Текст книги "Золотая дуга"

Автор книги: Виктор Болдырев

Соавторы: Ксения Ивановская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

В разведке

Путь к золоту

На прииске Кулар мы остановились в бревенчатом общежитии. Нас приютили в комнатке, где жил цвет дизель-электростанции: слесари и механики во главе с заведующим станцией и парторгом прииска Михаилом Алексеевичем Новиковым. Семьи у всех остались «на материке», жили по-холостяцки, маленькой коммуной. По очереди мыли комнатушку, вечером готовили чай и ходили на дежурство.

«На огонек» забредал сюда приискательский люд, и начинались рассказы, обмен новостями. Здесь можно было узнать все, что творится на прииске. Особенно было весело, когда старый механик, умудренный скитальческим опытом, с лысеющей головой, с красноватым носом бульбой, очень чистоплотный и прижимистый – «носуля», намывшись в самодельной душевой при электростанции, распаренный и благодушный, заваривал крепкий чай, закуривал козью ножку и принимался рассказывать свои «истории» – уморительные новеллы, выхваченные из жизни. Развязка всегда была неожиданной, как блеск клинка. Все покатывались со смеху, и только «носуля» сохранял олимпийское спокойствие.

После очередного взрыва хохота дверь распахнулась, вошел парторг и ввел новых гостей – двух юношей-. – К вам пришли… говорят, читали ваши книги, хотят познакомиться…

Один высокий, широкоплечий. Круглое, почти детское лицо, обрамлял пушок. Но весь вид юноши говорил: это окладистая борода заправского землепроходца. Держался он уверенно, с большим достоинством.

– Владимир, – пустым ломающимся басом представился, он, протягивая большую ладонь.

– Нурис, – улыбнулся его товарищ, черноволосый юноша с лицом монгольского типа.

– О-о, какое красивое имя. А что значит оно по-русски? – заинтересовалась Ксана.

– Восходящее солнце, – немного смутившись, ответил Нурис.

– Он действительно «Восходящее солнце». Взвалил на свои плечи бремя ответственности за просвещение казахского народа и спешит закончить университет, чтобы ехать на свою жаркую родину просвещать сородичей, – полушутя-полусерьезно заметил Володя.

Ребята оказались из экспедиции Московского университета.

– А Таня Григорьева, где Таня?

– Татьяна Петровна ночевала с нами в общежитии геологоразведки, а сегодня на рассвете проследовала мимо вас на тракторе в дальний буровой отряд Иванова.

– Опять разминулись, вот досада! Ведь у нас для нее письмо и посылка.

– Вы можете ее нагнать, – невозмутимо сказал Володя. – Послезавтра из разведки в полевые отряды идет караван вьючных лошадей с продуктами, присоединяйтесь к ним.

Мы мечтали побывать в отрядах разведчиков золота. И вот, кажется, подходящий случай.

– Перебирайтесь к нам, – пригласил Нурис, – у нас удобнее вам будет договориться с начальником разведки. Вам дадут верховых лошадей.

Ребята просидели до глубокой ночи, слушая новеллы «носули», и ушли к себе в кромешной темноте…

На следующий день мы собрали рюкзаки и отправились в гости к разведчикам. Миновали палаточный стан и вышли на плоскую террасу Бургата. Здесь с рычанием ползали бульдозеры, сгребая ил и коряги, расчищая и разравнивая разгромов ленную наводнением террасу, насыпая галечный вал вдоль русла реки.

Недавно Бургат, переполненный дождями, внезапно вышел из берегов и стал заливать прииск. Двое суток, в дождь и пронизывающий ветер, люди боролись с разбушевавшейся стихией. Напряженные усилия людей и машин спасли прииск от затопления.

Все дальше идем по Бургату. Поселок открывателей золотых богатств Кулара старше прииска и выглядит благоустроеннее. Бревенчатые домики образовали длинную улицу. Через лужи переброшены мостки. У крылечек срезанные бочки из-под горючего с водой. Прежде чем войти в дом, здесь споласкивают сапоги.

Ребят разыскали в общежитии геологов. Комната их заставлена вьючными ящиками. Столы загромождены мешочками с образцами. В углу сложены палатки, вьючные седла. На койках расстелены спальные мешки. Познакомились с остальными членами отряда.

Два дня назад они вернулись из трудного маршрута. Едва пробились на базу разведки. После дождей реки вздулись, пришлось перебираться с вьючными оленями через бурные потоки почти вплавь. Вездеход не успели доставить. Все лето прошагали пешком. Но план полевых работ был выполнен, и теперь путешественники приводили в порядок свои дневники.

Долго не засыпали в эту ночь. Ребята атаковали нас вопросами. Их интересовало все: проблемы искусства и науки, литературы и политики.

– Что вы считаете главным в жизни? – задала свой постоянный вопрос Ксана.

– Иметь любимое дело и любимого друга – жену. Остальное все мелочи жизни и суета сует, – не задумываясь, ответил Володя.

– Жить так, чтобы было хорошо и тебе, и людям. И поступать так, как хотел бы, чтобы люди поступали по отношению к тебе, – улыбнулся добрый и мудрый Нурис.

Он рассказал, что его судьбу определило первое самостоятельное путешествие с приятелем! Им было по шестнадцать лет. Начитавшись «Тома Сойера», однажды в полночь они похитили соседских ишаков, захватили из дома ружья и, забравшись в горы, почувствовали себя легко и свободно. Сентябрь – лучшая пора в горах Туркестана. Солнце ярко светит, тепло, но не жарко. Дикие фруктовые леса полны яблок и груш, плоды устилают землю. Ароматом их напоен воздух. Птицы и звери лакомятся дарами южных горных лесов.

Вскоре мальчики подстрелили кабана и заготовили мяса впрок: часть погрузили на седла, часть опустили в студеный поток – на обратный путь. Дальше и дальше уходили юные охотники в горы, ночуя у бивуачных костров, распевая хвалебные песни солнцу, которое их будило, грело и укладывало спать.

– Вышли к снежникам. Ух, и покатались с гор по скользкому снегу! – рассказывал Нурис – Еще кабана подстрелили. Устроили целый пир. Наконец повернули назад. Пришли домой точно взрослые охотники – с полными вьюками кабаньего мяса. Мать рада – блудный сын вернулся. А за ишаков головомойку соседи устроили, но не очень зверскую. Мы ведь ишаков вернули целыми и невредимыми и мяса кабаньего им дали. Все были довольны.

А потом приехал в наш край известный зоогеограф из Московского университета. Мечтал добыть редчайших розовых скворцов в коллекцию зоологического музея. Я ему настрелял полную цветовую серию этих редчайших пернатых. Все лето с ним бродил, шкурки с птиц снимал, орнитологические коллекции научился собирать. По его совету и в университет поступил. Так я стал географом. Всю жизнь буду путешествовать…

Время, проведенное среди этих ребят, – одна из самых светлых страниц нашего путешествия. Невольно вспомнилась «Песнь Большой дороги» Уитмена: Теперь я постиг, как создавать самых лучших людей: Пусть вырастают на вольном ветру, спят и едят с землею…

Утром мы отправились к начальнику разведки. У рубленого крыльца ополоснули сапоги в бочке и вошли в чистый коридор. Где-то стучала машинка. Мимо быстро проходили загорелые, обветренные люди с картами и кальками в руках.

Вошли в кабинет. В широкое итальянское окно вливался поток света, виднелись домики поселка. Прямо по руслу Бургата, сбивая гребни бурунов, мчался вездеход. Начальник разведки – могучий дядька, широко улыбаясь, как старым знакомым, протянул руку:

– Милости просим, дорогие путешественники. Чем можем быть полезны?

Говорим, что хотели бы увидеть полевые партии разведчиков, попасть к Иванову, настигнуть, наконец, Татьяну Григорьеву.

– Иванов нынче именинник – большое золото взял. Ну что же… на ловца и зверь бежит. Завтра вьючный караван идет в поле. Дадим вам пару верховых лошадок…

Мы очень обрадовались. Летели на самолетах, плыли на пароходах, катерах, ехали на тракторном поезде, на вездеходе, теперь в глубь Кулара отправимся верхом! Особенно радовалась Ксана. У нее какая-то врожденная страсть к лошадям, и она всю жизнь мечтала о верховой езде.

Просим начальника разведки рассказать, как было найдено куларское золото и кто его первооткрыватель.

– Обязательно подавай вам первооткрывателя, – рассмеялся он. – Геологи, просто геологи…

Путь к золоту Кулара был тернист. В тридцатые годы в Приянье искали олово. В хребте Кулар геологи Серпухов и Лазарев обнаружили в шлиховых пробах знаки золота. Серпухов говорил даже о промышленных запасах. Но открытие в Приянье олова отвлекло от этих находок. Накануне войны все силы направили на поиски этого оборонного металла. В это время обнаружили оловянные богатства Эге-Хайя, построили первые здания Батагая. Но о находках Серпухова и Лазарева не забывали. Они подтверждали прогнозы Билибина и Обручева о золотоносности Приянья.

После войны в хребет Кулар отправляется геолог Лежоев и приходит к выводу о необходимости «учинить специальный поиск на – золото». По его следам отправляются три партии под начальством геологов Алексеева, Ефимова и Персикова. Две последние в долинах куларских «покатей». обнаруживают весовое содержание драгоценного металла.

В 1951–1952 годах геологу Кретову поручается разведка перспективных участков. Он закладывал в долине Бургата линии разведочных шурфов и… пришел к выводу; «бесперспективная золотоносность». Поиски куларского золота прекращаются на долгих семь лет. Только в 1959 году геолог Кузнецов, обследуя заброшенные шурфы Кретова, намывает из отвалов промышленное золото.

В следующем году геолог Дементьев проводит ревизию данных Кретова и убеждается в недобросовестности работ 1952 года. Оказывается, шурфы рыли без достаточного контроля, кое-как, и поэтому получены вопиюще неправильные оценки. Дементьев рассчитывает ошеломляющий прогноз запасов золота. Тянуть с куларским золотом больше нельзя!

В 1962–1963 годах на Бургате работает хорошо оснащенная разведочная партия и открывает богатейшее золото. Организуется его добыча, сначала на правах участка, а с января 1964 года рождается первый прииск Кулара.

Рассказ скуп. Но сколько труда и переживаний скрывается за немногословной хроникой событий. Обветренное лицо начальника разведки задумчиво и сурово.

– Сейчас мы, оконтуриваем весь золотоносный район и россыпи внутри него. Наши отряды уходят все дальше на север, к последним увалам Кулара, открывая богатейшее золото там, где торили свой путь Ефимов и Персиков. Вот и попробуйте разобраться, кто тут первооткрыватель?

Золото у нас особенное, мелкое, «липучее», крошечные золотые чешуйки заполняют всю толщу россыпи, самородков почти не встречается. Объясняется это характером его происхождения и залегания. Наш «золотой пояс» лежит в области куларских «покатей», в зоне соприкосновения осадочных горных пород с кристаллическими, изверженными. Золотоносные кварцевые жилы пронизывают осадочные породы во всех направлениях. Породы эти более рыхлые, легко разрушаются выветриванием; Поэтому, собственно, и образовались размытые ступени Кулара. Золотоносные жилы тут быстро обнажались и разрушались. Вода и ледники переносили золотые чешуйки, откладывая местами в руслах древних рек, погребенных теперь наносами. Находить эти «золотые ленты» не так просто. В поле рука об руку работают геологи, геофизики, геоморфологи, географы, геодезисты и, главное, буровики.

Впрочем, все это вы увидите своими глазами. Завтра садитесь в седла и езжайте по линии отрядов, счастливого вам пути. Извините, что не могу отправиться с вами. Нужно наладить снабжение нашей полевой армии…

Золотой профиль

На рассвете нас разбудил Нурис. У одиноких лиственниц, против общежития стояли вереницей навьюченные лошади. Приземистые, мохнатые, они обмахивались длинными хвостами от слепней и комаров. На глаза их свисали спутанные челки, мешая смотреть.

Ксана взяла ножницы и решила их подстричь. Осторожно подошла к низкорослой пегой лошадке, аккуратно ее подстригла и перешла к следующей. Но «пегая», повернув голову, неодобрительно косилась и вдруг лениво и небрежно брыкнула. Вскрикнув, Ксана отскочила, и парикмахерская деятельность ее на этом окончилась. Лошади остались лохматыми.

Пришли каюры. Пора было двигаться в путь. Ксана получила самого большого, самого полного и спокойного коня. Он равнодушно позволил ей взобраться на свою просторную спину и уютно устроиться в седле. Мне досталась та самая «пегая», вертлявая и брыкучая лошаденка. Не будь стремян, мои ноги задевали бы кочки..

Спустя час караван поднимался уже по длинному горному склону. Лошади привычно шагают по болотистой кочковатой тундре. Моя «пегая» ужасно суетлива, все время рвется куда-то, обгоняет караван, идет зигзагами. Ксанин конек – полная противоположность. Он явно экономит силы. Время от времени останавливается, Щиплет траву и снова идет. Пойдет, пойдет и опять остановится. Просунет свою рыжую морду между кочками и тянет оттуда воду. Ксана не стесняет его воли, говорит, что он взрослый, зачем понуканием оскорблять его лошадиное достоинство. Едем и едем час за часом вперед и вперед. Иногда караван останавливается, каюры поправляют набок съехавшие вьюки, подтягивают подпруги и снова в путь.

Взбираемся по зеленому склону сопки, подходим все ближе и ближе к каменистой россыпи на ее вершине. Вдруг вдали вырастает облачко дыма, и эхо приносит раскат. Это взрывники самого близкого отряда Бурова ведут разведку кварцевых жил. Берем левее, и караван выходит на перевал. Длинный задернованный склон спускается в пологий распадок. Внизу на берегу тонюсенького ручья белеют крошечные палатки.

Только к концу дня добрались до них. Палатки расставлены на каркасах среди сухой кочковатой тундры, заросшей карликовыми березками с красноватыми рубчатыми листочками, глянцевитолистными ивнячками и душистым багульником. Рядом бежит прозрачный ручей. Пустынные склоны поднимаются к каменистым гребешкам сопок. Тихо вокруг, в палатках – ни души. Лишь глухие взрывы наверху нарушают торжественную тишину. Каюры привязывают лошадей к коновязям, развьючивают их, снимают седла.

На склоне показались крошечные фигурки, спускающиеся прямо к лагерю. Возвращаются взрывники и рабочие. Еще в поселке начальник разведки жаловался, что район им достался трудный – все затянуто толщей мягких наносов «и молотком не стукнешь». Коренные породы выходят наружу только у вершин сопок. Тут разведчики делают «прикопы» и, если находят признаки золота, долбят длинные траншеи, добираясь к кварцевым жилам. Голыми руками скальные грунты не возьмешь, приходится рвать их взрывчаткой. С коренными золотоносными жилами связаны россыпи…

Лагерь ожил. Наполнился голосами и смехом молодых парней. Словно из-под земли у крайних палаток появился целый отряд. Впереди – бородатый юноша в берете, с треножником и футляром какого-то прибора в руках. За ним энергично шагает молоденькая девушка-якутка с рюкзаком, рядом с ней юноша якут с топографической рейкой на плече. Шествие замыкает человек в штормовке с лицом, иссеченным глубокими морщинами. Это возвращаются из поля вечные странники – топографы и геофизики отряда.

Юная якутка – рабочая топографического отряда, смуглый юноша – студент. Алданского горного техникума. Он с немым обожанием посматривает на свою спутницу, беспрекословно исполняет каждое ее желание. Девушка, понимая, что происходит с парнем, не злоупотребляет своей властью, относится к нему ласково, как к младшему брату.

Нас затащили в палатку-столовую. Две смешливые девушки разливали в миски ароматный борщ. Где-то в соседней палатке тихо наигрывала «Спидола». За столом собрались все, кто был в лагере. По брезентовым стенам и даже потолку палатки носится любимец отряда – белый котенок с черным хвостом и очень независимым характером. Порывистый, он не дается в руки, всех смешит: фырчит, выгибает спину, воинственно трубой подымает распушенный хвостик.

Спать нас уложили в палатке, в меховых мешках. Ох, и крепко же спалось на свежем, прохладном воздухе. Утром на своих отдохнувших, накормленных овсом лошадях мы отправились дальше вдвоем. Караван, выгрузив для отряда продовольствие, ушел обратно в разведку.

Переправившись через ручей, поднимаемся на водораздельное плоскогорье. Коней ведем на крутом подъеме на поводу. Палатки остались внизу и кажутся Карточными домиками. На противоположном склоне долины у каменных гребешков взлетел дымок и ветер донес удар взрыва. Взрывники Бурова начали свою нелегкую работу.

Зеленый склон уперся в сланцевые плиты, безжалостно расколотые выветриванием. Поверхность их пестро разрисовали черные, оранжевые, желтые, белые наскальные лишайники. Как будто художник-абстракционист прошелся тут своей лихой кистью.

Выбрались на вершину водораздельного плато. Плоская пятнистая тундра, вознесенная к голубому небу, узкой лентой уходит, на север. Справа и слева глубокие нежно-зеленые распадки. Далеко внизу Они расширяются в светлые долины среди пологих увалов, – теряющихся в голубой дымке. На юге, далеко-далеко едва голубеют островерхие припудренные снегом вершины высокого Кулара. Они миражами парят в воздухе.

Все залито светом. Мы одни среди безмолвия горной тундры. Лишь иногда проносится в вышине ястреб да просвистит крыльями стайка полярных куропаток. Лошадки, чувствуя настроение людей, идут бодро и уверенно. Поверхность плато словно декоративная мозаика. Пятна голой почвы в виде многоугольников окружены бордюром мхов и высокогорных лишайников. Хитроумный рисунок пятнистой тундры рожден морозным, растрескиванием – скудная высокогорная растительность ютится в углублениях, окружающих полигоны. Иногда плоскогорье прерывается пологами болотистыми седловинами, сменяющимися плоскими и сухими верхушками сопок.

Уходим все дальше на север по крыше последнего отрога Кулара. Далеко же увел разведчиков золотой след! В сильный бинокль, пожалуй, можно рассмотреть озера приморской низменности.

Едем несколько часов, останавливаясь лишь на короткие привалы. Лошади привыкли к нам, на бивуаках мирно пасутся, легко даются в руки.

Далеко за полдень набрели на тракторный след. Он привел нас к глубокому распадку. На дне его, у ключа, примостились одинокие палатки. Две оказались пустыми, в третьей застали сердитых парней. Им вовремя не доставили продукты, они были в мрачном расположении духа и на чем свет костили начальство. К нам отнеслись хорошо, вскипятили чайник, высыпали на стол последние сухари. Мы поделились своими припасами, и чаепитие прошло в оживленной беседе. На листке блокнота ребята нарисовали путь к топографам. Отсчитав по компасу азимут направления, распрощались и пустились к перевалу.

Моя «пегая» по-прежнему рвется вперед, делая невероятные зигзаги. «Рыжий» шагает неторопливо, по кратчайшему расстоянию и не очень уж отстает. Подъем становится круче, целый час карабкаемся вверх и наконец выбираемся на седловину. Опять очутились на плоскогорье. Справа сопка Мунулу, окутанная туманом. Впереди, под ногами, широкая долина Улахан-Юрэтэ. Где-то там вдалеке, на берегу этой речки, лагерь топографов. Небо хмурится. Туман постепенно сползает на седловину. Надо удирать. Но тут лошади заупрямились, как будто сговорились – не хотят спускаться. Видимо, решили, что достаточно потрудились сегодня. И ночлег на перевале, заросшем болотными травами, их вполне устраивает. Пришлось прикрикнуть на них, покрутить плеткой. Только эта крайняя мера сломила их молчаливое, но упорное сопротивление. Начал накрапывать дождь. Надвигалась ночь.

Долина казалась пустой и дикой. Никаких признаков человека. До полной темноты надо выбраться к речке, перейти через нее вброд и двигаться по левому берегу. Рано или поздно река приведет нас к топографам.

– Наконец оседлали реку, теперь не заблудимся.

Спустилась туманная холодная ночь. «Рыжий» стал отставать, и я сдерживал «пегую». Ксана, чтобы подбодрить коня, а возможно и себя, распевала в кромешной тьме бравурные марши. То и дело приходилось слезать с лошадей и шагать рядом, чтобы согреться.

Во мгле каждый холм, каждый кустик принимал странные, таинственные очертания. Я думал о Ксане и в душе проклинал себя: надо было переночевать у буровиков и двинуться в путь поутру. Но Ксана пела марш за маршем и чувствовала себя в ночной тундре, кажется, неплохо. По-прежнему моросит нудный, холодный дождь. Что, если топографы снялись с лагеря и мы уйдем вниз по реке бог знает куда?!

Вдруг лошади оживились, пошли быстрее. Совсем близко из тьмы и тумана выплывают смутно очерченные тени.

– Да это же палатки.

Кажется, что мы вступили в улицы призрачного, мертвого города. Впереди затеплилось сияние. Уперлись в большую полотняную палатку, слабо освещенную изнутри.

Спрыгиваем на мягкий ковер мхов, откидываем полотнище. Теплом веет из палатки. В углу раскаленная печурка. У самодельного стола со свечой сидит на, койке краснолицый седеющий мужчина. Оторвавшись от книги, удивленно смотрит на явившихся словно из-под земли ночных гостей.

Схема ребят не подвела, попали прямо в палатку Петра Александровича Казакова – начальника топографического отряда.

С наслаждением сбрасываем мокрые штормовки, нежимся в тепле, пьем горячий чай, уплетая консервы. Не в постоянных ли контрастах прелесть скитальческой жизни?!

Петр Александрович – ветеран Золотой дуги. Всю жизнь провел в поле, не расставаясь с теодолитом. Топографическими знаками застолбил многие прииски Колымы и Индигирки. Здесь он идет по следам разведчиков Иванова и ведет крупномасштабную съемку нового, только что открытого буровиками необыкновенно богатого золотоносного участка…

Проснулись мы поздно. Казакова уже не было. Выбрались из палатки. Лагерь раскинулся на берегу быстрой речки. Склоны долины кажутся багровыми от покрасневших осенних листочков карликовой березки. Неожиданно из отверстия, вырезанного в крыше соседней палатки, высунулась голова с развевающейся шевелюрой. Заметив нас, человек заулыбался и пригласили себе в палатку.

Нас встретил рослый, веселый парень с давно не стриженными кудрями. Это был повар. Он угостил нас свежайшей и вкуснейшей рыбой.

– Зачем вам такие длинные волосы? – поинтересовалась Ксана.

– А чтоб комары запутывались. Вместо накомарника.

Он рассказал, что раньше служил с братом на траулере. Брат погиб в море, и мать уговорила его перейти на сухопутную службу.

– Вот и поступил коком к топографам. Не жалею, хорошие ребята, вроде моряков – скитальцы. В этой палатке у меня камбуз. А тут – люк, – засмеялся парень, кивнув На круглое отверстие в крыше палатки.

– Обозреваю горизонт, в курсе всех происшествий… Парень пошел с нами помочь разыскать и поймать коней. Только вышли из палатки, вдруг откуда ни возьмись слетел сокол, уселся на его плечо и преспокойно уставился на нас своими круглыми Хищными глазами.

– Подкармливаю… – сказал наш веселый попутчик, – ручной. Так и перелетает с отрядом с места на место.

Подошли к речке. А из воды выскакивают и бегут со всех нот к парню, оживленно гогоча, почти взрослые дикие гусята…

– Дельфины… – рассмеялся он. – И их подкармливаю. Птенцами топографы принесли. Никуда от лагеря не уплывают.

«Рыжего» и «пегую» нашли в соседнем распадке. Они спокойно паслись в компании лошадей топографов.

Утро было чудесное. Вершины сопок золотило солнце. Тундра, умытая дождем, пестрела ярким разноцветным узором. Оседлав коней, пристроив на седла рюкзаки, мы тронулись в путь.

Цель близка. Буровой отряд Иванова всего в восьми километрах, за увалом. Перевалив его, мы увидели вдали сказочной красоты озеро. Спокойная вода отражает безоблачное небо, на дальнем берегу раскинулись белые шатры палаток, а вокруг полыхает осенними красками тундра. Просто диво какое-то! Зеленые, ярко-зеленые, бледно-зеленые, багровые и почти огненные мхи, оранжевые листочки карликовых берез и ивнячков, желто-оранжевые, белые и угольно-черные ягельники, изумрудные хвощи. Лошади побежали рысью, и вскоре мы въехали в гущу полотняных палаток. В лагере было тихо и пусто. Глухой гул буровых станков несся из-за ближнего увала.

Из большой палатки вышла женщина. От нее мы узнали, что Иванов «в поле» – бурит профиль. А Таня ежедневно уходит в маршруты далеко от лагеря и вернется только вечером.

– Подождите, скоро обеденный перерыв, и Иванов привезет своих орлов…

Действительно, через несколько минут послышался рокот мотора, на склоне увала появился трактор. Он шел полным ходом, а за ним скользили, словно по воздуху, люди. Взявшись за руки, они стояли плотной толпой на широком стальном листе.

– Наш трамвай идет, – улыбнулась женщина, – заходите в столовую, пообедайте с нами.

Трактор остановился у палатки. Парни в брезентовых куртках и комбинезонах прямо с листа шагали на мягкий ковер тундры и бежали к умывальнику.

Мы познакомились с начальником отряда Иваном Ивановичем Ивановым.

Он предложил после обеда съездить посмотреть «Золотой профиль». Пообедав без проволочек, буровики заходили на лист, прицепленный к трактору. Мы последовали, их примеру. Трактор тронулся и покатил нас точно на салазках. Лист мягко скользил по влажной пружинистой тундре. Незаметно очутились у буровых станков.

Громоздкие машины, смонтированные на широких гусеницах, стояли на древней террасе тундровой речки, в пятидесяти метрах друг от друга. Заработали моторы. Долота то взлетали вверх по вертикально поднятым стальным Стрелам, то падали вниз, врезаясь глубже и глубже в толщу тундры.

– Буровики у нас настоящие асы, – рассказывал Иванов. – Целый месяц мы бурили профиль за профилем, вылавливая лишь отдельные знаки золота. Так шли от долины к долине. План по метражу бурения выполняли, деньги хорошие получали, а чего-то не хватало. Заскучали мои ребята. И вот перебрались к Синему озеру. Выбрали профиль в долине Квэссентая. Бурим, как обычно, – в лотке промывальщика пусто. И вдруг с глубины двадцати метров «оно» и пошло. Промывает лоточник буровую пробу и глазам не верит – все дно лотка сверкает золотинками.

– Золото! – завопил он.

Что тут поднялось. Все сбежались к станку. Тракторист на последней скорости помчался в лагерь – всех сменщиков поднял на ноги. Буровики точно ошалелые принялись бурить профиль. А золото так и прет! Подцепили древнее русло с богатейшей россыпью. И мощность золотоносного слоя чертовская, и простирание черт знает какое!

Прикинул я запасы, когда оконтурил «золотой желоб», помутилось в голове – хватит на целый прииск! Видно, самый богатый металл лежит у последних ступеней Кулара. Вот вам и новое Эльдорадо! А буровиков теперь от станков силой не оттянешь. По три нормы в день дают…

Рассматриваем в лотке промывальщика крошечные блестящие чешуйки. Их тщательно собирают и ссыпают в пакетики. Ставят номера буровых проб. Эти пробы помогут определить запасы открытых сокровищ.

Иванов рассказал, что разведка золота на Куларе многим обязана сыну известного профессора Ю. Н. Трушкову, который с неукротимой энергией и терпением отстаивал необходимость применения самоходных буровых станков. И теперь такая разведка приносит плоды.

Распростившись наконец с буровиками, мы отправились в лагерь.

Забрались в Танину палатку и заснули как убитые на спальных мешках. Проснулись, когда уже вечерело, а Тани все нет и нет. Вышли из палатки, смотрим по склону дальнего увала черная точка к лагерю движется.

– Наверное, Таня?!

Пошли навстречу. Фигурка то исчезает в распадках, то вновь появляется, принимая более определенные очертания. С трудом шагаем по кочкам, почти бежим. Теперь уже можно ее рассмотреть. Она бредет в брюках и резиновых сапогах, устало опустив голову, словно считает шаги до лагеря. Нас не замечает. Только когда подошли почти вплотную, остановилась и изумленно ахнула. Эта сцена была похожа на встречу Стенли и Ливингстона в дебрях Африки. Таня не ожидала увидеть нас так далеко от обитаемых мест и обрадовалась до слез. Мы крепко обнялись и расцеловались. Она расспрашивала о детях, о Малыше, о новостях далекого, беспокойного мира.

Усталость как рукой сняло. Быстро пришли в лагерь. На клеенке у палатки прямо на мшистом ковре тундры «сервировали» торжественный ужин.

Я вручил Тане заветную посылочку Малыша. Таня быстро ее распаковала. В ней оказались… позеленевшие от плесени лимоны. Но один каким-то чудом выдержал двухмесячное странствие и был совсем хороший. С наслаждением пили крепкий, ароматный чай с лимоном, поминая добрым словом Малыша.