Текст книги "Пересвет. Инок-Богатырь против Мамая"
Автор книги: Виктор Поротников
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
В конце марта пришел выкуп за Василия Иоанновича, которого тевтонцы без промедления отпустили на волю.
Пересвету было известно, что в соседнем замке томятся в неволе около четырех сотен литовцев и жемайтов, угодивших в плен в ходе сражения на реке Рудаве. Через того же Василия Иоанновича Пересвет узнал, что Ольгерд и Кейстут торгуются с крестоносцами, желая вызволить из плена своих людей и при этом не желая выплачивать немцам слишком большой выкуп. На время ведения этих переговоров Ольгерд и Кейстут заключили перемирие с Тевтонским орденом.
Когда Василий Иоаннович покинул Рудавский замок и уехал на Русь, все нужные ему сведения Пересвет стал узнавать от Эггона и Гертруды, с которыми у него сложились дружеские отношения.
При посредстве Василия Иоанновича Пересвету и Будивиду удалось связаться со своими родичами в Брянске, которые тоже известили власти ордена о своей готовности выплатить за них выкуп. Пересвет помимо этого узнал, что его отец сумел выйти живым из сечи на реке Рудаве. Порадовался и Будивид, узнавший, что его брат Ердень и племянник Кориат также сумели уйти за Неман вместе с поредевшими полками Ольгерда и Кейстута.
В апреле лекари сняли с Пересвета ремни и повязки, так как его рана затянулась, а ключица срослась. Поднялся на ноги и Будивид, почти оправившийся от своих тяжелых ран. Теперь Будивид, как и Пересвет, днем или вечером частенько выходил на прогулки во внутренний двор крепости. Если в дневное время Пересвет охотно составлял компанию Будивиду, то по вечерам он предпочитал уединяться где-нибудь с Гертрудой. За два месяца пребывания в плену Пересвет уже мог довольно сносно изъясняться по-немецки, вполне обходясь и без помощи ворчливого Будивида.
Однажды застав Пересвета и Гертруду целующимися в крепостной конюшне, Будивид не преминул при случае напомнить своему юному собрату по несчастью о невесте, которая ждет его в Брянске.
«Неужто ты уже позабыл про красавицу Чеславу, младень? – попенял Пересвету Будивид. – Неужто променял ее на прелести смазливой немки, которая и речи-то славянской не разумеет! Греховодничаешь и в ус не дуешь, дурья башка! Немцы нам враги испокон веку, а ты с немкой путаешься, ласки ей даришь. Увидели бы сие непотребство твой батюшка и отец Чеславы, что бы они сказали на это?»
Пересвету стало стыдно перед Будивидом. Он и впрямь очень редко вспоминал про Чеславу. Заботливая и ласковая Гертруда с некоторых пор целиком завладела всеми его помыслами.
Часть II
Глава первая Ансельм фон Райс
В начале мая лекари переселили Пересвета и Будивида в небольшое отдельное помещение, расположенное на втором этаже замка близ главной башни. В комнате с довольно низкими закругленными сводами было два ложа, сундук для платья, стол и два стула. На дощатом полу была расстелена порыжевшая от времени медвежья шкура. Из единственного узкого окна, похожего на бойницу, открывался вид на реку Рудаву и на лесную чащу, раскинувшуюся на другом берегу. На ночь, чтобы не донимали комары, окно можно было закрыть деревянным ставнем.
Неуемный Будивид, едва вселившись в эту каморку, сразу начал придумывать способ, как бы сбежать из Рудавского замка. Он говорил Пересвету, мол, немцы могут заломить такой большой выкуп за них, что на сборы денег может уйти полгода и дольше. «А мне эта неволя опостылела дальше некуда! – злился Будивид. – Опять же, брат мой выплатит тевтонцам серебро за меня, а потом станет меня же попрекать этими деньгами. Скажет, я тебя из плена вызволил, так ты должен мне вдвое возместить мои убытки. Такого скрягу, как Ердень, еще поискать!»
Гуляя по крепостному двору и в нижних переходах замка, Будивид случайно нашел оброненный кем-то нож. Он принес его в каморку и спрятал в расщелине под порогом. Вернувшись с другой прогулки, Будивид показал Пересвету обрывок толстой веревки длиной в сажень. Веревку он спрятал под медвежьей шкурой. Теперь по ночам Будивид точил нож маленьким осколком гранита и рвал на ленты свой плащ, сплетая из них веревку. Будивид поделился с Пересветом своим замыслом побега. Он намеревался смастерить длинную веревку, чтобы по ней ночью спуститься с крепостной стены в ров, заполненный водой. Будивид уже знал распорядок смены стражи на крепостных стенах и башнях. Он собирался пробраться на северную стену замка сразу после полуночи, когда начальник гарнизона заканчивает обход караульных. На вопрос Пересвета, как им удастся выйти из каморки, если на ночь их запирают на засов, Будивид хитро подмигнул юноше.
– Вот тут нам и пригодится твоя немка, приятель, – усмехнулся он. – Назначишь Гертруде свидание на поздний час, она и отопрет дверь нашей темницы. Ей ведь это не составит труда.
– А что потом? – волнуясь, спросил Пересвет. – Гертруда непременно поднимет тревогу, коль увидит, что мы с тобой вознамерились бежать из крепости.
– Не беспокойся, дружок, – хищно ухмыльнулся Будивид, пробуя пальцем острие ножа. – Гертруда и пикнуть не успеет, не то что сообразить, куда мы собрались.
– Так ты хочешь убить Гертруду?! – возмутился Пересвет. – И это после всего того, что она для нас сделала! Какой же ты христианин после этого?! Ты просто неблагодарная свинья, боярин!
– Что, петушок, распробовал прелести Гертруды и теперь корчишь из себя эдакого святошу! – злобно набычился Будивид. – Может, ты и вовсе намерен остаться здесь, чтобы и дальше миловаться со своей ненаглядной Гертрудой. Я гляжу, ты сильно присох к этой смазливой немочке. Может, ради нее и в латинскую веру перейдешь, а?
– От православной веры я отрекаться не собираюсь, – звенящим голосом произнес Пересвет, – но и жизнью Гертруды жертвовать не стану ради нашего побега. Такой грех я на душу не возьму. Запомни это, боярин.
– Запомню, касатик. Крепко запомню! – мрачно промолвил Будивид, с неприязнью глядя на Пересвета. – Эх ты, дурень!
После этого разговора Будивид больше не откровенничал с Пересветом, хотя продолжал по ночам плести свою веревку. Он не собирался отступать от задуманного, не скрывая того, что если и совершит побег из крепости, то один, без Пересвета.
Дни проходили за днями, а Будивиду никак не удавалось придумать какой-то новый способ ночного побега из Рудавской крепости. Поэтому он волей-неволей опять стал склонять Пересвета к тому, чтобы тот пожертвовал Гертрудой ради их свободы. Желая пробудить в Пересвете ненависть к немцам, Будивид с утра до вечера рассказывал ему о жестокостях, кои творили тевтонцы при покорении пруссов и куршей. Не забывал Будивид и про недавние бесчинства крестоносцев, совершенные ими в Литве и Жемайтии. «Тевтонцы постоянно твердят, что несут на земли Прибалтики светоч веры Христовой, а на деле они сеют смерть и страдания среди литовских племен, – молвил Будивид. – На жемайтов, земгалов и латгалов тевтонские рыцари смотрят, как на диких зверей. Немцы хотят истребить поголовно эти племена, как в свое время они уничтожили куршей!»
Пересвет сознавал, что Будивид говорит ему правдивые вещи. Он и сам видел пепелища литовских селений, сожженных крестоносцами дотла. А об ужасной участи пруссов можно было судить по тому, что ныне они были заняты самой грязной и тяжелой работой по воле своих завоевателей-немцев. В Рудавской крепости батраки-пруссы чистили сточные канавы, крутили тяжелые мельничные жернова, вывозили из конюшен навоз, мостили камнем главную крепостную площадь и прилегавшие к ней переулки… Даже внешний вид пруссов говорил о том, насколько тяжела и безрадостна их жизнь. Одежда пруссов представляла собой грязные лохмотья, на ногах у них были лыковые опорки или башмаки из грубой свиной кожи, они носили длинные волосы и бороды, чаще всего лохматые и давно не мытые. Разговаривать на родном языке пруссам было строго-настрого запрещено, тевтонцы принуждали их изъясняться только по-немецки. Пруссам было запрещено иметь много детей, обучаться грамоте, заниматься торговлей, покидать даже ненадолго свои деревни. Многие пруссы вообще не имели жен, так как тевтонцы имели обыкновение обращать в рабство прусских девушек, едва те выходили из отроческого возраста, и угоняли их в свои города и замки. Там дочери пруссов постепенно забывали родной язык и обычаи предков, становились христианками и рожали детей от своих немецких господ.
– Гляди, гляди, приятель! Вот оно – благо, принесенное немцами в Пруссию и превратившее здешнее коренное население в рабов! – назидательно шептал Будивид Пересвету во время очередной прогулки по крепости, когда у них на пути оказывались батраки-пруссы, месившие глину голыми ногами или таскавшие на спине тяжелые камни. – Ты, дружок, вспоминай об этом, когда станешь обнимать и целовать свою Гертруду.
В душе у Пересвета бушевал хаос из самых противоречивых чувств. Он понимал, что немцы – враги не только литовцам, но и русичам, ведь крестоносцы в прошлом не единожды покушались на земли Пскова и Новгорода. Более того, ливонские рыцари отвоевали у псковичей часть земель у Чудского озера и захватили старинный русский город Юрьев, переименовав его в Дерпт. Все попытки отнять эти земли у немцев завершились крахом и для новгородцев, и для псковичей, и для суздальских князей. Пересвет был готов и дальше воевать с крестоносцами на стороне литовских князей, ему бы только вырваться из плена! Однако при этом в сердце у Пересвета никак не разгорался огонь неприязни к Гертруде. Красивая белокурая немка не скрывала своих чувств к Пересвету, искренне желая, чтобы он остался с нею навсегда. Пересвет сознавал, что он запутался в этих любовных сетях, что разорвать их одним решительным усилием, как советует ему Будивид, у него не хватит силы воли. Пересвет терзался днем и ночью, и все же он не мог пойти на убийство Гертруды ради бегства из плена, как ни уговаривал его Будивид.
В конце концов, Пересвет и Будивид окончательно разругались. Лекарь Карл Уммель очень удивился, когда Пересвет обратился к нему с просьбой, чтобы тот переселил его в другое помещение. Пересвет обосновал это тем, что Будивид якобы сильно храпит по ночам и мешает ему спать. Для Карла Уммеля давно не было секретом то, что Пересвета и Гертруду связывают любовные отношения. Лекарь пошел навстречу Пересвету, решив, что истинная причина такого желания русича – это иметь возможность чаще видеться по ночам с Гертрудой. Карл Уммель поместил Пересвета в комнату, куда должен был вселиться новый капеллан здешнего церковного прихода и которая пока пустовала. При этом Карл Уммель заставил Пересвета поклясться на Библии, что он не сбежит, поскольку дверь в эту комнату не имела внешних запоров.
«Впрочем, как я понимаю, отныне вместе с тобой будет почивать на одной постели прелестный страж с длинными белокурыми волосами, – заметил Карл Уммель, с добродушной улыбкой похлопав Пересвета по плечу. – И в этом нет греха, друг мой, ведь любви покорны даже князья и короли! Любовь правит миром!»
Будивид был не просто возмущен таким поступком Пересвета, но даже посчитал это предательством. Он перестал здороваться с Пересветом и всячески избегал его, когда выходил из своей каморки подышать свежим воздухом.
Вскоре Будивид исчез из крепости среди бела дня самым загадочным образом. Лекари и стражники хватились Будивида, когда он не пришел на вечернюю трапезу. Была немедленно объявлена тревога, воины местного гарнизона обшарили все помещения, подвалы и закоулки в Рудавском замке, но Будивид так и не был найден ни живым, ни мертвым. Но уже на другой день стало понятно, что Будивид сбежал, взяв в сообщники одного из батраков-пруссов. Этот батрак жил в замке, занимаясь починкой телег и ушатов, кроме этого он каждый день вывозил из крепости бочки с помоями. Будивид каким-то образом сговорился с этим прусским батраком, видимо, пообещав ему щедрую награду. Спрятавшись в одной из помойных бочек, Будивид незаметно выбрался из крепости, так как стражники у ворот брезговали поднимать деревянные крышки на вонючих бочках, хотя были обязаны это делать. Отъехав от крепости подальше и очутившись в лесу возле оврага, куда обычно сливали нечистоты, Будивид и его сообщник выпрягли из повозки лошадей, сели на них верхом и окольными лесными дорогами поскакали на восток. Погоня, снаряженная за беглецами начальником гарнизона Рудавского замка, не смогла их настичь и ни с чем вернулась обратно.
*
Спустя две недели после бегства Будивида лекарь Карл Уммель вызвал к себе Пересвета и сказал ему, что с ним желает побеседовать знатный рыцарь Ансельм фон Райс, приехавший в Рудавский замок из Мариенбурга. При этом лекарь сообщил Пересвету, что этот рыцарь и взял его в плен, одолев в поединке, предварявшем сражение на реке Рудаве. «В какой-то мере твоя дальнейшая судьба будет зависеть от милости этого рыцаря, – с загадочным намеком произнес Карл Уммель, глядя в глаза Пересвету, – поэтому отнесись со вниманием ко всему, что скажет тебе Ансельм фон Райс. И не торопись с ходу отвергать его предложения, друг мой».
Ансельм фон Райс был очень красив внешне. У него были большие синие глаза, густые золотистые брови и длинные вьющиеся волосы такого же цвета. Прямой благородный нос придавал молодому рыцарю облик прекрасного древнегреческого бога. У него не было ни усов, ни бороды. На вид ему было не более двадцати пяти лет.
Пересвет сразу вспомнил, где и когда он впервые увидел этого рыцаря. Это было во время его первого пленения, когда он очутился в стане крестоносцев. Его связанного привели к шатру великого магистра, возле которого стояли два стража и Ансельм фон Райс как начальник стражи. Уже тогда Пересвет был поражен красотой этого знатного крестоносца. Сражаясь с ним в поединке, Пересвет не мог видеть его лицо, скрытое глухим шлемом с узкими прорезями для глаз. Оказывается, этот красавчик с вьющимися волосами не только силен физически, но и весьма опытен во владении оружием! Вторая встреча с Ансельмом фон Райсом едва не стоила Пересвету жизни.
И вот судьба свела их в третий раз.
Ансельм фон Райс был приятно удивлен тем, что Пересвет за время пребывания в плену неплохо освоил немецкий язык и вполне мог обходиться без толмача. Рыцарь и пленник встретились в небольшом зале с колоннами и высокими узкими окнами, забранными буковыми рамами со вставленной в них мозаикой из разноцветного стекла. Пол в этом зале был выложен квадратными плитами из белого мрамора, стены были сложены из серого гранита. На одной из стен прямо напротив окон висели в ряд старинные гобелены, на которых искусной вышивкой разноцветными нитками были изображены сцены из крестовых походов. На гобеленах, благодаря умелым рукам златошвеек, можно было видеть крестоносцев первой волны, переваливающих через горы, скачущих в атаку на сарацин, преодолевающих раскаленные азиатские пустыни, штурмующих крепости мусульман, плывущих на кораблях по бурному морю к Святой земле…
Пересвет, сидя на стуле, внимал своему собеседнику, сидящему напротив, а сам не мог оторвать глаз от роскошных гобеленов, вернее, от изображенных на них сюжетов, показывающих извечное противостояние креста и полумесяца.
– Мне пришлась по душе твоя честность, витязь, – молвил Ансельм фон Райс. – Ты поклялся на Библии лекарю Карлу Уммелю не предпринимать попыток к бегству, перебравшись в комнату без внешних запоров, и сдержал слово. Это означает, что ты достойный христианин. Я уверен, боярин Будивид, бежавший из крепости и некоторое время деливший с тобой кров, сговаривал тебя к побегу. Однако ты не поддался на его уговоры. Почему?
– Зачем мне рисковать жизнью, ежели меня и так освободят за выкуп рано или поздно, – пожал плечами Пересвет.
– Резонная мысль! – Ансельм фон Райс покачал головой, откинувшись на высокую спинку стула. – Но ведь и за освобождение Будивида его родственники были готовы заплатить выкуп, а он все же предпочел сбежать, рискуя головой. Как это понимать?
– У Будивида брат чересчур жаден и склочен, поэтому Будивид не хотел быть ему обязанным спасением из плена, – ответил Пересвет. – Будивид слишком горд и заносчив, чтобы быть в долгу даже у родного брата. Такой уж он человек.
– Я здесь за тем, витязь, чтобы сообщить тебе, что выкуп за тебя не придет, – после краткой паузы промолвил тевтонец, с сочувствием взглянув на Пересвета. – Об этом нас известил гонец с русской стороны. По уставу ордена, пленников, за которых не выплачен выкуп, можно обменять на крестоносцев, угодивших в плен. Но на данное время никто из наших братьев не томится в неволе у литовцев. Такое может случиться не скоро, когда опять начнется война между Литвой и орденом. До той поры, витязь, тебе придется быть рабом. – Рыцарь помолчал и добавил: – Либо ты можешь подписать особую бумагу и принести присягу ордену, это избавит тебя от рабства и даже возвысит над обычными мирянами. Ты станешь полубратом согласно внутренней иерархии ордена, благо тебя крестили в купели еще во младенчестве.
– Но меня же крестил православный священник, а не католик, – пробормотал удивленный и ошарашенный Пересвет. – Я чужак для латинской церкви.
– Все мы поклоняемся Отцу Небесному, сыну Его Иисусу и Божьей Матери, и католики и православные, – с неким добрым назиданием в голосе проговорил Ансельм фон Райс. – Чужаками для веры Христовой являются язычники, вроде литовцев и жемайтов. Русь же давным-давно покончила с язычеством, заняв достойное место среди христианских государств. Русские князья испокон веку брали в жены дочерей и сестер германской знати. Вот так-то, витязь.
– Я не понимаю, отчего мои родичи отказываются вызволять меня из плена, – волнуясь, молвил Пересвет. – Тут что-то не так! В этом надо бы разобраться. Нельзя ли послать вашего гонца в Брянск, дабы разузнать все на месте, герр Ансельм?
– Что ж, витязь, я постараюсь это устроить, – сказал тевтонец, – но ты подумай над моими словами. По-моему, ты достоин лучшей доли, чем прозябать в рабстве. Я оказываю тебе покровительство, поскольку взял тебя в плен в честном поединке. Так велит мне устав ордена.
На этом беседа между Ансельмом фон Райсом и Пересветом закончилась. Перед тем как расстаться с пленником, знатный тевтонец пригласил в зал начальника местного гарнизона, которого звали Герберт фон Швайгерд. Это был уже немолодой рыцарь, заметно обрюзгший и полысевший, назначение в Рудавскую крепость стало для этого служаки понижением в карьере за какие-то прошлые грехи.
Ансельм фон Райс повелел начальнику гарнизона, уже получившему взбучку от властей ордена за побег одного из пленников, не запрещать Пересвету гулять по крепости, не запирать его на ночь и тем более не препятствовать его встречам с монахиней Гертрудой.
Герберт фон Швайгерд выслушал своего знатного гостя, выпучив от изумления глаза.
Глава вторая Гертруда
Уже на другой день после отъезда Ансельма фон Райса из Рудавского замка Пересвет случайно подслушал короткий разговор между начальником гарнизона и лекарем Карлом Уммелем. Один из помощников лекаря осматривал затянувшуюся рану на плече у Пересвета, когда за дверью комнаты совсем рядом раздались голоса Карла Уммеля и Герберта фон Швайгерда. Вернее, говорил в основном начальник гарнизона, не скрывая своего злобного раздражения, а лекарю удавалось лишь изредка вставлять краткие реплики.
– Чего вы все носитесь с этим пленным русичем! Какого черта он разгуливает по замку, как у себя дома! – злобствовал Герберт фон Швайгерд. – Молчать, когда я говорю!.. Этот русич неплохо здесь устроился, клянусь Гробом Господним! Он ест и пьет досыта, спит вдосталь на мягкой постели, имеет добротную одежду, а теперь еще и могущественного покровителя в лице Ансельма фон Райса. Этот пронырливый русич даже наложницу заимел, выбрав себе для постельных утех самую красивую из наших монахинь. Не смей меня перебивать, свинья!.. Ты слишком много о себе возомнил, лекаришка! Не забывай, твои покровители в Кенигсберге, а я тут, рядом с тобой, поэтому лучше тебе не ссориться со мной!
Излив свой гнев на старшего лекаря, Герберт фон Швайгерд зашагал дальше по коридору, а Карл Уммель, открыв дверь, зашел в комнату, где находились Пересвет и младший лекарь Эггон.
– Старина Герберт, как всегда, горячится не по делу, – усмехнулся Карл Уммель, встретившись глазами с Пересветом. – Он хочет доказать мне свою значимость, словно я не знаю про его опалу. Пусть мои покровители пребывают в Кенигсберге, но у злобного крикуна Герберта вообще нет покровителей. И этот плешивый недоумок еще смеет грозить мне!
– И все же, герр Уммель, не стоит дразнить бешеного пса, – негромко предостерег старшего лекаря Эггон. – От этого Швайгерда можно ожидать любой подлости, у него же желчь вместо крови!
– Пустое, друг мой, – беспечно отозвался лекарь, усаживаясь на стул. – Ну, как наш пленник?
– Здоров, как бык, – ответил Эггон, похлопав Пересвета по обнаженной спине.
Карл Уммель самолично ощупал плечо и ключицу Пересвета, удовлетворенно кивая головой. Когда Пересвет натянул на себя длинную льняную рубаху и стал затягивать на талии кожаный пояс, Карл Уммель предостерегающим тоном посоветовал ему впредь не гулять у ворот цитадели и вообще стараться меньше попадаться на глаза начальнику гарнизона. Пересвет понимающе покивал.
В июле произошло восстание эстов на острове Сааремаа. Ливонские рыцари, владеющие этим островом, не смогли своими силами справиться с восставшими, поэтому на помощь ливонцам двинулись корабли Тевтонского ордена с войском на борту. В августе восстание на Сааремаа было подавлено соединенными силами крестоносцев.
Среди тевтонцев, вернувшихся с этой недолгой войны, было довольно много раненых. В частности, очень тяжелое ранение получил Ансельм фон Райс. Карл Уммель и его помощники без промедления выехали в Кенигсберг, куда зашли суда с тевтонцами, пришедшие с Сааремаа. Для них там было много работы.
С отъездом Карла Уммеля из Рудавского замка Герберт фон Швайгерд стал чинить Пересвету запреты на каждом шагу. На ночь Пересвета стали запирать на замок. Его встречи с Гертрудой становились все реже, поскольку начальник гарнизона приставил ее к поварне в цитадели, куда для Пересвета не было доступа. Встречаясь с Пересветом, Гертруда жаловалась ему на домогательства похотливого и постоянно подвыпившего Швайгерда, показывала синяки на руках и бедрах, за которые тот хватал ее при всяком удобном случае. У Пересвета, слышавшего это, от бешенства кровь закипала в жилах. Он был готов своими руками задушить Швайгерда.
Однажды вечером Гертруда затащила Пересвета в свою тесную комнатку, находившуюся под винтовой каменной лестницей, ведущей на третий ярус здания.
– Сегодня во время полуденной трапезы Швайгерд проговорился своему помощнику Гаккелю, что он убьет тебя, милый, как только Ансельм фон Райс скончается от ран, – взволнованно промолвила Гертруда, схватив Пересвета за руку и глядя ему в глаза. – Швайгерду стало известно, что немецкий гонец, ездивший в Брянск договариваться о твоем выкупе, вернулся ни с чем. Твои родичи от тебя отреклись, мой любимый. По уставу ордена, тебя отныне можно убить или обратить в рабство. Если Ансельм фон Райс умрет…
– Не продолжай, милая, – прервал Гертруду Пересвет. – Мне все ясно. Жизнь моя висит на волоске.
– Тебе нужно бежать, любимый, – прошептала Гертруда на ухо Пересвету. – Бежать отсюда как можно скорее!
– Но я же дал слово… – начал было Пересвет.
Гертруда не дала ему договорить:
– Ты дал слово лекарю Уммелю, но не мерзавцу Швайгерду. Поэтому и бежать тебе нужно немедля, покуда Уммель не вернулся из Кенигсберга. Решайся!
– Я не могу тебя бросить здесь, – невольно вырвалось у Пересвета, который только в этот момент вдруг понял, насколько ему дорога эта белокурая голубоглазая немка.
– Я сбегу вместе с тобой, милый, – обронила Гертруда, обняв Пересвета. – Я хочу рожать детей от тебя, а не от Швайгерда. Мы уйдем на Русь и заживем счастливо вдали от крестоносцев и литовцев, от этих бесконечных войн между ними.
– Это легко вымолвить, но сделать очень непросто, милая, – тяжело вздохнул Пересвет, погладив свою возлюбленную по волосам.
– И вовсе нет! – Гертруда отстранилась от Пересвета и загадочно подмигнула ему. Она вновь перешла на шепот: – В крепости есть подземный ход, ведущий к реке. Я знаю, где он расположен. Этот ход давно залит почти доверху подземными водами, но пройти по нему можно. Я намеренно спускалась в это подземелье несколько дней тому назад. – Гертруда тихонько прыснула себе в ладонь. – Представляешь, выбралась оттуда мокрая по пояс, а Клариссе соврала, будто свалилась с крепостного моста в ров.
Услышав от Гертруды про подземный ход, Пересвет приободрился, его глаза оживились. Он предложил Гертруде попытаться сбежать из крепости днем, поскольку ночью его запирают на замок. Да и стража днем ведет себя беспечнее, нежели по ночам. Гертруда согласилась с Пересветом. Они решили завтра же попытать счастья в побеге.
*
Удача улыбнулась Пересвету и Гертруде с самого утра. Герберт фон Швайгерд, едва забрезжил рассвет, выехал из замка на охоту, взяв с собой всех своих слуг и собак, а также около сорока воинов, которым предстояло выступать в роли загонщиков. Накануне воинам гарнизона выдали месячное жалованье, поэтому многие из них, отстояв в карауле, поспешили в местную харчевню тратить деньги на вино и блудниц. Никто в крепости не обратил внимания на то, что Гертруда утром не появилась в поварне, а Пересвет не пришел на завтрак. Повара знали, что Гертруда еще занята работой в лечебнице, которая никогда не бывает пустой. Пересвет же и в былые дни частенько не являлся за утренней кашей, предпочитая поспать подольше.
Стражники, снявшие утром запоры с каморки Пересвета, вовсю пировали в таверне, пользуясь отсутствием в крепости начальника гарнизона. Лекарей, с которыми сдружился Пересвет и которые часто навещали его, уже почти месяц не было в Рудавском замке.
Выйдя из здания лечебницы, Гертруда и Пересвет прошли по узкому переулку между домами и крепостной стеной до мощной шестиугольной каменной башни, укрытой круглой деревянной кровлей, напоминавшей воинский шлем. Эта башня была связующим звеном между южной и западной стенами Рудавской крепости. В подвале этой башни и находился спуск в подземный коридор.
Пересвет и его спутница подняли тяжелую дубовую крышку и спустились по деревянной лестнице на самое дно глубокого колодца, стенки которого были выложены камнем. Они очутились почти по пояс в воде. В одной из стенок колодца имелся узкий дверной проем, за которым собственно и начинался подземный ход. Прежде чем нырнуть в холодный сырой непроглядный мрак, Пересвет зажег с помощью огнива пучок сена, от которого он запалил факел. Этот факел Пересвет смастерил ночью, намотав на сухую палку лоскутья от старой рубахи и кусок просмоленной веревки.
Подземный коридор оказался довольно высоким, так что факел можно было держать над головой, однако в ширину подземный ход был настолько узок, что идти по нему можно было лишь друг за другом. Пересвет шел впереди, освещая факелом себе путь и касаясь левой рукой холодной склизкой каменной стены. Гертруда шла сзади, уцепившись одной рукой за плащ Пересвета. Они углубились в мрачное узкое подземелье всего на полсотни шагов, чувствуя, что пол у них под ногами проложен с небольшим уклоном. Вода доходила им уже до самых локтей. Еще шагов через тридцать черная холодная вода скрыла Пересвета и Гертруду по грудь. Гертруде стало страшно.
Видя, что Пересвет намерен идти и дальше, она жалобно простонала:
– О милый, давай лучше вернемся! Я совсем закоченела!
Пересвет оглянулся и ободряюще кивнул Гертруде.
– Потерпи, голубка моя, – сказал он. – Пройдем дальше еще немного, вернуться мы всегда успеем. Держись за меня крепче!
Неизвестно, сколько минут Пересвет и Гертруда брели по грудь в воде, видя впереди лишь темноту залитого водой подземелья, а у себя над головой темный земляной свод, озаренный рыжим мерцающим светом горящего факела. Когда вода дошла Гертруде до горла, она невольно издала испуганный отчаянный возглас, хотя и продолжала идти следом за Пересветом.
Наконец Гертруда остановилась, поскольку вода скрыла ее до самого подбородка. Пересвет непреклонным голосом заявил своей возлюбленной, что назад им пути нет.
– Я сейчас присяду, а ты обхватишь мою шею руками, – сказал Пересвет Гертруде. – Факел нам придется бросить.
– Лучше воткни его в стену в расселину между камнями, – стуча зубами от холода, проговорила Гертруда. – Ежели впереди воды будет до самого потолка, мы поплывем обратно к этому огоньку.
– Ты умеешь плавать? – удивился Пересвет.
Гертруда молча кивнула.
– Тогда нечего говорить о возвращении, милая, – решительно промолвил Пересвет. – Будем плыть вперед, покуда не выплывем из этого подземелья. Где-то же должен быть выход!
Оставив факел воткнутым в стену, русич и немка прошли еще немного в глубь подземелья и очутились возле поворота. Завернув за угол, они увидели далеко впереди светлое пятно – это был выход из подземного хода. Пересвет из последних сил рванулся вперед, шумно дыша и сплевывая воду, которая плескалась у самых его губ. Висевшая на плечах у Пересвета Гертруда негромко и радостно подбадривала его.
Открыв полусгнившую дверь, Пересвет и Гертруда выплыли из подземелья в речной затон, над которым возвышался высокий обрыв, заросший зарослями ивы и черемухи. Подняться наверх по такой крутизне у беглецов не было никакой возможности, им пришлось плыть вдоль берега до длинного серповидного мыса, покрытого ивняком и ольшаником и как бы отсекавшего от затона основное русло реки Рудавы.
Пересвет и Гертруда так изнемогли, что, доплыв до мелководья, они уже на четвереньках доползли до каменистой косы и распластались на мелкой гальке под сенью корявой столетней ветлы. Юркие пташки, щебетавшие в серебристой шелестящей на ветру листве, порхали с ветки на ветку, совершенно не пугаясь их, лежащих в обнимку в промокших насквозь одеждах.
*
Дабы поскорее согреться, Пересвет и Гертруда разделись донага, развесив свою мокрую одежду на ветвях ив, а сами уселись рядышком на солнцепеке, глядя на быстрое течение реки, на быстрых маленьких чаек, пролетающих то низко, то высоко над зеленовато-голубой водной гладью, подернутой рябью от дыхания свежего ветра. Пересвет излагал Гертруде свой план дальнейших действий, по которому им следовало двигаться не на восток к Неману, а на север к Куршскому заливу.
– Без лошадей мы не сможем быстро уйти от погони, – молвил Пересвет, жуя травинку, – поэтому нам следует затаиться где-нибудь до поры до времени. Пущай Швайгерд роет носом землю, отыскивая наши следы к востоку от Рудавского замка. Мы же, краса моя, спокойно дойдем до Куршского залива и двинемся на восток вдоль морского берега. В той стороне крестоносцы нас искать не станут. Доберемся до Немана близ его впадения в море, переплывем на другую сторону и окажемся в Жемайтии. А там-то нас ни Швайгерд, ни сам великий магистр уже не достанут!
