Текст книги "Маленький гарем"

Автор книги: Виктор Улин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Гульнаре Ф.

«Но ты понадеялась на красоту твою, и, пользуясь славою твоею, стала блудить и расточала блудодейство твое на всякого мимоходящего, отдаваясь ему.»

(Иез. 16:15)

1

А начиналось все хоть и не самым целомудренным образом, но обычно для студентов-заочников, при из районного города в областной центр.

Работая на одном хлебокомбинате, семь сокурсниц и я пытались получить высшее образование по специальности «Технология хлебопечения».

Институт, где мы учились, был московским.

Впрочем – согласно нынешней терминологии – он назывался «академией» пищевой промышленности. На самом деле это была шарашкина лавочка, которая заняла здание бывшего детского сада, когда-то принадлежавшего военному заводу, тоже закрытому.

Здесь за все приходилось платить: от официальной суммы за учебу как таковую до неофициальных за каждый экзамен, каждый зачет, каждую курсовую и даже контрольную – изготовление которых тоже оплачивалось.

Правда, величина каждой взятки по отдельности была небольшой: преподаватели собирали их валом с потока, а не вымогали у двух-трех отдельных людей.

В обмен на деньги обещались дипломы «государственного образца». Его мы представляли с трудом, поскольку само государство то и дело меняло оскал.

Впрочем, нам это было безразлично: начальство приказало учиться волевым порядком, обещая в ближайшие времена избавиться от работников без высшего образования. Угроза не казалась пустой, а в нашем городе хлебозавод остался одним из последних работающих предприятий.

Правда, лично мне ничего не грозило: я находился на самой низкой ступени и начальственный глаз скользил поверх моей головы. Я учился по своей инициативе. Мне было двадцать два года и я еще не потерял надежду изменить жизнь к лучшему.

А с дипломом – любым – это могло получиться лучше, чем без диплома.

Тяготы заочной учебы известны многим.

Но в иные эпохи и в иных институтах имелись общежития. Наше «академия» была озабочена лишь выкачиванием денег, проблемы временного жилья ложились на самих студентов.

С учетом того, что сессия тянулась целый месяц, это создавало серьезную статью расходов.

Проблему все решали по-разному.

Нефтяники – которым для поддержания статуса хватало диплома кондитера – снимали гостиницу и жили лучше, чем дома.

Небогатые мужчины постарше, обладавшие опытом и хваткой, поступали иначе. Они находили одиноких женщин – каких в большом городе хватало – и весь месяц катались, как сыры в масле. То есть не только жили бесплатно, но отъедались, отпивались и до потери пульса занимались сексом. Таких хозяек именовали «невестами», по ним имелась база данных, переходящая из потока в поток и с курса на курс.

Решение было оптимальным со всех точек зрения, но его я узнал лишь сейчас.

На первой сессии я снял комнату в квартале «академии». Я только что окончил школу, еще не работал, своих средств не имел, а данных родителями хватало только на жилье. Я и в эту «академию» поступил лишь потому, что учиться там было дешевле, чем в более приличных местах. К последнему экзамену я почти умер от голода, но не догадался найти себе девицу хотя бы для кормежки.

На вторую сессию я не приехал: в учебе возник перерыв, обусловленный внешними, весьма неблагоприятными обстоятельствами.

Я потерял три года: два поневоле, один по инерции, когда вернулся к нормальной жизни и устроился на хлебозавод, но не мог решить, стоит ли возвращаться в «академию», поскольку жизненные ценности сместились.

А когда решил восстановиться к весне, то заранее прикинул жилищные планы.

Учились в шарашкиной академии люди, сильно ограниченные в средствах. На сессии коллеги по несчастью ездили вместе и снимали одну квартиру на всю компанию, поскольку так обходилось дешевле и по аренде и по еде.

Никого из своих новых сокурсниц с комбината я не знал.

Не обладая реальной специальностью, не умея ничего, кроме как обращаться с техникой, я смог устроиться туда лишь водителем складского погрузчика, управляться с которым могла дрессированная обезьяна. Склад работал с запасами и готовой продукцией, к производству отношения не имел, мы вообще на работу заходили со двора и ни с кем, кроме поставщиков и потребителей, не контактировали.

Для восстановления я съездил в «академию» перед новым годом. Само заведение было чисто заочным, большинство преподавателей приезжало из Москвы на быстрые заработки. Местные тоже не состояли в штате, а прирабатывали, официально числясь где-нибудь в другом месте. Перед В конце декабря бывший детский сад встретил пустотой, не было ни студентов, ни преподавателей, на местах сидела лишь учебная часть. Я провел там один день, оформил нужные бумаги и удостоверился, что меня внесли в приказ.

После всех процедур дома я познакомился с Ольгой.

Она работала на комбинате бригадиром смены в одном из цехов, а по академии была старостой учебной группы по нашей специальности.

Сокурсницы-коллеги жили за ней, как за каменной стеной: она решала все проблемы, им оставалось лишь приехать на сессию и сдать деньги по всем предметам.

Ольга была не просто энергичной женщиной, а очень ушлой. Еще перед первой сессией она навела справки среди тех, кто уже учился, и узнала контакты, по которым из года в год сдаются приемлемые квартиры.

Она нашла жилье, где все семь «хлебниц» жили осенью, сейчас собирались устроиться там же.

С точки зрения цивилизованного человека пристанище обладало комфортом общей камеры в тюрьме, но – согласно одной из тупейших цитат – «наши люди в булочную на такси не ездили» и мирились с чем угодно.

Квартира состояла из единственной громадной комнаты. То, что там не имелось отдельных кроватей, а стояла одна большая и два раскладывающихся дивана, никого не смущало. Пищевое производство накладывало жесткие гигиенические условия, перед сменой и после работницы комбината тщательно мылись, а душевые отделения представляли собой подвалы с потолочными лейками и без перегородок. Женщины привыкли ходить голыми друг у друга на глазах, их не напрягало спать по двое в одной постели.

Шесть из них размещались на плацкартных местах, для седьмой посреди комнаты ставили раскладушку. На ней, как я понял, устраивалась самая объемистая из всех, которой было тесно с кем-то вместе.

Когда в компании возник я, Ольга предложила присовокупиться к остальным, утверждая, что никто не станет возражать. Я согласился, экономические условия казались привлекательными.

Моя зарплата была мизерной, левых заработков на складе не имелось, и я экономил каждый рубль везде, где мог.

Ни старосту, ни меня не смущало, что вместе с женщинами предстояло поселиться мужчине. Студенты-заочники были вынуждены жить в походных условиях, упрощающих нравы до предела.

Кроме того, жилье имело щадящую планировку.

Видимо, дом проектировался одним образом, а строился другим. Или, возможно, эта квартира была вычленена из какой-то другой: единственная комната отделялась от внутренней стены коридорчиком, упиравшимся в стену соседней.

Ольга сказала, что если перегородить тупик занавеской – просто шторой для ванны – то оставшегося места хватит, чтобы я там спал.

Купить еще одну раскладушку было дешевле, чем снимать квартиру самому, и лучше, чем искать совместное жилье с кем-то совсем чужим.

Намереваясь жить с сокурсницами, под словом «жить» я подразумевал завтракать, ужинать и спать в закутке. Ничего большего я не задумывал.

Я был молод и полон сил, я наслаждался женщинами по мере возможности, но зацикленностью на сексе не страдал.

И прежде всего, умел видеть, что есть главное, а чего нет вообще.

На данный момент – на второй по счету сессии первого курса – главным было с минимальными денежными затратами получить все оценки и зачеты, без потерь перейти на второй курс.

Неожиданные сожительницы являлись коллегами-сокурсницами, рядом с которыми все могло получиться легко.

Учиться не по-честному, а на коммерческой основе было проще в компании, чем в одиночку. Ведь та же Ольга, насколько я понял, сама решала дела за всех и групповой вариант обходился дешевле.

А женщины как женщины, которых я оставил дома, от меня никуда не убегали, месяц я мог обойтись без них.

И ни я, ни кто иной, не предполагал, к чему все приведет.

2

Время сессии устанавливалось строго, но приезжали все в разное время.

Кого-то задерживала «производственная необходимость», у кого-то возникали проблемы в семье: внезапно болели дети или загружали родители. А еще чаще до последнего момента отъезду препятствовали супруги.

Ведь все знали, с какой целью некоторые студенты уезжают из дома на целый месяц, когда можно явиться в «академию» на два дня в конце курса и купить все результаты разом.

Многих парней не отпускали девушки, потом внезапно появлялись, чтобы уличить избранников в неверности, словно это могло помочь.

Я не имел ни семьи, ни постоянной подруги, на родителей не обращал внимания.

За нынешний год я понял, до какой степени надоели мне мать с отцом своими садами-огородами, картошкой и яблоками, мечтал ограбить банк, чтобы купить себе квартиру и видеть их не чаще раза в год.

Но банки слишком надежно охранялись, имело смысл получить диплом и найти работу в областном центре.

Во всяком случае, меня ничто не держало, я намеревался прибыть к началу сессии.

Но так получилось, что я отбыл даже раньше.

Примерно за неделю до срока на складе неожиданно появилась Ольга, дождалась перерыва в моей погрузке, подошла и объявила:

– Все люди – говно, даже если кажутся шоколадом.

С утверждением я был согласен, жизнь давно убедила, что шоколада нет.

Но все-таки спросил, в каком контексте оно звучит именно сейчас.

Улыбнувшись ласково, староста пояснила свою мысль.

В столице области обосновалась тьма контор типа нашей шарашки, съемные квартиры повышенной дешевизны пользовались большим спросом. Несмотря на договоренность, хозяйка запросто могла сдать ее кому-то другому, предложившему на пару тысяч больше. Поэтому стоило появиться в городе до начала массового приезда на сессию и «застолбить» жилье за собой.

Не вдаваясь в глубокие причины, Ольга добавила, что занимать квартиру лучше вдвоем, и предложила ехать вместе.

Я подумал чуть-чуть и согласился.

Мне предстояло обустроить спальное место, этим лучше было заняться в тишине и покое.

Вопрос я обдумал заранее: штору, толстую леску, забивные дюбеля и даже молоток решил прихватить из дома, а раскладушку купить на месте. В нашем городе наверняка можно было найти дешевле, чем в столице, но мне не хотелось везти ее на автобусе через пол-области, а потом еще на трамвае.

Но в любом случае процесс требовал времени и не терпел суеты.

На складе меня не пинали ногами, но и не считали незаменимым, без проблем отпустили на один день раньше обозначенного в «учебном» отпуске..

В академию мы с Ольгой ехали почти весело – как, вероятно, едут все современные студенты, знающие, что предстоит оторваться в большом городе без особых забот.

Наше веселье время от времени прерывалось прогнозами насчет нынешних расценок.

Я знал, что они поднялись в сравнении с моим первым курсом. Староста полагала, что весной они могут подняться и над осенними: после нового года повысилась коммуналка, а преподаватели были людьми, им приходилось платить за воду и за тепло без повышения зарплаты.

Но все-таки это нас не слишком омрачало, мы были молоды.

Правда, реально молодым из нас был только я.

Про Ольгу я знал, что она старше лет на десять, слышал краем уха, что у нее есть муж где-то на стороне и несколько любовников на комбинате. Один из них был главным технологом и сильно ей покровительствовал. Но это меня не интересовало.

Внешне Ольга была средней. Я не мог сказать, что она мне нравится, но и сказать, что не нравится, тоже не мог.

Впрочем, «нравится – не нравится» в отношении нас со старостой было неприменимо.

В обычной жизни я бы абстрактно хотел ее, как любое существо, обладающее нужными признаками.

А в учебной различия между полами стирались, нами двигала общая цель.

И не как мужчина и женщина, а как боевые товарищи три часа дороги мы провели в полном согласии. На самой большой станции, где автобус стоял двадцать минут, я даже угостил Ольгу пирожками с вишней.

Прибыв в областной центр и выгрузившись на автовокзале, мы не пошли на остановку муниципального транспорта, а взяли такси.

Это получилось само собой: мы были нагружены, как ослы, сумками с припасами, экономить несколько сот рублей на своих руках и ногах не хотелось.

Сессионное бытие в отрыве от привычного быта охмелило с первых минут, мы не сговариваясь решили чуть-чуть пошиковать.

Не мелочась, по пути на точку мы заехали в гипермаркет «Чудодом» и купили раскладушку. Выбирала ее Ольга – с таким видом, словно ищет нам двуспальную кровать.

Я смотрел на нее, мне было смешно, но мыслей не возникало.

Квартира, которую никто не успел занять, оказалась страшнее страха.

Та, которую я снимал на первой сессии, была чистенькой, с только что сделанным евроремонтом, располагала к размягчению души.

А глядя на эту обитель, я не представлял, как в такой грязи, в закопченной тесноте на облупленных половицах среди отваливающихся обоев, восемь человек смогут прожить целый месяц.

Ольга оставалась безмятежной. Вероятно, она живала и не в таких условиях.

Правда, квартира имела одно достоинство: в ней было тепло. То ли из-за того, что весна, придя по календарю, не успела прийти по-настоящему, март трещал морозами и ТЭЦ держала высокую температуру на подаче, то ли здесь недавно поменяли батареи – но войдя, я испытал желание раздеться.

Приняв у Ольги почти новую дубленку и определив на проволочную вешалку в передней, я осмотрел место, предназначенное мне.

Закуток налево от входной двери напомнил строчки из русской классики про комнату для слуги.

Узкую, темную, душную, заваленную какими-то картонными коробками.

– С этим что делать? – спросил я, без радости глядя на кучу хлама. – Это чье вообще? Хозяйское, или как?

– А черт его знает, – ответила староста, оказавшаяся довольно привлекательной в черном брючном костюме. – Не думаю, что хозяйкино, тут ее вообще ничего нет, кроме мебели и посуды. Наверно, жильцы накидали. В прошлый раз тоже лежало, мы собирались вынести на помойку. Хотели освободить место и перетащить платяной шкаф из комнаты, а то там воздуха мало. Только тронули – он развалился на куски. Сложили обратно кое-как, больше не двигали, до мусора дело не дошло.

– Тогда я все это выброшу, – сказал я. – А то сюда раскладушка не войдет.

– Выбрось, я пока тут приберусь, разложусь. Потом вымою пол, повесим занавеску, будет у тебя личная комната.

Вынос мусора занял гораздо больше времени, чем ожидалось.

Коробки разваливались точно так же, как шкаф, куда Ольга раскладывала свой сессионный гардероб. Из них что-то падало на ходу, сыпалась какая-то дрянь. Мне пришлось сходить на помойку три раза, потом еще прибрать на площадке: в самом подъезде, в отличие от вонючей берлоги, было довольно чисто.

Когда я совсем вернулся, Ольга уже переоделась из брючного в домашнее.

Теперь на ней красовался наряд «Кавказской пленницы».

Сам фильм я помнил плохо: он казался слишком наивным – но был солидарен с людьми из поколения родителей. А они – если верить россказням – ходили в кино по пять раз лишь для того, чтобы полюбоваться ляжками Натальи Варлей в фиолетовых колготках.

Правда, Ольгины, сияющие из-под клетчатой рубашки, были черными, но части тела, на которые она их натянула, могли дать сто очков форы легендарной актрисе.

Определенно, старостой стоило полюбоваться.

– Погоди ты со своей раскладушкой, – остановила она, когда я взялся за сверток, прислоненный к стене. – Успеешь, я еще в твоем бомбоубежище пол не помыла.

– Подожди мыть, – я поднял руку. – Сначала повешу занавеску. Эта квартира такая, что когда стану забивать дюбели, может отвалиться штукатурка.

– Тогда давай сначала чаю выпьем. Я что-то устала.

Ольга сдула со лба пепельную прядь.

Перебивая застарелую вонь разнообразной дешевой еды, въевшуюся в стены, от нее пахло свежим потом, хорошим дезодорантом и – сильнее всего – просто женским телом.

– А я кофе взял. Причем хороший, – сказал я. – Может, его, чтобы взбодриться?

– И его тоже. Только подожди еще минутку, я не все свое доразложила. Пока пиздюшки не приехали, надо занять козырные полки.

Кивнув согласно, я прошел в комнату – еще более ужасную, чем мой отсек. Там не было дневного света и убожество не било по глазам. А тут в окно ломилось морозное солнце, от него жилище казалось еще более неприглядным.

Подъезд выходил на улицу, помойка пряталась во дворе, с коробками приходилось обходить полдома, я тоже приустал.

И теперь с удовольствием сел отдохнуть.

Диван подо мной чуть не опрокинулся, заскрипел, воткнул какую-то пружину. Заскрипев сам, я передвинулся и посочувствовал женщинам. Моя раскладушка все-таки была новой.

Но сидеть оказалась лучше, чем стоять или мотаться взад-вперед.

Обшарпанная комната была пустой, не считая спальных мест и гробоподобного шкафа. Столов для занятий тут не имелось: заочники приезжали на сессию не с учебниками, а с деньгами, в свободное время не занимались, а развлекались.

Ольга возилась с нарядами, двигалась передо мной, как на сцене.

Я не знал, чем она тут занималась, пока я курсировал между квартирой и помойкой, но работы у нее осталось невпроворот. Никуда не спеша, она выкладывала в шкаф трусики и блузки, за каждым предметом нагибаясь к сумке, стоящей на полу.

Круглый зад, то и дело показываясь из-под рубашки, наполнял душу невнятной радостью.

Женщина, оставшаяся в одних колготках, не могла не казаться прекрасной.

А я был мужчиной, прежде всего им, а уже после – всеми прочими.

– Послушай, Ольга… – заговорил я, слегка отдышавшись.

– Слушаю, – ответила она, наклонившись еще ниже и сияя черным светом ярче солнца.

– Жопа у тебя классная.

– Только она?

– Не только. Еще ляжки.

– А еще?

– Больше ничего не вижу.

– Так посмотри.

– Посмотрю.

– Только я сначала губы сотру.

– Сотри.

Мы поднялись одновременно – Ольга распрямилась, я встал с дивана и шагнул к ней.

Под рубашкой подалось упруго, дразнило невидимыми кружевами.

– Только не рви, – сказала она, когда мои пальцы ощутили ее напрягшееся тело. – Лифчик совсем новый.

– Не буду.

– Просто расстегни.

– Расстегну.

– И еще у меня есть разные места. Говорят, хорошие.

– Тоже посмотрим, – пообещал я.

Будучи разумным, я не был дураком, который отказывается от того, что само падает в руки.

3

– Юрка, где ты был на той сессии?

– Где… – я погладил белый зад. – Прекрасно знаешь, где, ты же староста. На зоне.

– Где?!

Ольга, лежавшая на животе, попыталась подняться.

– Да пошутил я! В армии. Та же зона, только руки не за спиной. Закосить денег не хватило, на первом курсе перед весенней сессией забрали. Два года вычеркнуты из жизни. Восстановился на ваш курс, на своем сейчас бы уже думал о дипломе.

– Извини, – она повернула голову, взглянула через плечо. – Чудесный трах выбил остатки мозгов. Конечно знаю.

– Но, слава богу, оттоптал и освободился навсегда, – продолжал я. – Теперь больше не призовут, если не начнется война. А если начнется, я сразу сдамся в плен, не собираюсь ни за кого воевать.

– Я хотела сказать…

– У меня тоже с мозгами тяжело, – я перебил, не слушая. – Из армии выпустили еще год назад. И ты права, Ольга. Нам давно стоило познакомиться и попробовать раньше.

– Попробуем здесь, – просто ответила она.

– А твои… – я осекся но не стал делать вид, будто ничего о ней не знаю. – Мужья сюда не нагрянут?

– Не нагрянут. Они адрес не знают, а девчонки не выдадут. Если начнут звонить – отболтаюсь.

– Это здорово, – согласился я. – А жопа у тебя все-таки класснее всего. В ней можно утонуть.

– Это я знаю. Но совсем не тони, ты мне еще понадобишься.

Нагнувшись, я поцеловал ее около шеи.

– Я тебе не зажала?

– Нет, все в порядке.

– Так повторим? – спросила Ольга, напрягшись и расслабившись. – Или сначала кофе выпьем?

– Повторим. Потом кофе выпьем. Потом еще раз повторим. Потом чаю. Потом еще.

Я не врал, не переоценивал свои силы.

Я был молод и здоров, как обезьяна, а она – хоть и не юна, но опытна.

– Это радует, – она сопроводила слова выразительным движением. – Тогда постараемся. Я умею кончать несколько раз, почти подряд.

– Давай тогда отрываться, – сказал я. – Тем более, кровать всего одна, а завтра приедут остальные.

– Оторвемся по полной программе. Только давай перевернемся?

– Давай, – согласился я. – Сам хотел предложить.

Ольга скользнула с живота на спину, от нее запахло радостью существования.

– Слушай, – я спохватился, уже держа ее за грудь. – Забыл спросить, все так ураганно получилось… В тебя вообще можно было?

– Можно, – староста снисходительно улыбнулась. – Если б было нельзя, я бы сказала.

– Это радует.

– И вообще, Юра, о таких вещах должны заботиться сами женщины. Мужчина должен просто трахать, трахать и еще раз трахать, и больше ничего.