудь, не такая пышная, как у Рози, но всё же аппетитно просвечивающая через ещё оставшуюся одежду. Нравятся движения женщины – плавные, полные собственного достоинства.

   Наконец он всё же решается выдавить из себя:

   – Может не надо?

   – А почему? – Незнакомка смотрит на него удивлённо, поднимает тонкую бровь, – Ты разве не за этим сюда пришёл?

   – Нет, но. То есть да. – Хави сам не знает. Да, он хотел развлечься, хотел, чтобы... Но одно дело, когда он чего-то добивается, или как-то платит, а другое дело, когда используют его. Или пока только хотят использовать? По крайней мере на текущий момент всё выглядит именно так.

   – Я... Ты... Мы незнакомы.

   – Я Терезия. Это мой дом. Пансионат. Тут ты в безопасности.

   Это он и так знает, но...

   Терезия обхватывает его снизу за шею и нежно притягивает к себе. А, почему бы и нет? Судя по всему, его тело совсем не испытывает сомнений, в отличии от головы. Его тело хочет получить то, чего было лишено довольно долго и совсем не по своей воле. А сомнения – потом. Место для них – там, на задворках восприятия.

   И Хави поддаётся. Они опускаются на какое-то подобие двуспального ложа, нечто мягкое и пружинистое, и Нурола чувствует, что теперь он снова мужчина. Странно и непонятно. Хотя...

   – Объясни, – просит он Терезию, когда утехам отдано всё, что было можно.

   – А что объяснять? – Она улыбается, – Сегодня я понесу от тебя. И это будет девочка. Особая девочка. Девочки от чужаков всегда особые. В них есть сущность Медуно...

   – А в чём сущность?

   – В чём? – Она смеётся, – А ты не понял? Мы сладкие. Нас нельзя не желать. Мы – хозяйки этой планеты.

   – А мужчины?

   – Мужчины... Да что они? Они работают. Они хозяйничают. А потом приходят по проводу к нам.

   – А вы?

   – А мы их впускаем. Или нет. Но от наших мужчин родятся лишь мальчики. Уже давно. А нам нужны девочки. Девочки с Медуно ценятся везде. Сюда все ездят. Только с медуницей сладко.

   Это Хави понял. Так как с Терезией ему не было ни с кем и никогда. Наверное, и не будет. Вот только, как бы то ни было, всю жизнь не будешь сидеть возле юбки, ожидая, когда она решит воспользоваться твоей похотью.

   – Набирайся сил. У нас много женщин желают получить дочку.

   А вот это что-то новое. То есть не он тут сладенького поимел, а его. И поимеют и не раз.

   – Но у меня дела...

   Какие дела? Впрочем, ей это знать не обязательно.

   – Значит, дела подождут. Пока у тебя есть сила ты ведь останешься с нами.

   – Но...

   – Ну, за определённую плату, можно и подумать, чтобы выпустить... – она улыбается и вновь тянется к нему. Паучиха ненасытная, не скажешь иначе. Поняли мы про вас всё. А он-то поверил дядюшке Филу! «Девочки! Развлечения!» Впрочем, что тот говорил про общение с местными женщинами? Хави принимается вспоминать, но в его мыслях обнаруживается заметная лакуна. Нет, что-то произнесено было. Вроде как они всех милей, и он сам содержит... Но кто ж своих женщин уродинами считает? Хави оттого и не слишком в подробности на этом месте вдавался. И ведь не соврал дядька. Ни словом единым. И что же получается? Что у каждой планеты свои закидоны? У них на Ментахо – мысли читают. Тут – такие вот фокусы с излишней, хммм, чувствительностью.

   – Погоди, а если ваши девочки родят не дома, не тут, то есть?

   – Не на Медуно? То их дочки не будут медуницами. А мужчины у нас...

   Хави даже сел. Обнял Терезию. Ещё на раз его хватит.

   – А мужчины и в самом старом возрасте способны всю ночь быть на высоте, так?

   – Да. А как ты догадался?

   – Интуиция.

   Тут не надо даже в голове копаться. Кстати, почему он до сих пор не в её голове? Вот уж переклинило от внезапно вернувшегося чувства влечения к слабому полу. Эдак можно и взаправду оказаться на уровне кроватного наложника, или как тут оно называется. На ферме и то свободы побольше. И быт поразнообразнее и времяпровождение. И вообще, после хорошего перепихона надо что? Справить нужду, осмотреться и слинять. Ну, ещё пузико набить. Можно б и по маленькой, а то и две, но гарантии тогда нет, что потом жалеть не придётся.