Текст книги "Купи себе Манхэттен (= Бабки на бочку)"

Автор книги: Виктор Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Эй, хозяин! – окликнул я мужика постарше, который полез в кузов, чтобы принять и уложить шкурки. – Тебе не кажется, что ты чужое берешь?

– А это ты, что ли, выделывал эти шкуры? – бросил тот через плечо, даже не оглянувшись.

– Мы не выделывали, но задаток за них заплатили, – вмешался Димка и оглянулся на вышедшую из ворот хозяйку. – Так ведь, хозяюшка?

Та, переваливаясь на своих распухших ногах, заспешила к нам.

– Ребятки, милые, вы уж извиняйте, Максим с Егоркой нам все-таки не чужие будут, им тоже жить нужно. Вы уж простите старую, совсем беда глаза застит. Вы уж заберите деньги, а нужны шкурки, – я вам скажу, где ещё купить можно...

– Нет, хозяйка, так дела не делаются, – остановил я её. – Мы обо всем договорились, так не годится. Давай, браток, сгружай товар обратно.

Я подошел и слегка оттолкнул молодого, шкурки упали на землю. А я повернулся к мотороллеру.

– А ну-ка, выгружай, хозяин, – велел я пожилому.

Тот хотел что-то сказать, но глянул куда-то мне за спину и крикнул громко:

– Не смей, Егорка! Брось, говорю! Не замай!

Я обернулся, и тут меня что-то ударило в лоб. Да так сильно, что я покачнулся. Провел по лбу рукой, на ладони кровь. А Егорка уже выцарапывал из земли обломок второго здоровенного камня, но бросить его не успел. Я прыгнул вперед и ударом ноги выбил камень из его рук. И тут злость за подлый удар, а ещё больше – за ускользающую из рук добычу, замкнули во мне какие-то проводки. Я резким ударом сбил с ног хотя и крепкого, но ещё совсем молодого парня.

Он попытался встать и опять схватиться за камень, но выворотить его сразу из глинистой почвы Егорке не удалось, и тогда он вскочил на ноги и бросился на меня с кулаками. Спокойно отведя его боковые удары, я коротко двинул его прямым в челюсть. Парнишка подсекся на полушаге и рухнул, словно мешок. Я, конечно, ударил слишком жестко, но я завелся и разозлился.

За спиной у меня послышался грохот. Я оглянулся. Из кузовка пытался выскочить на помощь сыну отец с железным прутом в руках. Но его встретил Димка. Он рванул его на себя, схватив за кисть, державшую прут, подсек сзади ноги, и принял его руку на колено. Раздался хруст и глухой вскрик, и мужичок, скорчившись, завалился на бок. Рука явно была сломана. Димка подбежал к нему и ещё раз ударил ногой, и ещё раз. Мужик перевернулся на живот, пытаясь спрятать лицо и покалеченную руку под себя, Димка снова ударил, тот перевернулся, упал на больную руку и дико вскрикнул.

Я тем временем подбежал к мотороллеру, стал выбрасывать на землю шкурки. Димка тоже подскочил и принялся железным прутом крушить хилое трехколесное создание. Очухавшийся сынок пытался встать и помешать нам, но отец хрипло крикнул ему:

– Не лезь, Егорка! Не лезь...

И закашлялся. Заплевал кровью. Сын кинулся к нему. А мы, совсем потеряв головы, озверев от безнаказанности и ярости, крушили их старенький драндулет. Нас пытался остановить хозяин, он что-то кричал и махал на нас сучковатой палкой, но мы словно оглохли. Нас хватала за рукава, смешно подпрыгивая на больных ногах и плача в голос, хозяйка, она совала нам и рассыпала по земле деньги, и наши, и те, что дали ей избитые нами мужики.

Остановились мы оба, как по команде, словно внутри нас что-то выключили. Тетка сидела на земле, протягивая нам скомканные деньги, порванные и растоптанные. Парнишка, не совсем ещё придя в себя, тормошил отца, которому, судя по всему, было совсем худо. Голова у него все время заваливалась набок. А к нам подскочил дед, хозяин.

– Вы чего это, ребятки?! – напустил он на нас. – С ума посходили, что ли? А ну, марш в машину!

Мы с Димкой топтались, никак не могли сообразить, что же предпринять и что это на нас нашло... Мы искренне жалели уже о случившемся.

– Вы бы и вправду, мужики, шли по домам. Ехали бы отсюда, – подошел к нам здоровенный дядя из соседнего дома. – Не стоит оно того, чтобы людей так долбить. Не годится так-то. Идите отседова, не ровен час озлится народ, поломаем мы вас тут, уходите от греха.

Мы огляделись. Вокруг и вправду стали собираться на шум соседи. Мы переглянулись и решили действительно уехать поскорее. Не то чтобы мы боялись, но не хотелось устраивать побоища. И так уже дел наворочали.

Пока мы садились в рафик, я осмотрелся. На нас недобро уставились немногочисленные соседи, но подходили ещё люди.

Хозяйка и пострадавшие в обнимку уходили в дом, на дорогевалялись разбросанные шкурки и потоптанные, грязные деньги. Мужики поднимали завалившийся набок мотороллер, что-то горячо обсуждая, наверное, серьезность поломок. Вроде как никто нами не интересовался, было ощущение, будто вокруг нас выросла стена.

Это ощущение не покидало нас и в последующие дни. Да и не просто ощущением это было. Люди стали меньше и неохотнее идти на контакт, на рынке старались вообще с нами не разговаривать.

Мы тоже как-то потускнели, замкнулись каждый в себе, и как ни тормошил нас Манхэттен, работали без прежнего азарта. Все теперь казалось неинтересным и грязным. Да и деньги за закупку мы почти израсходовали, даже сэкономили на взятках, поскольку особо не пришлось ни от кого отмазываться.

Рэкета такого, как в Москве, на рынках здесь не было, где-то, судя по всему, за нас замолвил словечко Хлюст, так что все пока шло достаточно спокойно. Мы закупили последние партии товара, сообщили Хлюсту, что готовы в дорогу, и попросили обеспечить отправку. Затем уже сами связались с Крестом и доложили ему, что требуются средства для отправки. За что и получили втык. Велено было держать связь через "известное нам лицо", то есть, как мы поняли, Хлюста. И звонить только в крайних ситуациях.

Мы сидели дома, упаковывали товар и передавали его по частям Хлюсту, который подъезжал поздними вечерами, вечно в последнее время чем-то озабоченный и недовольный. Его помощники молча грузили машину, он сам стоял в стороне, считая вместе с Манхэттеном тюки, потом расписывался в тетрадочке, которую ему подсовывал Алик, хотя поначалу он яростно этому воспротивился. Но Манхэттен навешал ему лапшу, что это распоряжение Креста, и Хлюст нехотя, но согласился.

В этот вечер мы отправляли последнюю партию. Как всегда, Хлюст с Манхэттеном пересчитывали тюки, Манхэттен протянул тетрадку. Хлюст сказал ему, словно не замечая его жеста:

– Сегодня запиши на два тюка меньше, лады?

– Ты с ума сошел! – взвился Алик. – Это же не мой товар! И не их, и не твой.

– Ты мне тюльку не гони, – рассвирепел вдруг обычно тихий Хлюст. – Ты давай делай, что велят.

– Я завтра же позвоню Кресту, – предупредил Алик.

– Да видал я твоего Креста! – почти подпрыгнул Хлюст. Видно было, что Манхэттен задел его за живое. – Ты Библию читал?

– Ну читал, – не слишком уверенно ответил Манхэттен.

– Тогда ты должен помнить, что Господь велел делиться.

– Это он, наверное, тебе велел, – отвел Манхэттен руку Хлюста, протянутую к его вороту. – Лично мне он говорил нечто совсем другое. Понял?

Сопровождавшие Хлюста парни вышли из-за машины, глубоко засунув руки в карманы.

– Че им надоть, Хлюст? – сплюнул один из них под ноги. – Давай мы им по лекарству выпишем.

– Погодите, успеем, – остановил их Хлюст. – Они ещё нас попомнят. Вы, падлы, забыли, что если свою копейку куете, то надо и других не забывать. Но ничего, попомните еще. Поехали!

Он сел в кабину, а двое сопровождавших его полезли в кузов. Один из них мне особенно запомнился. Высокий, худой, в какой-то полувоенной форме защитного цвета, в фуражке с кокардой. Прямо белый офицер из кино.

Он поймал мой взгляд.

– Чего смотришь? Срисовать хошь? Ну смотри, запоминай Мишаню.

И они уехали.

– Ну вот, теперь и с Хлюстом отношения испортили, – огорченно вздохнул Дима.

– Да пошел он, Хлюст этот! Будем мы ещё бандитам пятки лизать! озлился я.

– А что мы, по-твоему, здесь делаем? – спросил грустный Алик. – Мы здесь как раз этим и занимаемся.

– Мы здесь, между прочим, деньги зарабатываем. И неплохие деньги, заметь! Раньше тебе такое и не снилось.

– Ну тогда считай, что мы лижем бандитам пятки за "бабки", – фыркнул Дима. – Пусть тебя это греет.

В общем, настроение у нас было на нуле. Несколько дней мы отдыхали. На четвертый день, вечером, в дверь к нам неожиданно постучался Леха. Вот кого мы не ожидали здесь увидеть!

– Хлюста у вас нет? – спросил он у меня.

– Нет, четыре дня не было. Он товар отправлял.

– Вот и ладно. Мне пока без него велено с вами поговорить. Давай приглашай, чего на пороге держишь. Я еле отыскал вас, напутано тут с улицами...

Мы вошли в дом, Димка сидел за столом, Манхэттен валялся на кровати, заложив руки за голову. Оба удивились появлению Лехи.

Тот сказал, что товар получен, деньги частично привез он, а остальные должны подойти на днях. Заявил, что Крест нами доволен, но просил отчет. Манхэттен тут же достал тетрадку. Вот когда мы оценили его каждодневные труды по составлению двойной бухгалтерии.

Леха взглянул на итоговые цифры и нахмурился.

– Кто писал писульку? – спросил он.

– Ну, я писал, – отозвался Манхэттен. – А что?

– Да вот, я сам присутствовал, когда товар выгружали, и мне дали цифры. Что-то не сходится. Объясни.

Мы переглянулись, вспомнив Хлюста. Алик равнодушно пожал плечами и ответил:

– Это, наверное, Хлюст.

– Почем знаешь? – прищурился Леха.

И мы рассказали ему про инцидент с тюками, когда Хлюст требовал занизить цифру.

– Ладно, вы пока молчок, мы сами разберемся. Но если сбрехнули смотрите!

И тут как раз подъехала машина, и раздался условный короткий свист Хлюста.

– А вот и он сам. Спросить его не хочешь? – поинтересовался Димка у Лехи.

– Спросить успеется. Это не мне решать, с кого чего спрашивать, отмахнулся Леха. – Вы покалякайте, а я в той комнатке посижу тихонько. Вы мимоходом спросите у него про тюки.

Он нырнул за занавеску, которая заменяла нам двери в смежные комнаты, и затих, а я пошел открывать. Хлюст прибыл не один. Как видно, перестал доверять нам. Правда, провожатые его остались во дворе, присев на корточки и попыхивая сигаретами, но раньше, если не было погрузок, он приезжал один.

– Вот пришли деньги, – он грубо бросил пакет на стол.

– Давай посчитаем? – предложил Манхэттен.

– Тебе надо, ты и считай, – оскалился Хлюст. – Мое дело передать. Если где чего и не хватает, это меня не касается. Это вам перед Крестом ответ держать, а с меня спроса нет. Меня Крест знает.

– Ну если Крест знает, то мы можем быть спокойны, – сказал Дима.

– Вы, фрайера, что-то разговорчивые стали, – совсем завелся Хлюст. Вас уже резать пора. Вы смотрите, со мной лучше ладить. А то неровен час налетят лихие люди, глотки порежут – и товар с деньгами уведут.

– А как это – ладить с тобой? – в упор спросил Алик.

– Делать, как я вам велю, – оживился Хлюст. – С Креста не убудет, у них там деньги фартовые, шальные. Здесь каждую копейку зубами вырываешь, а там сами несут. Не знаешь, как делать? Завысь малость закупочные цены, придержи чуток товара, отщипни немного от денег. И им хорошо, и мне кое-что в рот перепадет, и вам обломится.

– Не, Хлюст, мы в такие игры не играем, – категорически отказался я. На двух стульях сидеть – жопа заболит.

– Ну-ну, – зло мотнул головой Хлюст. – Как бы она у тебя вообще не отвалилась. Не пожалейте потом. И не вздумайте настучать. Москва – далеко, отсюда не видно.

Он ушел. Леха вышел из комнаты, покачал головой.

– Ну и сука этот Хлюст! Ладно, Крест с ним разберется. А вы давайте, своим делом занимайтесь. Не бойтесь, скоро ждите гостей. Сами не звоните, только если совсем караул. Если всерьез Хлюст станет угрожать – делайте, что велит.

И он ушел, оставив нам деньги. Мы пересчитали, в общей сложности на руках у нас оказалось три миллиона долларов, не считая заработанных, то бишь уже наших, и частично замотанных у Креста и компании. Но тут нас совесть не мучила.

На следующий день мы занялись все тем же знакомым и порядком надоевшим делом. И пытались уговорить самих себя, что это – временно. Вот заработаем хорошенько, и все. И больше никогда. Но мы уже понимали, что нас не отпустят.

Стена отчужденности так и осталась, правда, деньги делали свое дело, но теперь при переговорах с нами люди отводили глаза, старались не приглашать в дом, тяготились беседой. Даже соседи, хотя и не отказывали нам ни в чем, но когда мы звали их в гости – уклонялись, находя и изобретая тысячи причин. Это угнетало. Мы даже стали избегать друг друга, вот до чего дошло. В разговорах отделывались междометиями.

Но постепенно опять втянулись в работу, если и без прежнего азарта, то достаточно усердно. Что ни говори, а пополняющиеся капиталы – аргумент весомый.

Нам нужен был помощник, хотя бы один, но не из компании Хлюста или Креста. Такой нашелся. Димка созвонился с женой, и та передала его просьбу соседу по лестничной площадке бывшему сослуживцу Димки, человеку семейному и безработному.

Тот сразу согласился и приехал, не откладывая. Подробностей ему по телефону не изложили, Димкина жена вообще толком не знала, чем мы тут занимаемся, так что в детали посвятили Степу, так звали Димкиного приятеля, уже на месте. Ему, конечно, не очень понравилась криминальная подоплека нашей коммерции, но узнав, о каких деньгах идет речь, он махнул на все рукой. Принципы принципами...

А ещё через день к нам ворвался Хлюст. Сильно навеселе и очень злой. Приехал он, вопреки своим правилам, один.

– Ну, суки! – завопил он с порога. – Настучали, псы легавые! Ничего, вам это попомнится! Не говорите потом, что Хлюст вас не предупреждал. Козлы, Кресту настучали...

Вдруг он икнул и сел прямо на пол. Хлюст был не просто сильно навеселе, а пьян в стельку. Под ним потекла лужа, по лицу он размазывал сопли и слезы. Пускал носом пузыри. Он был одновременно и страшен, и жалок.

– Сссукиии... А если я в карты продул? Мне долг надо вернуть, иначе меня на ножи поставят! Я же на кассе общака сижу. Вам такие бабки и не снились... Ну ладно, суки, ладно. Попомните...

Он с трудом поднялся и попробовал выйти, но ноги его заплелись, и он рухнул на пороге, здорово расквасив лицо. Мы оттащили его во времянку, где положили на скамейку, набросив сверху старое одеяло.

Утром он долго плескался под краном, щупал опухшее лицо. И спросил у нас:

– Кто это меня?

– Сам ты вчера упал, – ответил ему Степа.

– А это что за член? – вылупился на него Хлюст. – Нарисовался, не сотрешь. Чем тебя только кормили? Сегодня повезете товар сами. Я нарисую, где и как перегрузиться. У меня людей нет. Заняты.

Он пояснил, как лучше выехать проселками, минуя блок-посты:

– Не доезжая до шоссе на Армавир и Ростов, свернете в степь, заедете за курган, и там вас будет ждать "КАМАЗ" с прицепом. Назовут вас по имени, перегрузите товар, и все дела. Я вам сам заплачу. Мне сегодня мои хлопцы позарез нужны. Лады?

Мы переглянулись и согласились. Хлюст оставил нам крытый "ЗИЛ" и удалился пехом.

– Видать, от Креста приветик ему прислали, – кивнул ему вслед Манхэттен.

– Ну и ладно. Так ему и надо, – отозвался Димка. – К нам меньше будет приставать. Пускай между собой разбираются.

– В таких разборках всегда такие, как мы, фрайера и лохи, крайними остаются, – вздохнул Манхэттен.

Тем не менее мы загрузили машину и в десять вечера поехали по указанному маршруту. Все шло более-менее гладко. Мы съехали в степь, завернули за курган, закрывший нас от дороги и любопытных глаз. Нам мигнули из темноты фарами, и мы подкатили к "КАМАЗу", где нас ждал пожилой водитель.

– Николай? – спросил он меня.

Я утвердительно качнул головой. Шофер кивнул на машину.

– Загружайте, да побыстрее, – вид у него был усталый и измученный.

– Ты откуда такой замотанный? – участливо спросил у него Дима.

– В Чечню оружие возил, – устало бросил водитель и тут же прикусил язык.

Но мы сделали вид, что не расслышали. Ну и диапазончик у наших работодателей: рэкет, меха, торговля оружием... Что еще? Вот уж вправду: кому война, а кому мать родна.

Мы подогнали кузов к кузову и уже заканчивали погрузку, когда услышали приближающиеся голоса, потом они смолкли, полог брезента откинулся, и нас осветили фонариком.

– А ну-ка, выходи по одному с поднятыми руками! – раздалась команда.

Мы подчинились. Подняв руки повыше, мы выпрыгивали на землю, где нас сразу укладывали лицом вниз. Водила уже лежал там.

– Чего там у них? – крикнул кто-то забравшимся в кузов машины.

– Шкуры тута! – отозвался оттуда молодой голос. – Многа-а-а!

– Каки таки шкуры?

– Нутряки!

– Шо, целый "КАМАз" – шкуры?

– Ага! Их тут завались!

– Ладно, вылазь, сейчас дождемся есаула, может, мы чего напутали, не к тем докопались. Говорили, оружие будет.

Тут послышался топот копыт, и подскакал кто-то на лошади.

– Еле нашел вас, – резко остановив коня, проронил всадник. – За курганом и не видать совсем.

– Это они так хорошо затырились. Едва не уехали, мы их в последний момент взяли. Только у них нет оружия, шкуры одни.

– Может, не те? – усомнился всадник. – Давайте, ведите их к есаулу. Он сам не может сейчас подъехать. Там черных взяли, потрошат малость.

– О, это дело! – оживились арестовавшие нас, судя по званиям, казаки. – Давай, пошли скорее!

Нас сбили в кучу и повели, подталкивая стволами ружей. Шли мы довольно долго, пока в низине не заметался костерок. Возле него мелькали фигуры. Мы увидели "жигуленок" с раскрытыми дверцами. Рядом на коленях стояли мужчина восточного типа, женщина и два подростка, парень и девушка, должно быть, брат и сестра. Лет шестнадцати-семнадцати. Вокруг в беспорядке валялись разбросанные вещи, вытащенные и вспоротые сиденья автомобиля. Явно что-то искали.

– Привели? – послышался от костерка знакомый голос, и нам навстречу шагнула высокая фигура.

– Так точно, господин есаул! – отрапортовал один из наших конвоиров.

– А ну-ка, покажись, голубчики...

– Да мы, кажись, не тех взяли.

– Это почему так?

– Да нет у них никакого оружия. Шкуры.

– Да ну-у-у? – деланно удивился есаул. – Давайте посмотрим на них, может отпустим.

Он подошел. Я узнал Мишаню, который приходил к нам вместе с Хлюстом. В нелепой полувоенной форме, с картонными погонами, на которых что-то было намалевано, в другом месте и при других обстоятельствах он был бы смешон. Но это в другом месте. Я хорошо запомнил его сумасшедший взгляд.

Он подошел вплотную, отсветил нам лица фонариком.

– Чего в глаза светишь! – возмутился было водила.

– Это кто? – спросил Мишаня.

– Водила, – ответили ему казаки.

– Чего водила? – неожиданно рассердился Мишаня.

– "КАМАЗа", – был дан поспешный ответ.

– Ну то-то же, – удовлетворенно отозвался Мишаня и изо всей силы ударил фонариком в лицо водителю. Тот вскинул ладони и упал на колени. Сквозь пальцы закапала кровь.

– А ты чего уставился? – взвизгнул Мишаня, и подскочив ко мне, махнул фонариком.

Я успел уклониться, но все же кожу на виске он мне содрал.

– Еще раз ударишь, и я тебе хребет сломаю, – обозлился я на этого придурка в нелепой форме.

– Да я пристрелю тебя, как собаку! – завопил Мишаня, выхватывая пистолет.

– Господин есаул, а с этими что делать будем? – позвали его от костра.

– Посадите их на землю да приглядывайте! – приказал Мишаня, направляясь к костру, где стояли на коленях четверо беззащитных людей.

– Ну так как, ара, не вспомнил, куда деньги спрятал? – спросил есаул у мужчины.

– Слушай, дарагой, какие деньги? Мы сюда пока ехали – нас каждый пост ГАИ – "давай деньги, давай деньги". И все грозили домой отправить. А где мой дом? Кто меня спросил? Есть у меня дом? Ты у них спроси, – мужчина кивнул на жену и детей. – Спроси у них – где их дом?

– Да так вам чеченам и надо! – отозвался кто-то с неприязнью. – Вы в Буденновске сколько людей жизни лишили?

– Так никому не надо! Зачем так говоришь? Так даже врагу не надо. И чеченцу не надо. Никому не надо...

– Мужчины, отпустите нас, – тихо попросила женщина. – Мы армяне, из Карабаха. Мы думали, там страшно, дом наш разрушили. Детям учиться надо. Кушать надо. Сына лечить надо. У нас там вся земля не земля – железо. Отпустите. Все деньги у нас забрали. Клянусь! Нам же ещё на что-то жить надо!

– Ага! – весело отозвался Мишаня. – Раз говоришь, жить надо, значит, где-то есть денежки! А ну-ка, ищите хорошенько! Чего там все возле пленных встали? Останьтесь двое, остальные ко мне! Иначе мы до утра искать будем.

Двое остались с нами, а четверо остальных присоединились к поискам, составив аккуратно карабин и три охотничьих ружья в пирамиду, где уже стояли автомат и две двустволки.

Степа и Дима переглянулись, я незаметно кивнул, мол, вижу, заметил.

Наши конвоиры тянули шеи, внимательно наблюдая за поисками, подавая советы, где, по их мнению, надо искать.

– Значит так, – заявил есаул, понаблюдав за ходом не дающего результатов обыска. – Ты, хозяин, лучше деньги отдай. Себя не жалеешь, так жену с детьми пожалей.

В это время раздался радостный крик:

– Нашли! Нашли!

Двое казачков, размонтирующих запаску, выудили оттуда сверток. Мужчина взвыл и рванулся к есаулу:

– Не трожь! Это сына лечить деньги! У нас больше ничего нет! Даже дома нет!

– Пшел вон, пес нерусский! – пнул его сапогом Мишаня. – А ну, покажите, что там.

И тут мужчина бросился на него. Мишаня не ожидал нападения и растерялся. Мужчина сбил его с ног и схватил за горло. Мишаня стал хрипеть и сучить ногами. Двое казаков бросились ему на помощь, с трудом оттащив мужика.

Мишаня сидел на земле, выпучив глаза, и с трудом глотал воздух. Потом встал, потирая горло, закашлялся, поднял фуражку и подошел к мужчине, которого двое держали за руки. Того, что произошло дальше, наверное, никто не ожидал. Мишаня вытащил пистолет и, ни слова не говоря, выстрелил армянину два раза в лицо. Казаки, державшие его, отскочили в стороны. Мужчина постоял секунду и рухнул.

На мгновение все замерли. Слышен был лишь треск огня в костре, посвист степного ветра и прерывистое дыхание Мишани.

– Ну чего глаза вылупили? – буднично проронил он. – Берите баб, отведите подальше и разберитесь как хотите, только в живых не оставляйте. А я с мальцом закончу.

– А с этими что? – нервно спросил один их охранников.

– Смотрите за ними пока, – усмехнулся Мишаня. – Сначала с черными разберемся... Ну, пошли, что ли? – он подошел к подростку и рванул его за ворот.

Тот оцепенел совсем и явно не мог адекватно воспринимать окружающее. Он послушно встал на ноги, и не сгибая коленок, пошел за Мишаней, который тянул его от костра.

– Сейчас они и нас постреляют, – горячо зашептал Степа.

– "Мочим" их, – процедил Дима. – Иначе они нас на куски порежут. Нас теперь оставлять в живых им не с руки.

– Я беру Мишаню, вы двое – конвоиров, а Манхэттен с водилой – к пирамиде с оружием.

Мы подобрались.

– Без дураков, "мочить" наглухо, их тут с десяток, если не больше, командовал Димка. – Никаких игр в пленных. Постреляют. И так у нас шансов мало. По моей команде...

– Чего вы там шепчетесь? – подозрительно направился к нам один из охранников.

Но в это время за его спиной раздался пронзительный женский визг: это мать вцепилась в дочку, их пытались оторвать друг от друга, но обе отбивались, плакали.

– Пошли! – шепотом скомандовал Димка, заметив, что конвоиры наши отвлеклись.

Дима и Степа, прошедшие выучку в десанте, не забыли этой школы и лихо завалили своих визави, Манхэттен бестолково затоптался, а водила ошалело бросился вперед, столкнувшись со мной, отчего я в падении едва успел схватить Мишаню за ноги. Надо мной грохнул выстрел, пуля обожгла щеку, но я уже подмял его под себя и выкручивал руку с пистолетом.

Он был худой, но жилистый и довольно сильный. Ему даже удалось на мгновение оказаться сверху. Но сделал он это зря. Мишаня вдруг уронил на меня голову, и его рука, сжимавшая оружие, разжалась. Мне на лицо закапала кровь. Я спихнул тяжелое тело и увидел над ним застывшего подростка с камнем в руках.

– Отойди и ложись! – крикнул я ему, кидаясь к пирамиде с оружием.

Где-то в темноте грохали выстрелы, слышались крики. Я схватил карабин, передернул затвор и прислушался. Вдруг прямо на меня, на свет, выбежали два мужика, совершенно ошалелых, с остекленевшими глазами, с двустволками в руках.

– Стоять! – заорал я на них, вскидывая карабин, но они, вместо того, чтобы остановиться, стали поднимать стволы.

Одного я застрелил сразу, второй успел выстрелить, но пуля прожужжала высоко над моей головой.

– Жаканом, или картечью, гады, заряжали, – зло подумал я, дважды стреляя в развоевавшегося казака.

Тот странно икнул, согнулся пополам и, выронив ружье, упал головой в костер. Вспыхнули волосы, затлела гимнастерка.

По-хорошему, надо было вытащить его из огня, но я ринулся бегом в темноту на помощь товарищам.

– Димка! Степан! Алик! – кричал я, перебежками двигаясь в ту сторону, откуда слышались выстрелы, чтобы не пальнули в меня, целясь на голос.

– Не стреляй! – раздался из темноты голос Димки. – Стой у костра, мы здесь, вроде, закончили.

Я вернулся к костру и подошел к подростку, который совсем плохо говорил по-русски, что-то бормотал скороговоркой и лихорадочно блестел глазами. Я подобрал чей-то валявшийся кожушок и накинул ему на плечи. В круг света вышли Манхэттен и Димка. Впереди семенила маленькая женщина в порванном на плече платье и накинутой чужой телогрейке.

За нею Димка нес на руках девушку, судя по неестественно запрокинутой голове, мертвую.

– А где Степан и водитель? – спросил я.

– Водилу убили, – ответил Алик.

Дима аккуратно положил несчастную рядом с её убитым отцом и ответил мне:

– Степка там, – он мотнул головой назад, – Разбирается с теми, кто девочку убил.

В ночи громыхнула короткая очередь. Через пару минут показался Степан с автоматом в руках. Он бросил на землю две винтовки.

– Машину кто-то из вас водить умеет? – спросил Димка у женщины и мальчишки, которые тихо сидели возле убитых родных.

Женщина подняла на него глаза и ответила, раскачиваясь:

– Я немного могу.

– Вот ваши деньги, – он протянул ей пакет, который нашли у них бандиты, ряженные под казаков. – И ещё немного от нас. Садитесь в свою машину и потихоньку езжайте к посту ГАИ, он километрах в двадцати отсюда. Прямо по дороге. Только про нас не говорите, если сможете.

– Как можно? – удивилась женщина. – Вы нам жизнь спасли.

– Спасли, да не всем, – вздохнул Манхэттен.

– Бог вам поможет! – убежденно произнесла женщина, даже не заботясь о том, чтобы вытирать катящиеся по щекам слезы. – Мы с сыном за вас молиться будем.

Мы собрали убитых в "КАМАЗ", подогнали все машины – четыре обнаруженных неподалеку мотоцикла и "Москвич" – поближе к костру, перегрузили шкуры обратно в наш автомобиль, водителя положили в сторонке, вылили бензин на весь этот транспорт и подожгли. Помогли собрать женщине и её сыну вещи, и они уехали. Мы, впрочем, тоже торопились. На такую стрельбу и такое зарево рано или поздно должны заявиться менты.

Дома загнали машину во двор, разгрузили, отогнали на договоренное с Хлюстом заранее место, и до утра не сомкнули глаз. Но все было спокойно. Это говорило о том, что на нас ещё не вышли, а женщина и паренек сдержали обещание.

Мы уже стали думать, что худшее позади, но ближе к вечеру заявился Хлюст. На этот раз с четырьмя головорезами. И все они вошли в дом.

Там за столиком сидел я в гордом одиночестве. Сидел и кушал картошку. С большим аппетитом. При виде Хлюста я сделал удивленное лицо.

– Чего это ты так рано? Машина твоя стоит на месте, на соседней улице. Видел?

– Машина-то стоит, сука! – он сел на край стола, смахнув предварительно чашки.

– Я хотел возразить против такого грубого обращения с посудой, но Хлюст достал пистолет и положил его перед собой. Его сопровождающие достали одинаковые обрезы.

– С чего это вы за оружие хватаетесь? – сделал я удивленное лицо. – У меня в руках кроме вилки вроде как и нет ничего. Да и по количеству расклад в вашу пользу.

– Ты дуру не гони! – взорвался Хлюст. – Где застава казачья? Что за баба нерусская на пост с сыном приперлась, про стрельбу говорила? Мишаню угрохали, а?!

– Ты, Хлюст, на меня не ори. Хочешь говорить, говори толком, что и как. Твоего Мишаню я видел около "КАМАЗа", когда мы груз перебрасывали, как ты велел. Он обмолвился, что будет сопровождать машину по твоему распоряжению. Вот и все. А что стряслось?

– А то стряслось, фрайер ты недорезанный, что мы тебя сейчас кончать будем. Где дружки твои?

– Спят в той комнате, – кивнул я на занавеску, которая заменяла нам дверь.

– Поди глянь, – бросил Хлюст одному из бугаев.

Тот отправился выполнять приказание и откинул стволом полог. И тут же вернулся, подняв руки вверх. За ним в комнату вошли Степа и Манхэттен с пистолетами в руках. Степа держал в одной руке отнятое у бугая ружье-обрез.

– Я же говорил тебе, Хлюст, не спеши, – перехватил я его руку, потянувшуюся за пистолетом. – А уж если спешишь, то не опаздывай, что ли.

И ткнул его в рыло своим извлеченным из-под стола пистолетом. Кто-то из подручных Хлюста рванул было к двери, но его встретил Дима с автоматом. Молодчиков мигом разоружили и вывели на маленькую террасу. В комнате остались мы с Хлюстом.

– Значит так, Хлюст, – сказал я. – Ты от нас навсегда отстанешь, или мы тебя тут и уроем вместе с твоими дружками. Понял?

– Я-то понял, только ты ничего мне не сделаешь, – зло кривя губы, заговорил Хлюст. – Ты ещё на коленях ползать будешь, гнида. Я тебя пополам перекушу!

И оскалил гнилые, черные зубы.

– Кусалки не поломай, – посоветовал я ему.

– Ничего, не поломаю, – успокоился вдруг он. – Только учти, даю вам последний шанс. Либо мы с вами делим товар, который вы украли, между прочим, у Креста и Черепа, либо я закладываю вас, и все, кранты вам, ребята!

– Не поверит тебе Крест, – покачал я головой.

– Это как сказать, – усмехнулся Хлюст. – Отдай мой ствол, и мы уйдем. Завтра приду за ответом. И не забудьте, вы на моей территории. Москва, где она? То-то.

– Идти можешь, я тебя не задерживаю, – равнодушно ответил я. – А вот оружие я тебе не отдам. Горяч ты что-то.

– Думаешь, ты очень крутой, а, фартовый? – прищурился на меня Хлюст. Зря так думаешь, ты – сявка. Если за тебя всерьез взяться...

– А ты попробуй, – посоветовал я.

– Погоди, – пообещал он, – будет время – попробую.

– Ладно, только вали пока отсюда.

Хлюст и компания свалили. А у нас собрался целый арсенал оружия. С места вчерашней бойни мы забрали пистолеты и автомат, да ещё сейчас отобрали у Хлюста и его приятелей пистолет и обрезы. Только патронов было не густо. Но на хороший бой, на час стрельбы, хватит.

Визит Хлюста нас не то чтобы испугал, но заставил задуматься. Мы не могли прямо позвонить сейчас Кресту, надо было что-то предпринять, пока Хлюст не опередил нас. Иначе он получит благословение Креста и со спокойной совестью порешит нас тут, выбрав момент. Да и попадать между двумя жерновами, Хлюстом и Крестом, нам не очень хотелось. Такой натиск нам был бы не по плечу. Ну и ситуация!