Текст книги "Нартов"

Автор книги: Виктор Данилевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Комиссия в своих решениях, представленных для утверждения императрице, требовала суровой расправы и над другими обвинителями. Расправу над Нартовым предоставили на усмотрение императрицы. Несправедливость была столь вопиющей, что Елизавета и после решения Следственной комиссии на протяжении года оставила Нартова стоять во главе Академии. Его товарищи мужественно боролись, посылали протесты, несмотря на то, что их держали «под крепкими караулами». Комиссия неоднократно требовала от Нартова снять печати с академических материалов, опечатанных им для того, чтобы не было злоупотреблений. Нартов, однако, нашел возможность так опечатать некоторые материалы, что даже в мае 1744 года, как отметил Сенат, «поныне оные не распечатаны».

В отместку комиссия опечатала все его машины, собрания, преднамеренно учинив для Нартова и его учеников «в науках помешательства», а в марте 1743 года обвинила Нартова в том, что он «академией править не может понеже наук не знает», «что-де он человек неученый и знания в науках никакого не имеет». Обрушилась комиссия и на Ломоносова, открыто, на официальном ее заседании называвшего Шумахера вором. Хотя Нартов и его товарищи неопровержимо доказали, что Шумахер был действительно вором и казнокрадом, восемнадцать лет присваивавшим часть академических сумм и повинным в других хищениях, комиссия пренебрегла даже доказательством передачи Шумахером за рубеж государственных секретов.

«Сверх сего доказал советник Нартов, писал Ломоносов, – что Шумахер сообщил тайно в чужие государства карту мореплавания и новообретенных мест Чириковым и Берингом, которая тогда содержалась в секрете».

Комиссия не только пренебрегла всеми обвинениями, но, изобразив Шумахера пострадавшим, запросила для него повышение в чине, производства в ранг статского советника, что вскоре и было сделано.

Дело, однако, приняло настолько скандальный оборот, что обвинителей Шумахера пришлось под благовидным предлогом отпустить.

Шумахеровцы торжествовали, но Нартов не сдался. Он продолжал руководить Академией наук целый год после позорного приговора Следственной комиссии. Только 5 декабря 1743 года Сенат принял решение возвратить Шумахера на старое место. Нартову запретили называться академиком. Но и Шумахер никогда не получил это звание.

В первом же подписанном им по своем возвращении к власти документе Шумахер вынужден был засвидетельствовать, что Нартов занимается наукой и возглавляет научное учреждение – «Экспедицию лаборатории механических и инструментальных наук».

Что же произошло? Почему поддержку со стороны правительства встретил Шумахер, а не Нартов? Почему отпор был дан не государственному преступнику, а патриоту, поднявшему знамя борьбы за честь и достоинство русской науки?

Занимаясь совершенно новым для него делом и полностью лишенный поддержки ученой коллегии, Нартов не мог избежать промахов и ошибок. Стремясь защитить интересы государства, он поступал иногда слишком прямолинейно, действовал без дипломатических хитростей, недостаточно знал взаимоотношения, установившиеся в академической среде.

Шумахеровцы очень ловко использовали каждый его промах, каждое упущение. Умело отводя обвинения, Шумахер и его приближенные измышляли самые нелепые «обвинения» против Нартова. Тот стремился закончить триумфальный столб, создал для этой цели дивные машины, – они же, сорвавшие эту работу, теперь обвиняли Нартова в остановке изготовления столба. Шумахеровцы посмели даже предъявить Нартову обвинение в задержке осуществления его собственного проекта «Академии разных художеств» и требовали его отдачи под суд!

Противник у Нартова и его товарищей был очень ловкий, хитрый и сильный. Еще сильнее были лица, стоявшие за спиной у Шумахера. Среди последних находился, как впоследствии писал Ломоносов, «сильный тогда при дворе человек иностранный». Это был онемеченный француз, авантюрист Лесток. Его предки эмигрировали из Франции. Он сперва жил в Ганновере, откуда отправился в Париж. После неудачных попыток сделать карьеру во Франции и отбытия заключения в тюрьме Шатле он приехал в Россию в 1713 году. Здесь он, как лекарь, сумел сперва войти в доверие к Петру I, но затем был сослан. Формальным поводом для ссылки был его разврат, совращение девушек, действительная причина – связи с врагами России. После смерти Петра I Лесток был возвращен Екатериной I.

Екатерина I сделала своего заграничного любимца врачом при дочери, царевне Елизавете. С той поры он оставался самым близким лицом к последней, ее наперсником. Космополит, всю свою жизнь остававшийся чуждым России, Лесток непрерывно плел интриги, будучи тайным агентом нескольких иностранных правительств сразу. После воцарения Елизаветы Лесток стал очень влиятельной персоной.

Этот король тайных интриганов того времени и любимец императрицы, тогда еще не разоблаченный, оказался одной из решающих фигур, защитивших шумахеровщину. Как и всегда, Лесток орудовал, оставаясь в тени. Он тайно договорился с членом Следственной комиссии князем Борисом Юсуповым о повороте всего хода дел в пользу Шумахера.

После тщательной подготовки Лесток и Шумахер предприняли следующий трюк. Они собрали «академических нижних служителей», наказанных Нартовым за пьянство. Затем подстроили так, что эти пьяницы, «улуча государыню при выезде», бросились к ней в ноги с жалобой на то, что, мол, Нартов не дает жалованья, морит голодом. Елизавета, прислушивавшаяся к «наговоркам Шумахерова патрона» – Лестока, указала Нартова отстранить, Шумахера восстановить.

И все же это была только формальная сторона дела. Истинные причины поворота событий в пользу Шумахера гораздо глубже.

Обвинения против Шумахера были настолько тяжелыми и неопровержимыми, что неудачу Нартова и его товарищей нельзя объяснить ни «шумахеровскими пронырствами», о которых так красочно писал Ломоносов, ни покровительством шумахеровщине сильных мира сего и поддержкой тайных иностранных агентов. Дело было и не в том, что противники Шумахера, не искушенные в тонкостях, допускали промахи, вносили слишком много страсти, предъявляли порой мелочные обвинения и иногда пользовались такими несостоятельными «аргументами», как кулак, кукиш и крепкое слово.

Столкновение Нартова и его товарищей с Шумахером было столкновением двух культур – культуры народной, демократической и культуры дворянской, реакционной, крепостнической. В те годы, когда хозяевами положения были дворяне-крепостники, никакие доказательства не могли привести к разгрому Шумахера.

Исход событий был предопределен социально-экономическими условиями и соответствовавшей им политической обстановкой. Представители академических низов во главе с Нартовым открыто встали на защиту новой, демократической культуры, а это неизбежно должно было вызвать и вызвало яростный отпор правящего класса страны.

Шумахер и шумахеровцы оказались ближе и нужнее для господствовавшей дворянско-крепостнической культуры, поэтому именно они, а не А. К. Нартов и его соратники нашли поддержку у реакционных правящих верхов.

Выступление Нартова против шумахеровщины не прошло напрасно. Оно показало, что в стране уже растут и крепнут новые научные силы из «природных россиян». В суровой борьбе Нартов помогал прокладывать путь для выдвижения ученых из рядов русского народа. В те далекие годы, когда в стране для своей корысти хозяйничали юсуповы, разумовские и прочие, а лестоки и иные тайные агенты вершили свои предательские дела, Андрей Константинович Нартов, вышедший из народных низов, оказал огромную помощь всему последующему развитию науки в интересах страны и народа.

«Птенец гнезда Петрова» прорубил окно в стенах Академии, все еще остававшейся замурованной от русского народа. Нартов защищал и поддерживал Ломоносова, помогал приходу в академические ряды первого русского академика. Не случайно именно после борьбы Нартова против шумахеровщины наступил новый этап в истории Академии наук – ломоносовский этап. На боевом знамени русской науки Ломоносов начертал крылатые слова:

«Что ж до меня надлежит, то я к сему себя посвятил, чтобы до гроба моего с неприятельми наук российских бороться, как уже борюсь двадцать лет; стоял за них смолода, на старость не покину».

На клевету и козни шумахеровцев Нартов ответил новым подъемом своего научного и технического творчества, созданием новой научной книги и в прямом смысле слова «огненными пробами», пальбой из своих «новоизобретенных» пушек и скорострельных батарей.

Глава десятая
НА КРОНВЕРКЕ И В КРОНШТАДТЕ

ак корабль вечного плавания, вышедший на просторы Балтики, стоит город-крепость, преграждая путь к русским берегам. Крепость не раз видали в годы войн и шведские, и английские, и иные боевые корабли. Но глядели только издалека, не смели подойти.

Соорудив здесь за два с половиной столетия до нашего времени «новое крепостное строение на низком или мокром горизонте», народ свершил один из многих своих трудовых подвигов. Год за годом вырастали новые оборонительные сооружения с того часа, когда 3 мая 1703 года Петр I сказал: «Содержать сию ситадель с божьею помощью, аще случится, хотя до последнего человека».

Чуть выступающий из моря узкий остров Котлин, подобный по очертанию идущему на запад титаническому кораблю, опоясали укреплениями. Там, где была только морская гладь, рукой человека подняты островки-форты. Они замыкают водные проходы между берегами и городом-крепостью, чье имя так много говорит русскому сердцу.

Кронштадт в дни Великого Октября – один из основных оплотов революции. В дни самой грозной из войн – одна из нерушимых твердынь борьбы против гитлеровского варварства. Сегодня Кронштадт, непотопляемый флагман флота советского народа, стоит на страже мира и тишины на Балтике.

Город-крепость, поднятый из моря трудовой рукой, возвышается среди вечно бегущих волн как впередсмотрящий.

В сооружениях Кронштадта есть овеществленная мысль, есть труд и Андрея Константиновича Нартова. Еще в годы работы в петровской токарне он не раз засиживался до полуночи, напряженно работал для строительства города-крепости. По поручению Петра I Нартов изыскивал машины для механизации заготовки каменных плит на кронштадтском строительстве – «механические 'способы, как бы легче и прямее колоть и пилить камень». Тогда же он разрабатывал проект шлюзных ворот для гигантского кронштадтского дока, находил наилучшие решения, «каким образом отворять и запирать слюзные ворота».

Глухой ночью Петр зашел в чертежную, расположенную рядом с его жилыми покоями. Нартов так долго засиделся за чертежами, что и не заметил, как вздремнул. Свеча догорала, начала оплывать. Петр положил руку на плечо Нартова, сказал:

– Прилежность твоя, Андрей, похвальна. Только не сожги дворца!

На следующий день он получил денежную награду, сопровождавшуюся петровскими словами:

– Ты помогаешь мне в надобности моей, а я помогаю тебе в нужде твоей.

Нартов и в дальнейшем выполнял важные работы для обороны.

Военными делами Нартов стал заниматься не случайно. Во времена Петра I была создана отличная отечественная военная техника. Полтава и Гангут стяжали русскому оружию бессмертную славу. Временщики-иностранцы после смерти Петра I попытались свернуть производство оружия в России. Особенно энергично действовал в этом направлении генерал-фельдмаршал Миних, который прославился тем, что еще при постройке Ладожского канала сумел за один год присвоить 30 тысяч рублей, сумму по тем временам огромную. При Анне Ивановне Миних стал хозяином русской армии, причем весьма бесцеремонным. Он добился решения о замене русского оружия – как якобы плохого – немецким. За солидную мзду организовал договор о поставке оружия в Россию из Саксонии. Его же усилиями была приостановлена работа Сестрорецкого оружейного завода. Такая же участь грозила и знаменитым тульским заводам.

Когда немецкие ружья были привезены, то первые же испытания показали, что они плохи. Забракованные ружья пришлось переделывать тульским мастерам. Затея Миниха сорвалась. Русское оружие по качеству превосходило европейское.

Нартов внес свой замечательный вклад для развития отечественной военной техники. Особенно хорошо пошло дело после того, когда он сосредоточил свои станки в Лаборатории механических и инструментальных наук, где и были решены многие военно-технические задачи. 28 марта 1740 года кабинет-министры Волынский, Черкасский и Остерман приняли решение, признававшее заслуги Нартова в развитий артиллерийской техники. Они указали, что Нартову дано правительственное задание: «велено некоторое нужное дело исправить в артиллерии». Однако, как и обычно, никаких условий для работы не создали. В решении так и записали, что Нартов может заниматься артиллерийскими работами только «между академическими делами».

Шумахер, у которого тогда была вся полнота власти в Академии, загружал Нартова массой мелких поручений по Академии. На их выполнение уходило очень много времени, отнимая которое, Шумахер не без ехидства напоминал, что с Нартова будут взыскивать за «нужное дело» для артиллерии. Когда Нартову требовалась академическая шлюпка с гребцами для поездки в связи с военной работой, Шумахер старался чинить всевозможные, даже и в такой мелочи, препятствия.

Нартов ответил на происки Шумахера чрезвычайно широким развертыванием своих военно-технических работ. После отхода от руководства Академией они приобрели такой размах, что пришлось создать еще одну специальную лабораторию. В академической Лаборатории механических и инструментальных наук вести военно-технические работы, строго секретные, было не только тесно, но и небезопасно.

Новый центр специально для военных работ был создан на Кронверке Петропавловской крепости. На Петроградской стороне, невдалеке от правого берега протока, отделяющего остров с цитаделью и Петропавловским собором от Кронверка, Нартов построил Секретные палаты. Они вошли в систему сооружений Арсенала и расположены были внутри Нового пушечного двора. Сюда не допускались даже работники Арсенала: палаты обнесли забором.

Внутри Нового пушечного двора находилось против Секретных палат здание, в котором действовала изобретенная Нартовым машина для сверления пушек.

В здании провиантского магазина, расположенном западнее Секретных палат, действовала изобретенная им машина для обтачивания цапф у пушек, мортир и гаубиц. Часть этого здания со стороны Секретных палат отделили перегородкой. В торце этой части здания, как и в противоположном торце Секретных палат, прорубили двери и устроили «въезды» – накаты для доставки пушек.

Секретные мастерские Нартова были, таким образом, расположены среди мастерских, где работали изобретенные им машины, выполнявшие ответственные технологические операции по производству артиллерийских орудий. К востоку от Секретных палат стояли корпуса слесарной мастерской и кузницы.

Напротив места, где проток между Кронверком и цитаделью возвращается в Неву, возвышался большой корпус – «Литейной дом», к югу от которого находилась пристань. Здесь можно было производить литье артиллерийских орудий и снарядов по способам, изобретенным и внедренным в производство Нартовым.

В Секретных палатах шли и опытные и производственные работы. Здесь неутомимый изобретатель, конструктор и технолог изыскивал и испытывал химические «секретные» материалы, вел опыты в «химических самодувных печах», то есть пламенных печах, работавших без принудительного дутья. Здесь же он вел работы в связи с изобретением и внедрением новых механизмов и машин. «Секретные» мастера, мастеровые и ученики вместе с ним заделывали раковины в каналах пушек, гаубиц, мортир. Они исправляли испорченные при отливке ядра и бомбы, возвращали в строй пушки, считавшиеся уже ни на что не пригодными.

Нартов создал внутри Арсенала свой исследовательский и производственный центр. Он поставил дело так, что вокруг секретных мастерских оказались сосредоточенными все основные, необходимые для осуществления его изобретений производственные цехи, от литейного двора до кузнечных и слесарных мастерских. Все это дает еще одно из ярких свидетельств того, каким он был блестящим инженером, глубоким знатоком организации производства

Производство артиллерийских орудий, как известно, относится к специальному машиностроению. Работы Нартова в Арсенале на Кронверке показывают, что как инженер-организатор он был одним из зачинателей в нашей стране машиностроительного производства.

Велики его заслуги и как инженера и ученого, подготовившего большую группу специалистов для работы в этой области машиностроения. Он воспитал многих знатоков дела и организовал их работу в Петербурге и в других городах. Непосредственно вместе с ним на Кронверке работали один из его ближайших помощников, опытный пушечный мастер Степан Копьев и пушечный ученик Семен Жариков. Здесь же трудились его ближайшие ученики «секретных дел» – Прохор Семенов, Степан Окулов. Великому изобретателю и инженеру помогали котельный ученик Никита Космачев, слесарь Антон Калистратов, кузнечный подмастерье Яким Данилов, кузнецы Петр Соловьев и Иван Шестаков.

Немалая группа воспитанников Нартова вела его секретные работы в арсеналах Москвы, Риги, Киева и других городов. Среди московских питомцев трудились пушечный ученик Иван Иванов, подмастерье Петр Федоров, слесари Иван Колотилин, Осип Сосин и другие. Кроме того, Нартов подготовил группу специалистов для «морского секретного дела». Среди них – ученики Григорий Енюков, Иван Подчиков, кузнец Иван Стрельников.

Многие из этих питомцев Нартова, а также его сын Андрей успешно продолжали работы после его смерти. Особо следует назвать Филиппа Баранова, Алексея Зеленова и Степана Пустошкина. «Обученные механической науке», они помогли Андрею Константиновичу оформить последнюю из его книг – «Ясное зрелище машин».

Документы упоминают немало имен лиц, работавших с Нартовым. Среди них нет ни одного инженера или артиллерийского офицера, уже обладавшего инженерной подготовкой до встречи с Нартовым. Ни одного специалиста такого профиля ему не дали. Только один пушечный мастер работал с ним. Все остальные – подмастерья, ученики и простые кузнецы, слесари. Редко кто смог бы при таких условиях организовать большие, сложные и важные работы, да еще в арсеналах не только Петербурга, но и других городов. Нартов же, опираясь на русских мастеров, блестяще организовал и вел крупные работы им же воспитанного большого коллектива, решая самую ответственную задачу – внедрение новой техники.

Созданная Нартовым школа военно-технических специалистов вместе с тем была одним из его ответов шумахеровщине, ставившей русских «не в человеки, но в скоты и пни». Одним из ответов шумахеровцам был и самый огромный размах творчества Нартова после ухода его с поста советника Академии. Новшеств было так много, что Нартов приступил к созданию еще одной, четвертой книги, в которой описывал свои артиллерийские изобретения, опыты, результаты испытаний и внедрений его «инвенций» (изобретений). А. А. Нартов впоследствии этот груд своего отца назвал так: «Секретная книга, в которой все ево инвенции обстоятельно описаны».

Об этой книге мы узнали из документов. Рукопись ее пока еще не найдена. Неизвестно даже, сохранилась ли она, но мы не теряем надежды найти эту книгу. Пребывала же два столетия в неизвестности рукопись книги Нартова по машиностроению, представляющая теперь один из драгоценнейших источников для истории русской техники, науки и культуры.

В архивах нами обнаружены сотни пребывавших в неизвестности документов, содержащих сведения о военно-технических новшествах Нартова. Они называют свыше тридцати крупных изобретений Нартова для развития артиллерийской техники.

Не то что о группе конструкторов, а хотя бы об одном инженере, работающем рядом с ним, Нар-тову не приходилось и мечтать. Ему помогали лишь мастеровые и ученики, а мешали многие, И в военном ведомстве нашлись свои шумахеры.

«Коварники», как их называл Нартов, завидовали и вредили. Особенно вреден был некий капитан Бишев и поддерживавший его полковник Плимик. Чуждые интересам России, эти дельцы, оказавшиеся на русской службе, пытались опорочить знаменитую, введенную Петром I артиллерийскую линейку – масштаб, на основе которого были тогда созданы русские артиллерийские орудия и снаряды. Плимик и Бишев в 1754 году заявляли, что якобы русские пушки и снаряды никуда не годятся и «должно оную артиллерию всю вновь переливать». Эти клеветники распространяли подобные вымыслы о русских пушках, отзвуки победоносных залпов которых вскоре разнеслись по всей Европе во время Семилетней войны.

С наибольшей злостью все эти плимики, бишевы и им подобные обрушивались на Нартова, вводившего новую технику в артиллерию. В августе 1754 года ему пришлось искать защиты у Сената: «…слезно прошу, чтоб от таких пришельцев, от полковника Плимика, а особливо от Бишева милостиво оборонить, дабы я, яко сын отечества…, мои по инвенции дела в покое оканчивать мог».

За всю свою жизнь Нартов так и не смог трудиться «в покое». Внедрение изобретений требовало и в артиллерийском ведомстве многих усилий. Масса времени уходила на переписку, объяснения с начальством, хлопоты о деньгах, материалах, заботы о людях. Приходилось самому заниматься всем – от постройки лафета для опытной пушки и до возведения зданий Секретных палат.

И тем не менее Нартов создал и ввел в практику много нового. Перечень его военно-технических новшеств так велик, что его хватило бы для того, чтобы сделать знаменитостями многих инженеров. А ведь его работа в этой области была только лишь одним из многих направлений творческой деятельности.

Нартов создал для военного ведомства большую группу машин для обработки металла. Наряду с упоминавшимися машинами для сверления пушек и обточки цапф он изобрел машину для отрезывания литейных прибылей у пушек, сверлильную машину для колес и лафетов, а также машину «…особливым способом мортиры сверлить и сверху обтачивать» и машину для насекания напильников. Им были изобретены и введены станки для обработки поверхностей снарядов. Машина для обтачивания пустотелых снарядов обрабатывала бомбы различных калибров, «от 9 пуд. до самых малых фунтов». Машина для обтачивания снарядов со сплошным телом успешно снимала раковины и обтачивала ядра всех калибров.

При создании новых станков Нартов замечательно проявил себя как хозяин производства, стремящийся свести потери ценных материалов до минимума. Часто случалось, что при работе попадали в землю и затаптывались обрезки, опилки меди и бронзы. Он предложил возвращать их в производство, изобрел специальную машину для этой цели: «… легким способом медные крохи, соединенные с глиною, толочь и смывать». Возможно, что для борьбы с потерями он перенес в артиллерийское производство хорошо известный ему опыт монетных дворов.

Неутомимый механизатор не оставил без внимания и одну из самых трудоемких работ. Он изобрел группу подъемников. Для того чтобы поднимать литейные формы для пушек и вывозить их из мастерской к тому месту, где производился отжиг форм, был предложен подвижной кран. Специальный подъемник он изобрел для подъема и опускания в литейную яму больших и малых пушечных форм. Много труда брало перемещение отлитых пушек: установка на станках для обработки, взвешивание, помещение на лафеты. Для облегчения этих операций Нартов тоже изобрел кран новой конструкции.

Оригинальный способ сушки пушечных форм и отжига, предложенный Нартовым, избавил формы от коробления при действии огня. Объем литейных работ сокращался вдвое путем введения литья пушек «без внутренней глиняной пушечной модели и без деревянного сердечника». Взамен применили «трубу медную пустую, тонкую», вылитую «с накладными фризами и со всеми украшениями по точной пропорции того веса». Отлитая по новому способу пушка успешно прошла через государственные испытания «огненною пробою».

Хорошие результаты дал предложенный Нартовым способ отливки сплошного тела орудия для последующего высверливания. Успешно был введен еще один изобретенный им способ отливки пушек, при котором канал орудия получался отлитым с большой точностью. Это сокращало время последующего сверления и расход инструмента. Испытания «огненною стрельбою» пушек, отлитых по новому способу, показали «несказанный успех».

Отливка пушек велась в то время в литейных ямах. Нартов предложил новое решение: литье пушек без литейных ям. При этом отпала необходимость опускать в ямы тяжелые формы и затем извлекать из ям формы и пушки. Физические условия процесса стали более благоприятными, а вместе с тем Нартов достиг того, что при заливке металла в форму «никакого препятствия не чинилось».

Новое было внесено и в литье снарядов. Нартов предложил и ввел отливку ядер разных калибров в железные кованые формы. Ядра получались «гладкие и чистые». Произведенные в Арсенале опыты полностью подтвердили успешность нового способа.

Работы Нартова в области литейной техники показывают, что он шел в направлении, прогрессивном и в наши дни: применение металлических форм, максимальное повышение точности литья, сведение до минимума, а по возможности и полное устранение последующей механической обработки и, наконец, повышение производительности труда.

Нартов действовал и в других направлениях как инженер высшего класса. Он много поработал для развития, такого важнейшего дела, как термическая, обработка металла. Он изыскал и ввел в практику особый способ закалки пушечных сверл и других инструментов. Справедливо придавая большое значение этому способу и считая его особо секретным, Нартов в одном из документов писал, что «по тому показанию те ученики ныне действительно производят, генерально оного секрета объявить я не должен».

Создание новых машин и технологических процессов все время сочеталось с новыми специфическими конструкторскими решениями для собственно артиллерийских орудий. Нартов изобрел запал особой конструкции для пушек и мортир, выгодно отличавшийся от предшествующих, и создал механизм для поворотов и наведения на цель тяжелых морских и крепостных орудий. Изыскивая способы повышения скорости стрельбы, Нартов изобрел и построил скорострельную батарею. Он установил на лафете горизонтальный круг, с радиально расположенными сорока четырьмя мортирками, стрелявшими снарядами весом по три фунта. Мортирки действовали группами: одни стреляли, другие подготавливались к залпу, третьи чистили и заряжали, с тем чтобы при очередном движении поворотного круга они заняли место отстрелявших. Скорострельная батарея изготовлена была и испытана в присутствии официальных лиц. Теперь она хранится в Артиллерийском историческом музее на Кронверке в Ленинграде.

Скорострельная батарея А. К. Нартова. Артиллерийский исторический музей. Ленинград.

Одно из важных изобретений Нартова представляет разработанный им способ стрельбы снарядами, значительно превышающими калибр, положенный для данного орудия. Такие снаряды, естественно, не могут пройти через ствол. Нартов помещал их либо в специальном раструбе пушки, либо в установленном на ее хоботе приспособлении. Опытные стрельбы дали отличные результаты. Из пушек, в канал которых входил трехфунтовый снаряд, стреляли шестифунтовыми гранатами. Пушка, в канал которой мог войти двадцатифунтовый снаряд, отлично стреляла двухпудовыми бомбами, то есть снарядами, весившими в четыре раза больше, чем положено для данного орудия. Снаряды успешно поражали мишени при обычном расходе пороха. После испытаний этого изобретения установили: «Такой новоизданной огненной инвенции не слыхано ни в России, ни в других государствах».

Изобретения Нартова непрерывно следовали одно за другим. Пушки в то время заряжались с дула заглянуть в канал пушки, глухой с казенной части, было невозможно. В связи с этим большое значение имели так называемые поверочные приспособления, при помощи которых вслепую изучали состояние стенок канала. Поверочные приспособления были недостаточно надежными. Делали их для каждого калибра отдельно из дерева, которое коробилось от сырости и пересыхания. Плохое знание состояния канала пушки, степени расстреливания, наличия раковин и т. д. вело к преждевременному выходу из строя и разрывам орудий. Нартов изобрел надежный поверочный прибор для обследования каналов и точного обмера толщины стен пушек. Прибор Нартова к тому же был универсальным, пригодным для орудий всех калибров.

К числу выдающихся заслуг великого инженера и ученого следует отнести изобретенный им механизм для точной установки угла, под которым должна идти стрельба. До Нартова ствол орудия для этой цели подклинивали вручную в соответствии с показаниями квадранта, который артиллерист держал в руках. После каждого выстрела клинья сходили с места, выпадали, стрельба была медленной и неточной. Нартов заменил клинья винтовым механизмом, объединенным с квадрантом. Для изготовления винтов он предложил изобретенный им же большой станок для нарезки винтов с прямоугольной нарезкой. При помощи винтового механизма и квадранта быстро и точно устанавливали ствол орудия в полном соответствии с необходимым углом возвышения.

Стрельбы в присутствии официальных лиц удостоверили практическую пригодность, жизненность изобретения. Это решение проблемы в важнейших своих чертах сохранилось и до наших дней.

Нартову принадлежит еще одно важное изобретение. Во время работ в Академии наук и в других случаях он часто имел дело с оптическими приборами, подзорными трубами. Занявшись артиллерийской техникой, он изобрел и устроил оптический прицельный прибор – «инструмент математической с перспективною зрительною трубкою, с протчими к тому принадлежностями и ватерпасом для скорого навождения из батареи или с грунта земли». Оптический прицел Нартова обеспечивал быструю и точную наводку на цель при стрельбе прямой наводкой и навесным огнем.

Преодолевая косность и реакционность, присущие той эпохе, и отражая происки «коварников», Нартов разрабатывал новые, все более совершенные технические решения. Он и в военно-технической области действовал на основе научных принципов, применял, как он говорил, «правила математические, механические и физические». Многим из его изобретений принадлежало большое будущее. Некоторые были внедрены немедленно и дали большой экономический эффект.

Жизненной оказалась разработанная им новая технология восстановления артиллерийских орудий, вышедших из строя, и снарядов, плохо изготовленных и считавшихся непригодными. Он разработал способ обработки поверхностей бомб и ядер «с гребнями и шишками» настолько успешно, что тысячи снарядов возвратились на вооружение. Он успешно применил особые способы для заделки раковины отдельно для медных и для чугунных орудий. Нартов разработал способы заделки даже сквозных трещин в стволе пушек, гаубиц и мортир, считавшихся абсолютно никуда не годными. Испытания «огненными пробами» показали живучесть восстановленных пушек.