Текст книги "Штормовые стражи"

Автор книги: Виктор Северов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Прогремел особо мощный взрыв, послышался чей-то крик.

– Чёрт!.. Капитан Уоррен ранен! Нужна помощь! Ах, ты…

Трансляция оборвалась.

– Азимут? – уточнил я.

– Примерно на четыре часа. Через полтысячи ярдов.

Далековато. И совсем не в той стороне, что нам нужна.

– З-зараза…

Все смотрели на меня. Пристально и выжидающе.

Я знаю, чего они ждали – приказа не обращать внимания на сигнал бедствия.

Вообще-то это очень разумный и правильный приказ. Мы не спасательный отряд – нас в случае чего самих спасать нужно. Да и за кого рисковать шкурами – за каких-то федералов? Больно надо. За кого-то из своего подразделения – даже не роты, хотя бы на уровне взвода – ещё куда ни шло. А тут…

– Мэйдэй! Мэйдэй! Это патруль Альфа! – донеслось сквозь грохот перестрелки. – Нам срочно нужно подкрепление! Кто-нибудь нас слышит? Кто-нибудь!..

Но я ещё привык доверять своей интуиции. Не гадать, что именно мне нужно сделать, а делать так, как первым приходит в голову. Это глупо и опасно? Возможно. Вот только то, что часто называют интуицией – это лишь то, что человеческий мозг не может воспринять в полной мере. Вы что-то видите, что-то слышите, что-то ощущаете, но порог чувствительности серых клеточек у вас в голове слишком низок. Обычным диктофоном не записать ультразвук, но ведь это не означает, что его нет в природе, верно?

Так и с предчувствиями. Для обычного солдата озвучить вслух такое – нечто сродни признания в собственном идиотизме или трусости, спрятанной за попыткой не идти в бой. А вот для всяких разведчиков и прочих спецвойск предчувствия действительно имеют значения.

Это пункт один, если что.

– Альфа, это сержант Грей, – произнёс я в микрофон рации, моментально заработав чуть ли не испепеляющие взгляды от Кирка и Си Джея. – Сколько вас, какова обстановка и ситуация в целом? Сколько противников?

– Чёрт… Слава богу… Сержант, нас… Нас тут пятеро… Четверо. Капитан Уоррен… убит. Мы ранены, но легко – просто царапины. Патронов мало. Противников – до двух десятков. Прижали нас. Долго не продержимся!

Голос был молодой, его хозяин явно был намного младше меня, а я и сам стариком не был. Но средний возраст американских солдат в Ираке сейчас значительно понизился – раньше это были мои ровесники лет по двадцать пять – тридцать, а сейчас – двадцатилетние пацаны.

Прямо как во Вьетнаме, да.

Почему так? На самом деле это очень простой вопрос.

Всё дело в том, что война – это жестокая игра для молодых. Молодёжь более податлива, и ею легче управлять. Они уже достаточно взрослые, чтобы держать винтовку и нести на себе полную выкладку, но в то же время достаточно молоды, чтобы купиться на нужные сказки. Например, о своей неуязвимости и о том, что в дерьмо всегда вляпается кто-то другой.

И, к сожалению (увы, увы мне в наш прогрессивный век!), я просто не мог закрыть глаза и уши, когда рядом кто-то просит о помощи. Тот, кому я могу помочь, что важно. Миллионы детей умирают от голода в Африке? Моя совесть спит спокойно, пока они там далеко, а не здесь рядом. Однако когда кто-то просит о помощи совсем рядом…

Человеколюбие? Ни разу. И уж тем более ни разу не американолюбие. Честно – плевать мне, сколько ещё американцев подохнет в Ираке. Если я служу империалистической военщине, это вовсе не означает, что я люблю эту страну. Просто так сложилось.

Пока я вижу скупые строчки о статистике потерь – цифры и фамилии остаются для меня просто цифрами и фамилиями. Абстрактными наборами символов – людей за ними лично для меня нет. Никакие это для меня не свои.

Но когда кто-то сидит рядом с тобой в одном окопе – это уже свой. А русские своих на войне не бросают, как говаривали современные классики.

Парадокс. Голливуд регулярно радует своими ура-патриотическими высерами о спасении одного-единственного пилота силами авианосного соединения, но в реальности на беднягу, скорее всего, начхают и забудут. Почему? Потому что с точки зрения большинства американцев это нерационально – рисковать десятками и сотнями жизней, чтобы спасти одного человека. Возможно, уже мёртвого. Рисковать живыми ради мёртвого? Безумие!

Законы социальной математики в действии. Законы западного общества в действии. Но мне они претят.

Что ты здесь делаешь, Алекс? Что ты тут забыл? Тебе некуда возвращаться в Россию, но разве тебя держит что-то в Штатах? Что-то, кроме страха изменить устоявшуюся жизнь? Брось, тебе же не впервой ломать себя и свою жизнь об колено…

– Не дрейфь, парень, – произнёс я в микрофон. – Продержитесь ещё минут пятнадцать – выдвигаемся к вам.

Наёмники смотрели на меня как минимум неодобрительно – как родители на ребёнка, который с улыбкой сунул им под нос королевскую кобру. Но всё-таки молчали, а не материли в четыре голоса. Наёмники наёмниками, а субординация субординацией.

– Так надо, – веско произнёс я.

В ответ послышалось недовольное бурчание, но прямо никто мне не возразил. Сказал надо – значит, действительно надо. Или ты ни хрена не командир.

Глава 15

Это был самолёт.

Такая огромная пузатая туша, предназначенная для перевозки человеков и прочих грузов по воздуху. Может, «боинг», а может – «аэробус». Как-то я не особо разбираюсь в гражданских самолётах, особенно нерусского происхождения.

Летающий левиафан бессильно лежал на песке, зарывшись носом в высокий бархан и раскидав вокруг собственные внутренности. Хвост был отломлен и торчал из песка почти вертикально, подобно чудному памятнику. Вдалеке торчал – похоже, что самолёт всё-таки не упал, а жёстко сел на брюхо. Поэтому нигде не заметно следов пожара, а обломки были относительно целы и невредимы.

Чуть поодаль виднелась развороченная оторванная турбина, а ещё дальше – метрах в ста пятидесяти впереди – лежала и сама железная птичка. Носом в нашу сторону, правого крыла не видно, левое погнуто, но относительно цело. Разве что как раз турбины и не хватает. Брюхо вспорото, как у выпотрошенной рыбины – повсюду разбросаны кресла, куски обшивки и чемоданы. Чёрт, мне уже кажется, что эти проклятые чемоданы растут тут сами по себе, как пальмы!..

В воздухе не стихал звук перестрелки, ведь кроме всех прочих элементов пейзажа вокруг самолёта вертелось с десяток «танго». И что самое паршивое – нам нужен был этот самолёт, потому как именно в нём и сидели патрульные «стражи».

Одно радовало – повстанцы нас пока что не заметили, и поэтому мы имели сомнительное удовольствие лицезреть их спины.

Двое – около торчащего из песка куска обшивки. Дальше – ещё двое около вырванного с мясом ряда сидений. Ещё дальше – трое около груды чемоданов. Один «танго» на крыле – поливает огнём одну из аварийных дверей. Возможно, есть ещё враги.

– Си Джей, Кирк – вам пара клоунов у того стального листа. Юрай со мной – уберём парочку около сидений. Дойл – прикрываешь. Вопросы? Тогда начали.

Лёгкий ветер поднял в воздух немного песка – эдакий пустынный вариант позёмки. Это нам на руку – меньше вероятности, что «танго» засекут какую-ту дрянь у себя в тылу раньше времени.

Вместе с Блазковичем короткими перебежками, поочерёдно прикрывая друг друга, выдвинулись вперёд. Укрылись за торчащей из земли искорёженной турбиной.

Ветер крепчает – надо надвинуть очки на глаза, чтобы в них не попал песок. Выбить или повредить – это вряд ли, но прицел может и сбиться.

Припал на правое колено, высовываясь из-за фюзеляжа и беря на прицел ближнего к себе врага.

– Начали.

Хлопок одиночного выстрела «эмки» оказался почти неразличим на фоне азартно садящих из своих автоматов «танго».

Грязноватый выцветший пустынный камуфляж на спине противника разлетелся ошмётками ткани и крови, и «танго» рухнул лицом вниз, выпуская из рук автомат. Почти одновременно на землю повалились ещё трое его приятелей.

Юрай перебежал к освободившемуся куску фюзеляжа, а я, пригибаясь, рванул в сторону сидений. Плюхнулся на горячий песок, приникнув спиной к рваному креслу. Быстро выглянул – оставшаяся троица и деятель на крыле пока что ничего не поняли.

Прекрасно.

Рядом хрипел «танго», которого пуля Блазковича хоть и тяжело ранила, но не убила. Добить? Да сам подохнет.

– Си Джей, – тот, что на крыле.

– Принял.

Я не видел снайпера, но знал, что сейчас он наводит перекрестие прицела на противника, задерживает дыхание, выбирает свободный ход спускового крючка и на выдохе…

Выстрел! «Танго» с воплем валится с высоты второго этажа головой вниз. И почти одновременно я высовываюсь из-за своего укрытия, срезая очередью двух из трёх оставшихся противников. Хорошо всё-таки, что у нас в батальоне не стандартные «эмки», а модификация для морпехов, из которой можно садить непрерывной очередью. Иногда это очень полезная и необходимая штука.

Третьего свалил кто-то из моих – то ли Кирк, то ли Юрай, не знаю. Да и неважно это. Дойл в этом коротком бою не поучаствовал – его пулемёт пусть подождёт до более серьёзных дел, а расстрелять десяток оборванцев в открытом бою со спины – невелика премудрость.

Перебежка. Ещё. Ещё. Внутри салона слышна перестрелка – значит, Альфа всё ещё ведёт бой. На пару мгновений нас накрывает исполинская тень от громадного крыла; рядом торчат из песка смятые чудовищным ударом колёса шасси.

Пролом в брюхе самолёта, через который видно здоровый захламленный отсек – похоже, что это когда-то был грузовой трюм. Потолок проломлен, создавая что-то вроде крутого пандуса для подъёма в основной салон. Искать другой вход? Нет времени!

Рванул вперёд. Да, знаю – неправильно. Командир в современном бою не должен нестись вперёд на белом коне с шашкой наголо. Но что поделать, если из всего отряда, не считая Дойла, я лучше всех приспособлен для штурма? Много силы и много дури – самые важные параметры штурмовика.

Прямо мне навстречу выныривают два боевика. Очередь на уровне живота перечёркивает их и отбрасывает назад – вскинуть оружие или тем паче выстрелить они просто не успевают. Поворот назад – не хочу маячить открытой спиной в мёртвом секторе обзора.

Вовремя.

Тонкая переборка, в ней два прохода. В одном из них как раз появляется ещё один «танго». Две пули крошат хлипкую переборку, но боевик успевает метнуться влево и укрыться за рядом сидений. «Эмка» глохнет – закончились патроны. Левой рукой забрасываю карабин за спину, а правой выхватываю пистолет, одновременно прыгая вперёд.

Врезаюсь плечом в спинку кресла, моментально ломая его. Враг высовывается и выпускает очередь из автомата, но не туда, где я сейчас, а где был мгновение назад. Три пули сорок пятого калибра отбрасывают его к переборке. Ещё один противник возникает в проходе – два выстрела в его сторону.

Перекатываюсь влево, круша сиденья. Сто с лишним килограммов живого наёмничьего веса оказываются сильнее обстановки салона пассажирского самолёта.

Перемахиваю через ещё один ряд и приземляюсь рядом с трупом боевика. Сменить магазин? А если ещё одна падла на горизонте? Выход есть – трофеи!

У «танго» оказался не почти что табельный «калаш», как у всех его иракских сородичей, а вполне стандартный М4 общеармейского образца. Пистолет – всё ещё в правой руке, карабин – в левой. Вблизи я с него могу и с одной руки стрелять – дури хватает.

Справа!

Кувырок в сторону, трофейный автомат выплёвывает три пули, заставляя «танго» снова укрыться. И почти сразу воздух над моей головой прошивает пулемётная очередь, легко пробивающая нехитрое укрытие боевика и его самого. Всё-таки в таких случаях калибр 7,62 предпочтительнее своего более мелкого собрата.

Подоспевшие парни занимают позиции и вступают в перестрелку с невидимыми мне врагами. Выбрасываю теперь уже ненужный трофейный карабин, прячу пистолет обратно в кобуру и вставляю новый магазин в автомат. Пальцем нажимаю на клавишу затворной задержки, досылая патрон.

Порядок.

Встаю на ноги, дожидаюсь, пока Дойл в очередной раз высунется в проход, чтобы дать очередь из пулемёта, и перебегаю мимо него.

– Кирк, гранату и вперёд!

Наёмник тут же прекратил огонь, вытаскивая из разгрузки гранату. Выдернул чеку и зашвырнул смертоносное стальное яйцо в глубь салона.

Взрыв!

Юрай и Дойл вновь открыли подавляющий огонь, а мы с Кирком рванули каждый в свой проход. Перебежка, небольшое пространство между салонами. Здесь переборка уже посерьёзнее – сойдёт в качестве убогого укрытия.

В воздухе висят поднятая взрывом пыль и мелкий песок. С дальнего края мелькают силуэты противников, приходящих в себя после близкого разрыва… Слишком долго приходящих в себя – непозволительно долго.

Четыре ствола жёстко наказывают неразумных боевиков за такое упущение.

Пересекаем пространство, ещё один «предбанник» – за ним крайний салон…

Из которого тут же яростно огрызаются огнём. Мы ответили, подкрепив огневую мощь незатейливыми английскими матами. За те пару секунд, что высовывался из укрытия, чтобы сделать несколько выстрелов, я успел заметить как минимум четверых «танго». Ещё гранату? Или сэкономить?

– Американцы! – неожиданно послышался чей-то голос из салона на скверном английском. – У меня есть ваш солдат! Уходить, или я его убивать!

– Прекратить огонь! – тут же скомандовал я. – Эй, не стреляй! Я хочу увидеть заложника!

– Смотреть! Смотреть и уходить!

– Стрелять не будешь?

– Мы не стрелять. Ты смотреть на него. Уходить.

Да убей себя с таким акцентом, кретин.

Я осторожно выглянул из своего укрытия, оценивая обстановку, и тут же спрятался обратно.

Двое за рядами сидений слева, один справа, один по центру. Целится в нашу сторону из пистолета, приставив к горлу федерала широкий кривой кинжал.

– Что будем делать, садж? – спросил Дойл.

– Плевать на федерала, – немедленно высказался Кирк. – Уцелеет – хорошо, нет – обойдёмся.

– А на хрена мы тогда вообще сюда припёрлись? – резонно возразил Юрай. – Это наш живой пропуск к полковнику. Но пропуском он будет только живым.

– Вариант – освобождение-2, – негромко и быстро произнёс я. – Двое на одиннадцать часов, один на двенадцать, один на тринадцать. Кирк – дипломат и щит. По сигналу «чувак» – действуем. Вопросы?

Вопросов не было.

– Кирк! – Я убрал карабин за спину и достал пистолет.

Наёмник достал из кобуры свой «глок» и швырнул мне. Я встал рядом с ним, прижавшись к стене спиной и подняв оба пистолета стволами вверх. Кивком отдал сигнал к началу.

– Эй, не стреляйте! – выкрикнул Кирк. – Переговоры!

– Уходить! Или я убивать его! – надрывался боевик. – Я убивать его!

Кирк осторожно шагнул в проём поднимая руки вверх.

– Не горячись, давай поговорим! Отдай нам этого парня!

– Идите на хрен, американцы!

– Мы – не враги! Это всё просто ошибка! Давай разойдёмся мирно!

– Назад, засранец! Калянусь, я убью его!

Я прикрыл глаза, мысленно воспроизводя то, как расположены боевики. Двое слева, один справа, один по центру. Мне нужен тот, что в центре.

Выцветшие почти до белизны джинсы. Драная бежевая куртка. Грязно-зелёная куфия, намотанная на голову. Белые кроссовки. Левая нога впереди, корпус слегка повёрнут…

– Спокойно! Хочешь денег? Мы заплатим! Доллары! Доллары, понимаешь? Только спокойно, чувак!

Кирк рухнул вперёд и вправо на засыпанный песком пол.

В тот же момент я развернулся и шагнул в проём, вскидывая оба пистолета.

Я не целюсь – нет времени. Зрение расфокусировано. Точка во лбу стоящего по центру врага. Точка на груди крайнего правого боевика. Точка. Точка. Не целиться. Не думать. Стрелять.

Два выстрела сливаются воедино. Голова «танго» по центру резко дёргается назад, тёмно-зелёная ткань куфии на лбу окрашивается тёмно-багровым. Пистолет в его руке делает выстрел в никуда, и враг медленно – почти нереально медленно валится назад.

Крайнего правого «танго» слегка разворачивает попавшей в правое плечо пулей.

Не думать. Стрелять.

Ещё два выстрела.

Подранка отбрасывает назад вторая пуля. Ещё одна с лязгом рикошетит от «эмки» в руках третьего боевика, выворачивая оружие из его рук.

В следующий момент в бой вступают остальные наёмники, буквально превращая в решето обоих противников.

Я резко выдохнул, чувствуя, как глаза заливает пот. Ледяной. Но почему-то хоть сейчас и было как всегда жарко, это совершенно не радовало.

Кирк быстро забежал внутрь, присел около одного из кресел, огляделся по сторонам.

– Чисто!

В Аду я видел такую чистоту…

Со второй попытки засунул свой пистолет обратно в кобуру и шагнул вперёд. Боевик справа ещё, кажется, жив… Шевелится.

Не глядя, делаю в его сторону два выстрела, и шевеления прекращаются.

– Си Джей, проверь, что с ним, – кивнул я в сторону лежащего на земле федерала, под которым расплывалась лужа крови.

Будет паршиво, если он после всего этого помрёт…

Снайпер убрал винтовку за спину, подошёл к солдату, наклонился, осмотрел его.

– Плохи дела, садж. У него дырка в ноге и, кажется, перебита бедренная артерия…

Я присел на корточки рядом с хрипло дышащим федералом, который смотрел на меня мутным взглядом.

– Держись, парень, – произнёс я, понимая, что ему уже не помочь. – Скажи…

– К чёрту… – прохрипел солдат. – Майк… Они забрали Хоппера… Надо найти Хоппера…

Зараза, только этого мне сейчас и не хватало…

– ЦРУ… – обессиленно прикрыл глаза федерал. – Они… Хоппер…

Так. А вот это уже интересно.

– ЦРУ? Ты сказал ЦРУ?

Только, пожалуйста, скажи, что ты не просто бредишь, старина…

– Найти ЦРУ… Хоппер, наверное… там…

– Где? Где Хоппер и ЦРУ?

– Его забрали в… в гнездо…

Да твою мать же! Неужто он действительно просто бредит?

– Гнездо? Гнездо… Ладно, гнездо, – кивнул я. – И где это гнездо?

– Гнездо… Гнездо шершня… Они… там… они все… там… Полковник…

– Полковник? Полковник Коннорс? Что с ним? Где он? Как с ним связаться?

Но было поздно – федерал судорожно вздохнул и больше уже не выдыхал.

– Твою мать, – охарактеризовал я ситуацию. – З-зараза…

– Как думаете, сэр, он бредил? – поинтересовался Си Джей, закрывая умершему глаза.

– Хрен его знает, – не слишком хороший, но зато совершенно честный ответ. – Может, и бредил…

Я вытер вспотевшее лицо, выпрямляясь и возвращая Кирку его пистолет.

– Так. Нужно узнать, сколько тут мёртвых федералов – возможно, кого-то действительно утащили «танго». Кирк – ищешь следы, Юрай, Дойл – осмотрите «танго», лучше на всякий случай пополнить боеприпасы. Си Джей – наблюдаешь и прикрываешь. И в темпе, в темпе, парни! Некогда рассиживаться.

Глава 16

– Их было пятеро, – доложил Кирк, протягивая мне собранные жетоны. – Но трупов только три. Похоже, «танго» забрали не одного, а двоих федералов.

– Странно… – протянул я.

Для боевиков такое поведение действительно нетипично – они в основном предпочитают убивать на месте, а не возиться с пленными. Да и зачем им пленный? Ради выкупа? Но даже в Ираке сейчас предпочитают платить наёмникам ради освобождения заложников, чем отступные – похитителям. Чаще это обходится дороже, чем если бы просто заплатить выкуп, но в долгосрочной перспективе затраты намного меньше. Тех, кто заплатил однажды, будут доить постоянно, раз за разом захватывая всё новых заложников. Тех, кто вместо денег присылает наёмников, в конце концов предпочитают не трогать. Да, заложники при таком раскладе часто гибнут, но зато многие повстанцы больше не рискуют зарабатывать деньги таким способом. Жёстко, но эффективно.

А тут вообще Кувейт… Кому посылать требование о выкупе, если город отрезан от внешнего мира?

Другой возможный вариант – «танго» зачем-то потребовался пленный «язык». Но это опять же не слишком типично для них. Таким обычно балуются большие армии при противостоянии друг с другом. А в партизанской войне нужную информацию проще купить. Требуется информация о патрулях или обороне базы? Находим тех, кто живёт поблизости или нанят в качестве носильщика-подметальщика, и за относительно небольшую сумму узнаём всё требуемое.

Так что хрень тут какая-то творится. Натуральная. Но лучше бы мне узнать, что именно это за хрень…

Допустим, федерал не бредил и одного из его отряда действительно уволокли с собой боевики. А ещё он что-то там болтал про ЦРУ… Боевики держат в плену каких-то агентов ЦРУ? Чудо… А ещё чудеснее, что об этом знает какой-то рядовой солдат. Или они были не просто патрулём, а такой же разведкой, как и мы? Допустим, им поручили выяснить, где удерживают важных пленных, а они нарвались на бродячих или не слишком «танго»… Логично? Вроде бы да… Версия довольно реалистичная, хотя и натянутая.

– Весь вопрос в том, в каком виде они утащили федерала – живым или мёртвым… – задумчиво произнёс я.

И есть ли смысл за ним идти?

Это я вслух уже не озвучивал. Отбивать труп (хотя зачем «танго» мог потребоваться мёртвый федерал?) – это не к нам, нам это без надобности. А вот живой «джи-ай» – да, будет полезен…

– Следы ведут на юг, – произнёс Кирк.

– Приказы, садж? – поинтересовался подошедший Дойл.

– Попробуем разузнать, куда могли уволочь этого федерала, – решил я. – Может, что-то узнаем и о нашем агенте ЦРУ.

– Наше задание этого не предусматривает, – напомнил пулемётчик.

– Я знаю, – слегка огрызнулся я в ответ. – Но также оно не предусматривает и ничего конкретного – мы делаем что хотим, но обязаны найти этого кретина.

– Тоже верно… – протянул Кирк, почёсывая нос. – Но мы хотя бы не будем спасать этого федерала – а, садж? Просто посмотрим и уйдём, да?

– А чего бы и не спасти этого парня, если получится? – вмешался появившийся Юрай, который раздал всем по паре снаряжённых трофейных магазинов.

– Мы – не спасатели Малибу, если ты забыл.

– Мы не будем отклоняться от задачи, – произнёс я. – Но мы нашли трупы федералов, так что в стороне лучше не отсиживаться, иначе спустя месяц кто-нибудь, возможно, найдёт уже трупы каких-то наёмников…

– К чёрту приказ, сэр? – прорезался в эфире слегка насмешливый голос Си Джей.

– Если дохнут наши – к чёрту приказ, – отрезал я.

Не понимают… Хреново. Вот Коннорс бы меня наверняка понял, хотя он и американец. Но полковник действительно верил в то, что «мы своих не бросаем».

Всегда есть свои и чужие – это непреложная истина. А задача человека в любой момент времени – уметь определить эту истину.

И нет, свои – не обязательно русские, а чужие – не всегда американцы, к примеру. Или свои американцы и чужие арабы. Когда-то одни американцы сломали всю мою жизнь, а потом другой американец помог. Не за что-то, а просто так.

Нет такого народа, который состоит исключительно из хороших людей. Обратное – тоже верно.

Да, я всё ещё, даже спустя годы, чувствую себя в Штатах как инопланетянин. И нормальный русский человек лично мне будет всегда ближе. Но только нормальный. Не уличный беспредельщик, наглый офисный клерк или заворовавшийся депутат, а нормальный.

Русский – это ведь не индульгенция на все случаи жизни.

– Садж, на четвёртом канале, – внезапно произнёс Юрай, меланхолично прислушивающийся к сканеру, который автоматически прочёсывал эфир.

Я переключил рацию на нужную волну и…

Сначала я подумал, что это просто помехи. Но потом понял, что это не так – на фоне статического потрескивания было слышно чьё-то хриплое дыхание. Шум чего-то, волочащегося по песку. Металлический лязг. Чьи-то стоны. Бормотание. Чьё-то тихое бормотание.

– Раз, два – умри навсегда… Раз, два – умри навсегда…

Шорохи затихают. Глухой удар, будто бы что-то швырнули на землю. Стук. Лязг. Звон.

– Дерьмо… Г-где я? Что… НЕТ! БОЖЕ, НЕТ!..

– Бог? – Чей-то хриплый голос с клокочущими нотками в тоне. – Веришь в Бога, человек?

– Д-да! В-верю! Ради всего свя…

Глухой звук. Отчаянный вопль. И прорывающийся сквозь крики хриплый хохот:

– И где же твой Бог сейчас?

Хохот. Удар. Крик.

– И где же твой Бог сейчас?

Хохот. Ещё удар. Ещё крик.

– Боги этого города – мы!..

Я переключил частоту и выругался.

– Ваша честь, – подал голос Си Джей. – Прошу занести в протокол мои слова – здесь происходит какая-то чертовщина.