355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Меньшов » Я боялся - пока был живой » Текст книги (страница 16)
Я боялся - пока был живой
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 21:29

Текст книги "Я боялся - пока был живой"


Автор книги: Виктор Меньшов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Я же знал, что вы не поверите. – Вроде даже как и с обидой вздохнул провожатый. – Ладно, увидите – поверите. Хотя по мне, так лучше бы и не видеть этих обормотов. Тьфу!

И дальше проводник шел молча, словно воды в рот набрал, не отвечая ни на какие вопросы.

А когда дошли до Красного уголка, то стало не до расспросов. Нинель и Арнольдик уселись в уголочке, склонились голова к голове, взялись за руки и шептали-шептали что-то друг другу... Что-то бесконечно ласковое и нежное...

Вася, перевязанный свежими бинтами, без рубашки, сидел рядом с Другим Васей и увлеченно обсуждал план дальнейших действий с только что прибывшими.

Все согласились в одном, а именно в том, что уходить надо как можно быстрее, пока вокзалы не взяли в тройное кольцо. Прорваться на товарняки и выехать хотя бы из Москвы, а там уже оглядеться, отдышаться и решать что делать дальше.

Находиться в Москве было равносильно тому, как находиться на электрическом стуле и при этом надеяться на то, что забудут включить рубильник.

Словом, единодушие было полное, но оставался вопрос: как найти Сашу Перышкина?

Тут подъехал и я с моим провожатым. Мы сразу же подключились к обсуждению.

Но не успел я даже прикинуть что к чему, как в уголок ворвался Лысый:

– Полундррра! – заорал он с порога. – Тикать надо! Я на вокзале знакомого диггера видел, так он говорит, что их сюда со всего города свезли и спелеологов подключили. Вокзалы уже в тройном кольце, просекли легавые, что через вокзалы будете прорываться. Да солдат еще навезли. Может, кто и стукнул. С минуты на минуту начнут проверять подвалы, системы канализации, вентиляционные шахты. Надо линять!

– Что будем делать? – спросил я.

– Попробуем все-таки выйти к стрелкам, за вокзалы, – не очень уверенно пожал плечами Другой Вася. – А что делать? Не ждать же, когда нас всех здесь накроют?

Он встал и направился к выходу, но в коридоре уже загремели автоматные очереди.

В двери ввалился в буквальном смысле, Тот Что в Телогрейке. Он рухнул на пол. Изо рта у него шла кровь. Мы подбежали к нему, осмотрели: грудь его была пробита пулями в трех местах. Павлуша молча отрицательно покачал головой, разведя бессильно руками.

Тот Что в Телогрейке, открыл глаза:

– Уходите! За сценой есть ход, – он махнул в сторону сцены. – Лысый знает... Ребята там пытаются задержать, но трудно, долго не выдержат, СОБР против них. Уходите скорее...

Больше он никогда и ничего не сказал.

Лысый и Другой Вася бросились за сцену, отдирать линялый занавес, за которым оказалась маленькая металлическая дверка. Другой Вася порылся в карманах, достал ключ, отпер быстро дверцу, нетерпеливым жестом подгоняя нас в нее, вручив Лысому, который шел впереди, фонарик.

Мы рванули за Лысым.

Другой Вася дождался, пока мы все зайдем, и нырнул за нами следом, повернув ключ в замке.

– Скорее! – прикрикнул, подгоняя передних, Другой Вася. – Долго дверь не выдержит, там спецы...

Все, кроме меня и Павлуши, двигались на полусогнутых, за шиворот нам сыпалась земля. Потолок над нами был уже не каменный, а земляной, да еще и подпертый почти повсеместно не внушающими доверия, полусгнившими подпорками, грозившими вот-вот подломиться и похоронить нас всех под слоем земли.

А тут еще сзади ахнуло, и глухой, отдаленный взрыв сильно толкнул нас в спины горячей взрывной волной.

– Скорее! Они взорвали двери! – всполошился Другой Вася,

Но проход стал заметно уже, я в своей коляске еле протискивался, в некоторых местах меня буквально протаскивали, порой даже скорее проталкивали.

А сзади, далеко за нашими спинами, замигали лучи фонариков наших преследователей.

Мы же тем временем уперлись еще в одну дверку, которая оказалась еще ниже, чем первая, но тоже железная. Лысый завозился возле нее с ключами, а Другой Вася нервно торопил его, тревожно оглядываясь на приближающуюся погоню.

Потом он яростно выругался и бросился куда-то назад, навстречу этим фонарикам, выключив свой и передав его мне, зачем-то торопливо ткнувшись мне в щеку, оцарапав при этом колючей, давно небритой щетиной.

Он побежал, и глухой стук его шагов быстро удалился, потом мы услышали невнятный выкрик, что-то загрохотало, дрогнул под нашими ногами земляной пол, раздались еще крики, потом все стихло, только куда-то исчезли лучи фонариков за нашими спинами.

– У него граната была, он подорвал подпорки и обрушил потолок на себя и на них, и загородил проход, – догадался многоопытный в подземных делах Лысый, которому с трудом удалось открыть двери. В голосе у него стояли слезы.

Он пропустил нас всех опять вперед, запер за собой дверь и зачем-то подпер ее бревнышком.

Этот коридор был совсем сырой. Воды было по колено и она была грязной и смрадной. Но нас это уже не шокировало.

Нас уже, казалось, вообще больше ничего не волнует и не шокирует. Мы словно отупели. Эти бесконечные погони, стрельба, кровь, смерть. Мы все смертельно устали. И я только удивлялся, как держатся Арнольдик и Нинель.

Но они шли рука в руке, и ни слова жалобы мы не услышали от них, возможно поэтому стеснялись жаловаться сами.

Судя по тому, как мотало по коридору Лысого, даже он, привычный к этим подземным путешествиям, устал.

– Еще немного... Еще немного... – упрямо твердил он.

И мы шли за ним по этим бесконечно длинным коридорам, задыхаясь от смрада.

Мы старались не думать о том, что ждет нас впереди. Я ехал, чувствуя горячее дыхание Павлуши затылком. Он стоял на запятках моей коляски, поскольку иначе ему приходилось брести в этой смрадной воде уже по грудь.

– Ну вот, пришли. – Устало сказал Лысый, когда мы оказались на каком-то сухом островке, возвышавшемся над водой. – Люк над нами. Чуть дальше пройти – метров десять. Теперь все тихо. Там дальше опять вода. Вы подождите на сухом месте. Я схожу посмотрю, что да как там. Вообще-то выходим мы за станционными путями, сильно дальше, за стрелки. Тут на товарняк сесть можно без проблем, если нет засады. Так что сидите тихо и ждите.

И он ушел вперед. Зачавкала вода, потом тихо загремела крышка люка. Задвинулась обратно.

Какое-то время царила тишина и мы уже успокоились, как вдруг наверху глухо ударили выстрелы, послышались крики, свистки...

Длилось это совсем недолго, потом опять сдвинулась крышка люка и вниз ударил яркий свет мощного фонаря:

– Эй! Здесь люк! Похоже, что этот хмырь вылез отсюда.

– Да это бомж случайно под пулю попал, дурак. Кричали же ему...

– Он не случайно попал. Он отводил нас от этого люка. Надо проверить...

Вниз врезали очередь из автомата.

Потом загремели по железной лесенке, спускаясь к нам.

Скворцов дважды выстрелил на свет фонаря. Раздался крик, фонарь выпал и булькнул в воде, а следом тяжело упало тело...

Мы уже мчались в какой-то боковой коридорчик, жутко узкий и грязный, а вслед нам гремела пальба.

Я ехал первым и едва не сбил ЕГО.

Он стоял, широко расставив ножки и скрестив на груди руки. Я так и ахнул, увидев его: это был – ГНОМ!

– Ну, чего уставился? – спросил он весьма сердито и совсем недружелюбно. – Что за странные вы, люди. Нигде от вас покоя нет. Мы под землю ушли, так вы и тут нас достали. Мы, гномы, тысячи лет существуем и ни разу между собой не воевали, а вы убиваете друг друга, под землю загоняете... Не стыдно?

Не знаю, какого он ожидал от нас ответа, но его ни у кого из нас, похоже, не было. Неожиданно нашлась Нинель:

– Стыдно должно быть тем, кто загоняет, а не тем, кого загоняют, изрекла она.

Пришла пора Гному задуматься. Он помолчал, потом вяло признал:

– Что ж, мудро... – вздохнул, и пошел...

– Эй! – набравшись храбрости позвал я его. – Выведи нас отсюда, или спрячь, что ли...

Гном остановился, прислушался к шуму и стрельбе у нас за спиной, глубоко и тяжко вздохнул, и словно нехотя, сказал:

– Ладно, пошли, что стоите? – и не спеша побрел вдоль по коридорчику, а мы, тревожно оглядываясь, за ним, никак не решаясь его поторопить.

А Гном, пройдя совсем немного, остановился и спросил:

– Все здесь?

– Все, – ответил замыкавший группу Арнольдик.

– Тогда входите, – сказал Гном, после некоторого раздумья.

Он нажал что-то в стене, и с тихим мелодичным звоном стены раздвинулись, разошлись, открыв красивый большой коридор, залитый светом.

– Милости просим, – опять почему-то вздохнул Гном, проходя в коридор и ожидая, когда зайдем мы, чтобы закрыть проход.

Мы прошли, все еще тревожно оглядываясь и не совсем веря сами себе. Стены сомкнулись у нас за спиной.

Гном подошел к стене, нажал кнопку и сказал прямо в стену:

– Я с гостями, со мной люди. Приезжайте. Двадцать четвертый вход. Жду.

Он прислонился спиной к стене и вроде как заснул, давая нам этим понять, что не намерен отвечать на дурацкие вопросы, которыми мы готовы были его осыпать.

Все устало присели на корточки вдоль стен и тоже стали чего-то ждать. Вскоре послышалось легкое жужжание, и подъехало несколько электромобильчиков.

С них соскочили молчаливые гномы, завязали нам глаза, рассадив нас по этим автомобильчикам.

Ехали мы не очень долго.

Нам развязали глаза и помогли сойти. Стояли мы теперь перед входом в застекленный холл.

Нас повели через него. За холлом оказалась казавшаяся бесконечной анфилада огромных залов, в которых повсюду были кондиционеры, великолепное освещение.

Мы прошли огромный компьютерный зал, с прекрасным оборудованием, через библиотеку, через читальный зал, через нечто, напоминающее конструкторское бюро.

И везде что-то читали, играли, музицировали, шили, строгали, занимались спортом, словом, жили умной жизнью тысячи маленьких человечков.

Что нас особенно удивило, так это то, что оборудование везде было самое современное, как и стильная одежда на всех без исключения гномах.

Наконец, нас ввели в большой зал, обставленный шикарной антикварной мебелью. Там встретили нас несколько старых гномов, сидевших за большим столом.

Мы стояли, все кроме меня, а гномы сидели, кроме того, который привел нас сюда.

– За ними гнались. Им угрожала смерть, – пояснил он.

Старый гном поднял руку и сказал:

– Это не наше дело. Это дело людей. Мы, гномы, не вмешиваемся в их дела. Мы ищем сокровища, добываем сокровища, охраняем сокровища. За них мы покупаем у людей вещи, материю, продукты. Мы – счастливы. Мы – не воюем друг с другом. Гномы не убивают гномов. И не водят к себе людей. Мы только берем людей в рабство, из числа тех, кто приходит за сокровищами гномов.

– Но этих людей могут убить... – попробовал зайти с другого края Гном.

– Я все сказал, – произнес старый гном.

– Мы все сказали, – подтвердил старый гном в центре.

– Но они могут про нас рассказать, – неуверенно произнес Гном.

– Им никто не поверит, – равнодушно пожал плечами гном в центре.

После этого он, ни слова больше не говоря, поднялся и вышел, за ним вышли остальные старцы.

Гном повернулся к нам и развел руками...

Все повторилось в обратном порядке: нам опять завязали глаза и увезли куда-то. Развязали нам глаза в глухом сводчатом коридоре, похожем на те, в которых мы уже побывали.

– Я один из многих, – развел руками провожавший нас Гном. – Я должен подчиняться старшим.

– Мы это уже проходили когда-то, – устало вздохнула Нинель.

– А хреново же у вас тут, ребята, – сплюнул Скворцов.

– Спасибо, что все же выручил, – сказал Гному Арнольдик.

– Куда мы здесь выйдем? – спросил я, показывая на замеченный мной большой люк вверху над нашими головами.

– На Чистые пруды, патрулей здесь нет, проверили... А ты, – Гном обратился к Павлуше, – мог бы остаться с нами.

– Я только ростом – гном, – улыбнулся в ответ Павлуша. – А у людей кроме физического, есть еще рост духовный, так что я для измерения предпочитаю второй рост. Прощай...

И он отвернулся.

– Прощайте, – почему-то жалобно ответил счастливый Гном, и почему-то нам было его жалко.

И он ушел в свои стерильно чистые миры, а мы полезли наверх, на наши заплеванные и замусоренные улицы.

Гном не обманул: никого вокруг не было. На улице были сумерки. Мы стояли и думали, куда пойти, когда около нас довольно резко затормозила машина.

Мы выхватили оружие, но окошко машины открылось, в него выглянула молодая, красивая женщина и замахала руками:

– Не стреляйте! Мы же именно вас почти целый день ищем!

– Нас сегодня не только вы ищете, – настороженно ответил Скворцов.

Но женщина уже выходила из машины, а следом за ней, с другой стороны, высокий молодой человек.

Оба они направились прямиком к нам.

– Нинель Петровна! Вы нас не узнаете? Мы учились у вас! В восьмом "Б", помните? – спросила девушка. – Я – Лена Колокольчикова, а он – Ванечка Сомов. Помните? Мы поженились, у нас двое детей: мальчик и девочка. Мы часто вас вспоминаем, вы нам тогда так помогли! Если бы не вы, мы бы, может, и вместе не были. А когда мы ваши фотографии по телевизору увидели, мы не поверили, и очень возмутились, и поехали искать вас по городу. Мы вас так второй день ищем. С самого утра ищем, ездим повсюду. Мы очень помочь хотели. Мы теперь журналисты, работаем в информационном агентстве, почти на все СМИ информацию даем, может вам чем поможем?

– На все СМИ? – заинтересовался неожиданно Павлуша. – Это у вас оперативная связь, или спутниковая тоже имеется?

– Да не только спутниковая, но и компьютерная, электронная, факсимильная и прочая, прочая... – растерянно пояснил Ваня. – А что именно надо? Что конкретно?

– А вот это все нам и надо! – неожиданно радостно воскликнул Павлуша.

И мы все в этот же момент поняли, что именно вот это-то нам и надо! Что вот он, конец наших приключений...

– Садитесь в машину, – предложил Ваня. – Поедем к нам домой, там все и обсудим, а то по улицам патрулей полно, а мы такой толпой тут стоим.

Вот тут мы все засмущались, стали переглядываться, и я понял, что мы все вспомнили об одном и том же человеке – о Верочке.

Нинель, конечно же, тоже вспомнила про нее. Но тем не менее, она первая, высоко подняв голову, села в машину, демонстративно глядя перед собой.

За ней следом сел Арнольдик.

Следом полез на колени к Арнольдику Павлуша, со словами:

– Что я, гном, что ли, никому не верить...

А следом полезли и остальные.

Что мы, гномы, что ли?

Меня, немного подумав, прикрыли брезентом, сделав из меня прицеп.

Ваня прикрепил на лобовое стекло ярко-желтую наклейку "ПРЕССА", всю обляпанную печатями всевозможных конфигураций и расцветок.

Пропуск этот, как ни странно, действовал. Нас никто и нигде не задержал, даже торопили, чтобы проезжали побыстрее.

Квартира молодых супругов находилась в престижном доме с подземным гаражом, лифт из которого вел прямо на нужный этаж. Таким образом нас никто из соседей не видел.

Сидя в большой квартире, со вкусом обставленной дорогой и добротной мебелью, поочередно приняв ванну, чистые и распаренные чаем с рюмкой ликера, мы рассказывали Леночке и Ване о своих злоключениях, умолчав разве что о гномах, все равно не поверят.

Когда мы закончили, лица наших друзей посерьезнели.

– Сегодня наше агентство уже не работает, да никто и не позволит передать такую информацию, – задумчиво подытожил Ваня. – Ключей у меня нет, я всего лишь один из журналистов. Правда, охраны там тоже пока нет, а в гараже у меня припрятана граната... Грозились нам как-то, вот я на всякий случай и купил... – засмущался он.

– Но у вас же дети! – воскликнула Нинель.

– И потом: машина, квартира, престижная работа, благополучие, наконец! – воскликнул Арнольдик. – Да и молоды вы, и любите друг друга. И чтобы в один день поломать все это?! Вы хотя бы понимаете, что мы – вне закона? Что за эту бумагу, за одно только прикосновение к ней, погибли уже несколько человек?

– Вы знаете, что людей убивают на месте, без предупреждения, без проверок? – вступил Скворцов.

– В том-то и дело, что у нас дети. Когда-то, в девяносто первом, в августе, детей у нас еще не было, смотрели мы с Леночкой телевизор, а потом, ни слова не сказав один другому, встали и пошли к Белому дому. И мы не отговаривали друг друга...

– Мы не Ельцина пошли защищать. Мы просто поняли, что всю свою жизнь до этого дня мы прожили в стране бессловесных рабов, – сбиваясь заговорила Лена. – И мы пошли туда не побеждать кого-то. Кого могли победить мы безоружные? Мы пришли, чтобы заявить, что мы – люди и если умрем, то как люди. Мы просто не хотели обратно в стойло. И не хотим...

– Вы правильно сказали, что у нас дети. Поэтому сегодня Леночка останется дома, а я пойду с вами, хотя бы уже потому, что без меня вы не разберетесь с аппаратурой. Я и то не уверен, что справлюсь, например, с космической связью. Мы не желаем, чтобы наши дети жили в стране, которой управляют бандиты. А для того, чтобы, если со мной что-то случится, Леночке не предъявили претензий, имитируем налет, все равно двери взрывать придется. Подумают, что меня взяли в заложники. А если мы останемся живы, то мы просто останемся живы...

– Вы должны остаться живыми, – сказала Леночка.

Мы все очень хотели остаться живыми. Но за нашими спинами было уже столько смертей, что мы мало надеялись на это.

Мы быстро допили чай, как-то сразу заторопились, засуетились...

Пряча глаза, простились с Леной, словно были перед ней очень виноваты.

С трудом уговорили остаться с Леночкой Нинель.

Спустились в подземный гараж, на лифте, устроились в просторной Ваниной машине, и – поехали...

Глава двадцатая

Уже знакомый нам хозяин кабинета на Лубянке подъехал на простенькой пыльной "шестерке" к тихому маленькому домику в Староконюшенном переулке.

Двери в подъезде этого двухэтажного домика были заперты. Около него, на тротуаре, стояло несколько довольно крутых машин.

Генерал в штатском неодобрительно покачал головой, постучал коротко в двери. Там, словно этого только и ждали, с готовностью открыли.

Генерал вошел в холл, перед ведущей наверх лестницей, покрытой ковром, стоял пост: четверо в штатском, здоровенные и мордастые.

– Почему машины у входа? – зло спросил генерал. – Вы что, и мышей ловить перестали?!

– Так ведь лидеры партий все-таки... – замялся один из мордатых. Капризные они, Сергей Ильич.

– А мне на них... – тут он выдал такое, что даже охрана покраснела.

– Убрать машины немедленно! – рявкнул шепотом Сергей Ильич, взбегая по лестнице. – Хоть в подъезды попрячьте!

Двое охранников тут же выскочили за двери, что-то быстро говоря на бегу в радиотелефоны.

Сергей Ильич миновал еще двух вскочивших навстречу охранников на лестничной площадке, потом еще двух, перед высокими резными дверями. Не ожидая, пока ему услужливо откроют, сам толкнул плечом двери...

В маленьком, но уютном зальчике, сидели вокруг стола человек пятнадцать. Это были известные всей стране люди, знакомые по многочисленным скандалам, по телевыступлениям, а еще больше по бесчисленным обещаниям. Это были лидеры левой оппозиции, правда, разных направлений, зачастую не признающих друг друга.

Они бурно прореагировали на появление генерала, выражая протест по поводу столь бесцеремонного их водворения в этот зал.

– Господа! – резко остановил их Сергей Ильич. – Я не намерен перед вами извиняться. Да, честно говоря, не очень-то и рад видеть большинство из вас... Да сядьте вы, господин Пургенов! Вас за махинации с добровольными взносами давно пора уже в другое место посадить. А вы, господин Гранаткин, с вашей почти одноименной газеткой и так уже всем порядком осточертели дешевыми и непотребными скандалами. А ты, красный неандерталец, журналист, по-русски говорить не научившийся, мечтаешь о собственном телевидении, вот и мечтай, а рот не открывай... Мааалчааааать!!! – неожиданно заорал он, со всего размаха стукнув кулаком по столу.

От неожиданности, или от испуга, но в зальчике водворилась тишина.

– Так-то лучше, – буркнул Сергей Ильич. – Времени у меня нет на расшаркивания. Вы все знаете об утрате чрезвычайно важной бумаги. Там перечислены почти все сидящие здесь, поименно. Стоит ли говорить, что для всех вас опубликование этой бумаги не что иное, как политическая смерть? Что остается в подобной ситуации? Выход для оппозиции только один переворот...

В зальчике повисла тишина. Все боялись не то что выдохнуть вдохнуть.

– Что притихли, господа-товарищи? – усмехнулся Сергей Ильич, – Вы же об этом столько говорите. Что ж, будем считать, что мечты сбываются.

– А что Президент? – робко спросил один из сидевших.

– А что – Президент? – притворно удивился Сергей Ильич. – Шлепните его, и все дела, давно мечтаете... Шучу я так, – строго оборвал он сам себя. – Президента мы берем на себя. Мы не будем устраивать покушений, органы должны быть вне подозрений, мы не должны подставляться столь откровенно. Вы же первые нас потом трясти будете. Мы все сделаем тихо. Как – это наше дело. Ваша задача – захватить все важные государственные объекты, кроме банка, банк мы вам не доверяем, и объявить, что вы берете власть в свои руки законным путем, по праву результатов прошлых выборов, где вы имели второе место. Не имели, говорите, второго? А кто помнит? Через два часа будет важное сообщение, и вы немедленно начинаете. Времени нет. Вас поддержат внутренние силы, милиция. Армию мы нейтрализуем. Бумага где-то в городе. Вы, товарищ Суканов, договоритесь с остальными партиями сами. Мне некогда время тратить на уговоры и переговоры, церемонии разводить некогда. И первым делом захватывайте газеты и связь. Все. Не засиживайтесь, времени нет.

Сергей Ильич быстро вышел из зала...

Глава двадцатая первая

Президент сидел в глубоком кресле, в спортивном костюме, в белых шерстяных носках и смотрел по телевизору мультики, прихлебывая чай из блюдечка, что обожал делать всегда, когда был не на виду.

А дома он мог себе позволить.

И он позволил. Чуть-чуть. Чисто символически – накапал четверть стакана, всего и делов-то.

Но настроение было благостное.

Делами его в последнее время не слишком одолевали, да и толку в этом было мало. Большинство бумаг он подписывал готовыми, по представлению первого вице-премьера, роль которого все больше становилась похожей на роль регента при Президенте. А что делать? Когда за семьдесят – управлять государством в полном объеме просто безумие, или самоубийство...

Мультики Президент очень любил, и когда его отрывали, бывал крайне недоволен, как и сейчас, когда в кабинет зашел какой-то молоденький, но с отличной выправкой, секретарь. Он почтительно положил на маленький столик около кресла Президента тонкую, атласную папку бордового цвета.

Что делать! Президент легко отказался от прошлых убеждений, которыми и не был сильно отягощен, но не мог отказаться от пристрастий.

Увлеченный мультиком Президент раздраженно отодвинул папку на другой край столика, но молоденький вежливо придвинул ее обратно и не уходил.

Стоял почтительно и ждал.

Президент хмыкнул, довольный, что ему так ненавязчиво дают понять, что бумаги срочные.

Он вздохнул, подвинул папочку к себе и положил ее на колени, не отрывая глаз от телевизора.

Когда он открыл эту папочку, молоденький взял со столика пульт и уменьшил у телевизора звук.

Президент еще раз довольно хмыкнул, отметив про себя, что надо попросить в секретариате, чтобы этого молоденького закрепили за ним постоянно.

Погладывая краем глаза за приключениями забавных зверюшек на экране и улыбаясь уголками рта, он начал читать бумаги...

Умер он мгновенно, едва прочитал первые фамилии в описке. Он даже не успел толком осознать прочитанное, на лице его даже полуулыбка не сошла. Сердцем он почувствовал беду раньше.

И сердце не выдержало.

Он сполз из кресла на пол, на мягкий ковер. Ноги его, в белых, мягкой шерсти, носках, дернулись чуть-чуть, и он замер.

Молоденький смотрел на него сверху, потом наклонился, взял из рук папку, вытащил первый листок, сложил его и спрятал в карман. Потом еще раз наклонился, пощупал пульс на шее, удовлетворенно кивнул и подошел к телефону. Ткнул несколько раз кнопку и сказал:

– Сделано.

Ответа он не ждал.

И, еще раз осмотревшись, вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Везде бывают накладки, случился такой маленький сбой и в этой, продуманной до мелочей, операции, правда, нисколько не отразившийся на ее развитии.

Так получилось, что в кабинет Президента никто долго не входил. И родные, а так же обслуга, узнали о смерти Президента по телевизору и бросились в его кабинет...

Глава двадцать вторая

Машина затормозила около небольшого домика с железной оградой. Мы высыпали на улицу, а меня выпростали из-под брезента. Ворота были заперты. Сверху на нас смотрели беспристрастные глаза телекамер наружного наблюдения. Ваня махнул на них рукой:

– Еще не подключили, не успели. Только установили. А вот сигнализация работает, поэтому надо успеть быстро проникнуть в здание, пока нас около него не повязали.

– А мы успеем передать? – засомневался Арнольдик.

– Нам бы только в здание попасть! – гордо произнес Ваня. – А изнутри это здание – настоящая крепость! Точно-точно. Кругом броня, стены усилены, все по спецзаказу, да еще и ставни бронированные изнутри.

– А снаружи?

– А снаружи – простой сейфовский замок пока, – пожал плечами Ваня. Мы спешили оборудование завезти и работу начать, вернее, не прерывать, а все остальное – потом...

– Да что вы пристали к человеку? Вы спасибо скажите его начальству за халатность, иначе бы мы сюда не попали, – вступился за Ваню Скворцов.

– Стой! Стой! – заорал на Ваню Арнольдик, увидев, как он пытается приладить гранату к дверному замку. – Ты так нас всех на клочки разнесешь, а не замок. Давай-ка я этим делом займусь, мне это привычнее.

И он принялся колдовать с гранатой.

По его команде мы отошли за машину, а он, размотав шнурок, прибежал к нам и дернул за этот шнурок.

Взрыв показался нам довольно тихим, но замок он снес подчистую. И тут яростно замигала лампочка над входом.

Мы бегом ворвались в распахнутую дверь. Ваня бросился к аппаратуре, пригласив на помощь меня и Павлушу.

Арнольдик, Скворцов и Вася бегали как сумасшедшие, закрывая двери. Окна были снабжены бронещитами с прорезями, как амбразуры. Домик на глазах превращался изнутри в крепость.

А у нас уже ожила и заработала, погнала информацию, аппаратура. Мы уже начали передавать по телексам и телетайпам, по факсам, только спутниковая связь не давалась Ване.

Управились мы вовремя: к особнячку уже подъехала патрульная милицейская машина.

Скворцов дал в щель короткую очередь вверх, и машина отъехала на безопасное расстояние, ожидая подкрепление.

Со всего, что только мы смогли запустить и включить, шла на всю Россию и за ее рубежи информация. Шли драгоценные секунды...

Глава двадцать третья

В кабинет к Сергею Ильичу влетел его брат:

– На улицах все идет по плану, левые вышли, захватили телеграф, банк мы не дали, хотя они, несмотря на договоренность, все же сунулись. Берут вокзалы, правительственные здания, редакции независимых и других газет и журналов, телевидение пока под нашим контролем. Их туда пускать нельзя разнесут все, дикари. Шаболовку отдали – пускай оттуда вякают, там уже Вампиров в эфире от радости слюной захлебывается. Из частного агентства информации на улице Рылеева, на Арбате, идет сброс информации по интересующей нас бумаге... Идут тексты, на все СМИ и прочее.

– Разнесите этих сволочей в порошок! Хоть с самолетов их бомбите!

– Это уже не ко мне, мое дело – аналитика.

– И к тебе тоже! Тут без крови никто не выйдет! Раз пошло на все газеты – спускай правых, выводите на улицы центристов и демократов, разоружай милицию, выводи армию. Пора...

С призывом к демократии выступил по телевидению весьма популярный актер, потом писатель, потом...

У здания мэрии стали собираться сторонники Президента, потянулись они и к Белому Дому, но и там и там сразу же произошли кровавые стычки с боевиками левой оппозиции.

Такие же кровавые события произошли и у телецентра, но там вмешалась неожиданно армия, и с брони БТРов расстреляли всех подряд: и левых, и правых, и тех что в центре...

На улицах разоружали милицию, выступившую на стороне левых.

По всему городу шла стрельба. Армия арестовала министра внутренних дел, росли баррикады, в город входили танки...

А мы, ничего не подозревая, передавали, передавали, передавали, в захваченные газеты, в молчащее уже радио, на взятое под жесткий контроль телевидение...

Передавали, как выяснилось позже, в никуда. У самого здания шел жестокий бой, а мы бегали, как заведенные, от аппарата к аппарату, заправляли, включали, переключали...

Вася, Арнольдик, Скворцов, носились от окна к окну и стреляли, стреляли, стреляли...

Все помещение было в дыму, мы повязали лица мокрыми платками, и это нас хотя бы немного спасало от раздирающего легкие едкого порохового дыма...

Меня и Павлушу Ваня отправил воевать, крикнув, что теперь он сам справится.

Отправил он нас вовремя, потому что к домику нашему подошел хорошо вооруженный отряд, в камуфляже, со спецоборудованием, сразу было видно специалистов.

Они быстро и сноровисто установили безоткатное орудие, задымили окна шашками, затруднив нам видимость, гранатометами прицельно разнесли одно из окон, разбив бронированный щит, словом, дело наше было худо.

Сражаться на равных с бойцами такого уровня подготовки и выучки нам было явно не по силам, а тут еще подошел и вломился прямо через ограду тяжелый танк, и начал стволом ощупывать стены.

Потом он грохнул по стальной двери...

Дверь влетела внутрь, в помещение посыпались кирпичи, загудели осколки, с треском стали лопаться мониторы, задымили и загорелись провода.

Павлушу буквально расплющило стальной дверью.

А в проход бросились солдаты и милиция...

Мы встретили их яростным огнем, отбросив обратно за ограду, за броню танка. Но у нас внутри здания начался сильный пожар, который тушить нам было не с руки, не было у нас лишних рук и лишнего времени. Мы поняли, что пошли последние минуты.

Арнольдик едва успел скомандовать нам встать по стенам, как грохнул еще один выстрел танкового орудия. Рухнула, обвалившись, часть наружной стены.

Ваня, тоже понявший, что настали последние секунды, выставил, что смог, на автоматический режим, а сам подхватил на полу автомат и бросился к нам, но остановился на полпути, растерянно глядя себе на грудь, где растекалось большое красное пятно.

Он успел еще поднять автомат и выстрелить в набегавших на нас солдат, вернее, сделать попытку выстрелить, потому что его автомат стоял на предохранителе, а он не умел обращаться с оружием.

Мы не могли прийти ему на помощь. Нас прижал к полу огонь с улицы, мы могли только отстреливаться.

В комнату влетела граната. Нас раскидало в разные стороны...

Когда я очнулся – было странно тихо. Я подумал, что оглох, но услышал тихий голос:

– Жив кто-нибудь?

Я с трудом выполз из-под обломков, ко мне подошел Арнольдик, помог поставить на колеса кресло и залезть в него.

Мы огляделись: кругом был дым, все горело.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю