Текст книги "Великая Скифия: история докиевской Руси"

Автор книги: Виктор Янович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

напоминает зал заседания правления поселения.

Рис. 22. Реконструкция общественного здания триполъской культуры в Саботиновке-2

«Относительно населения трипольской культуры в 1930-е годы бытовало мнение о существовании у него на раннем, среднем и начале позднего этапа матриархальных отношений… Лишь наиболее позднее население, известное памятниками типа Усатово и Городск, якобы перешло к патриархально-родовым отношениям» [45, 337-338]. Это, на наш взгляд, правильное представление было пересмотрено СМ. Бибиковым и другими исследователями, которые на весьма сомнительных основаниях (исходя из того, что скот использовался трипольцами в земледелии как тягловая сила), пришли к выводу, что трипольское общество было патриархальным изначально. К тому же идея о существовании в давние времена матриархальных обществ впервые была высказана Ф. Энгельсом, Который сегодня не в чести. В настоящее время среди наших историков и археологов утвердилось мнение, что такой общественный уклад жизни как матриархат никогда не существовал. Тем не менее в пользу мнения, бытовавшего в 1930-е годы, говорит многое, в частности, домашние алтари с исключительно женскими изображениями.

Если трипольским обществом управляли женщины то, по-видимому, дама была владелицей дома, хозяйства (от чего, возможно, и происходит название – дама). В члены дома она принимала мужчин в качестве работников и соискателей положения мужей или фаворитов. Известен архаический институт полиандрии, когда вельможные дамы обладали мужскими гаремами. Установленные у них порядки, вероятно, представляли своеобразную инверсию исламских, с той разницей, что преданность мужчин избранной даме обеспечивалась не насильственно, а добровольно [14]  [14] А.Ф.Коломиец в замечательной пьесе «Фараоны», поменяв местами социальные роли мужчин и женщин, одновременно поменял их поведение на характерное для противоположного пола. В результате получилось смешно, потому что противоестественно. Природа женской власти отличается от мужской. Она основана не на силе, а на привлекательности. Это хорошо отражено в анекдоте о том, как на один необитаемый остров высадили десять женщин и одного мужчину, а на другой – одну женщину и десять мужчин. Через год приехали проверить, где дела идут лучше. И обнаружили: на первом острове разруху и задерганного мужчину, а на втором полный порядок, трудящихся мужчин и восседающую в кресле женщину, которая отчитывала одного из них: «Петров, если ты будешь так плохо работать, то я переставлю тебя в очереди на последнее место».


[Закрыть]. Как подметил писатель-сатирик М.Н. Задорнов: «Сила слабого пола заключается в слабости к нему сильного пола».

О том, что подобные обычаи имели место у предков индоевропейских народов, свидетельствует предание о семье Пандавов, арийских правителей Индии, в которой пятеро братьев полюбили одну девушку – прекрасную Драупа-ди – и по совету матери все пятеро женились на ней. Кстати, мать Пандавов также не ограничилась связью с одним мужем. У ее сыновей были разные отцы. Царь Панду считался их отцом лишь номинально [57, 280]. Такие порядки имели место в переходный период, когда светская и духовная власть в обществе была уже патриархальной, а в семье еще сохранялись матриархальные обычаи. Кое-где в Индии и в Тибете до настоящего времени сохранились небольшие матриархальные племена. У западных соседей скифов – ага-фирсов во времена Геродота также сохранялись переходные от матриархата к патриархату обычаи: женщины были свободны в связях с мужчинами, и отцов их детям назначали старейшины.

Возможно, матерщина, которая сегодня, если вникать в ее суть, воспринимается как грязное, оскорбительное ругательство, использовалась мужчинами матриархального общества в диалогах на тему: «А ты кто такой?» не как ругательство, а как утверждение своего более высокого статуса по сравнению с тем, кому адресовалось соответствующее высказывание.

Описанную, почти идиллическую картину женоуправ-ляемого общества портило только одно. Они поклонялись богине Кибеле (прообраз индийской Кали и греческой Гекаты), в честь которой отправлялись разнузданные орги-ческие культы и приносились человеческие жертвы, в том числе детские. Археологи иногда находят детские захоронения под углами домов, сделанные при их закладке. Этот обычай также был принесен ими из Передней Азии. Религиозные культы у них отправляли жрицы, которые в отличие от светских дам, были очень жестоки, может быть потому, что не имели личной жизни. В культах Кибелы, как известно, поощрялись добровольные самоистязания, оскопления и даже человеческие жертвоприношения.

Кельты – поляне по женской линии (о чем речь пойдет ниже) унаследовали культ темной богини, хотя и назвали ее Белой Богиней, и продолжали отправлять в ее честь ритуалы прошлого. Они периодически выбирали в мужья Белой Богине самого достойного среди юношей и отправляли его к ней путем ритуального убийства. «Видимо, еще в V веке до н.э. существовали какие-то пережитки матриархата в кельтском обществе. И позднее женщины сохраняют весьма высокое положение среди соплеменников» [58, 1].

С позиций сегодняшнего дня, когда в женщине видят мать, хранительницу семьи и нравственных устоев общества, трудно понять, как женоуправляемое общество могло дойти до человеческих жертвоприношений и особенно -детских. Тем не менее, этот феномен, хранящий темные тайны женской сути, следовало бы понять в связи с наступлением новой эпохи – освобождения женщины от обязанностей хранительницы семьи и нравственных устоев и с появлением учений, связывающих перспективы человечества с ведущей ролью женщин в его жизни. Возможно, обычай детских жертвоприношений появился в связи с орги-ческим культом и рождением детей вне стабильных моногамных браков, главным смыслом которых является забота о потомстве. А оргический культ так же, как и матриархат, возник в результате перехода от охоты к оседлому скотоводству и земледелию, резко изменившим жизнь людей на сытую и стабильную.

В Повести временных лет говорится о некоторых народах, уклад жизни которых можно назвать матриархальным. Так, «у гилий (галлов?): жены у них пашут, и строят дома, и мужские дела совершают, но и любви предаются, сколько хотят, не сдерживаемые своими мужьями и не стыдясь; есть среди них и храбрые женщины, умелые в охоте на зверей. Властвуют жены эти над мужьями своими и повелевают ими. В Британии же несколько мужей с одною женою спят, и многие жены с одним мужем связь имеют и беззаконие как закон отцов совершают, никем не осуждаемые и не сдерживаемые».

Корни всех перечисленных явлений уходят в полянскую (пеласгийскую) составляющую предков индоевропейских народов. Высоким остался статус женщины во всех слоях общества у поляков, французов и испанцев, несмотря на патриархальность этих обществ. Переход от матриархального к патриархальному укладу в смешанных европейских обществах, очевидно, происходил без насилия, но не без соперничества полов, следы чего можно найти в фольклоре. Красочной его иллюстрацией является андалузский танец фламенко, который представляет собой состязание амбиций мужчины и женщины. Этот танец – своеобразная коррида, в которой каждый старается разжечь страсть партнера, а в финале покорить его, поразив в самое сердце. При этом в качестве тореадора выступает скорее женщина, чем мужчина, которая манипулирует подолом своего платья как тореро мулетой.

Сохранялись отголоски матриархата в Европе и в более позднее время. Их можно усмотреть в поведении рыцарей: служение «даме сердца», как правило, уже замужней женщине, совершение в ее честь подвигов, посвящение ей поединков на рыцарских турнирах. Отголоски матриархата можно также увидеть и в других европейских явлениях: в средневековом бунте женщин в Чехии под руководством Власты и образовании ими в 739 году женоуправляемой республики, которая просуществовала 7 лет; в нынешних феминистских движениях в странах, где женщины имеют равные права с мужчинами и только по природной склонности оказываются неравномерно представленными в различных социальных слоях; в превращении европейскими христианами (особенно католиками) Божьей матери в Богиню,что никак не следует из Нового Завета. Лучше всего о ее месте в христианстве говорит православная икона «Успенье Божьей матери». Божья матерь лежит на смертном одре, а ее отлетевшую душу, изображенную в виде младенца, принимает Иисус Христос для духовного кормления и ращения, как ранее она приняла его тело.

У славян отголосками матриархата и религиозного " культа в честь Кибелы, который носил разнузданный оргический характер, являются купальские праздники [15]  [15] Некоторые наши культурологи хотят возродить их в первозданном виде, утверждая, что 7 июля самое лучшее время для зачатия детей. В окультуренном виде праздники, подобные купальским, до сих пор широко празднуются в Каталонии.


[Закрыть], сопровождавшиеся «свальным грехом». В Украине отголоски матриархата (трипольское и кельтское влияния) наиболее ощутимы на западе. Гуцульские парни на праздниках наряжаются в пеструю расшитую одежду, шляпы украшают цветочками, надевают кружевные панталончики и красуются перед девушками [16]  [16] Национальный мужской костюм португальцев подобен гуцульскому. В нем к украшенным цветами шляпам, вышитым рубашкам и жилетам добавляются юбки (что роднит его также с шотландским).


[Закрыть]. В патриархальных обществах так наряжаются женщины для привлечения внимания сильного пола. Вуйко – брат матери считается ближайшим мужчиной для ее детей, что было естественным при неопределенности отцовства. Можно привести много других примеров, но достаточно ограничиться одним, носящим обобщающий характер: в языках патриархальных этносов понятие «человек» имеет мужской род, в украинском же языке оно женского рода – «людына».

Привилегированное положение полянок делало их амбициозными. Наверное, полянки были яркими женщинами, что привлекало к ним мужчин патриархальных обществ, но их объединению препятствовали различия в укладах жизни. К своим соседям боратам поляне относились свысока, как к дикарям. Такое отношение сохранилось у их потомков до времен Киевской Руси и проявлялось в презрительном отношении полян к древлянам. Характерно, что главным признаком дикости древлян киевский летописец, по-видимому, причислявший себя к полянам, считал недостаточно почтительное отношение к женщине. Может быть, именно большей матриархальностью отличается украинская культура от родственной русской, которая патриархальна.

Мы привыкли к тому, что в патриархальных обществах, характерных для последних как минимум трех тысячелетий, именно женщина всегда хотела иметь стабильную моногамную семью. Это естественно: материнский инстинкт призывает ее заботиться о потомстве: кормить, растить и обучать его. Но без помощи отца это делать трудно, и воспитание будет неполноценным. В то же время мужчину, менее обремененного родительским инстинктом от природы, узы брака, несмотря на его приятные стороны, обычно в какой-то степени тяготили. Поэтому роль хранительницы семьи для женщины естественна. Чем же тогда можно объяснить нарушения этого принципа в обществе, где в руках женщин была власть?

Рис. 23«, б, в, г, д. Трипольская антропоморфная пластика

Может быть, секрет именно в последнем: тот, кто имеет власть, не хочет ущемлять свою свободу? Это хорошо понимали и использовали многие властвовавшие женщины, в том числе русская императрица Екатерина II:

Представление о внешнем облике трипольцев дают их изображения, восстановленные по сохранившимся черепам и антропоморфной пластике (рис. 23.) [33, 208]. Они показывают сходство трипольцев с индейцами майя. Можно найти также некоторые общие черты в их культурах. Возможно, малоазийские предки трипольцев были уплывшими на Запад изгнанниками с Американского континента, часть которых вытеснили более поздние пришельцы (монголоидной расы). Об этом говорится в одном из преданий американских индейцев. В преданиях других народов содержатся сведения о переселении народа майя с Востока в Бирму, Индию и далее на Запад, вплоть до Верхнего Египта. Их приводит Джеймс Черчвард в книгах «Древний континент My» и «Дети My» [83; 84].

Глава 4 ИНДОЕВРОПЕЙЦЫ, АРИИ И ВРАТЬИ

1. Индоевропейцы

Понятие «индоевропейские народы» было введено лингвистами на основании близости их языков. К индоевропейским относят почти все европейские народы (за небольшим исключением), а также ряд азиатских (персы, афганцы, индусы и др.). Лингвисты выдвинули концепцию о существовании в глубокой древности (не менее 6 тысяч лет назад) единого народа-пращура, от которого все они произошли.

Языком этого народа поначалу считали санскрит, на котором в Индии были записаны Веды, и где называли этот народ ариями (что переводится как благородные). Позже исходный язык стали восстанавливать независимым методом, по общим корням и грамматическим правилам, сохранившимся в языках всех индоевропейских народов, а от называния арии отказались, вероятно, из-за его дискредитации фашистами.

На основании различий между индоевропейскими языками было построено хронологическое дерево расхождения индоевропейских языков и народов в связи с их расселением по Земле. Считают, что широкая экспансия индоевропейцев была обусловлена их воинственностью и одомашнением коня – эффективного средства для передвижений и сражений. К отысканию прародины народа-пращура и соответствующей ему археологической культуры вслед за лингвистами подключились историки и археологи. При этом вопреки ожиданиям, задача не упростилась, а усложнилась. В поиске местоположения прародины индоевропейцев ученые столкнулись с непреодолимыми трудностями.

По различным данным, ее находили в местах, далеко отстоящих друг от друга. Так, по ведическим, авестийским и скандинавским преданиям, она размещалась на Крайнем Севере, где были ледяные горы, северные сияния, полярные дни и ночи (на крайнем же севере древние греки помещали страну гипербореев, людей, любимых богами, учителей мудрости).

По данным о приручении коня прародина индоевропейцев должна была находиться в Северном Причерноморье. По лингвистическим данным, одни исследователи размещали ее в лесной полосе Европы, другие – в Малой Азии. Мнения различных исследователей о том, какую культурно-историческую общность следует отнести к индоевропейской, приводятся в коллективном труде «Давня iсторiя Ук-раiни» [45, 300-307].

Украинский археолог В.Н. Даниленко считал, что индоевропейская общность скотоводов сложилась в X-VII тыс. до н.э. на рубеже Европы и Азии, которая к концу VI тыс. до н.э. сместилась на запад и была представлена носителями культур сурско-днепровской и буго-днестровской, а затем линейно-ленточной керамики. Первый период индоевропеи-зации Европы он связывал со среднестоговской культурой, а на юге – с нижнемихайловской, усатовской и кеми-обин-ской культурами (IV тыс. до н.э.) [59].

Американка М. Гембутас придерживается мнения близкого В.Н. Даниленко. Она считает центром формирования индоевропейцев степи между Доном и Уралом, а протоиндо-европейцами носителей культуры курганной традиции. По ее мнению, они уже в V тыс. до н.э. вторглись на Балканы.

К курганной культуре было приобщено население практически всех энеолитических культур и ямники. С появлением воинов курганных культур были разрушены поселения всех земледельческих культур. Они докатились до Закавказья, Анатолии, Центральной Европы, а в конце – до Эгейского и Адриатического регионов, Сирии, Палестины и даже Египта (уже в середине III тыс. до н.э.) и сформировали в Европе, на Балканах и в Малой Азии новые культуры.

Английский исследователь К. Ренфрю считал, что праро– ' дина индоевропейцев находилась в Центральной и Восточной Анатолии, откуда они, начиная с VII тыс. до н.э. стали постепенно проникать в Эгеиду, Грецию, потом в Подунавье, в Центральную Европу и на восток – на Украину. Диффузия на северо-запад и северо-восток этого населения, принесшего скотоводство и земледелие и имевшее плотность в 50 раз большую, чем местное, происходило со скоростью 1 км в год. Примерно за 1500 лет земледельческо-скотовод-ческая культура и индоевропейский язык из Анатолии достигли Северной Европы. Таким образом, К. Ренфрю идентифицировал индоевропейцев с предками трипольцев.

Авторы книги «Давня iсторiя Украiни» видят индоевропейцев в носителях среднестоговской культурно-исторической общности: «Из обзора представленной в соответствующих разделах общей картины развития культур эпохи энеолита этого времени к такой общности могли принадлежать только среднестоговские племена, а тем самым и их предки» [45, 307].

Каждый из вышеуказанных авторов приводит убедительные аргументы в защиту своей точки зрения, которая, тем не менее, подвергается справедливой критике со стороны оппонентов. В чем же дело?

Может быть, неверна исходная посылка, что множест– . во ныне существующих индоевропейских народов исконно составляли единую монолитную общность, которая с конца IV тысячелетия до н.э. начала распадаться и этот процесс идет до сих пор?

По нашему мнению, неоднозначность в определении прародины индоевропейцев обусловлена тем, что индоевропейская общность сложилась из нескольких этносов, которые длительное время жили в разных местах, вели различный образ жизни, отличались верованиям и нравами и, вероятно, говорили на разных языках. Встретились же они в IV-V тысячелетии до н.э. на территории Украины.

От идеи существования единого праязыка для всех индоевропейских народов, следует отказаться. Она, по-видимому, несостоятельна. Новые языки могут образоваться не только в результате распада единого праязыка, но и в результате объединения различных языков. ЮА Шилов по этому поводу пишет: «Используя лексику и грамматику санскрита и древних языков иранцев, греков, италийцев, германцев, славян, литовцев, А. Шлейхер основывался на теории Дарвина, рассматривая означенные языки как ответвления праязыка гипотетического пранарода (индоевропейцев). Вопреки такому подходу, А.А. Потебня обосновал понятие «языковой системы», которое предусматривает взаимосвязи как родственных, так и не родственных по своему происхождению народов» [26, 230-231].

В формировании индоевропейских этносов участвовали: жители средней полосы Европы (лесные собиратели-охотники-рыболовы); жители восточно-европейских степей (охотники и скотоводы-кочевники) и этнос, пришедший в Европу из Малой Азии в VI тысячелетии до н.э. (оседлые скотоводы и земледельцы). Кроме них, по сохранившимся преданиям, в формировании индоевропейской общности принимал участие также четвертый полумифический североевропейский этнос. Его под разными именами (гипербореев, ариев, фризов и др.) знали многие народы земли, как народ, любимый богами, совершенный физически и нравственно. Греки считали, что от выходцев из этого народа Абариса и Аристея они получили мудрость. Персы и индусы считали этот народ своим предком, которому Йима или Рама, соответственно, дали арийские законы и веру. К сожалению, этот народ, по-видимому, оказавший большое влияние на культуру всех народов земли, а особенно индоевропейских, не идентифицирован исторической наукой.

Кроме того, в XIII веке до н.э. Северное Причерноморье оккупировали египтяне, чьими потомками от местных женщин были многочисленные киммерийцы, от которых произошли еще более многочисленные кельтские племена.

Следуя указанной версии, попытаемся восстановить картину формирования индоевропейской общности и проверить: не противоречат ли ей археологические данные?

Пришельцы из Малой Азии (пеласги, поляне) на пути своей миграции с Балкан встретились на северо-востоке с лесными собирателями-охотниками-рыболовами (боратами). Несмотря на различия в нравах и обычаях, их соседство было мирным и не исключало смешения. Это отмечают археологи: «Что касается распространения трипольцев в Среднем Поднепровье, то они в течение всего времени контактировали с местным населением днепро-донецкой неолитической культурной общности, основой хозяйства которой были охота, рыболовство и собирательство. Часть их была, вероятно, ассимилирована, другая осталась на той же территории, сохраняя традиционный способ хозяйствования и занимая другую экологическую нишу.

О том, что какая-то часть неолитического населения влилась в состав трипольцев, может свидетельствовать могильник на окраине поселения в Чапаевке (южная окраина Киева). Здесь выявлено 31 захоронение – телоположе-ние, вытянутое головой на запад, ногами к реке, частично окрашенное охрой, то есть по неолитическому обряду. Девять из них сопровождались трипольской посудой, орудиями труда из кремния и трипольской антропоморфной статуэткой» [45,242-243].

Мирными были также контакты трипольцев с охотниками-скотоводами западной части Причерноморских степей, которых они ассимилировали: «До прихода трипольцев доживают и носители буго-днестровской культуры на Южном Буге. Во второй четверти IV тыс. до н.э. они, по-видимому, были ассимилированы пришельцами» [45, 175].

Постепенно трипольцы заняли все правобережье Борис-фена (но не Днепра, трассы их русел ниже Черкасс, как было показано в главе 2, существенно отличались). В то же время с востока на запад продвинулись племена степных охотников-скотоводов хвалынско-среднестоговской культурно-исторической общности (КИО) [33, 248]. Левобережье Борис-фена заняла входящая в нее среднестоговская КИО, включающая: скелянскую, квитнянскую, дереевскую культуры, стоговскую и молюховобугорскую группы памятников. Занимались они, в основнохМ, охотой и скотоводством. Древняя охота, в отличие от современной, была опасным занятием, своеобразным состязанием человека со зверем. Она требовала смелости, силы, ловкости, быстроты реакции, владения оружием. «Планиграфический анализ распределения остатков охотничьей добычи между обитателями жилищ показал, что туши забитых животных распределялись между всеми хояйственно-бытовыми комплексами, что, очевидно, следует связывать с коллективными способами охоты на тура и коня, промысел которых в одиночку был очень опасным» [45, 143].

Коллективная охота требовала четкого управления и дисциплины исполнения. В охотничьем обществе, как в стае хищников, устанавливалась жесткая иерархическая система подчинения. Постоянные убийства живых существ порож-" дали жестокость. Подобные же «ковбойские» качества требовались и от владельцев стад полудикого скота, выпасаемого на открытых пространствах. От этих качеств зависело благополучие племени, и они культивировались.

Поскольку культивировавшиеся качества более присущи мужчине, охотничье-пастушеское общество было патриархальным. Соседство степных пастухов-охотников и трипольцев, народа, ничем не похожего на них: женоуправ-ляемого, живущего в достатке и относительном комфорте, сытого, мирного и изнеженного, обещало стать проблематичным для последнего.

О характере первой встречи этих этносов специалисты свидетельствуют: «Их отношения сложились, наверное, не лучшим образом, и трипольцы были вынуждены отойти несколько севернее, освоить район Правобережья между речками Стугна и Тетерев, а также Левобережье от устья Тру-бежа до Остра на севере» [45, 242-243]. Это видно на карте, рис. 24. [45,284].

Различия в видах хозяйственной деятельности не должны были стать препятствием для мирного сотрудничества этих этносов, напротив, могли способствовать его развитию. Другое дело, различия в укладах общественной жизни, в психологии людей, в верованиях, определяющихся их психологией либо определяющих ее. Даже в наше время формально признанных общечеловеческих ценностей эти различия порождают непримиримые конфликты. Развитие отношений между столь различными этносами, встретившимися на берегах Борисфена. могло пойти в двух разных направлениях: вражды и столкновений, в которых верх, несомненно, одержали бы воинственные и амбициозные степные охотники, и сделали бы прочих, особенно трипольцев, своими данниками и даже рабами; либо сотрудничества с последующей интеграцией в единое общество. Но для этого на смену различным законам бытия и верованиям этих народов должны были бы прийти единые.

Рис. 24. Памятники культур эпохи энеолита конца IV– первой половины IIIтысячелетия до н. э. I– культуры воронковидных кубков; II – позднего этапа триполъской культуры; III– дереевской культуры; IV– квитнянской культуры; V– нижнемихайловской культуры; VI– животиловско-волчанской группы; VII– репинской

Культуры

2. Арии

Основу для формирования единой общности из столь различных этносов давала арийская религия. Ее, согласно ведическим преданиям, более чем за три тысячи лет до н.э. принес людям Рама.

Суть арийской религии наиболее системно изложена в Законах Ману, этой арийской Библии. В социальном плане ее основные положения следующие.

Арийское общество разделяется на четыре варны: три дважды рожденных – телесно и от духа, и четвертую, низшую варну, – рожденных только телесно. К первым трем относятся: брамины (учителя и священнослужители); кшатрии (чиновники, воины, цари); вайшьи (земледельцы, скотоводы, ремесленники, купцы). К четвертой – шудры (слуги). Каждая из варн должна выполнять свои, четко определенные обязанности: брамины – обеспечивать нравственное воспитание и просвещение народа; кшатрии – порядок внутри общества и его защиту от внешних врагов; вайшьи – материальное благополучие общества.

На доходы вайшьев налагался налог (по нынешним меркам весьма умеренный – не более 8%). Кшатрии содержались на налоги, которые платили вайшьи. Брамины же должны были существовать только за счет доброхотных подаяний людей других варн. Стремление вайшья к творчеству и богатству, кшатрия – к власти и военным подвигам, брамина – к мудрости и аскетизму поощрялось арийской религией. Но служение кшатрия считалось более высоким, чем вайшья, а брамина – более высоким, чем кшатрия.

Кшатрии осуществляли светскую власть, брамины – духовную, которая почиталась как высшая, божественная власть. И брамины, чье материальное положение зависело от отношения к ним всех прочих, считались высшей кастой. Они были хранителями арийского учения, учителями и наставниками для всех остальных. Идейное подчинение всех каст требованиям браминов облагораживало арийское общество, предохраняло от проявлений эгоизма: воинов от жестокости, чиновников от злоупотребления властью, тружеников от жадности, слуг от нерадивости.

Каждый арий должен был стремиться к духовному росту и первую часть своей жизни (до 25 лет) посвящать изучению арийского учения под руководством браминов, а в дальнейшем добросовестно выполнять обязанности, предписываемые арийскими законами, и по всем сомнительным вопросам консультироваться с браминами. Принадлежность к той или иной варне считалась наследственной, и межвар-новые браки запрещались, так как при них становились неопределенными обязанности потомства. В другую варну человек мог перейти при очередном рождении. Это зависело от его склонностей и деяний в предыдущих жизнях.

Трудно сказать, как определялась принадлежность людей к той или иной варне первоначально, при обращении в арийскую веру: индивидуально или в зависимости от принадлежности к тому или иному этносу. Но можно определенно сказать, что на роль кшатриев более всего подходили степные охотники и скотоводы, а трипольцы – на роль вайшьев. Лесные же собиратели, бораты, не стремившиеся ни к богатству, ни к власти, при соответствующем обучении подошли бы на роль браминов. Не случайно наследников гиперборейских жрецов называли Бореадами [26, 265]. Следует отметить, что трипольцы, благодаря производительному способу хозяйствования, превосходящему присваивающий способ, который вели лесные собиратели и охотники, во много раз превышали их по численности (по некоторым оценкам в 50 раз). Свидетельством тому могут быть огромные трипольские поселения, число жителей в которых достигало 8-14 тысяч.

Конечно, при принятии арийской религии каждый из трех этносов должен был в чем-то измениться и чем-то поступиться. По гуманистическим принципам арийская религия была близка к христианской. Она осуждала насилия и убийства не только людей, но даже животных, и в качестве наиболее суровых наказаний предлагала заключение в тюрьму и изгнание. Как справедливо отмечает ЮА Шилов: «Никакая иная в мире культура не сотворила столь глубокой, жизненно важной, всеобъемлющей и дееспособной основы… Принятие затем христианства (а по сути,– возрождение исконно присущего именно индоевропейцам института Спасительства) воистину явилось спасением из этого смертоносного тупика» [26, 298-299].

Согласно индийским преданиям, Рама, а позднее (5 тысяч лет назад) Кришна, проповедовали арийское учение на территории Индии. Но это не согласуется с данными истории и археологии, по которым арии пришли в Индию откуда-то с севера намного позже этого времени (во II тыс. до н.э.). Это дает основания предполагать, что дело происходило на их прародине в Европе и, скорее всего, в том месте, где сошлись три европейских этноса – на берегах Бо-рисфена. К такому же выводу пришел ЮА Шилов, изучая символизм курганных захоронений Поднепровья [26, 227]. Сами курганные насыпи оказались арийскими символами. «Вопрос о необходимости тщательного исследования курганной насыпи был поставлен лишь вначале 60-х годов и впервые решен ЮА Шиловым, открывшим в «кучах земли» гигантские символы… Главное, что освоение насыпи сделало курган цельным научным источником – и позволило приступить к массовым расшифровкам отраженных в этом источнике мифоритуалов. Параллельно осуществлялось их сопоставление с теми, которые запечатлены в Ригведе и других литературных памятниках… Комплексные, а тем более отдельные, соответствия именно этим представлениям были обнаружены Шиловым, а потом и другими археологами во многих древнейших курганах Степного Поднепровья и прилегающих к нему областей» [26, 251-252].

По-видимому, в связи с принятием арийской религии некоторое время спустя отношение степных охотников и скотоводов среднестоговцев к трипольцам меняется. Они перенимают опыт хозяйствования последних: «Позднейшие среднестоговцы, живущие в лесостепи, перестраивают свое хозяйство, отдавая предпочтение земледелию. В Поднепро-вье они частично сливаются с трипольцами, в результате чего появляются так называемые памятники софиевского типа» [45, 243]. Одним из археологических памятников объединения вышеуказанных этносов в единый народ является Краснохуторский могильник в Киеве. Найденное в нем на ряду с предметами трипольской культуры оружие, как и наличие самого могильника, особенно курганного типа, не были характерны для трипольцев. «Для раннего, среднего и начала позднего этапов развития культуры (трипольской) могильники неизвестны. Выявлено лишь несколько захоронений – трупоположения и трупосожжения… Эти захоронения справедливо считаются жертвенными и не могут характеризовать обряд захоронения трипольцев как таковой. Таким образом, обряд захоронения трипольцев фиксируется лишь на позднем этапе, когда они начинают интенсивно смешиваться с иноэт-ничным населением, утрачивают этническую чистоту и некоторые традиции, приобретая одновременно новые, даже в такой консервативной сфере, как идеология» [45, 355-366].

Позже подобные смешанные культуры появились также в районе Черкасс и южнее по обе стороны Борисфена. На юге взаимопроникновение трипольской и степной культур и возникновение синкретических сообществ арийского характера демонстрируют памятники усатовского типа… У усатовцев при сохранении трипольского характера бытовых вещей, формы посуды и орнамента, исчезают культовые женские статуэтки.

Рис, 25. Изделия усатовского типа

Рис, 26. Изделия из Дереевки

«Стали угасать и традиции матриархата: усатовско-ма-яцкие статуэтки преимущественно мужские, фактические» [26, 245]. Усатовские фактические изображения (рис. 25.) [33, 289], подобны явно фактическим дереевским (рис. 26.) [45,290]. Однако некоторые исследователи по инерции продолжают считать их стилизованными женскими фигурками, усматривая в них какие-то женские черты.