Текст книги "Азартный (СИ)"

Автор книги: Виктор Молчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

   Я это, как его, азартный, вот. Это Мартин говорит, что дурной. Но это не так, совсем нет! Хотя... Мартин умный, ему верить можно. Зденек, правда, тоже умный. Не такой умный, как Мартин, но всё же. Он со мной чаще говорит. Зденек, в смысле. Говорит, – «Ты, Янек, на „слабо“ сильно ведёшься. Лучше поддакивай. Может и сойдёшь за умного». Зденек всегда поддакивает. Он думает, что, если не будет поддакивать, папаня его без наследства оставит. Старший-то в любом случае Мартин. «Мне, Янек, и так лишь осёл светит», – говорит порой, вздыхая, Зденек и хлопает меня по плечу, – «Это Мартину – мельница, а тебе... Тебе кошак, и то не знаю, обломится ли». И смеётся. Умность, вроде, сказал, пошутил толково. Мартин, так тот вообще при этом ржёт, что лошадь. А, дак с лошади тогда всё и пошло. Когда папане стрельнуло, что у нас воры завелися.... Ну, дак я по порядку, да?

   Папаня тогда хмурной ходил. Бороду чесал, на нас зыркал, что сыч. А мы что? Мартин с Зденеком вроде сразу и не тут. И я сижу, золу пересыпаю. Она тёплая. Рукам приятственно. Вот папаня тогда и выдал. Выдал, так выдал. Говорит, – «Вы теперича караулить пойдёте, хлебушек-то. По очереди». Мартин только руками развёл. С папаней не поспоришь. Или палкой тебя или... Вот Мартин и развёл руками, мол, как скажете. А сам Зденеку подмигивает. Он хитрован. Мартин в смысле. Скажете, а лошадь-то при чём? А вы слухайте, сами поймёте.

   Так вот, сперва Мартин ушёл караулить. Не, это только папаня думал, что ушёл. Я ж говорю – Мартин хитрый. Он – юрк на сеновал и дрыхнуть. А утром – будьте спокойны, всё тишь да гладь. Зденек, он тоже туда хотел, а вот нетути. Прикрыл папаня сеновал. Погода портиться начала, вот и прикрыл. Так Зденек, он тоже не дурной. К соседской Катаринке подвалил, – «Тут он я». Приходит утром без сапогов. Мартин в бороду ржёт. Я – не в бороду. А папаня хлоп его по плечу, – «Герой!» – говорит.

   К вечеру мне идтить. Сижу, пересыпаю золу. Прикидываюсь ветошью. Вроде как всё забыл. Отшибло. Папаня ласково так, – «Янчек, не пора ли?» А я ему круглы глаза – «А куда?». А то мне охота? Сеновал заперт. Катаринка меня пошлёт известно куда. Я ж не Зденечек. Рожей не вышел. Папаня кулаком в стол, – «Иди карауль!» А я, – «Неа...» Неохота, мол. Ну, тот так да сяк. Уломал таки. Пряниками. Люблю пряники. Сил нет. Особо печатные. Да ещё и Мартин тут, – «А слабо тебе Янчик пымать таки того вора?» А я ему, – «А не слабо!» Взял верёвку – и в поле. Ловить. Я ж, того, азартный. Вот.

   В поле скука. Нет, ну припёрся я вроде ловить не пойми кого. А где он? Рожи не кажет, чертяка лысый. Поклал свою ловилку петлёй. За ногу себе привязал. Пальтецо расстелил. Спать лёг. Вдруг – дёрг. Чувствую – тащат меня. Открываю глаза – точно. Ровнёхонько по жнивью. Считаю спиной кочки. Кумекаю: кто ж, кого пымал и что станется, коли дерево, али что ещё впереди случится? Ан, нет. Отпустило. Поднялся. Смотрю: точно – вот он вор. Предо мной. В лошадином обличьи только. Попался, значится. И стоит та кобылка аж прямо вот как Зденек, когда к Катаринке сбёгнуть замышляет, вся из себя большая, пёстрая, сербурмалиновая какая-то. Пасётся. Овёс, паскуда, папанин жрёт. Я к ней, – «Стой, дура». А она мне, – «Сам такой». Я аж встал. Тоже мне, Мартин с гривой! Я ей – «Стой, ты ж в аркане, не уйдёшь». Она – «Ладно, убедил, умник. Давай так – ты меня пускаешь, а я для тебя что-нибудь сделаю». Я ей, – «Вот ещё! Мне и так вольно. А ещё папаня пряников принесёт». Она – «Да ты пусти только. А я, коль понадоблюсь – прибегу. Три раза. Только выйди сюда, да свистни погромче». Ладно, свистеть умею вроде. Только, говорю: тута не балуй, а то папаня опять лайню затеет. Кобыла – ну ржать, что те Мартин. Согласилась, вроде как. Или это я так понял, да не суть...

   Домой прихожу. Мне, – «Где шлялся, чего грязный такой?». Ага, будешь тут чистый, по полю кувыркаясь. Сами бы... Зато, говорю, в сапогах, не то что некоторые. Папаня тут же, – «Пымал?» «А то!» – говорю. – «Такой чертяка. Уж я его за морду вот так взял и...» Мартин ну хохотать. Дурной, не иначе. Хоть и умный. С ним и Зденек. Я им, – «Ну вас! Зато мне пряник будет». Язык показал и – на печку. Зола тёплая. Сыпучая.

   Три дня проходит. Или четыре. Кто ж их считает? Но что перед праздником – точно. Мартин тогда из кабака пришёл. Бородёнку свою взъерошил. Говорит – в столице гулянка знатная намечается. Всех угощать станут. А ещё – жениха меньшой дочке королёвой ищут. Чтоб подходёвый был. И не урод и... Вроде как тому потом войском командовать. Зденеку подмигивает, – «Съездим, мол?» Я с печки, – «Тоже хочу». Мартин аж сел. «Ты что», – говорит, – «Янек, совсем дурной? Да от тебя ж все разбегутся». Так уж и все. Хотел ему наподдать, да папаня вступился. Сказал, что, коль найду себе лошадь, так кто ж меня держит? И правда: не пёхом же в столицу переться? Не, ну я задумался. На Гнедке Мартин, на Ласточке Зденек, а мне... осёл, да? Дудки! А... всё равно поеду. Я ж, как его, азартный, вот.

   А с утра Мартин со Зденеком таки подались в город. Мы с папаней лишь помахали им вослед. Пущай едут. Интерественно даже. Папаня ещё наказ дал. Чтоб пива не пили и ещё чего-то, уж не помню. И в дом пошёл. А я всё стою, думку в голове катаю. Лошадь бы, чтоб ехать, надо, а нетути... Как так нету? Вот тут-то и вспомянул я о том воре, ну, вы поняли, да? Так вот, выхожу в поле, Свищу как надо. Точно. Прибегает. Я ей, – «Слухай, тут в столице праздник». Она – «И чего?» Не, не понимает. Или прикидывается. Знаю я эти штучки. Сам такой. Говорю, – «Ты лошадью будешь». А она мне, – «Я вообще-то конь, ты не заметил?» Ага, буду я под хвост каждому тут заглядывать. Вот ещё! Говорю, – «Да не вопрос. Хоть корова. Только доставь куды надо. До терема то бишь. И обратно». А то знаем, мол, ваших. Пешем-то с города шлёпать охотников нынче нетути. Она мне, – «Уломал, умник. Только», – говорит. – «Иди помойся. А потом, потом – видишь, под кустом кафтан лежит, в нём и поедешь». Смотрю, и правда. Костюмец лежит. Новый, почти не надёванный. Аж со шляпою. Вроде, как у графьёв местных. И сапоги. Яловые. Аж цокают. Я её – откуда, мол? А она – тебе в город надо или как? Будем тары-бары до обедни разводить? Ясно, что жмётся. Темнит сивобурая, ой, темнит. Ну да не до того. Пошёл мыться, раз просит. Глаза протёр, космы взъерошил. «Хорош?» – вопрошаю. – «Можно теперича?». Как же! Строгая, что те папаня. Загнала пинками в реку. Ладно, по твёрдым местам не попала. Ну, ничего не понимает, дура. Мне же холодно, в реке то бишь. Известно – не кветень на дворе. Ладно, помылся. Надел кафтан, сапоги. Маловаты слегка, да ничего, не пёхом ж идти. «Поехали», – говорю. Она – «А сможешь?» Я ей – «Не глумись, а? Там ещё видно будет, кто тут ловчее. Вот не быть мне мной, не грохнусь ни разу. Я ж, как его, азартный». Ржёт, дура.

   Так и доехал. Только дурить начинает, я её по рёбрам пятками «Опс» и опять, что шёлковая. Зато не скучно было. Подъехали: точно – стоит башня посреди площади. Сверху сидит девка, на всех семки лузгает. Вниз очистки ссыпает. Нет, ну не дело, а? Нет, у нас бабы тоже лузгают, дак больше в ладошку, а тут ажно на плешь прохожим. Я лошадке, – «Кто ж это чудо воспитывал?» Она мне, – «И-го-го». В смысле, – «А сам как думаешь?» Нет, ну не хочет по людски общаться – не надо. Тоже мне, скромница сербурмалиновая. Говорю – «Сигай давай до девки, а то как наддам!». И наддал. Моё слово твердо. Что подумал, то и сделал. Ну, коняга с дури так и взбрыкнула тогда. Так взбрыкнула – чуть усидел!. Скок-поскок и – вверх. Я аж руки от гривы оторвал. Рот разинул, что те варежку. Высоконько вышло. Не досткакнули всего ничего. Прям перед ней, девкой то бишь, и зависли. Я ей, – «Здрасте». Она в ответ, – «Здрасте». И всё. Не успелось больше. Вниз полетели. Вот лечу и думаю, – «А ведь и не познакомилися. В другой раз надо б хоть имя узнать». А ведь девка-то ничего себе. Не вот тебе Зденековская Катаринка, но всё же. Хотел тогда ещё прыгануть. Да не тут-то. Моя как в галоп пустится, так на поле только я дух-то и перевёл. Говорю, – «Ты что, тварь ползучая, как скоро ноги сделала?» А она – «Ты ж сказал – до терема и назад». Вот ведь! Нет, ну не дурная ли?

   Влез в своё домашнее.Утёрся грязью. Домой пошёл.Там братья, – «Эх, Яник, Яник, сегодня, слышь, какой-то витязь до прынцессы прыгал-прыгал. Только чуток и не допрыгнул. Жаль, ты не видал». Я – «Ничего себе. А на меня не похож?» Они ржут – сиди уж. И то правда. Сижу. Золу перебираю. Так я им всё и сказал. Нашли дурного! Говорю, – «Завтра как? Опять в город?» Они – «А то! Вдруг тот снова будет? И прыгнёт до царевны?» Лыблюсь. Будет им прыжок, будет. Без дураков. Я ж азартный.

   Завтра та же картина. Братья в город, я в поле. Где там моя кобыленция? Летит. Глаза выпучила, хвост поджала. Ну что те дворовая шавка, только мастью другая. Разве что к ноге не ластится. «Что», – говорю. – «Ещё разок по тем же весям? Только, чур у меня, сегодня пока не крутану за ухо, назад не едем». Она, – «А тебе ушей моих не жалко?» «Жалко», – отвечаю, – «Знаешь где? А уши новые вырастут. Зубы ж растут, точно помню. Не дурак». Ну, сели, запряглись. Поехали. Не, не сразу, как же! Опять таки искупался. Вроде уж и привыкать начал. Нет, ну всё же, что ей, чужое платье марать жалко? Как ей втемяшить, чтоб проняло? Одно слово – лошадь. Хоть и конь...

   В городе зевак и того больше, нежели вчера. Меня ждут, не иначе. Вишь, я, значит, теперича кака птица важная. То-то! Аж надулся. Братья тут же. Я Зденека узнал. У него рубаха видная, яркая, что гребень у петуха. Хотел крикнуть ему, да не тут-то. Лошадка моя прямой наводкой к терему несётся, что в кипятке ошпаренная. Я, – «Тпру, чертяка! Дай гляну хоть, там ли девка». Нет! Уже летим. Девка на месте. Глазами лупает. Я ей, – «Меня Янко зовут, а тебя?» «Ярмилка...» Вот и поговорили. Рот азинул было, дальше чтобы, а – не тут-то было. Кобыленция стрелой на поле несётся. Нет, не напаслась ночью, что ли, а? Я болтаюсь в седле, что тюк с соломой. Листья, в рот залетающие, сплёвываю.

   Слезаю. Распрягаю. Говорю – «И что? Это, по твоему – познакомились?» Она – А ты мне что, дурень, предлагаешь, как птичка порхать, пока ты своим корявым языком будешь в чувствах объясняться?" Так уж и корявым. Впрочем, я не проверял. Говорю, – «А что, никак подольше не?» А она, – «Не. Только учти – завтра последний раз». Я ей, – «А что так? Мне понравилось». Ржёт. Ну, в последний, так в последний. Я ж таки своего добьюсь. Я ж азартный.

   Дома та же канитель. Мартин руками машет, Зденек кивает. Папаня слушает, уши развесивши. И спорят ещё, поцелует таки девица того витязя завтра али нет, отдаст ему перстень свой или же будет и далее сидеть и семки лузгать. Я говорю промеж дела, – «А её Ярмилкой зовут». Прынцессу то бишь. Мартин – «А то мы не знаем! Да это ж и курицам известно». Хм, странно, у них-то я почему-то спросить и не догадался., Мне-то сама Ярмилка имя сказанула...

   А утром: на тебе – ливень. Братья хотели было ехать, передумали. Папаня, – «И правильно, погуляли и будя». Я, – «Тогда я, а?» Папаня, – «Сиди дома. Грязь вона. Лошадей покалечишь». Вот так. Как мне, так – сиди. Ладно, утёрся. Посидел, посидел и бочком к двери. До ветра, мол, надо. Сам – в поле. Кобылка – тут как тут. «Вези», – говорю, – «Видишь, я нынче дождём христанный. Мокрый то бишь. Можно не мыться». Она, – «Мокрый но не чистый». Вот так. Ладно, лезу в реку. Без пинков уже понимаю, учёный. Даже не морщусь. Надеваю всё: пыльники, жилетку, куртку, сапоги. Что там ещё? А! Платок на шею вяжу. Стал – ну, вылитый граф. Мокрый только. Рюхаю в столицу.

   А там и дождя нет. Был, видать, да весь кончился. Площадь забита. Да, я ж -не просто так гулевать вышел. Поднимаю сивошкурую на дыбы. Та, – «Иго-го-го!» В смысле, – «Не дурной ли, я ж живая». Не, не дурной. Азартный. Народ – кто куда. Шапки в воздух бросают. «Лыцарь», – орут, – «приехал». Не, лыцарь – оно дело интересное, но мне ж к Ярмилке надо. Ждёт небось, аж семки не лузгает. Лошадка разбегается и – в полёт. На самом верху меня кто-то за уши хвать. Не успел заорать – мне в рот каку-то штуку заталкивают. Пока в понятки вошёл, чую – ещё и целуют. Ярмилка. Вот ведь! Чуть уши не ододрала. Вот кому-то такое счастье достанется – мало не покажется. Еду назад. За щекой катаю. Ну, то, что сунули, а вы думали что? Колечко, не колечко. Дырка, вроде, есть, аж язык пролазит. И размер соответственный будет. Вынул изо рта. Смотрю. Точно. Перстенёк. И камушек такой приметный, с три ореха. Аж сияет. Как к деревне подъехали – я совсем обсох. Кольцо в рот опять сунул, дабы не потерять. Едем молча. Я о Ярмилке думаю. Лошадка о своём, о лошадьем. Спрыгнул. Рукой машу, всё, мол, свободна теперичи. Она хвостом хвысть и – в поле. Вздохнул. В избу пошёл. Не успел дверь раскрыть, папаня с порога запричитал, в ноги бухнулся, – «Ваша милость, какая для нас честь...» Хотел было ответить, да во рту кольцо. Мешается. Тут Зденек пальцем в меня тыкать начал, а сам Мартина правым локтем толкает. «Глядь», – кричит, – «Это ж, это ж как раз тот самый, что до прыннцессы прыгал». Ишь ты. Глазастый какой. Сдвигаю на затылок шляпу. Лыблюсь. Тут Мартин... Нет, я ж говорю – Мартин хитрован, глаз острый. Так вот, Мартин щурится так лукаво, на меня зыркает и осторожненько так спрашивает, – «Янечек, ты что ли?» Узнал, братан. Вот и добре. Киваю. Рот-то занят. А Мартин снова осторожненько так, – «И вчерась? К окошку королевны ты что ль прыгал?» Я, я, кто же ещё, не папаня же. Снова киваю. А он, – «А сегодня, что, и перстень взял?» Ну, взял-не взял, а у меня он пока что. Ещё кивок. Мартин затылок чешет. На папаню смотрит, на Зденека. Продолжает. Нет, вот любопытный нашёлся, а? Нет бы чтоб за стол позвать... Говорит, – «Так теперича что, ты и воеводой будешь?» Вот те на, ну нельзя же так... Сглотнул. Говорю, – «Неа. Мне и тут хорошо». «А... Ярмилка?». «Да ну её, дурищу». «Так...а перстень-то тогда где?» А у самого глазки загорелись, что камушки. Сам что ли в воеводы метит? Где-где, хлопаю себя по животу. Туточки. И лезу на печку. Золу пересыпать. Пока тёплая. На печке-то хорошо. Рай да и только. Мартин аж за голову схватился. «Ой», – говорит, – «И дурной ты, Янек. Право слово – дурной». Не, это он зря. Не дурной я, нисколько не дурной. Я это, как его, азартный, вот.