Текст книги "Притчи даосизма"
Автор книги: Виктор Лавский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Виктор Лавский
Притчи даосизма
ВВЕДЕНИЕ
С VI в. до н. э. в Китае появляются мыслители, придерживающиеся нетрадиционного для этой страны подхода к жизни – «недеяния» («увэй»), предоставления всего сущего самому себе. Этот подход был сформулирован в двух книгах – «Дао дэ цзине» и «Чжуан-цзы», написанных соответственно Лао-цзы и Чжуан-цзы, полагавшими, что все теории об исправлении мира лишь делают его ещё хуже, так как все они наставляют других людей, как тем следует действовать. Эти же мудрецы учат, что всё во Вселенной порождено Космическим Путём (Дао), являющимся также и источником гармонии и равновесия. Поэтому всё в мире – от растений и животных до людей – прекрасно в своём естественном состоянии и должно оставаться таким. Извечный путь Вселенной несравненно мудрее любого человека, поэтому мы всегда совершаем ошибку, пытаясь изменить окружающий мир. На самом же деле этим мы утверждаем собственное «я» и пытаемся подменить мудрость Вселенной ограниченным знанием. Китайские философы утверждали, что наилучшими правителями являются те, кто оставляет людей в покое, – ведь те могут процветать сами по себе. Люди знают, как им жить, даже не будучи осведомлёнными о таких моральных принципах, как справедливость и уважение к старшим. Более того, проповедь этих принципов, возможно, указывает на отсутствие их у самого проповедующего.
Авторам даосских трактатов присуще глубокое ощущение тайны и могущества вселенского Дао, пребывающего всюду для знающих, как его искать.
В даосском представлении Вселенная – одно целое, и человек не может быть изолирован в ней. Каждое существо и каждая вещь являются частью этого бесконечного потока, который течёт неостановимо и в котором уравновешиваются противоположные силы. Вселенная представляет собой непрерывную систему эволюционных и иных изменений, частью которой является человек. Нет ничего стабильного и абсолютного. Иллюзорно, невозможно схематизировать мир, в котором всё непрерывно взаимопроникает. Умонастроения не имеют никакой ценности, а реальность свидетельствует о запутанной, неявной взаимосвязи каждой вещи со своей противоположностью. Вот почему можно объясняться только символами, когда реальность описывается лишь со ссылками на другую реальность – тоже очень сложную.
Наилучшим образом характеризует Дао равновесие и взаимодействие двух знаменитых основных противоположных принципов: инь и ян. Они символизируют две полярности, которые существуют в каждой вещи, противореча и одновременно дополняя друг друга. Нет ничего «чисто инь» или «чисто ян», но один из этих принципов может преобладать, никогда не уничтожая другого.
Главный учитель даосизма – Лао-цзы («Старый Ребёнок»), носивший имя Ли Эр, родился между 604 и 571 гг. до н. э. По легенде, он родился «от самого себя», из себя же развернул весь этот огромный и пёстрый мир, и сам семьдесят два раза являлся миру. Но он же и просто человек, проживший долгую и внешне неприметную жизнь. Легенда изображает его хранителем царских архивов, старшим современником Конфуция. Рассказывают, что Лао-цзы встречался с будущим основателем конфуцианства, но прохладно отнёсся к вере Конфуция в действенность нравственной проповеди. Вконец разуверившись в людях, он сел на буйвола и отправился куда-то на Запад, да так и не вернулся11
Более распространённая версия гласит, что Лао-цзы, напротив, отправился на Запад для того, чтобы ещё эффективнее помогать людям. – Прим. ред.
[Закрыть]. А на прощание, по просьбе начальника пограничной заставы, через которую он покидал Китай, Лао-цзы оставил потомкам небольшую книгу «в пять тысяч слов». Это сочинение, обычно именуемое «Дао Дэ Цзин» («Трактат о Пути и Потенции» 22
Название также переводится как «Трактат о Пути и Добродетели». – Прим. ред.
[Закрыть]), стало главным каноном даосизма.
Рядом с Лао-цзы в ряду пророков Дао стоит философ Чжуан Чжоу (он же Чжуан-цзы), который был реальным историческим лицом. Время жизни Чжуан-цзы пришлось на последние десятилетия IV в. до н. э. – время расцвета свободной мысли и острого соперничества различных философских школ. Чжуан-цзы был большим эрудитом, но предпочитал держаться подальше от самодовольных учёных-спорщиков, подвизавшихся при дворах царей и удельных владык. Много лет он занимал скромную должность смотрителя плантации лаковых деревьев, а потом вышел в отставку и доживал остаток дней в родной деревне.
В 80-х годах II в. н. э. человек по имени Чжан Цзюе организовал народное движение, названное «Тайпин Дао» («Путь великого Благоденствия») и объявил, что в начале последующего шестидесятилетнего цикла (со 184 г. н. э.) стихия Земли станет доминирующей и уничтожит силу династии Хань. В указанном году несколько тысяч последователей Чжана подняли восстание в провинциях по всему северному Китаю, пытаясь создать собственное государство на основе даосской традиции. За ними закрепилось название «Жёлтых Повязок», так как они обматывали вокруг головы повязки из жёлтой материи, символизировавшие стихию Земли. Их вожди были одновременно священнослужителями и военными командирами. Они говорили, что от болезни может избавить исповедание грехов, ставших её причиной, и совершали обряды, призывая богов ниспослать бессмертие душам их предков. Их главным божеством был господин Лао – обожествлённый легендарный мудрец Лао-цзы, считавшийся творцом Вселенной. У «Жёлтых Повязок» была и собственная священная книга – «Тайпин цзин» («Канон Великого Благоденствия»), отрывки из которой дошли до нашего времени.
Нравственное учение «Тайпин цзин» обобщено в следующем списке серьёзных грехов и их последствий:
1. Накапливать Дао – исток и устроение Вселенной – и хранить его при себе, отказываясь преподать его другим для их спасения. Совершающие этот грех прерывают Небесное Дао жизни и вызывают на себя гнев Неба.
2. Накапливать внутреннюю жизненную силу – Дэ и отказываться преподать её другим, чтобы они могли питать свою жизненную энергию. Это прерывает питающую Дэ Земли и вызывает её гнев.
3. Копить богатства и отказываться помогать бедным, оставляя их умирать от голода и холода. Эти блага принадлежат Срединной Гармонии, то есть человечеству, и служат средством, через которое проявляют свою щедрость Небо и Земля. Они должны быть в обращении, дабы каждый имел то, в чём нуждается. Прерывающие это обращение и накапливающие то, что не принадлежит им, – враги Согласного Дыхания Неба и Земли.
4. Знать, что Небо обладает Дао, и презирать это Дао, отказываться изучать его для собственного спасения и приобретения долгой жизни. Это относится и к презрительному отношению к телу, завещанному предками. Такой человек лишён Дао и обречён на смерть.
5. Знать, что хорошо упражняться в Дэ, но не направлять учения на доброе, делать зло из презрения к самому себе. Это означает восстать против Земли, которая любит Дэ.
6. Человек, которому Небо дало мышцы и физическую силу, дабы он кормил и одевал себя сам, и который живёт в праздности и паразитирует на богатых, совершает смертный грех, ибо Небо и Земля производят богатства, необходимые человеку, и ему следует черпать из них в соответствии с силами и потребностями. Если же он не прилагает усилий и не может получить необходимое ему от других, он неизбежно дойдёт до воровства. Тогда он станет врагом Срединной Гармонии.
Восстание «Жёлтых Повязок» было подавлено в 184 г., но в это же время в Западном Китае действовала другая подобная группа, просуществовавшая гораздо дольше, – «Путь небесных наставников» («Тяньши дао»). Эта религиозная секта основала собственное государство во главе с «небесным наставником» Чжан Лу, которому помогали чиновники-священнослужители. Последователи «Пути небесных наставников» также почитали обожествленного Лао-цзы и считали его книгу «Дао Дэ Цзин» своим каноническим текстом.
Когда в начале IV в. н. э. север страны подвергся вторжению кочевых племён, многие китайские аристократы бежали на юг и принесли туда религию «небесных наставников». Здесь, в окрестностях современного Нанкина, они встретились с южными религиозными лидерами, которые уже давно занимались алхимией и поклонялись своим собственным богам. В результате их взаимодействия и возник современный даосизм. К концу IV в. уже были священники, готовившие себе смену, были детально разработанные ритуалы, канонические книги на классическом китайском языке и десятки божеств разной степени могущества. К каноническим текстам имели доступ лишь учителя и обучаемые ими лица. Эти сочинения содержали имена божеств и тайные молитвы для низведения божественной силы звёзд в тело адепта. Медитация являлась неотъемлемой принадлежностью даосизма. Она включала в себя установление очень точной внутренней топографии, созданной по образу «дворца» 33
Здесь имеется в виду, что даосы рассматривали свой организм как многоступенчатый дворец или алхимическую лестницу, где происходит трансформация жизненной субстанции в «зародыше бессмертия». – Прим. ред.
[Закрыть], куда даос помещал богов и где навещал их, поклонялся им или вступал с ними в общение.
Готовясь к ритуалу, наставники должны были медитировать и воздерживаться от половых отношений, вина и определённых видов пищи. После нескольких месяцев, а то и лет такой подготовки их тела заряжались энергией звёзд, которую они могли посредством ритуальных песнопений и телодвижений передавать на землю.
Хотя в «Дао Дэ Цзине» постоянно подчёркивается превосходство Небытия над существованием и Пустоты над полнотой, эти положения не следует трактовать упрощённо – как отрицание жизни. Напротив, высшей целью даоса является достижение бессмертия. Эта цель органично вписывается в сложную теорию экономии тела Космоса.
Человеческое существо одухотворено, как и Вселенная, изначальным дыханием, которое состоит из инь и ян – женского и мужского начал, Земли и Неба. Феномен жизни отождествляется с этим дыханием, сокрытым в каждом жизненном проявлении. Если беречь его и подпитывать, человеческое существо может достичь бессмертия. Такие технические приёмы, как тайцзи; эмбриональное дыхание, включающее в себя всё более продолжительную задержку дыхания как на вдохе, так и на выдохе; «искусство спальных покоев», заключавшиеся в блокировке семенного канала с целью помешать эякуляции, и другие ставили себе целью достичь бессмертия, и во всех случаях энергия адепта распределялась таким образом, чтобы сохранить в неприкосновенности или увеличить жизненный ресурс.
Целью даосской алхимии является создание эликсира бессмертия. Во внешней среде он выступает в качестве субстанции, пригодной для поглощения её организмом; во внутренней алхимии («нэй дань»), зародившейся в эпоху Тан (618—907), он представляет собой тот самый жизненный ресурс, который даосы стремятся вычленить, сохранить и приумножить посредством всех вышеперечисленных приёмов. При помощи «нэй дань» золотистый эликсир поднимается в мозг и оттуда попадает в рот. Проглоченный эликсир становится Священным зародышем, который после шестимесячного вынашивания преображает даоса в земного Бессмертного. После девяти лет исполнения обрядов формирование Бессмертного завершается.
Классическими трудами по внутренней алхимии являются сборники «Дао Шу» («Стержень Дао», около 1140 г.) и «Сючэнь Ши-шу» («Десять писаний о культуре совершенства», после 1200 г.).
В 1926 году в Шанхае был впервые издан даосский канон «Дао-цзин» – 1120 томов.
«Как вы можете судить?»
Жил в одной деревне старик. Был он очень беден, но все императоры завидовали ему, потому что у него был прекрасный белый конь. Никто никогда не видел подобного коня, отличавшегося красотой, статью, силой… Ах, что за чудо был этот конь! И императоры предлагали хозяину за коня всё, что только бы он пожелал! Но старик говорил: «Этот конь для меня не конь, он – личность, а как можно продать, скажите на милость, личность? Он – друг мне, а не собственность. Как же можно продать друга?! – Невозможно!» И хотя бедность его не знала пределов, а соблазнов продать коня было немыслимое количество, он не делал этого.
И вот однажды утром, зайдя в стойло, он не обнаружил там коня. И собралась вся деревня, и все сказали хором: «Ты – глупец! Да мы все заранее знали, что в один прекрасный день этого коня украдут! При твоей-то бедности хранить такую драгоценность!.. Да лучше бы ты продал его! Да ты бы получил любые деньги, какие бы ни запросил – на то и императоры, чтобы платить любую цену! А где теперь твой конь? Какое несчастье!»
Старик же сказал: «Ну-ну, не увлекайтесь! Скажите просто, что коня нет в стойле. Это – факт, всё же остальное – суждения. Счастье, несчастье… Откуда вам это знать? Как вы можете судить?»
Люди сказали: «Не обманывай! Мы, конечно, не философы. Но и не настолько дураки, чтобы не видеть очевидного. Конь твой украден, что, конечно же, несчастье!»
Старик ответил: «Вы – как хотите, а я буду придерживаться такого факта, что раз стойло пусто, то коня там нет. Другого же я ничего не знаю – счастье это или несчастье, потому что это всего лишь маленький эпизод. А кто знает, что будет потом?»
Люди смеялись. Они решили, что старик от несчастья просто рехнулся. Они всегда подозревали, что у него не все дома: другой бы давно продал коня и зажил, как царь. А он и в старости оставался дровосеком: ходил в лес, рубил дрова, собирал хворост, продавал его и еле-еле сводил концы с концами, живя в бедности и нищете. Ну а теперь стало очевидным, что он – сумасшедший.
Но через пятнадцать дней конь неожиданно вернулся. Он не был украден, он сбежал в лес. И вернулся не один, но привёл с собой дюжину диких лошадей. И снова собрались люди и сказали: «Да, старик, ты был прав! Это мы – глупцы! Да он и впрямь счастье! Прости нашу глупость милосердно!»
Старик ответил: «Да что вы, ей-богу! Ну, вернулся конь. Ну, лошадей привёл – так что ж? Не судите! Счастье, несчастье – кто знает?! И это лишь маленький эпизод. Вы же не знаете всей истории, зачем судить. Вы прочли лишь одну страницу книги, разве можно судить о всей книге? Прочитав одно только предложение на странице, как знать, что ещё написано на ней? Да даже и одного слова нету у вас! Жизнь – океан безбрежный! – буква из слова, да! А вы судите обо всём целом. Счастье, несчастье – зачем судить, никто этого не знает. И счастлив я в моём неосуждении. А теперь идите и не мешайте мне, ради Бога!»
И на сей раз не смогли люди возразить старику: вдруг старик и на этот раз прав? Поэтому они хранили молчание, хотя в глубине души прекрасно понимали, что это же самое прекрасное и сказочное счастье – двенадцать лошадей пришли с конём! Да стоит только захотеть, и все они превратятся в немыслимые богатства!
У старика был единственный молодой сын. Он начал объезжать диких лошадей. Не прошло и недели, как он упал с лошади и сломал себе ногу. И снова собрались люди, а люди везде одинаковы, и снова начали судить. Они сказали: «Да, старик, ты снова прав оказался. Это – несчастье. Единственный сын – и ногу сломал! Хоть одна была бы опора тебе в старости, а теперь?! Ты же ещё больше обеднеешь!»
А старик ответил: «Ну вот! Опять суждения! Зачем вы так торопитесь? Скажите просто: сын сломал ногу! Счастье, несчастье – кто знает?! Жизнь идёт отрывочно, а судить можно о целом».
И так случилось, что спустя всего несколько дней на страну напал враг, началась война, и все молодые люди деревни были призваны в армию. И только сын старика был оставлен: он не мог ходить, бедный калека. И снова собрались люди, они кричали и плакали: из каждого дома ушёл сын или несколько сыновей, и надежды на то, что они вернутся, не было никакой, потому что напавшая страна была огромной и битва заранее была проигранной, – они не вернутся в дома свои!
…Вся деревня стонала и плакала. И пришли люди к старику и сказали ему: «Прости нас, старик! Бог видит, что ты прав – благословением было падение твоего сына с лошади. Хоть и калека, да с тобой сын твой! Наши же дети ушли навсегда! Он-то жив, да, может, ещё и ходить начнёт понемногу. Лучше быть хромым, да живым!»
И ответил старик: «Нет, с вами невозможно! Люди! Что вы?! Вы ведь продолжаете опять и опять – судите, судите, судите! Да кто знает?! Ваши дети насильно были забраны в армию, а мой сын остался со мной. Но никто не знает – благословение это или несчастье. И никто никогда не будет в состоянии узнать. Один Бог ведает!»
«Как прекрасно!»
Лао-цзы каждый день ходил рано утром на прогулку. Его сопровождал сосед. Но он знал, что Лао-цзы – человек молчания. Так что в течение многих лет он сопровождал его в утренних прогулках, но никогда ничего не говорил. Однажды у него в доме был гость, который тоже захотел пойти на прогулку с Лао-цзы. Сосед сказал: «Ничего не говори, так как Лао-цзы хочет жить непосредственно. Ничего не говори!»
Они вышли, а утро было так прекрасно, так тихо, пели птицы. По привычке гость сказал: «Как прекрасно!» Только это – и ничего больше за часовую прогулку, но Лао-цзы посмотрел на него так, будто тот совершил грех.
Вернувшись домой, входя в дверь, Лао-цзы сказал соседу: «Никогда больше не приходи! И никогда не приводи ещё кого-нибудь! Этот человек, похоже, очень разговорчив. Утро было прекрасным, оно было таким тихим. Этот человек всё испортил».
Четыре слуги
Цзы-си спросил у Учителя:
– Что за человек Йен-ю? – «По доброте своей он лучше меня».
– А Цзы-кун?
– По красноречию он лучше меня.
– Цзы-лу?
– По смелости он лучше меня.
– Цзы-чан?
– По достоинству он лучше меня.
Цзы-си поднялся со своего коврика и спросил:
– Тогда почему эти четверо служат вам?
– Садись, и я скажу тебе. Йен-ю добр, но он не может сдерживать побуждение, когда оно не ведёт к добру. Цзы-кун красноречив, но не может удержать свой язык. Цзы-лу храбр, но не может быть осторожным. Цзы-чан держит себя с достоинством, но не может отбросить чопорность в компании. Даже если бы я смог собрать добродетели этих четырёх людей вместе, я бы не хотел поменять их на свои собственные. Вот почему они служат мне с чистым сердцем.
«Учитель, я пришёл»
Ученик сказал Лао-цзы: «Учитель, я пришёл».
«Если ты говоришь, что пришёл, – ответил Лао-цзы, – ты, наверняка, ещё не пришёл».
Ученик ждал ещё несколько месяцев и однажды сказал: «Вы были правы, Учитель, – теперь Оно пришло».
Лао-цзы взглянул на него с величайшим участием и любовью и потрепал по голове: «Теперь всё в порядке, скажи, что произошло. Теперь я с удовольствием послушаю. Что случилось?»
Ученик сказал: «До того дня, как вы произнесли: «Если ты говоришь, что пришёл, то наверняка не пришёл», я, прилагая усилия, старался, делал всё, что мог. В день, когда вы сказали: «Если ты говоришь, что пришёл, ты, наверняка, не пришёл», меня озарило. Как «я» может прийти? «Я» – это барьер, я должен уступить дорогу. Дао пришло, – сказал он. – Оно пришло лишь тогда, когда меня не стало».
«Расскажи остальным ситуацию, в которой это произошло», – попросил Лао-цзы. И ученик ответил: «Я могу сказать только, что я не был хорошим, не был плохим, не был грешником, не был святым, не был ни тем, ни этим, я не был кем бы то ни было, когда Оно пришло. Я был лишь пассивностью, глубочайшей пассивностью, лишь дверью, отверстием. Я даже не звал: ведь зов шёл бы с моей подписью. Я совершенно забыл о Нём, я просто сидел и даже не стремился, не рвался, не горел. Меня не было – и внезапно Оно преисполнило меня».
«Послушайте нашу курицу!»
Вдоль всего плетня, окружавшего птичий двор, расселись ласточки, беспокойно щебеча друг с другом, говоря о многом, но думая только о лете и юге, потому что осень стояла уже у порога – ожидался северный ветер.
Однажды они улетели, и все заговорили о ласточках и о юге. «Пожалуй, на следующий год я сама слетаю на юг», – сказала курица. И вот минул год, ласточки вернулись. Минул год, и они снова расселись на плетне, а весь птичник обсуждал предстоящее отбытие курицы.
Ранним утром подул северный ветер, ласточки разом взлетели и, паря в небе, почувствовали, как ветер наполняет их крылья. К ним прилила сила, странное древнее знание и нечто большее, чем человеческая вера. Высоко взлетев, они оставили дым наших городов.
– Ветер, пожалуй, подходящий, – сказала курица, расправила крылья и выбежала из птичника. Хлопая крыльями, она выскочила на дорогу, сбежала вниз с насыпи и попала в сад.
К вечеру, тяжело дыша, она вернулась обратно и рассказала обитателям птичника, как летала на юг до самого шоссе и видела величайший в мире поток машин, мчащихся мимо. Она была в землях, где растёт картофель, и видела питающие людей злаки. И наконец, она попала в сад. В нём были розы, прекрасные розы, и там был сам садовник.
– Потрясающе, – сказал весь птичий двор. – И как живописно рассказано!
Прошла зима, прошли тяжёлые месяцы, началась весна нового года, и опять вернулись ласточки. Но птичий двор ни за что не соглашался, что на юге – море. «Послушайте нашу курицу!» – говорили они.
Курица теперь стала знатоком. Она-то знала, как там – на юге, хотя даже не ушла из городка, а просто перешла через дорогу.
