Текст книги "Полосатый рейс"

Автор книги: Виктор Конецкий

Соавторы: Алексей Каплер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Цирк переполнен. Уже прозвенел звонок, выстроились и две шеренги униформисты, заиграл духовой оркестр. Запоздавшие зрители торопливо пробираются к своим местам.

По опустевшему фойе идут семь моряков. Возле буфетной стойки они задерживаются, и каждый из них здоровается за руку с маленьким толстым буфетчиком. Потом моряки молча проходят дальше. Когда они скрываются за бархатной портьерой, отделяющей фойе от зала, продавщица мороженого с интересом спрашивает:

– Откуда они вас знают, товарищ Шулейкин?

– А кто не знает Шулейкина? – с достоинством отвечает толстяк. – Хочешь верь, хочешь не верь, Шулейкина все знают.

Продавщица – бойкая, курносая девчонка с быстрыми, любопытными глазами – не отстает:

– А почему эти моряки каждый вечер к нам ходят? Неужели им не надоело смотреть одну и ту же программу?

Выстроив на стойке роскошную пирамиду из апельсинов и оглядывая творение рук своих, буфетчик отвечает:

– Эта программа им не надоест. Есть причина.

– А вы ее знаете… причину? А?.. Дядя Шулейкин, знаете?

– Шулейкин все знает.

– Вы с ними тут и познакомились?

Шулейкин надменно усмехается.

– Я с ними познакомился пять лет назад в тропическом порту Коломбо.

Он облокачивается о стойку, приготавливаясь к обстоятельному рассказу.

– Хочешь верь, хочешь не верь, а дело было так…

Цейлон. Порт Коломбо. У раскаленного солнцем причала стоит грузовое судно «Евгений Онегин». Идет разгрузка. Слышатся крики докеров и команды, гул кранов, тарахтенье судовых лебедок.

Из трюма медленно поднимается на гаке портального крана голубая «Волга».

Наверху, на палубе, распоряжается боцман. Боцман гол до пояса по случаю тропической жары. На его груди всевозможные татуировки.

– С-под груза уходи! – кричит он вниз. – Я вас прошу, товарищ Сидоренко, не вводит те меня в соблазн, я же дал обязательство не допускать выражений! На оттяжке не зевай! – кричит он в другую сторону. – Лево бери!

Возле боцмана останавливается капитан «Евгения Онегина» Василий Васильевич – пожилой моряк с добрым, простодушным лицом.

– Эх, боцман, боцман… – задумчиво говорит он, разглядывая графику на теле боцмана. – Разве вам, боцман, тут место?..

– А где же мне место, товарищ капитан? – с недоумением спрашивает боцман.

– В Третьяковской галерее вам место, товарищ боцман, – вздыхает капитан.

К капитану подходят торговый агент в шортиках, с раздутым, как бурдюк, портфелем и маленький толстяк в черном суконном костюме, при галстуке. Это знакомый нам Шулейкин. С его лица градом катится пот.

– Как бы чего не было… боюсь, как бы чего не было… – стонет Шулейкин, едва поспевая за шустрым агентом.

– Ерунда! – отмахивается тот. – Только не вмешивайтесь. Я сам обо всем договорюсь.

Подойдя к Василию Васильевичу, он бодро рапортует:

– Груз прибыл, товарищ капитан. Можно принимать!

– Вот и отлично, – говорит капитан. – А какой груз?

– Груз палубный, всего двенадцать мест. Документы в порядочке! – Что-то в голосе агента заставляет капитана насторожиться.

– А все-таки, какого характера груз?

Шулейкин тихо говорит агенту:

– Вот узнает он, какой у нашего груза характер…

– Груз как груз! – перебивает агент, бросив на Шулейкина злобный взгляд. – Я же говорю: двенадцать мест!..

С нижней палубы доносится взрыв хохота. Капитан оборачивается.

…Это смеются два матроса и буфетчица Марианна.

– Мотя! Работай! – требует Марианна.

Сидоренко достает из кармана губную гармонику.

– Да у меня еще не выходит… – стесняется Мотя.

Старательно и неуклюже он начинает отбивать чечетку.

Капитан с мостика горестно смотрит на это безобразие.

– Так вы говорите, двенадцать мест? – механически переспрашивает он, но мысли его заняты другим.

…На звук гармоники уже идет старпом. Это мужчина большого роста с суровым и замкнутым лицом, одетый в морскую форму.

– Это что за балаган?! – спрашивает старпом металлическим голосом.

Музыка оборвалась.

– Простите, товарищ капитан, – бормочет Мотя.

Марианна тихо говорит Сидоренко:

– Сейчас скажет: «Я уже два года не капитан…"

– Я уже два года не капитан, а помощник, – строго говорит старпом. – Попрошу без заискивания…

– Теперь он скажет: «А вас попрошу в рабочее время не отвлекать команду…» – шепчет Марианна.

– А вас попрошу в рабочее время не отвлекать команду; – строго продолжает старпом, обращаясь к девушке, – делаю вам замечание…

Матросы поспешно удаляются. Марианна исподлобья смотрит на старпома.

– И потом – что это у вас на голове?

– Обыкновенная прическа, – отвечает Маришка. – Называется «я у мамы дурочка».

– Очень жаль, что форма соответствует содержанию…

Капитан, забеспокоившись, начинает спускаться с мостика.

– Значит, начинаем погрузку? – спрашивает его спину торговый агент.

– Да-да, конечно… – бормочет капитан, не оборачиваясь.

Марианна, прикусив губу, слушает старпома.

– Вы сами бездельничаете и другим не даете работать! Если вы племянница капитана, то это еще не значит…

Марианна собирается ему ответить, но старпом, не дав ей ничего сказать, заканчивает:

– И прошу не пререкаться.

– Я еще не пререкаюсь.

– Нет, пререкаетесь. Я по вашему лицу вижу, что пререкаетесь.

– А я говорю – не пререкаюсь.

– Так вот же пререкаетесь.

– Нет, не пререкаюсь.

– Нет, пререкаетесь.

– Товарищ буфетчица! – гремит подоспевший капитан. – Перестаньте пререкаться! Олег Петрович, прошу вас… Сейчас начнется погрузка – приглядите.

– И если вам нравится носить на голове швабру, то при исполнении служебных обязанностей будьте любезны повязывать косынку! – заканчивает свою речь старпом и удаляется размеренным шагом.

Марианна показывает вслед ему «нос», но капитан сердито шлепает ее по растопыренным пальцам.

– Взрослая девушка, а ведешь себя как девчонка… ты должна быть образцом, эталоном…

– По тебе должны равняться… – заканчивает за него Марианна.

– Да, по тебе должны равняться. И можешь меня не передразнивать.

– До чего вы мне оба надоели!.. Все знаю заранее…

– Подумай, Марианна, как ты бессистемно живешь, тебя уже из двух техникумов выставили!..

– Из трех.

– Вот видишь – из трех.

– И из одного я сама ушла.

– Ужас! Ужас! Твоя мать просила взять тебя в рейс… я думал, море сделает из тебя человека, надо же наконец чем-то заняться всерьез…

– Все мне надоело: и море ваше противное и корабль ваш противный…

– Вот видишь…

– И Олег ваш противный Петрович!

– Ты сама виновата, Олег Петрович строг, но справедлив.

– Он ко мне придирается! Он на меня внимания совсем не обращает!

– Вот ты уже противоречишь самой себе… Маришенька! Умоляю тебя как дядя и капитан: перестань с ним ссориться!.. Одного я хочу: чтобы кончилась эта глупая война между тобой и старшим помощником и чтобы в коллективе наступили мир и тишина… Мир и тишина.

Последние слова капитана покрывает ужасающий рев. Вздрогнув, Василий Васильевич и Марианна поднимают головы.

Сверху, на стреле корабельного крана, спускается клетка с тигром. Зверь ревет во всю мочь, а ему вторит множество таких же свирепых глоток.

На причале выстроилось еще одиннадцать клеток.

– Что это? Кто разрешил? – растерянно говорит капитан.

– Вы, товарищ капитан. Как условились – двенадцать палубных мест, – отвечает возникший откуда-то сбоку торговый агент. – Десять тигров и два, так сказать, льва.

– Только диких зверей мне и не хватало!

Василий Васильевич в отчаянии хватается за голову.

Отойдя на почтительное расстояние, Маришка с испугом и интересом рассматривает тигра.

– Какой страшный!.. Елисей Степанович, а он не вылезет? – шепотом спрашивает она боцмана.

– Да ну тебя! Если б вылез – от нас бы тут косточек не осталось. «Вылезет»… скажет тоже…

Очередная клетка плывет по воздуху. Ревет, мечется в ней огромный тигр.

– Майна стрелу! – надрывается Елисей Степанович. Исполнительного боцмана не смущает экзотичность груза. – Куда смотрите? Тигра не видели?.. Вира помалу!

…Торговый агент достает из портфеля документы, разбирает их.

– А если дознаются, что зверей сопровождает не укротитель, а работник пищеблока? – тихо спрашивает его Шулейкин.

– Не понимаю… вы же сами просились вместо заболевшего Зверобоева.

– Просился. Не могу больше. В здешнем климате таю как свеча.

– А я не могу больше держать здесь купленных зверей. Они всю валюту съели. Шутка – лошадь в день на инвалюту! Торгпред разрешил вас отправить, и поезжайте… Не понимаю, что вас смущает?

– Звери меня смущают. Работал я тихо, мирно в торгпред-ском буфете. Максимальное зверство, с каким я имел дело, – резал любительскую колбасу, и вдруг – тигры… Парадокс.

Подходит капитан.

– Подвели вы меня, товарищ, – говорит он агенту. – Знал бы характер груза, ни за что бы не взял.

– Вот. Прошу проверить. – Агент достает бумаги. – Тигры, мест – десять… прописью: десять. Львы, мест – два… прописью: два. Клетки, штук – двенадцать… прописью: двенадцать. Мясо, конина. Килограмм – пятьсот… прописью: пятьсот. А вот товарищ Шулейкин – очень опытный укротитель. Он будет сопровождать груз.

Капитан трясет Шулейкину руку.

– Очень, очень приятно. Все-таки с укротителем будет спокойнее.

– За спокойствие не беспокойтесь, – говорит агент.

Внизу, на палубе, появились два сингальца. Они несут на бамбуковой жерди большой и, видимо, тяжелый мешок. С ними рядом идет носатый иностранец.

– Put it down!.. – кричит он сингальцам. Те сваливают мешок на палубу и уходят.

– А это еще что? – встревоженно спрашивает капитан.

– The prize of our company, – говорит носатый важно.

Торговый агент переводит:

– Это как бы премия оптовому покупателю. От звериной фирмы…

– Не понимаю, какая премия? А что там в мешке?

Капитан свешивается через перила, чтобы еще раз взглянуть на премию, но мешок уже исчез.

– Позвольте… А где мешок? Не мог же он сам уйти!..

Оказывается, мешок мог уйти. Неуклюже переваливаясь, он идет по палубе. Мешок уже свернул за надстройку поэтому собеседники не видят его. Зато его замечает Марианна. Она испуганно вскрикивает – и сразу же все двенадцать клеток откликаются оглушительным ревом. Марианна бросается бежать.

Капитан страдальчески затыкает уши. А мешка уже нет на палубе.

Бегущая в панике Марианна натыкается на боцмана.

– Ой!

– Ты чего?.. За тигра меня приняла?

– Какой там тигр… я сейчас такое видела…

– Какое такое?

– Страшное, большое… само ходит…

– Ты чего плетешь, девка? Человек, что ли?

– Нет, не человек.

– Животное?

– И не животное.

– А что же это?..

– Не знаю… такое круглое… само ходит… – таинственно говорит боцману Маришка. – Само ходит… понимаете?.. Как привидение…

– Ври больше, – сердится боцман. – Нет, Маришка, жидковатая у тебя душа!

Страница вахтенного журнала грузового судна «Евгений Онегин». Четкая запись:

«Возвращаемся из Коломбо в Одессу. На судне отмечены совершенно необъяснимые, таинственные явления, а именно…»

Мы не успеваем прочитать, какие именно, кто-то опрокидывает чернильницу прямо на журнал. На месте записи – черная лужица.

– Кто пролил чернила на вахтенный журнал? – слышен голос старпома.

Как всегда, строгий и подтянутый, он входит в рубку и останавливается над залитым чернилами журналом.

Олег Петрович оглядывается: в рубке никого нет.

– Мистика…

Нахмурившись, старпом берет ручку и, осторожно макая перо в лужицу пишет в графе «случаи»:

«Происшествия продолжаются. Злоумышленно попорчен вахтенный журнал. Утром похищен личный хронометр старшего помощника капитана…»

Океан. Плывет «Евгений Онегин».

Кают-компания. Моряки собрались обедать. Сидоренко разливает борщ по тарелкам.

– Все-таки, товарищи, на корабле происходит что-то необъяснимое, – говорит капитан, расхаживая по кают-компании. – Я не верю в мистику, но этот исчезнувший мешок, эти таинственные пропажи – то у матроса исчезает тельняшка, то пропадает хронометр у старшего помощника, то какая-то тень появляется на полубаке, то из закрытой чернильницы льются чернила на журнал. Могу поклясться, что меня ночью кто-то тянул за волосы… Что это такое?.. Неужели не прекратятся эти чудеса?

Вдруг раздается мычание: Мотя, взяв в рот ложку борща, мычит, вытаращив глаза, затем запускает в рот пальцы и, к изумлению окружающих, вытаскивает на свет какой-то металлический предмет.

– Гайка!..

– И у меня гайка!.. И у меня… – раздаются встревоженные голоса.

– А у меня болт, – мрачно заключает Митя Кныш.

– Ну, все. С первым блюдом покончено, – говорит Сидоренко. – Хоть бы второе оказалось съедобным.

Моряки мрачно сидят за столом. Кто подпер печально голову рукой, кто, не надеясь на лучшее, ест хлеб, кто нервно постукивает ножом по столу.

– Где же наше второе?..

– За смертью ее посылать, – угрюмо ворчит Кныш.

Капитан взрывается:

– Буфетчица!..

Из камбуза появляется Марианна. Прическа, которая так не нравилась старпому, убрана под косынку. В руках у девушки блюдо с сосисками, накрытое металлической крышкой.

Слышен крик капитана:

– Буфетчица!

Марианна направляется к кают-компании, но останавливается. Ей надо пройти по коридору который образовали клетки с тиграми, а это очень страшно.

– За что мне такие мучения? Целый день холить мимо этих чудовищ! – говорит Марианна.

Завидев ее, звери перестают рычать. Они кидаются к решетке, пытаются протиснуть сквозь прутья свои усатые морды, протягивают лапы и не спускают с девушки глаз.

Но Марианна стоит, боясь тронуться с места.

Снова слышится возмущенный голос капитана:

– Буфетчица! Марианна!..

…Решившись, Марианна наконец робко ступает в проход между клетками. Со страхом оглядываясь вправо и влево, девушка идет сквозь строй тигров.

Чтобы задобрить зверье, она снимает никелированную крышку с блюда и кидает сосиски в протянутые сквозь прутья лапы, в раскрытые тигриные пасти.

Вот она доходит до конца страшного коридора и, нулей выскочив из него, добирается до кают-компании.

– Что у нас сегодня на второе? – зловеще спрашивает старпом.

– Сосиски, – отвечает Маришка.

Снимает крышку и осекается: на блюде осталась одна-единственная сосиска.

– Почему вы говорите о ней во множественном числе? – спрашивает капитан, поднимая сосиску с блюда.

– Товарищи, кушайте борщ, – жалобно просит Марианна, – очень вкусный борщ сегодня…

– Борщ несъедобен! – фальцетом кричит капитан. – В нем скобяные изделия! Гайки и контргайки!..

– Не может быть, – пугается Марианна.

Она вертит половником в кастрюле и вдруг извлекает из борща часы на длинной цепочке.

– Часы… – удивленно тянет девушка.

– Это не часы, это мой хронометр, – констатирует в наступившей тишине старпом.

Он брезгливо берет хронометр и открывает крышку. Из хронометра льется борщ.

– Олег Петрович! Вы не скажете, который час? – с невинным видом спрашивает Марианна.

– Час?.. – сдерживая бешенство, отвечает старпом. – Вас интересует час?.. Самое время вас, простите, выпороть… извините за выражение.

И старпом выходит из каюты, прямой и высокий, как мачта.

– Марианна, Марианна…

Покачивая головой, капитан уходит вслед за старпомом.

– Чего они к ней пристают? – говорит Мотя. – Не Марианна же гайки в борщ бросала…

– Дела… – вздыхает матрос Кныш. – А может, диверсант на судне?

– Все может быть, – философски соглашается механик.

Он смотрит на блюдо: там лежит забытая всеми одинокая сосиска. Вздохнув, механик берет ее и отправляет в рот.

Каюта старпома. Никого нет. На столе лежит разобранный хронометр.

Стук в дверь, и голос Марианны:

– Товарищ старпом! Можно у вас прибрать?

Не дождавшись ответа, Маришка входит. При ней ведро, тряпка и веничек. Она старательно поправляет книги на полке, смахивает несуществующую пыль с маленького глобуса.

Рядом лежит фуражка старпома. Девушка надевает ее на глобус – фуражка пришлась впору.

– Здравствуйте, Олег Петрович! – серьезно говорит Маришка.

Она сдвигает фуражку на глобусе немного набекрень.

– Так вам лучше… Посмотрите, Олег Петрович, как я хорошо прибираю…

Она протирает дверцу зеркального шкафа.

– А вы все время меня обижаете…

Критически разглядывает свое отражение в зеркале.

– Неужели правда, из меня никогда не выйдет толк? – Маришка усмехается: – Вот возьму и стану знаменитой художницей.

Куском розового мыла, взятым с умывальника, она рисует на зеркале большое сердце, а куском голубого – стрелу Потом влажной тряпкой стирает рисунок.

– Ничего вы не понимаете, – ласково говорит Марианна глобусу. – Поэтому я вам и держу… то есть дерзю… или дерзаю?.. Как надо сказать?.. Молчите?.. Поэтому же! Я ведь сейчас могу сделать с вами, что хочу. Захочу – щелкну по носу…

Она легонько щелкает по Южной Америке.

– А захочу – вскружу голову!

Она и в самом деле крутанула глобус. Фуражка после нескольких оборотов сползла, и голубой шарик потерял сходство со старпомом.

Марианна забирает свои принадлежности и, вздохнув, идет к выходу.

На белую стенку каюты из иллюминатора падает зловещая черная тень. Марианна оборачивается, но тень уже исчезла.

В последний раз оглядев каюту, девушка говорит:

– Морской порядок.

Закрывает за собой дверь. И в тот же момент в иллюминатор просовывается грязная лохматая швабра.

Выйдя из каюты, Марианна сталкивается с Мотей и Кнышем.

– Кто взял швабру?! – кричит матрос. – Маришка, ты?

– И не думала.

– Ведь только на секунду отвернулся! – Кныш уносится дальше, бормоча: – Нет, это точно!.. Диверсант… диверсант работает…

Старпом направляется к своей каюте.

– Что вы здесь стоите? – неприязненно спрашивает он.

И девушка сразу ощетинивается:

– Уборку у вас делала. Что, нельзя?

Старпом, не ответив, проходит дальше.

Распахнул дверь своей каюты… и замер на пороге. Можно подумать, что в каюте произвели атомный взрыв. Все раскидано, разбито, перепачкано.

На полу валяется раздавленный глобус.

– Спасибо за уборку… – говорит старпом, обернувшись вслед Марианне.

Перед клетками сгрудились моряки. Шулейкин укрепляет на фальшборте какой-то плакат.

Между Мотей и Сидоренко сидит задумчивая Марианна.

– Мне, товарищи, поручено провести информацию о тиграх, – грустно говорит Шулейкин. – А также инструктаж по технике безопасности.

– Товарищ укротитель! – спрашивает Маришка. – А вы можете укротить мышь?.. В кладовке живет мышь, туда ходить страшно.

– Мышь – мелкий хищник, – отвечает Шулейкин. – А я работаю по крупному.

– Вы объясните, – обращается к нему восторженный Мотя, – как вы в себе воспитали такую смелость?

– Товарищи, кончайте базар и глупые вопросы! – рявкает боцман.

А Шулейкин уже разворачивает свой плакат.

– Здесь я, товарищи, нарисовал, как умел, тигра в разрезе.

«Тигр в разрезе» почему-то поделен на неравные доли, обозначенные номерами.

– Вот это у него кострец… А здесь – огузок… Здесь подбед-рок, – поясняет Шулейкин. – А вот ливер, голье, вымя… Короче сказать, сбой…

Боцман, сопя, записывает эти сведения в тетрадочку. Марианна смотрит на укротителя с подозрением.

В каюту капитана входит старпом. Он кладет на стол лист бумаги.

– Или я, или она! – отчеканивает железный моряк.

– Олег Петрович, дорогой… Что опять случилось?

– Там все написано… Или я, или она. Или она, или я.

Информация о тиграх продолжается.

– Тигр ведет очень хищный образ жизни, – рассказывает Шулейкин. – Живет в дремучих джунглях…

– А чем он там питается? – интересуется кок Филиппыч.

– Могу ответить, – говорит Шулейкин, роясь в портфеле.

Он сверяется с листком, озаглавленным «Рацион кормления», и объявляет:

– Два дня конина, третий день говядина. И рыбий жир – для витаминов.

– А я читал, что он человеческими жертвами питается, – замечает боцман.

Укротитель соглашается:

– Не без этого. Когда кончается конина и говядина, чем же ему питаться? Вот он и ест человека.

– А почему они на Маришку не рычат? – спрашивает Сидоренко. – Я сколько раз замечал! Что, у ней группа крови с ними одинаковая?

– Не рычат, потому что они укрощенные. Лично мною. Вот этот, к примеру… Не тигр – овечка!

Именно в этот момент «овечка» с громоподобным ревом кидается на решетку, стараясь достать укротителя лапой.

Жалобно пискнув, Шулейкин загораживается портфелем.

Марианна тоже испугалась. Она зажмурилась и даже закрыла глаза ладонями.

На ее плечо ложится чья-то рука. Девушка открывает глаза и видит перед собой разгневанного капитана и угрюмого старпома.

Василий Васильевич оттаскивает племянницу в сторону Клокоча от ярости, он говорит:

– Кончено!.. Мое терпение иссякло. Я отдаю тебя под суд!

– За что, дядя? – испуганно спрашивает Маришка.

– Я тебе больше не дядя! – трагически говорит он. – Теперь я знаю, кто творит все безобразия на судне! Вот рапорт старшего помощника.

– Дядя, честное слово, я ничего не делала!

– Я не дядя…

– А я ничего не делала.

Олег Петрович не выдерживает:

– А кто устроил погром в моей каюте? Тоже не вы?

– Не я!..

– А кто же? Кто? Скажи – кто?! – топает ногами капитан. – Кто? Кто? Кто?..

И вдруг откуда-то сверху на притеснителей Марианны обрушивается пенистая и шипящая струя. Белые кителя капитана и старпома мгновенно становятся рыжими.

На капитанском мостике с огнетушителем в руках стоит и корчит мерзкие рожи шимпанзе. На обезьяне Мотина тельняшка, но штанов она, видимо, не достала, и нижняя половина туловища у нее голая.

– Вот кто! Вот кто! – кричит Марианна. – Вот кто делает все гадости… А вы меня!..

– Кто пустил макаку на судно?! – орет боцман.

– Какая же это макака? – резонно возражает механик, что-то жуя. – Это обезьяна, типа шимпанзе.

Обезьяна еще раз полоснула струей по всем присутствующим, бросила огнетушитель и одним скачком очутилась на шлюпбалке.

К капитану наконец вернулся дар речи.

– Немедленно поймать!.. Обезьяна на судне страшнее динамита!..

С криком, с гамом моряки гоняются по палубе за обезьяной. У нее через плечо, как у старьевщика, висит полосатый пестрый мешок – тот самый, в котором ее принесли на «Онегина».

– Сей момент поймаем! – выслуживаясь, кричит боцман капитану.

Боцману действительно чуть было не удалось схватить шимпанзе. Но обезьяна вывернулась, взлетела на стрелу крана и скрылась в неизвестном направлении. А в руках у боцмана остался только полосатый мешок.

– Вот она – премия фирмы! – горько говорит капитан, разглядывая трофей. Он поворачивается к Шулейкину: – Товарищ укротитель, вы бы изловили ее! Это все-таки по вашей части!..

– Обезьянами не занимаюсь! – презрительно отвечает Шулейкин. – Мне подайте тигра, льва, в крайнем случае волка. Ну, могу еще в виде исключения взяться за крокодила. Но макака…

– Жаль, – вздыхает капитан. – Олег Петрович! Продолжаем ловлю. Нужно ловить организованно. Без системы в жизни ничего не добьешься. Значит, так: половина команды под началом старшего помощника гонит обезьяну по левому борту вторая половина под командой механика – по правому борту а я пойду по центру Таким образом, обезьяна стратегически неизбежно попадет через этот люк вот туда – в трюм. Ясно? Боцман и кок, приготовьтесь в трюме с брезентом, и как только макака упадет сверху вы ее… хлоп! Ясно? Прошу всех строго соблюдать систему. Никаких отступлений. Вы ее оттуда, вы отсюда, а я по центру, а они – хлоп! Берите брезент… начали!..

Обнаруживает обезьяну сам капитан. Она притаилась за грузовой лебедкой.

– Вот она! Вот! – вопит капитан, бросаясь к лебедке.

Обезьяна ракетой взвивается над палубой. При этом ома наступила на пускатель и включила лебедку Затарахтел мотор.

– Лови ее! Держи! – кричит капитан, не замечая, что по палубе мимо него ползет, извиваясь, трос лебедки. Он цепляет капитана за щиколотку и неумолимо тянет за собой.

Василий Васильевич прыгает на одной ноге, балансирует, размахивая руками, но лебедка делает свое дело: проскользив по палубе несколько метров, капитан с грохотом проваливается в люк.

– Хлоп! – раздастся крик снизу. – Поймали! Ура!

Вдоль другого борта идет с дозором Олег Петрович.

– Поймали! Поймали! – доносится до него торжествующий крик. Старпом оборачивается.

Из трюма на палубу пыхтя, вылезают боцман и кок. Они волокут свою жертву, закутанную в большой брезент.

Со всех концов сбегаются моряки.

– Она сверху как сиганет! – взволнованно рассказывает боцман. – А мы ее ка-ак – хлоп! Точно, как приказал кэп! Правда, без системы ничего в жизни не поймаешь. Ну, ты… – боцман поддает мешок ногой, – тихо сидеть! Вот придет капитан, он тебе покажет, как гайки в борщ сыпать… Сиди, кому говорю… – и боцман еще раз толкает бунтующий мешок ногой.

Вдруг раздается оглушительный, надсадный гудок. Боцман поднимает голову и от неожиданности даже приседает.

На рычаге паровой сирены висит шимпанзе.

Из-под крышки клапана сирены, шипя и свистя, вырывается пар.

Сирена надрывается, и, вторя ей, ревут десять тигров и два льва…

Боцман и кок с ужасом глядят то вверх, на обезьяну, то друг на друга.

– Что же мы поймали? – наконец спрашивает кок.

– Шевелится… – с мистическим ужасом, глядя на барахтающийся брезент, произносит боцман.

Их обступают подошедшие с двух сторон остальные «охотники» за обезьяной.

– Открывайте, посмотрим, что там такое, если это не обезьяна, – говорит старпом.

– Осторожно… – вдруг оттуда что-нибудь такое выскочит…

– А если диверсант?

– Или мина замедленного действия?..

Боцман и кок опускают брезент и отскакивают в стороны. Из-под брезента, разумеется, вылезает полузадушенный капитан.

– Неужели это вы?..

– Какая досадная ошибка!

– А мы так все аккуратно, по системе…

– Идите вы к черту… – огрызается капитан.

Гудок умолкает. Обезьяна убежала.

Ожидая указаний, команда смотрит на капитана.

– Гм… боцману и повару за энергичные действия при поимке гм… обезьяны… объявить благодарность в приказе, – говорит он, отдуваясь. – Хотя, между прочим, можно было ногой и не того…

– Так я же не вам, а обезьяне поддал, товарищ капитан, – отвечает боцман.

– И обезьяне незачем было поддавать.

– Виноват, товарищ капитан!

Рабочий день окончен. Марианна несет кофе в капитанскую каюту.

В каюте тихо жужжит вентилятор. Василий Васильевич на койке. Голова его обвязана полотенцем – было от чего разболеться капитанской голове.

– Ну что? – говорит Марианна. – Я была виновата? Я?.. А еще рапорты пишут.

Василий Васильевич страдальчески морщится.

– Не ты, не ты… – Он снимает телефонную трубку, спрашивает: – Как там макака? Не обнаружена?

Выслушав ответ, судя по выражению его лица отрицательный, капитан снова откидывается на подушку.

– А что касается рапорта, да, Олег Петрович ошибся. Но ты сама его довела!.. Это же прекрасный человек, дисциплинированный работник. Не понимаю, за что ты его так не любишь?

– Какие вы все глупые, – сердится Марианна, – «Не любишь», «не любишь»… Да кто тебе сказал, что я его не люблю?! – кричит она с неожиданной горячностью.

И тут, осененный догадкой, капитан приподнимается на постели.

– Постой… Так неужели ты его…

– Да! Да! Да!

– А он об этом даже и не?..

– Не! Не! Не!

Маришкино признание не сразу укладывается в голове капитана. Он продолжает допытываться:

– Так, значит, все твои дерзости – это из-за?..

– Из-за! Из-за! – со злостью кричит Маришка.

Капитан встает и начинает взволнованно расхаживать по каюте. Он повторяет в разных интонациях:

– Любовь… любовь… гм… любовь… любовь… Нет, я сойду с ума! Любовь… Вы только подумайте – любовь… У этой девчонки любовь?! У этой пигалицы, которая не может даже решить, чем в жизни заняться, и только знает, что высмеивает достойных товарищей… Просто смешно…

Капитан останавливается перед племянницей.

– Да знаешь ли ты, что такое любовь? Любовь – это чудо.

А ты разве способна на чудо? Ты, милая, только на чудачество способна. Вот что… Любовь облагораживает человека. Любовь может заставить броситься в огонь. Ну, скажи честно; ты готова броситься в огонь?

– Кажется, нет, – уныло признается Марианна.

– Вот видишь! – торжествующе говорит капитан. – Так я и думал. А говоришь – любовь… Любовь коня на скаку остановит, в горящую избу войдет… Скажи честно: ты войдешь в горящую избу?

– Что я, ненормальная, что ли?

Марианна готова расплакаться.

– Ну, вот… – капитану становится ее жалко, – ты не унывай, Маришка. Не все рождаются героями. Но тогда хоть постарайся стать просто человеком. Выработай в себе систему. Перестань насмешничать. Постарайся завоевать его уважение. Будь аккуратна, трудолюбива…

Василий Васильевич показывает на шеренгу строгих черных книг.

– Вот стоят великие педагоги – Ушинский, Макаренко, Песталоцци… Они смотрят на тебя с надеждой!

– Я постараюсь, дядя, – серьезно говорит Марианна.

Олег Петрович возвращается в свою каюту.

Он толкает дверь и застывает в изумлении. Многострадальный глобус опять валяется на полу, а на столе, со старпомовской трубкой в зубах, сидит шимпанзе.

Шагнув в каюту, старпом прикрывает дверь.

Но обезьяна и не думает убегать – она пришла сюда отдохнуть от дневных трудов. Вынув обслюнявленную трубку изо рта, зверек дружелюбно протягивает ее старпому.

– Нет уж, спасибо, – говорит Олег Петрович. – Оставь себе.

Достает из кармана другую трубку, садится и закуривает.

– А ты знаешь, что тебя приказано утопить? – спрашивает он.

Легкомысленная обезьяна вместо ответа становится на голову.

Олег Петрович задумчиво пускает клубы дыма.

– Что же мне делать с тобой, приятель?

Стук в дверь кладет конец его раздумьям.

Старпом хватает обезьяну за шиворот, засовывает в платяной шкаф и закрывает дверцу.

Затем, поставив глобус на место, говорит своим обычным бесстрастным голосом:

– Войдите.

Входит капитан.

– Я, Олег Петрович, все думаю об этой проклятущей обезьяне. Где ее искать?

– Искать ее больше не надо, – отвечает Олег Петрович, – я ее поймал и выкинул за борт. Согласно вашему приказу.

Капитан смотрит на старпома с ужасом и уважением.

– Да… Вы действительно железный человек. А вот я бы, наверное, дрогнул… Ну, бог с ней. Забудем ее, как кошмарный сон.

И вдруг челюсть капитана отвисает. Зеркальная дверца шкафа отошла, и на Василия Васильевича пялится шимпанзе в таком же, как у капитана, белом кителе и морской фуражке.

Не веря своим глазам, капитан поворачивается к старпому:

– Олег Петрович… Что это?

Но старпом уже успел ногой закрыть дверцу.

– Это зеркало, – говорит он.

Действительно, капитан видит зеркало и свое отражение в нем.

– Гм… – произносит он, – мне показалось, что у меня какое-то странное выражение лица и что я не брит.

Капитан озабоченно проводит рукой по щеке.

– Странно… Так вот, я хотел поговорить с вами о вашем рапорте. Теперь, когда установлено, что хулиганила на судне покойная макака, а не Марианна…

Марианна подходит к каюте старпома, неся перед собой на деревянных плечиках свежевыглаженный китель. Она уже собиралась постучать, но, услышав свое имя, решает послушать дальше.

– Ну и что? – доносится вопрос из-за двери. – Не извиняться же мне перед ней!

– А почему бы и нет? Девочка очень старается быть хорошей…

За дверью Маришка энергичным кивком подтверждает правильность этой характеристики.

Капитан продолжает:

– Я видел, она вам китель постирала и погладила.

– Извиняться перед девчонкой? Ну нет, ни одна женщина никогда этого не дождется. У меня есть принципы. Я презираю женщин.