Текст книги "В стране насекомых. Записки и зарисовки энтомолога и художника"

Автор книги: Виктор Гребенников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Тайнам нет конца

Совершив краткие путешествия в букет цветов или энтомозаказник и познакомившись бегло с родственницами мелиттобий – эвхаритидами, мы вернемся к нашим крохотным героиням, но уже совсем ненадолго, так как я давно уже начал подозревать, что мои воспетые на все лады любимцы изрядно наскучили читателю.

Вспомним еще раз первородка самца, повергшего меня в изумление своей внешностью и повадками. Что, к примеру, будет, если самца поблизости от гнезда не было и самка мелиттобий, притом единственная в гнезде, осталась неоплодотворенной? Не прервется ли тогда (хотя бы в этой ячейке пчелы) цепь мелиттобиевых поколений?

Нет, не прервется – природа предусмотрела и такой вариант. Создание с тонкой талией и радужными крылышками, оказавшись одиноким, все же отложит яйца, правда, немного. Но отношение такой матери к детям резко отличается от поведения оплодотворенных самок. В этом случае мать совершенно не отходит от своих немногочисленных детей, лелеет их, ощупывает усиками, облизывает. Эти повадки удивительно схожи с заботами о первом потомстве молодой матери муравьихи. Мелиттобия печется о своих детишках до той самой поры, пока они не окуклятся и не превратятся во взрослых насекомых, среди которых непременно родится особь мужского пола – сын. И вот через несколько минут долгожданный сынок делается… супругом. И оплодотворенная несушка резко увеличивает кладку яиц, быстро засевая ими почти нетронутую живую обездвиженную жертву. А если такой мамаше одиночке оставить одно единственное яйцо, то из него разовьется самец. Это блестяще доказал в своих опытах С. И. Малышев.

Не уникальное ли это явление в животном мире во общее: при критической ситуации насекомое самка так «программирует» все таинства, происходящие не то в ее яичниках, не то в уже снесенном яйце, что происходит по меньшей мере волшебство: на свет появляется только супруг. И не какой нибудь худосочный, а вполне нормальный, бравый, активный мелиттобий мужского пола, что резко увеличивает численность потомства. Не окажутся ли крошки мелиттобии благодарным материалом для генетических и многих других биологических исследований?

Нельзя ли попытаться использовать мелиттобий в биологических методах борьбы с вредителями сельского хозяйства? В моих пробирках и чашках мелиттобий, лишенные традиционных жертв, успешно обездвиживали личинок и куколок муравьев, ос помпилов, паразитических мух, жуков навозников и даже куколок бабочек. Не удастся ли разведенными в лабораториях мелиттобиями «засевать» поля и огороды, пораженные вредителями? Ведь другой крохотный наездничек – трихограмма уже широко применяется для уничтожения яиц вредных насекомых.

Лабораторные мелиттобии заражают куколку бабочки.

Однако мелиттобии были и остаются пока паразитами диких пчел, ос и шмелей – насекомых, являющихся нашими признанными друзьями и помощниками. А их враги – наши враги.

Но зачем крайности, и нужно ли ставить вопрос так прямо: вредны или полезны мелиттобий и разные там эвхаритиды? Нужно ли изучать их только по этим примитивным грубым меркам?

…Кладу чашечку Петри с мелиттобиями на столик бинокуляра и снова забываю обо всем на свете: передо мной, как вчера и раньше, открывается удивительный вечный неведомый, невообразимо сложный мир. Мне его сразу не понять – разве что подгляжу некоторые явления да сделаю несколько набросков со своих крохотных моделей.

Но даже просто созерцать его – этот мир живых существ нашей планеты – наслаждение, ради которого я не оторвусь от окуляров до поздней ночи. А может быть, и до самого утра.

^{Исилькуль, Омская область, 1965–1973 гг.}

МИКРОЗАПОВЕДНИКИ

«Шмелиные Холмы», описанные выше, теперь не одиноки. В стране уже действует и расширяется сеть микрозаповедников и заказников для насекомых. Такие участки для охраны, накопления и изучения мелких животных, по ученому мезофауны (членистоногих, моллюсков, червей, грубо говоря, всех тех, кто крупнее коловратки и меньше пичуги), организуются при школах, институтах, совхозах. Новая форма охраны природы получила признание общественности, одобрена Министерством сельского хозяйства СССР и виднейшими учеными. Вот что писал академик М. С. Гиляров, председатель Научного совета по проблемам биогеоценологии (науки о взаимосвязях живой и неживой природы) и охраны природы Академии наук СССР в статье «Важнейшая проблема современности» в 1975 г.

«В культурных ландшафтах перспективны небольшие по площади (всего по нескольку гектаров) энтомологические заповедники, на территории которых могут беспрепятственно развиваться полезные насекомые. Если такая территория находится под контролем службы защиты растений, опасность превращения массива в резерват вредителей практически исключена. Опыт организации микрозаповедникоа в Воронежской и Омской областях (по инициативе В. С. Гребенникова) показал возможность и целесообразность выделения таких участков».

Вот краткая опись микрозаповедников и заказников для насекомых в нашей стране. Я счастлив, что прямо или косвенно приложил руки к их организации. Прямо – это и писание всяких «челобитных», и помощь в постановке оград, и натрафаречивание объявлений на щитах, и многое иное; косвенно – «подбитие» своих коллег, и взрослых, и юных, на организацию таких участков и помощь им в меру сил.

1. Заказник для охраны шмелей и других насекомых в Исилькульском районе Омской области на территории совхоза «Лесной». Утвержден Омским облисполкомом в декабре 1972 г. Площадь 6,5 га. Здесь проведен цикл ценных экспериментов по усилению естественной шмелиной популяции. Научные кураторы участка – Сибирский научно исследовательский институт химизации сельского хозяйства и Омский областной Совет Всероссийского общества охраны природы.

2. Заповедник для насекомых энтомофагов и опылителей в Рамонском районе Воронежской области. Утвержден Рамонским райисполкомом в декабре 1973 г. Площадь 1,5 га. Научный куратор – Всероссийский научно исследовательский институт защиты растений.

3. Заказник для охраны шмелей и других полезных насекомых на территории Государственного лесоохотничьего хозяйства «Байкал» Иркутской области. Площадь 6 га. Организован охотничьим хозяйством в мае 1976 г. по инициативе Иркутского государственного университета, являющегося куратором участка и проводящего там исследования.

4. Микрозаповедник полезной фауны и флоры в Новосибирской области на землях Сибирского научно исследовательского института кормов. Организован Сибирским отделением Академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина в 1976 г. Площадь 3 га. Огорожен, оборудован, снабжается искусственными гнездовьями для насекомых. Научные кураторы – Сибирский научно исследовательский институт химизации сельского хозяйства (я работаю теперь здесь в музее защиты растений) и Сибирский институт кормов.

5. Микрозаповедник станции юннатов Новосибирского академгородка Сибирского отделения Академии наук СССР. Организован в 1976 г. Площадь 0,05 га. Охраняется микрокомплекс полезных насекомых и растений.

6. Школьный микрозаповедник полезной фауны и флоры Бутаковской средней школы Знаменского района Омской области. Организован в 1976 г. Площадь 7 га. Охраняются колонии одиночных пчел, шмелей и других полезных насекомых, все растения. Возможно, за это время и в других уголках страны появились участки для охраны насекомых и другой наименьшей братии. Я буду только рад, если собьюсь со счета. Хочется только отметить активнейшую деятельность по организации школьных микрозаповедников энтузиаста биолога, заведующего кабинетом биологии Омского института усовершенствования учителей Василия Емельяновича Шрама, задавшегося целью устроить поначалу хотя бы по одному школьному заповеднику в каждом районе области, а впоследствии в каждой сельской школе. Пожелаем же омичам больших Успехов в этом важном деле, а другим – воспользоваться их ценным опытом.

– В 1972 г. я был приглашен на работу под Воронеж, во Всероссийский научно исследовательский институт защиты растений. Центральное Черноземье, чудесный край я (по рождению крымчанин, а по стажу сибиряк) полюбил, что называется, с первого взгляда. Здесь близ уютного и зеленого поселка Рамонь располагался тот институт, в котором мне предстояло работать. И лишь чуть сошел снег, пошел я бродить по окрестностям, знакомясь с шестиногими их обитателями, а главное присматривая участок, где можно было бы устроить микрозаповедник. Увы, Центральное Черноземье давно все распахано, и уцелевшая здесь живность отступила главным образов в овраги, которых здесь немало. Но в оврагах и логах либо пасут скот, либо, к стыду сказать, их используют под свалки. Чего только не найдешь в ином овраге: колеса и кузова старых автомашин, негодную домашнюю рухлядь, строительный мусор, разлетающиеся по ветру горы архивных бумаг. И тут же многочисленные колонии многих видов одиночных пчел, ос бембексов, муравьев амазонок (тех самых, что совершают набеги на дальние муравейники с целью похищения чужих куколок), издавна здесь селившихся и вынужденных мириться с осквернением и захламлением их исконных обиталищ, пока есть еще хоть какая то возможность подползти или подлететь к родной норке.

Приезжает как то на каникулы мой сын Сережа и в виде утренней гимнастики делает пробежку вокруг поселка. Прибегает и, запыхавшись, докладывает: неподалеку, километрах в трех, нашел богатейшую колонию то ли одиночных пчел, то ли ос.

Сборы у меня короткие: рюкзак на спину, бинокль на шею, сачок в руки и готов к походу. Полевая дорога полого опускается в лощину; вдали на дне лога пышно разросшиеся ивы. Слева какая то старинная осевшая длинная насыпь, рядом с нею столь же древняя) поросшая буйным разнотравьем канава. Где находка?

А вон там, не доходя до деревьев. Подходим и видим: там, где старинная насыпь пересекает лог, кипит жизнь. Так, видно, уж случилось, что насыпь, ров и промоина, проложенная ручьем на дне лога, сделали этот кусочек земли неудобным даже для сенокоса, и от дикого пышного разнотравья с его почти первозданным великолепием сладко и тревожно защемило сердце: как давно я не видел этого. Выплыли из памяти картины далекого детства: пробегающие мимо окон поезда, тогда еще целинные крымские степи в весеннем убранстве синих, желтых, розовых куртин диких полевых цветов, с ярко красными крупными пионами, плотно и густо сидевшими в компактных удивительно зеленых кустиках.

И вот передо мной снова кусочек природы, но не такой, как в детстве, до горизонта, а маленький, гектара полтора, чудом уцелевший среди издавна возделываемых земель. На желтых и розовых спиральных соцветиях мытников, на роскошных фиолетовых шапках бодяков, на гроздьях разнообразнейших диких горошков и чин, на пышно кружевных шапках зонтичных – всюду насекомые. Их здесь столько, что после долгого зимнего безнасекомья, переездов и прочих хлопот я словно во сне (иногда снятся мне такие вот «энтомологические» сны – цветы, а над ними невообразимое число насекомых).

Мохноногие пчелы дазиподы стараются налепить как можно больше цветочной пыльцы на свои задние ноги, похожие на ерши для мытья бутылок; шустрые пчелы мегахилы набивают пыльцу в специальные щетки на нижней стороне брюшка. Тонко поют то зависающие в воздухе, то стремительно уносящиеся к друтому цветку антофоры – кругленькие рыжие и серые пчелы. А вот и мой старый друг – шмель, басовито гудя, перелетает с цветка на цветок. Тут же роются в соцветиях изумрудно зеленые бронзовки, жуки восковики, масса наездников. Зонтичные буквально облеплены желто черно полосатыми мухами журчалками, чьи личинки, как известно, в массе изводят вредных тлей на полях.

Самец одиночной пчелы Мегахилиды в полете.

А рядом в земляных обрывах по берегу пересохшего ручья, по склонам старой насыпи виднеются отверстия – входы в норки. То крупные, с толстый карандаш, то узенькие, со стерженек шариковой ручки; они зияют повсюду, местами столь тесно, что на квадратном дециметре их насчитывается не менее двух десятков, В других местах норки идут как бы цепочкой, словно кто то бил по насыпи из пулемета длинными очередями. У норок кипит работа: в одни поминутно ныряют пчелки, нагруженные цветочной пыльцой; другие, окруженные земляным отвалом, вдруг на миг закрываются песком, подталкиваемым кем то изнутри, а затем показывается и сама строительница; там в глубине она роет очередную ячейку для своего потомства.

Норки мохноногих пчел Дазипод на склоне.

А что творится у подножия обрыва, в песке! Снуют длинные осы аммофилы, многие из них, натужно жужжа, роют норки. Вот две аммофилы почти параллельным курсом тащат с соседнего поля добычу – парализованных ударами жала и потому судорожно вытянувшихся, как палочки, гусениц (корм для аммофильих личинок). Собратья аммофил несколько более «широкие в кости», осы сфексы, герои бессмертных очерков Фабра, не обращая на нас внимания, делают свое удивительное и полезное дело: тащат в норки кобылок, тоже парализованных, но не оседлав жертву, как аммофилы, а уцепившись за кобылкин усик. Никогда я не видел столь огромного количества сфексов, тем более работающих. Стоя на одном месте, наблюдаешь тут до пяти сфексов с кобылками.

Перечисление всех жителей нового для меня насекомограда заняло бы много страниц. Упомяну еще лишь круглые вертикальные норы шахты личинок жуков скакунов с остатками съеденных насекомых вокруг них да самих жуков, бегавших и порхавших тут во множестве (о сибирских скакунах я уже рассказывал в очерке «С лупой и кистью»).

Потом, когда я хлопотал об организации здесь микрозаповедника площадью 1,5 гектара, с удивлением узнал: оплывшая канава и насыпь у нее не что иное, как старый противотанковый ров. Думали ли защитники Воронежа, что тридцать лет спустя их тяжкий труд понадобится еще раз? Уж больно приглянулись склоны старого рва крохотным мирным строительницам. Ведь одиночные осы и пчелы – ценнейшие помощники земледельцев. Первые уничтожают на полях вредителей, вторые во многих местностях служат иногда основными опылителями сельскохозяйственных культур.

Возьмем, например, люцерну. Урожаи семян ее недопустимо низки; одна из причин – нехватка природных ее опылителей. Дело в том, что цветок люцерны устроен очень сложно. Он как бы «закрыт на замок», вскрыть который и совершить перекрестное опыление (то есть перенести пыльцу с тычинок одного растения на пестик другого) под силу только нескольким видам одиночных диких пчел. Домашняя же пчела нередко прищемляет и даже вывихивает хоботок при таких попытках. Таким образом, средняя плотность диких опылителей люцерны на гектар неуклонно падает как из за общего увеличения площади семенных участков и укрупнения их площадей, так и из за неудачного их расположения (вдали от природных местообитаний опылителей), а также из за уничтожения этих обиталищ при сплошной мелиорации без предварительного экологического анализа.

В СССР насчитывается более 100 родов (а в каждом из них множество видов) диких одиночных пчел. И у каждого вида свои излюбленные растения, свои повадки. Часть видов гнездится в земляных норках, иногда на самих люцернищах. К сожалению, при севооборотных перепашках люцернищ гибнут огромные поселения земляных люцерновых пчел нескольких видов, о чем вряд ли подозревает большинство агрономов. Выход можно найти в сохранении пчелополос в местах наиболее плотных поселений этих насекомых с тем расчетом, чтобы через ряд лет снова заложить тут семенник люцерны. А пчелополоса не что иное, как своеобразный микрозаповедник диких пчел.

Другие виды одиночных пчел гнездятся в готовых трубчатых полостях: пустых норках других пчел, туннелях древогрызов в старых стволах, сухих полых стеблях. Эту привычку как раз и используют ученые, применяя пачки специальных трубок (эксперименты начались со стеблей тростника и даже соломок из пластика для коктейля). Сейчас же гнездовья, притом разъемные, штампуются фабричным путем из пенопластов. Стало возможным всего лишь за несколько лет усиленных экспериментов с этими пчелами поставить их разведение на поток с полным контролем всех фаз их развития. Коконы их выдерживают в инкубаторах при низкой температуре, в нужное время нагревают и выставляют на поля. В нехитрых многокамерных гнездилищах эти миролюбивые пчелы (они совсем не жалят) размножаются, заселяя десятки тысяч трубчатых полостей, куда доставляют большое количество люцерновой пыльцы. Работа этих пчел (Мегахиле ротундата) обеспечивает устойчивые урожаи семян люцерны до 17–21 центнера с гектара, то есть в 10 раз больше против обычных; с помощью маленьких тружениц мегахил достигнут своеобразный рекорд – 25 центнеров семян с гектара.

Тростниковые гнездилища для одиночных пчел и ос.

Гнездилища для одиночных пчел и ос из глиняных «колбас» с отверстиями в энтомозаказнике Омской области.

Но вернемся в микрозаповедник близ поселка Рамонь Воронежской области. По решению райисполкома он был обнесен оградой, снабжен объявлениями, Запрещающими проезд, сенокошение, прогон скота. И теперь «насекомья братия» чувствует там себя спокойно и во всю размножается. Раньше вся беда была в том, что хотя тут и не косили, но прогоняли небольшое стадо. Но даже один прогон нескольких десятков коров делал с «пчелоградом», если сопоставить по масштабам, нечто подобное многодневной бомбежке: обрушивалось и затаптывалось великое множество жилищ маленьких трудяг, и так каждый день, все лето. Понадобилась только легкая ограда – невысокие столбы с несколькими рядами простой проволоки.

Так появилась у нас вторая, официально признанная и охраняемая страна насекомых.

Мир насекомых играет огромную роль в жизни человека. Современная наука свидетельствует о том, что появлению всех покрытосемянных (цветковых) растений мы обязаны только насекомым. Даже все ветроопыляемые (анемофильные) цветковые растения ведут свой род от растений энтомофилов, опылявшихся насекомыми. И как не удивительно, а даже предки пшениц в далеком прошлом опылялись не с помощью ветра, а с помощью насекомых.

Растительная пища составляет около половины нашего питания; пятнадцать же процентов ее и пищи сельскохозяйственных животных зависит от насекомых опылителей. Как же не ценить, не изучать маленьких шестиногих участников образования нашей чудесной, многоцветной и плодородной биосферы?

А вредители – число их видов слишком ничтожно (но не путайте число видов с числом экземпляров вредного вида), чтобы заодно с ними охаивать весь насекомый мир, тем более что наука все успешнее находит на вредных насекомых управу.

Но еще раз следует напомнить: многие виды безбедных и полезных насекомых уже исчезли с лица земли именно в результате хозяйственной (а точнее безхозяйственной) деятельности человека, и процесс этот идет, увы, недопустимо быстро. Из семнадцати видов шмелей, обнаруженных мною не более десяти лет назад в окрестностях Исилькуля Омской области, теперь недосчитывается там три вида – вымерли. В тех же краях бесследно исчезли крупные жуки майки, описанные мною в книге «Миллион загадок», земляные усачи доркадионы, дивной красоты бабочки Аполлоны, крупные одиночные пчелы антидии (кстати, первоклассные опылители люцерны). В сороковые же годы их тут было великое множество. Гибель этих насекомых свершилась буквально на моих глазах: в Исилькуле я жил с 1941 г. и насекомье население его окрестностей знаю очень хорошо.

Жук майка Мелоэ проскарабэус.

Ученых тревожит резкое уменьшение численности двух видов огромных бескрылых кузнечиков, обитавших на юге и в средней полосе страны, – степного толстуна и степной дыбки, кстати, совершенно безвредных. На крымских холмах (неподалеку от Феодосии), будучи десятилетним мальчишкой, я свободно собирал и наблюдал эту самую степную дыбку – огромное создание, похожее на рака (удивительно то, что у них известны только самки). Там же в Крыму быстро исчезает полезная жужелица Процерус таврикус – истребитель вредной виноградной улитки. А исчезает потому, что многие увозят удивительного по красоте и размерам жука в виде сувенира. Быстро сокращается численность жителей дубрав – жука оленя и большого дубового усача, бабочек парусников (подалирия, махаонов), орденских лент и других крупных красивых насекомых. Что же говорить о крохотных наездниках, пчелках и жучишках, многие из которых приносили пользу, но исчезают незаметно и тихо.

Кузнечик пилохвост; бескрылый, ползает медленно, никогда не покидает свою «микрородину».

… Сейчас, когда я пишу эти строки, передо мной за окном между домами новостроек березовая рощица. За ней на втором плане в голубоватом мареве лесок, а за ним вдали Новосибирск. Если внимательно приглядеться к этому лесочку, то можно увидеть белые столбы вокруг него и таблицы объявления на некоторых из них. Это микрозаповедник полезной фауны и флоры – тот самый, который числится в вышеприведенном списке под номером четыре. Там среди березовых колков и ивовых зарослей доцветают некошеные уже второй год и нетоптаные травы; на поздних цветах живописных полян притихли (уже прохладно, начало сентября) самцы шмелей. Их можно брать руками: самцы ведь не имеют жала; пожужжав и согревшись, но, по видимому, нисколько не обидевшись, шмель неспешно отлетает на соседний цветок.

Эмблема оградительных щитов заповедников для насекомых.

Многие из развешенных в начале лета по деревьям пучки тростинок разного диаметра запечатаны земляными пробочками – это значит, что внутри трубок оставили свое потомство и запасы пищи одиночные пчелы и осы множества видов. Помнится, одну из таких же вот трубок, развешенных в заказнике совхоза «Лесной» Омской области, я тихонько вскрыл, и глазам предстала необычная картина: несколько последовательно расположенных цилиндрических «комнаток» густо набиты маленькими разноцветными гусеничками, парализованными, почти неподвижными. Каморку от каморки отделяли плотные земляные переборки. Это означало, что хозяйка жилища – маленькая оса из рода одинеров; она и натаскала сюда гусениц для пропитания своим личинкам. Съест личинка осы одну гусеничку, примется не торопясь за другую – так и растет, пока не превратится в куколку, а потом во взрослую осу. В тростниковой той трубке оказалось 55 парализованных гусениц бабочек листоверток при уже довольно больших личинках самой осы; судя по размерам этих личинок, они уже съели не менее 10–20 гусениц. То есть, оса родоначальница заготовила вначале не менее 65 гусениц лесного вредителя. Было бы побольше в природе таких помощников лесовода и земледельца!

А у кустов ивы первые вестники весны.

В одном из старых трухлявых пней я как то обнаружил сразу два гнезда ос крабронид (толстоголовые осы), добыча которых состояла из пятнадцати различных мух, и гнездо еще какой то осы, наполненное не менее чем пятьюдесятью мелкими цикадками. Потому в здешнем микрозаповеднике (под Новосибирском) и решено не трогать старые валежины, пни, старые сухие стебли трав; это жилища для множества полезных насекомых. Наоборот, каждую весну мы увеличиваем количество «квартир» для насекомых, как можно более похожих на природные.

Не остаются в обиде и шмели. Для них по весне была заложена серия подземных домиков, и в июле-августе у многих из них жужжали рабочие шмели: 41 процент искусственных шмелиных гнездовий был заселен многочисленными семьями шмелей различных видов.

Рядом с заповедником небольшое клеверное поле. А клевер – любимое растение шмеля, и урожай семян этой культуры самым прямым образом зависит от числа работавших на нем мохнатых тружеников.

Осенью 1977 года после математической обработки выяснилось, что на поле, примыкающем к микрозаповеднику, урожай семян клевера был вдвое выще (2,3 центнера с гектара, по 19 семян на соцветие), чем на контрольном участке, не охраняемом от вытаптывания, пастьбы скота и не имеющем искусственных шмелиных домиков. Клевер на обоих участках был посеян в один и тот же срок; сорт, почва, влажность и рельеф одинаковые. Однако на контрольном участке получили лишь по 1,1 центнера семян с гектара при 9 завязавшихся семенах на одно соцветие.

Спасибо вам, маленькие мохнатые друзья! За зиму нужно наготовить побольше подземных «квартир» чтобы в разгар цветения клевера работящее потомство было еще более многочисленным.

Я предвкушаю радость от наблюдений за шмелями, гудящими над розовым клеверным морем, и надеюсь насладиться жизнерадостной, необыкновенно впечатляющей картиной. Терпеливо я жду ее всю долгую сибирскую зиму, а когда начинает подходить весна, меня охватывает все возрастающее волнение. Серебряные и золотые сережки вербы над темной мокрой землей и холодными спокойными лужами, над снеговыми ноздреватыми сугробами, а у кустов сотни первых вестников весны: оранжево черных андрен, сероватых и рыжих коллетов, галиктов и других диких пчелок, крупных полосатых шмелих, по весеннему бодрых, чистых и ярких. Многоголосое, неумолчное жужжание…

А над всем этим – густой, бодрящий, до головокружения призывный запах ивовых сережек, золотисто и медово цветущих на фоне синего весеннего неба…

^{Рамонь – Исилькуль – Новосибирск, 1973–1977 гг.}