Текст книги "Новичок"

Автор книги: Виктор Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– У нас в штабе? – Масляев почесал затылок. – У нас в штабе, вероятно, есть. Наверное даже есть. В следующий раз обязательно принесу. – И после небольшой паузы: – Ну, так как же жизнь?

– Жизнь? Да понемножку. Загораем на зимнем солнышке.

– Правильно, так и надо… После Сталинграда можно и позагорать.

Кто-то вытащил кисет, и все по-деловому стали скручивать цигарки. Потом закурили. Казаковцев в углу возился с чайником.

– А я тут кое-что вам на память принес, – нарушил воцарившееся опять молчание Масляев. – От бывшего однополчанина, так сказать.

Он перекинул на колени планшетку, порылся в ней, вынул оттуда книжечку и протянул ее Шушурину. Тот осторожно, двумя пальцами, взял ее.

– Тут несколько довоенных рассказов, – сказал Масляев, – довольно слабеньких, но… В общем, почитаете – увидите.

Бойцы внимательно рассматривали книжечку, бережно передавая ее из рук в руки. Потом пили чай. Беседа не клеилась, чувствовалось, что солдаты стеснялись и не знали, как себя держать. Сагайдак, передавая Масляеву кружку с чаем, сказал:

– Не обожгитесь, товарищ подполковник, горячая.

– Какой я тебе подполковник, Сагайдак? – возмутился Масляев. – Давно ли ты меня винтовке учил?

Сагайдак смутился и ничего не ответил.

– Это все шинель виновата, – сказал Масляев. – Слишком она у меня красивая…

Все рассмеялись, как смеются шутке начальника, – ровно и сдержанно. Масляев скинул шинель, бросил ее на повозку. Потом посмотрел на часы, зачем-то надел и затянул ремень. Солдаты молча перелистывали книжку, передавая ее друг другу. В вагоне стало совсем тихо, только лошади топтались в углу.

Чтоб разрядить напряжение, я затеял разговор о том, что вот война кончится, многое забудется, сотрется в памяти и что надо было бы всем нам вести все-таки записки – кто его знает, может, еще из Шушурина или Сагайдака писатель получится, рассказать им, во всяком случае, есть о чем.

Сообразительный Казаковцев ловко подхватил эту тему и довольно забавно представил, как лет этак через десять придет он в роскошный кабинет к окруженному книгами Сагайдаку, и тот его не узнает, попросит позвонить через пару денечков, когда он освободится от спешной работы. Казаковцев когда-то занимался самодеятельностью и недурно копировал людей. Солдаты весело смеялись, не переходя, правда, границы, которую обычно охотно переходили.

Масляев сидел рядом со мной на нарах и тоже улыбался. Но по глазам его я видел, что он думает о чем-то другом.

– О чем задумались, Николай Иванович?

Он встрепенулся.

– Да так, просто… Смотрю вот на всех вас и… – Он не докончил, отвернулся и обнял за плечи сидевшего рядом с ним Сагайдака. – Расскажите-ка лучше, хлопцы, как вы там в Сталинграде без меня жили? Долго еще пришлось Мамаев чистить?

Весь последний месяц мы были заняты в основном разминированием, довольно скучной и кропотливой работой. Приходилось обшаривать буквально каждый метр усеянной металлом земли, и эта возникшая вдруг тема, связанная с воспоминаниями о том, как бойцы в озаренные ракетами ночи ковырялись в замерзшей земле, ставя мины, как будто разрядила напряженность и неловкость первых минут. Стали вспоминать всякие эпизоды, часто довольно забавные, – а недостатка в них не было, – происходившие во время выполнения заданий, вспомнили и первую масляевскую вылазку на разминирование, когда у него дрожали пальцы и он никак не мог вставить взрыватель.

– Паршивая все-таки работенка, ну ее… – вырвалось как-то неожиданно у Казаковцева, лучшего, кстати сказать, в полку, если не во всей дивизии, минера. – Бек бы их не видел…

– Работенка не из веселых, – согласился Масляев.

Сагайдак лукаво подмигнул:

– А вам что? Вон и на пальцах, гляди, уже чернила, бинтиков не надо…

– Да, превратился в канцелярскую крысу, – вздохнул Масляев. – Теперь ведь все дивизии свою историю пишут, а мне вот правь, редактируй…

– Такая уж специальность, – сказал Сагайдак. – Ничего не поделаешь.

– Ничего не поделаешь, – согласился Масляев.

– А жаль…

– Кому жаль?

– Да нам, конечно. Привыкли все-таки… Вот и газету рассказать некому. Шушурин, что ли?

Сагайдак махнул рукой и стал возиться с обмоткой. Масляев встал, прошелся по вагону, сказал «м-да…» и опять сел. Видно было, что ему хочется о чем-то рассказать или просто сказать, но он не знает, с чего начать. А может быть, и просто не уверен, нужно ли об этом говорить.

– А все-таки эти две недели недаром прошли, – сказал я, чтоб как-то подтолкнуть его. – И минировать теперь научились, и НП делать, и…

Я на секунду остановился, вспоминая, чем еще приходилось заниматься Масляеву.

– И?.. Доканчивайте.

– Ну, и вообще стали заправским сапером.

Он опять встал.

– Нет. Не то… Не сапером я стал… Больше… Значительно больше…

Прошелся по вагону, подошел к раскрытой двери, постоял там. В черном прямоугольнике было видно, как по небу, сужаясь и расширяясь, лениво ползали лучи прожекторов. Из соседнего вагона разведчиков доносился веселый хохот – там, видно, играли в «козла».

Солдаты сосредоточенно молчали. Очевидно, до них не совсем доходило то, о чем он хотел сказать.

– А может, это самое, к медикам, что ли, сходить? – неожиданно спросил Сагайдак, взглянув на Масляева, а затем на меня.

– Зачем? – не понял Масляев.

– Ну, горючего, что ли, раздобыть малость…

Масляев как-то очень серьезно посмотрел на Сагайдака, насупил брови, но почти сразу же лицо его изменилось, и он рассмеялся.

– А может, действительно сбегать?

Я воспротивился – хватит с меня прошлых неприятностей.

– А что, действительно неприятности были? – спросил Масляев.

– Еще какие. А что, если б с вами случилось что-нибудь? Кто в ответе? Я.

– Простите тогда, христа ради. Но кто знал, что так получится. Думал, приду в полк, разыщу дежурного, представлюсь командиру полка…

– А вместо этого – кирку в руки и пожалуйте бриться, – не выдержал и прыснул Сагайдак. – У нас дело просто. Без лишних разговоров.

– Какие там разговоры, никто тебя не слушает, кричат. Хотел я сказать – виноват, уважаемый товарищ, но я пришел, как у нас говорят, ознакомиться, а вовсе не атаки там отбивать или землю рыть. Так даже рта не дали открыть. Шагом марш, и все…

Все рассмеялись.

– Сами виноваты. Надо было на следующий день поговорить, – сказал я, чтоб как-то оправдать свое поведение. – После передовой, когда все успокоилось. Почему не пришли?

Масляев развел руками:

– А черт его знает… Постеснялся, что ли…

Где-то далеко на станции прогудел паровоз.

Масляев шагнул к фонарю и посмотрел на часы:

– Батюшки, заболтался!

Он стал искать шинель, потом крепко пожал всем руки и выскочил из вагона:

– Не поминайте лихом!

Держась за поручень, он посмотрел вверх, на нас:

– Так если опять появлюсь у вас, не прогоните?

– Каждому новому бойцу рады, сами знаете, – сказал я.

– Ну, смотрите же!

Масляев рассмеялся, махнул рукой и скрылся в темноте.

Укладываясь спать, Сагайдак долго возился, кряхтел, чиркал спичками, вздыхал, а когда я цыкнул на него, мрачно взглянул на меня и сказал:

– Напрасно вы меня не пустили, товарищ инженер.

– Куда?

– Да к медикам…