Текст книги "Чистилище (СИ)"

Автор книги: Виктор Молчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

 

   Полуденное солнце играло волнами Светлояра. Где-то там, где гладь почти круглого озера плавно перетекала в берег, негромко рокотало одиноким тракторком сонное Владимирское. Рыбаки давно уже свернули свои снасти, а туристы, гуляющие вплоть до рассвета в поисках приключений себе на голову, ещё не проснулись.

   – Ну что, вроде как на месте, отче? – слегка прищурил свои серо-голубые глаза Семён, – Теперь нырять или как?

  – Куда торопишься, отрок? Придёт час, и знак свыше будет. Да и какой я тебе «отче»? Прихода своего не имею. Братья мы все ...

  – Ага, во Христе, ныне и присно. Не суть.

   Вёсла висели в уключинах, уже минут пять как брошенные гребцами. Лодка, которую они с монахом ещё с вечера позаимствовали у местного рыбака под солидный задаток, стояла ровненько, словно влитая. Ни ветерка.

  – Так что мне, сигать вниз прямо в одежде в этот твой Китеж? А если утопну?

  – Всё в руках господних. Коли душою чист, будет, отрок, и вспомоществление.

  – А если нет? Кто проверять-то станет? Где вообще хоть какие гарантии, что попаду именно туда?

  – Куда же ещё? Давеча же толковали. На Светлояр все за Китежем приходят, да не всем он даётся...

   Голос монаха был ровным, бархатистым. Острая бородка клинышком виднелась из-под чёрного капюшона, оставляя в тени узкое лицо и бездонные, полные печали, глаза, словно сошедшие со старорусских икон.

  – Да один я что ли? Вон весь берег в палатках. К Купале ещё и не так припрут...

  – Чистые душой в Китеж-град стремятся. Да не каждого примет он. Не любой проход знает, место и время...

  – А тебе-то с этого что? – не унимался Семён, пытаясь постичь неумолимую логику собеседника, подсевшего вчера к их костерку и так поведавшего о чудном граде, словно сам вчера из него и прибыл. А Семён тогда возьми и ляпни, мол, отведи меня туда, коли не брешешь, святой отец. Здесь мол, он свои дела сделал, можно и карму улучшить, к вечному приобщиться. А ещё Светка смотрела на него тогда так... Как на героя. Герой, не герой, но кто знал эпизоды биографии «Сторожа», в трусости его уж никак не мог упрекнуть. А монах тот возьми, да и скажи в ответ, мол, лодка будет – пройдём утром в Китеж. Друганы посмеялись тогда, поймать на «слабо» попытались... А Семён пошёл искать лодку. Отступать было не в его правилах. Ни здесь, ни тогда, когда его позывной был не просто прозвищем. Вот и теперь, на середине озера, Старожилов глядел на своё отражение в Светлояре и внутренне недоумевал. Странно всё это было. Странно до невероятности. Вроде бы выбрались на природу как всегда: потусить, шашлычку поесть, ан вот уже где и отступать нельзя, дорога назад заказана.

   Вдалеке кукарекнул петух, оглашая окрестности вестью об очередном яйце одной из квочек.

  – Пора, отрок. Петух, птица небесная, знак даёт.

  – Ну, пора, так пора...

   Семён зачем-то скинул рубаху, открыв взору монаха татуировку в виде двух букв "Л" возле предплечья, затем расшнуровал берцы и аккуратно, по ещё армейской привычке, поставил их под банку. Потом перекрестился на солнце, и, стиснув в правом кулаке простенький латунный крест, а левой зажав свой узкий, чуть курносый нос, сильно оттолкнувшись от дна лодки, прыгнул за борт.

   Хорошо нырять, когда знаешь, что вынырнешь. Тяжко нырять в неизвестность, ещё тяжелее нырять, чтобы не всплыть. Лёгким хотелось дышать, телу хотелось вверх, но разум... Разум был сильнее. Семён плыл вниз, дальше и дальше, он толкался от воды, стараясь забраться на глубину, стараясь достать до дна, ведь надо же было стараться сделать хоть что-то, без старания оно ничего не даётся ни на этом свете, ни на том, каким бы тот ни был. Семён толкался вниз. Толкался тогда, когда лёгкие, разрываясь от натуги, хотели воздуха, тогда, когда в глазах мутилось, а рот глотал воды, пытаясь протолкнуть её и в то горло и не в то. Семён толкался даже тогда, когда закатившиеся белки глаз явственно показывали, что голова уже отключилась, и действуют только рефлексы, инстинкты и неудержимая воля, желание доделать до конца начатое, доделать так, чтобы не было стыдно...

   ***

   Очнулся Сторож от головной боли. Очнулся и огляделся. Он лежал на какой-то тряпке, расстеленной на полу большого полутёмного помещения. Одежда на нём была всё та же, что и во время ныряния: то есть только уже слегка подсохшие камуфляжные штаны с армейским ремнём, плавки, да крестик на цепочке. Вдалеке копошились какие-то незнакомые люди. Впрочем, знакомых Семён увидеть и не предполагал. Рядом сидел длинноволосый паренёк в тельняшке явно с чужого плеча и в разодранных джинсах и глядел прямо на Сторожа грустными зеленоватыми глазами.

  – Очнулись. Вам повязку на голову сменить?

  – Не мельтеши... – приподнялся на локте Семён, морщась скорее по привычке, – И – где ж это мы, а?

   Влажная тряпка, лежавшая, как оказалось, у Старожилова на лбу, шлёпнулась на пол. Семён провёл ладонью по тому месту где была повязка, и его ладонь окрасилась алым.

  – Я ранен?

  – О камень. Когда ныряли. Так, ссадина. Голова болит?

  – Есть такая буква. А ты что, лекарь, типа?

  – Студент пока. Медицинской академии, – улыбнулся собеседник, – Сергеем звать.

  – Ну а я – Семён, – кивнул Старожилов, – Так ты мне, Серёг, как абориген тутошний, обрисуй, где мы и что. Я вроде как в Китеж собирался. Так это оно и есть?

  – Не то, чтобы Китеж...

   Из сбивчивого рассказа студента Старожилов узнал, что то место, где они сейчас обретались, Китежем назвать ещё было нельзя. Так, полустанок. Ни здесь, ни там. Местные звали его «Чистилищем». Чистилищем это место и было. Попадали сюда те, кто хотел добраться до Китежа, или не хотел, но оказывался в нужном месте в нужное время. Все, кто шёл ко дну на Светлояре попадали почему-то именно сюда, а вот дальше... Дальше надо было опять нырять. Было в этом самом Чистилище одно место, называемое в народе Потоком. Дверь, не дверь, скорее столб воды, попеременно меняющий направление и идущий то вниз, то наверх. Так вот, раз в сутки в него должен был кто-то войти. И входили, только вот куда девался потом вошедший, среди местных не знал никто. То есть – почти никто. Были ещё и так называемые «посвящённые». Они жили не в общей зале со всеми, а в отдельном гроте, откуда и являлись, если на звук ежедневного гонга, отсчитывающего время, не отзывался ни один из обитателей «Чистилища». Тогда посвящённые как-то сами находили того, кто тут пребывал дольше остальных, и кидали его в Поток. Спорить было бесполезно. Сил у рослых посвящённых хватало, а случаи массового бунта... Не проходил тут бунт. Кинутых в него посвящённых Поток снова и снова словно выплёвывал. Только уже куда менее добрых, хотя при этом совершенно сухих и полными сил. Если же никто за сутки не входил совсем, отверстие внизу закрывалось и оставалось закрытым до тех пор, пока не появлялся желающий войти добровольно. Иногда посвящённые менялись, но, словно блюдя только им известную традицию, с теми, кто шёл в Китеж, никто из них не общался, ограничиваясь односложными ответами или же просто игнорируя. Поток мог выплюнуть обратно и добровольцев, тех, кто, как считали местные жители, называющие себя чистильщиками, недостаточно проникся, кто ещё не созрел душой для Китежа, кто не принял в себя всё чистое, светлое, лучшее. Того же Сергея уже пять раз выплёвывало. Теперь он вообще боялся входить в воду, ибо сколько же можно добровольно тонуть, спрашивается? А ведь кому-то везло, кому-то и одного захода бывало достаточно. Иные же жили тут месяцами, хотя, какая это жизнь? Существование. Из вещей во всём Чистилище было лишь то, что имелось при нырянии на попавших сюда. Питания так совсем не было никакого, впрочем, оно и не нужно было тут, так как питаться в здешних условиях не хотелось абсолютно никому. Аппетит пропадал начисто. Из развлечений же – только разговоры с такими же чистильщиками или с новенькими, через которых все новости из мира в Чистилище и поступали. И всё. Серёга, вот, хоть врачевать пытался, хотя какое врачевание без медикаментов и оборудования? Уход за больными – и только. А вот болезни тут были всамделишные, как ни крути. И грипп повальный мог случиться, если кто сверху приносил, и зубная боль. Легенды местные так даже о вспышке ветрянки повествовали, хотя вроде как все попадающие в Чистилище из детского возраста уже повыходили. Так что – вроде и не тюрьма, а всё одно не сбежишь.

  – А женщины, бабы, в смысле, есть? – Старожилов спросил не то чтоб от обилия похоти, просто уж выяснять, так до конца. Кто ж сможет заменить ему тут Светланку, единственного человечка, с которым он мог всегда говорить откровенно, не ёрничая и не строя из себя «непробиваемо-крутого мачо».

  – А то! Тут их, считайте, две третьих. Да что с них? Либо тётки замурзыканные, либо паломницы. Эти лишь молятся. Так чтоб поговорить с кем – и не найдёшь.

  – А сам, разве не за Китежем шёл?

  – Стал бы я нырять! – распалился Серёга, – на корпоратив на майские выбрались отделом, поляну девчонки накрыли, ну, выпили чуток. Я скупнуться решил. Ста метров не отплыл – в ключ попал. Ногу свело – и всё. Теперь тут. Хочешь, не хочешь – ныряю до города.

   Тем временем шум в отдалении нарастал. Звякнула рында.

  – Ну вот, четверть часа на поиски добровольца. Если что не так, так, может и опять мне...– понурил плечи Сергей.

  – Не дрейфь, салага, – хлопнул его по плечу Старожилов, – авось прорвёмся. Помоги подняться. Пойдём, глянем, что здесь и как.

   Опираясь на плечо местного лекаря, Семён направился к Потоку. И правда, прямо посреди их пещеры, словно дырявя пол и потолок, стоял мощный водный столб, осыпая мелкими брызгами тех, кто был рядом. А было их всего человек сто, мужчин и женщин разной степени оборванности. Иные – одетые в одно нижнее бельё, иные и вовсе без него. Детей не было совсем. Минут пять стояло молчание. Наконец взлохмаченный мужчина в синих полотняных семейных трусах, стоявший совсем близко к Потоку, шлёпнулся об пол и принялся колотиться головой, стеная и взывая к небесам.

  – Чего это он? – не понял Семён.

  – Это Гаркуша. Он ещё раньше меня прибыл. Если добровольцев не будет – он... А завтра я... – упавшим почти до безнадёжности голосом произнёс Сергей.

  – А если его назад того, выплюнет в смысле?

  – Десять дней не тронут.

  – Зачёт...– хмыкнул Семён. Местные порядки ему не нравились, но ломать чужую систему тоже не особо хотелось.

   Между тем время медленно истекло, и двое парней в чёрных плащах с капюшонами, таких же, какой был и на монахе, что привёл сюда Семёна, двинулись откуда-то сзади по направлению к Гаркуше.

  – Эй, ущербный, трусы хоть для народа сними, – долетел из толпы глухой баритон.

  – Последнее изымают, ироды! – всплеснул руками Гаркуша и принялся нецензурно поносить Чистилище и всех его обитателей, чуть ли не поимённо называя каждого и поминая всю его родню поколения до четвёртого. Между тем Посвящённые всё так же молча подошли сзади и, приподняв Гаркушу за плечи, молча швырнули его в Поток. Последние матюги слились с шумом воды и исчезли.

  – Понеслась душа в рай... – перекрестился Семён.

  – Не уверен, хотя... решаем не мы... – тихо прошелестел Сергей.

   Гаркушу выплюнуло часа через два. Выплюнуло всё в тех же семейных трусах, всего настолько жёваного, словно пропущенного через стиральную машину. Минут пять мужчину рвало водой, но народ, видимо привычный уже к подобным зрелищам, лишь издалека перешёптывался, даже не подходя к неудачливому градоискателю. Сергей сперва было ринулся на помощь, но отступил обратно к месту, где они разговаривали с Семёном, поняв, что Гаркуша справится с последствиями купания и без него.

  – Значит, завтра ты? – Семён дёрнул острым подбородком в сторону Потока.

  – Если никого не забыл... – покорно подтвердил студент.

   Но назавтра Серёге повезло. Не успела рында звякнуть, призывая очередную жертву, как одна из девиц, из кучки тех, кого Сергей охарактеризовал, как «фанатичек», сдёрнула с себя просторную белую сорочку и, расправив плечи, направилась к Потоку. Длинные, до ягодиц, волосы светлой волной легли на спину.

  – Я иду! – звон её слов нельзя было не расслышать.

  – Христова невеста! – прокомментировал чей-то голос, то ли восторгаясь, то ли осуждая блаженство девушки.

  – Эта... эту не выплюнет, – как само собой разумеющееся прокомментировал Сергей, – Я... я чувствую...

   Да, девушку не выплюнуло. Вместо неё под вечер свалилось два мужика пижонистого вида при костюмах и галстуках. Последние оклемались быстро, а оклемавшись, сели рядом с Потоком, тихо о чём-то перешёптываясь между собой. Время тянулось словно гудрон под сорокоградусным пеклом. Царапина у Семёна на голове более не кровоточила, да и сама голова уже не так кружилась, как в первый день. Он даже утром отжался привычное количество раз после сна, заставив и Сергея проделать нечто подобное.

  – Главное – не киснуть. И себя в форме держать. В здоровом теле и дух силён, понял, салага? – подмигнул он местному лекарю. Киснуть тот, правда, не прекратил, словно нутром чуя, что со вчерашней девушкой череда добровольцев резко иссякнет и, как Семён не подбадривал его, тёмный страх перед Потоком в глазах студента рос с каждой минутой.

   Рында звякнула, когда Старожилов приводил в чувство Сергея, которого била крупная дрожь ужаса, заставлявшая прятать голову в собственных коленях. Две фигуры в чёрном подошли незаметно и встали сзади.

  – Подвинься-ка, отрок, – раздался голос со знакомой интонацией, и сильная рука попыталась оторвать Семёна от дрожащего студента.

  – Подожди, я иду! – неожиданно даже для самого себя вдруг произнёс Сторож и как раз в этот же миг понял, что, да, он готов. Он пойдёт, хочется ему или нет. Хотя бы даже для того, чтобы Серёга увидел его шаг, и, чтобы, увидев, студент смог бы решиться, набравшись внутренней силы. Всё равно ведь именно сейчас его гнать бесполезно. Слабый духом отторгнется Потоком так же, как и тот, в ком нет истиной чистоты. Семён уже шёл в Китеж, в город мечты, в тайный город. И он дошёл, пусть сюда, но дошёл. И, сделав шаг, сделает второй. Он готов, а сегодня идти или через месяц – какая разница? Карма чистится добрыми делами, готовностью заслонить собой ближнего.

   Оставив камуфляжные штаны возле дыры в полу, Семён вступил в Поток...

   Вода подхватила Сторожа и потащила куда-то вниз. «В Китеж что ли, да сдался он мне теперь?» – подумалось Семёну. И правда, зачем ему теперь этот тайный город, если нормальные парни вроде Серёги, не воины или монахи, а просто нормальные парни, должны мучиться в пресловутом Чистилище? Стоит ли человеческих мук дорога в мечту, да и что вообще он может вообще в этой мечте найти? Врагов? Враги находятся везде как-то сами. Друзей? Друзья у него есть и наверху. Очищения души? Так душу чистят делами, а не как-то иначе.

   Поток внезапно остановился и резко потянул Старожилова наверх. Да, наверх, ведь лишь наверху можно доделать то, что ещё не начал, свершить то, что ранее только слегка брезжило в мыслях. Над головою стало светлеть, и Сторож, отталкиваясь руками от потоков водяной массы, поплыл туда, наверх, к свету! «И к Свете», – внутренне добавил Семён, улыбаясь своим обновлённым мыслям.

   Полуденное солнце играло волнами Светлояра. Где-то там, где гладь почти круглого озера плавно перетекала в берег, негромко рокотало одиноким тракторком сонное Владимирское. Рыбаки давно уже свернули свои снасти, а туристы, гуляющие вплоть до рассвета в поисках приключений себе на голову, ещё не проснулись.

   – Ну что, вроде как на месте, отче? – слегка прищурил свои серо-голубые глаза Семён, – Теперь нырять или как?

  – Куда торопишься, отрок? Придёт час, и знак свыше будет. Да и какой я тебе «отче»? Прихода своего не имею. Братья мы все ...

  – Ага, во Христе, ныне и присно. Не суть.

   Вёсла висели в уключинах, уже минут пять как брошенные гребцами. Лодка, которую они с монахом ещё с вечера позаимствовали у местного рыбака под солидный задаток, стояла ровненько, словно влитая. Ни ветерка.

  – Так что мне, сигать вниз прямо в одежде в этот твой Китеж? А если утопну?

  – Всё в руках господних. Коли душою чист, будет, отрок, и вспомоществление.

  – А если нет? Кто проверять-то станет? Где вообще хоть какие гарантии, что попаду именно туда?

  – Куда же ещё? Давеча же толковали. На Светлояр все за Китежем приходят, да не всем он даётся...

   Голос монаха был ровным, бархатистым. Острая бородка клинышком виднелась из-под чёрного капюшона, оставляя в тени узкое лицо и бездонные, полные печали, глаза, словно сошедшие со старорусских икон.

  – Да один я что ли? Вон весь берег в палатках. К Купале ещё и не так припрут...

  – Чистые душой в Китеж-град стремятся. Да не каждого примет он. Не любой проход знает, место и время...

  – А тебе-то с этого что? – не унимался Семён, пытаясь постичь неумолимую логику собеседника, подсевшего вчера к их костерку и так поведавшего о чудном граде, словно сам вчера из него и прибыл. А Семён тогда возьми и ляпни, мол, отведи меня туда, коли не брешешь, святой отец. Здесь мол, он свои дела сделал, можно и карму улучшить, к вечному приобщиться. А ещё Светка смотрела на него тогда так... Как на героя. Герой, не герой, но кто знал эпизоды биографии «Сторожа», в трусости его уж никак не мог упрекнуть. А монах тот возьми, да и скажи в ответ, мол, лодка будет – пройдём утром в Китеж. Друганы посмеялись тогда, поймать на «слабо» попытались... А Семён пошёл искать лодку. Отступать было не в его правилах. Ни здесь, ни тогда, когда его позывной был не просто прозвищем. Вот и теперь, на середине озера, Старожилов глядел на своё отражение в Светлояре и внутренне недоумевал. Странно всё это было. Странно до невероятности. Вроде бы выбрались на природу как всегда: потусить, шашлычку поесть, ан вот уже где и отступать нельзя, дорога назад заказана.

   Вдалеке кукарекнул петух, оглашая окрестности вестью об очередном яйце одной из квочек.

  – Пора, отрок. Петух, птица небесная, знак даёт.

  – Ну, пора, так пора...

   Семён зачем-то скинул рубаху, открыв взору монаха татуировку в виде двух букв "Л" возле предплечья, затем расшнуровал берцы и аккуратно, по ещё армейской привычке, поставил их под банку. Потом перекрестился на солнце, и, стиснув в правом кулаке простенький латунный крест, а левой зажав свой узкий, чуть курносый нос, сильно оттолкнувшись от дна лодки, прыгнул за борт.

   Хорошо нырять, когда знаешь, что вынырнешь. Тяжко нырять в неизвестность, ещё тяжелее нырять, чтобы не всплыть. Лёгким хотелось дышать, телу хотелось вверх, но разум... Разум был сильнее. Семён плыл вниз, дальше и дальше, он толкался от воды, стараясь забраться на глубину, стараясь достать до дна, ведь надо же было стараться сделать хоть что-то, без старания оно ничего не даётся ни на этом свете, ни на том, каким бы тот ни был. Семён толкался вниз. Толкался тогда, когда лёгкие, разрываясь от натуги, хотели воздуха, тогда, когда в глазах мутилось, а рот глотал воды, пытаясь протолкнуть её и в то горло и не в то. Семён толкался даже тогда, когда закатившиеся белки глаз явственно показывали, что голова уже отключилась, и действуют только рефлексы, инстинкты и неудержимая воля, желание доделать до конца начатое, доделать так, чтобы не было стыдно...

   ***

   Очнулся Сторож от головной боли. Очнулся и огляделся. Он лежал на какой-то тряпке, расстеленной на полу большого полутёмного помещения. Одежда на нём была всё та же, что и во время ныряния: то есть только уже слегка подсохшие камуфляжные штаны с армейским ремнём, плавки, да крестик на цепочке. Вдалеке копошились какие-то незнакомые люди. Впрочем, знакомых Семён увидеть и не предполагал. Рядом сидел длинноволосый паренёк в тельняшке явно с чужого плеча и в разодранных джинсах и глядел прямо на Сторожа грустными зеленоватыми глазами.

  – Очнулись. Вам повязку на голову сменить?

  – Не мельтеши... – приподнялся на локте Семён, морщась скорее по привычке, – И – где ж это мы, а?

   Влажная тряпка, лежавшая, как оказалось, у Старожилова на лбу, шлёпнулась на пол. Семён провёл ладонью по тому месту где была повязка, и его ладонь окрасилась алым.

  – Я ранен?

  – О камень. Когда ныряли. Так, ссадина. Голова болит?

  – Есть такая буква. А ты что, лекарь, типа?

  – Студент пока. Медицинской академии, – улыбнулся собеседник, – Сергеем звать.

  – Ну а я – Семён, – кивнул Старожилов, – Так ты мне, Серёг, как абориген тутошний, обрисуй, где мы и что. Я вроде как в Китеж собирался. Так это оно и есть?

  – Не то, чтобы Китеж...

   Из сбивчивого рассказа студента Старожилов узнал, что то место, где они сейчас обретались, Китежем назвать ещё было нельзя. Так, полустанок. Ни здесь, ни там. Местные звали его «Чистилищем». Чистилищем это место и было. Попадали сюда те, кто хотел добраться до Китежа, или не хотел, но оказывался в нужном месте в нужное время. Все, кто шёл ко дну на Светлояре попадали почему-то именно сюда, а вот дальше... Дальше надо было опять нырять. Было в этом самом Чистилище одно место, называемое в народе Потоком. Дверь, не дверь, скорее столб воды, попеременно меняющий направление и идущий то вниз, то наверх. Так вот, раз в сутки в него должен был кто-то войти. И входили, только вот куда девался потом вошедший, среди местных не знал никто. То есть – почти никто. Были ещё и так называемые «посвящённые». Они жили не в общей зале со всеми, а в отдельном гроте, откуда и являлись, если на звук ежедневного гонга, отсчитывающего время, не отзывался ни один из обитателей «Чистилища». Тогда посвящённые как-то сами находили того, кто тут пребывал дольше остальных, и кидали его в Поток. Спорить было бесполезно. Сил у рослых посвящённых хватало, а случаи массового бунта... Не проходил тут бунт. Кинутых в него посвящённых Поток снова и снова словно выплёвывал. Только уже куда менее добрых, хотя при этом совершенно сухих и полными сил. Если же никто за сутки не входил совсем, отверстие внизу закрывалось и оставалось закрытым до тех пор, пока не появлялся желающий войти добровольно. Иногда посвящённые менялись, но, словно блюдя только им известную традицию, с теми, кто шёл в Китеж, никто из них не общался, ограничиваясь односложными ответами или же просто игнорируя. Поток мог выплюнуть обратно и добровольцев, тех, кто, как считали местные жители, называющие себя чистильщиками, недостаточно проникся, кто ещё не созрел душой для Китежа, кто не принял в себя всё чистое, светлое, лучшее. Того же Сергея уже пять раз выплёвывало. Теперь он вообще боялся входить в воду, ибо сколько же можно добровольно тонуть, спрашивается? А ведь кому-то везло, кому-то и одного захода бывало достаточно. Иные же жили тут месяцами, хотя, какая это жизнь? Существование. Из вещей во всём Чистилище было лишь то, что имелось при нырянии на попавших сюда. Питания так совсем не было никакого, впрочем, оно и не нужно было тут, так как питаться в здешних условиях не хотелось абсолютно никому. Аппетит пропадал начисто. Из развлечений же – только разговоры с такими же чистильщиками или с новенькими, через которых все новости из мира в Чистилище и поступали. И всё. Серёга, вот, хоть врачевать пытался, хотя какое врачевание без медикаментов и оборудования? Уход за больными – и только. А вот болезни тут были всамделишные, как ни крути. И грипп повальный мог случиться, если кто сверху приносил, и зубная боль. Легенды местные так даже о вспышке ветрянки повествовали, хотя вроде как все попадающие в Чистилище из детского возраста уже повыходили. Так что – вроде и не тюрьма, а всё одно не сбежишь.

  – А женщины, бабы, в смысле, есть? – Старожилов спросил не то чтоб от обилия похоти, просто уж выяснять, так до конца. Кто ж сможет заменить ему тут Светланку, единственного человечка, с которым он мог всегда говорить откровенно, не ёрничая и не строя из себя «непробиваемо-крутого мачо».

  – А то! Тут их, считайте, две третьих. Да что с них? Либо тётки замурзыканные, либо паломницы. Эти лишь молятся. Так чтоб поговорить с кем – и не найдёшь.

  – А сам, разве не за Китежем шёл?

  – Стал бы я нырять! – распалился Серёга, – на корпоратив на майские выбрались отделом, поляну девчонки накрыли, ну, выпили чуток. Я скупнуться решил. Ста метров не отплыл – в ключ попал. Ногу свело – и всё. Теперь тут. Хочешь, не хочешь – ныряю до города.

   Тем временем шум в отдалении нарастал. Звякнула рында.

  – Ну вот, четверть часа на поиски добровольца. Если что не так, так, может и опять мне...– понурил плечи Сергей.

  – Не дрейфь, салага, – хлопнул его по плечу Старожилов, – авось прорвёмся. Помоги подняться. Пойдём, глянем, что здесь и как.

   Опираясь на плечо местного лекаря, Семён направился к Потоку. И правда, прямо посреди их пещеры, словно дырявя пол и потолок, стоял мощный водный столб, осыпая мелкими брызгами тех, кто был рядом. А было их всего человек сто, мужчин и женщин разной степени оборванности. Иные – одетые в одно нижнее бельё, иные и вовсе без него. Детей не было совсем. Минут пять стояло молчание. Наконец взлохмаченный мужчина в синих полотняных семейных трусах, стоявший совсем близко к Потоку, шлёпнулся об пол и принялся колотиться головой, стеная и взывая к небесам.

  – Чего это он? – не понял Семён.

  – Это Гаркуша. Он ещё раньше меня прибыл. Если добровольцев не будет – он... А завтра я... – упавшим почти до безнадёжности голосом произнёс Сергей.

  – А если его назад того, выплюнет в смысле?

  – Десять дней не тронут.

  – Зачёт...– хмыкнул Семён. Местные порядки ему не нравились, но ломать чужую систему тоже не особо хотелось.

   Между тем время медленно истекло, и двое парней в чёрных плащах с капюшонами, таких же, какой был и на монахе, что привёл сюда Семёна, двинулись откуда-то сзади по направлению к Гаркуше.

  – Эй, ущербный, трусы хоть для народа сними, – долетел из толпы глухой баритон.

  – Последнее изымают, ироды! – всплеснул руками Гаркуша и принялся нецензурно поносить Чистилище и всех его обитателей, чуть ли не поимённо называя каждого и поминая всю его родню поколения до четвёртого. Между тем Посвящённые всё так же молча подошли сзади и, приподняв Гаркушу за плечи, молча швырнули его в Поток. Последние матюги слились с шумом воды и исчезли.

  – Понеслась душа в рай... – перекрестился Семён.

  – Не уверен, хотя... решаем не мы... – тихо прошелестел Сергей.

   Гаркушу выплюнуло часа через два. Выплюнуло всё в тех же семейных трусах, всего настолько жёваного, словно пропущенного через стиральную машину. Минут пять мужчину рвало водой, но народ, видимо привычный уже к подобным зрелищам, лишь издалека перешёптывался, даже не подходя к неудачливому градоискателю. Сергей сперва было ринулся на помощь, но отступил обратно к месту, где они разговаривали с Семёном, поняв, что Гаркуша справится с последствиями купания и без него.

  – Значит, завтра ты? – Семён дёрнул острым подбородком в сторону Потока.

  – Если никого не забыл... – покорно подтвердил студент.

   Но назавтра Серёге повезло. Не успела рында звякнуть, призывая очередную жертву, как одна из девиц, из кучки тех, кого Сергей охарактеризовал, как «фанатичек», сдёрнула с себя просторную белую сорочку и, расправив плечи, направилась к Потоку. Длинные, до ягодиц, волосы светлой волной легли на спину.

  – Я иду! – звон её слов нельзя было не расслышать.

  – Христова невеста! – прокомментировал чей-то голос, то ли восторгаясь, то ли осуждая блаженство девушки.

  – Эта... эту не выплюнет, – как само собой разумеющееся прокомментировал Сергей, – Я... я чувствую...

   Да, девушку не выплюнуло. Вместо неё под вечер свалилось два мужика пижонистого вида при костюмах и галстуках. Последние оклемались быстро, а оклемавшись, сели рядом с Потоком, тихо о чём-то перешёптываясь между собой. Время тянулось словно гудрон под сорокоградусным пеклом. Царапина у Семёна на голове более не кровоточила, да и сама голова уже не так кружилась, как в первый день. Он даже утром отжался привычное количество раз после сна, заставив и Сергея проделать нечто подобное.

  – Главное – не киснуть. И себя в форме держать. В здоровом теле и дух силён, понял, салага? – подмигнул он местному лекарю. Киснуть тот, правда, не прекратил, словно нутром чуя, что со вчерашней девушкой череда добровольцев резко иссякнет и, как Семён не подбадривал его, тёмный страх перед Потоком в глазах студента рос с каждой минутой.

   Рында звякнула, когда Старожилов приводил в чувство Сергея, которого била крупная дрожь ужаса, заставлявшая прятать голову в собственных коленях. Две фигуры в чёрном подошли незаметно и встали сзади.

  – Подвинься-ка, отрок, – раздался голос со знакомой интонацией, и сильная рука попыталась оторвать Семёна от дрожащего студента.

  – Подожди, я иду! – неожиданно даже для самого себя вдруг произнёс Сторож и как раз в этот же миг понял, что, да, он готов. Он пойдёт, хочется ему или нет. Хотя бы даже для того, чтобы Серёга увидел его шаг, и, чтобы, увидев, студент смог бы решиться, набравшись внутренней силы. Всё равно ведь именно сейчас его гнать бесполезно. Слабый духом отторгнется Потоком так же, как и тот, в ком нет истиной чистоты. Семён уже шёл в Китеж, в город мечты, в тайный город. И он дошёл, пусть сюда, но дошёл. И, сделав шаг, сделает второй. Он готов, а сегодня идти или через месяц – какая разница? Карма чистится добрыми делами, готовностью заслонить собой ближнего.

   Оставив камуфляжные штаны возле дыры в полу, Семён вступил в Поток...

   Вода подхватила Сторожа и потащила куда-то вниз. «В Китеж что ли, да сдался он мне теперь?» – подумалось Семёну. И правда, зачем ему теперь этот тайный город, если нормальные парни вроде Серёги, не воины или монахи, а просто нормальные парни, должны мучиться в пресловутом Чистилище? Стоит ли человеческих мук дорога в мечту, да и что вообще он может вообще в этой мечте найти? Врагов? Враги находятся везде как-то сами. Друзей? Друзья у него есть и наверху. Очищения души? Так душу чистят делами, а не как-то иначе.

   Поток внезапно остановился и резко потянул Старожилова наверх. Да, наверх, ведь лишь наверху можно доделать то, что ещё не начал, свершить то, что ранее только слегка брезжило в мыслях. Над головою стало светлеть, и Сторож, отталкиваясь руками от потоков водяной массы, поплыл туда, наверх, к свету! «И к Свете», – внутренне добавил Семён, улыбаясь своим обновлённым мыслям.