Текст книги "Дети оружия"

Автор книги: Виктор Исьемини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Кто там у вас за старшую? Скажешь, я приказал тебе котлы почистить. Сегодня мне недосуг, с кочевыми нужно разобраться. А завтра поутру проверю – если котлы, все до единого, не будут сиять, как солнышко, пожалеешь.

Пока Сана оставалась любимицей атамана, трудиться ей не приходилось. Теперь она, заливаясь слезами, пошла на кухню, где над ней, конечно, будут потешаться и всячески обижать. Женщины не забыли, как она гордо держалась, сейчас всё припомнят…

Покончив с этим делом, Леван повесил на бок красивую саблю, с которой ходил Мархад, и отправился искать Лякова. Тот колдовал над приемником. Леван заинтересовался.

– Вот эта штука, – продемонстрировал старик гибкий прут с загогулинами, – называется «антенна», сюда поначалу сигнал идет с передатчика, а уж потом по этому шнуру в приемник, тогда его можно слушать.

– Я знаю. Если эту штуковину на приемник направить, то сигнал усилится, так?

– Ага, так и есть. Приемников годных у нас три. Один у тебя в комнате сейчас, раньше Мархад им пользовался. Другой в фургоне, ты его вчера видал, а третий на сендере.

– Какой из них лучше?

– Лучшее Мархад себе забирал, – вздохнул Ляков. – Но и тот, что в фургоне, тоже ничего, я за ним следил, обихаживал как полагается.

– Значит, к нему эту антенну и подключим.

Леван с Ляковом спустились во двор, залезли в бронированный фургон, в передней части которого был установлен приемник. Пока старик подсоединял провода, Леван кликнул Дулю. Тот бездельничал – ходил, наблюдал за работой и покрикивал. На прииске это и было его обычным занятием, но здесь так не годилось, Леван не хотел, чтобы в клане пошли разговоры, что Мархад привечал земляков-южан, а новый атаман – своих старых приятелей, с которыми явился в поселок.

В потолке фургона имелся люк, Леван велел Дуле с антенной в руках вылезти на крышу. Теперь Дуля вертел прут с загогулиной, Ляков внутри колдовал над верньерами настройки. Вот сквозь треск помех прорезался голос Шаара Скитальца:

«…По заказу наших славных небоходов повторяю их объявление, которое, видит Пустошь, надоело мне до некроза в печени, но я буду твердо повторять его снова и снова, покуда не иссякнет серебро в небесных кошельках Гильдии! Они платят исправно, и я, Шаар Скиталец, готов твердить с утра до вечера: разыскивается Туран Джай-Кан, сын фермера с юга Пустоши. Гильдия выплатит двести монет серебром любому, кто сообщит достоверные сведения о его местонахождении, и пятьсот монет тому, кто доставит его живым к Минску либо передаст кому-то из представителей Гильдии. С другой стороны, Гильдия убьет любого, кто покусится на жизнь Турана Джай-Кана…»

Старик повернул верньер, голос Скитальца стих и утонул в треске помех.

– Тьфу! Небоходы со своим серебром… – пробормотал Ляков. – Нам до них не добраться, а я бы не прочь поживиться. Летуны богаты… О, вот оно! Наша частота!

Леван, стоявший в это время под люком, рявкнул Дуле:

– Замри! Если сейчас пошевелишься, башку откручу!

После этого он поспешил к Лякову и склонился над приемником. Оттуда доносились скрипы, шорохи и невнятное бормотание.

– О чем это они, Ляков?

– А кто их разберет, на своей тарабарщине толкуют. Мы их никогда не разумели.

– А далеко они?

– Не очень. Лениво шагают, не торопятся.

– А куда им с такими рюкзачищами торопиться? Думаешь, чего я велел побольше добра им выделить? Теперь не побегают…

– Хитер ты, атаман, – восхитился Ляков. – Но ведь рюкзаки бросить можно!

– А ты бы бросил? То-то и оно. Однако все равно нам нужно следом выдвигаться. Неровен час, упустим…

Тут сверху долетел жалобный крик Дули:

– Леван, можно мне шевелиться-то? Руки затекли, сил нет!

– Запомни направление, куда ты сейчас этим прутом тычешь! – приказал Леван. – Точно запомни! В эту сторону нам двигать! Сейчас как раз и выступим!

В фургон заглянул Снулый:

– Леван, у меня готово. – Он устанавливал «гатлинг» с поворотной треногой на капот сендера. – Когда выступаем?

– Уже!

Атаман прошел между бандитами, которые копошились у мотоциклеток, велел готовиться к выступлению, а сам заскочил на кухню. Поглядел, как Сана трет здоровенный котел. Посудину, должно быть, не чистили сезонов десять, а теперь злопамятные бабы приставили бывшую Мархадову любовницу к этой работе. Она хныкала, но трудилась. Леван подошел поближе и равнодушным тоном спросил:

– Санка, ты читать-писать умеешь?

Женщина с трудом разогнулась и, растерянно вертя в руках грязную тряпку, прошептала:

– Умею.

– Тогда бросай работу, иди переоденься в чистое. – Он окинул взглядом других женщин и строго сказал: – Закончите сами с котлом. – Вывел Сану в коридор и объявил: – Если заявятся фермеры с урожаем, покажешь им в погребе место, куда складывать. Проверишь, чтобы каждый мешки пометил. Найди чистый лист, чтобы не противно было после в руки брать, запишешь разборчиво, какой хозяин сколько чего приволок и где оно лежит. Поняла?

– Поняла, хозяин, – пряча глаза, кивнула Сана.

Леван неожиданно ласково пригладил ее растрепавшиеся за работой кудри и совсем другим голосом, с добрыми нотками, пообещал:

– Старайся, будь мне помощницей – и заживешь лучше, чем прежде.

Оставив пораженную такой переменой Сану обдумывать эти слова, он зашагал к выходу. У двери остановился и бросил через плечо:

– Но ежели что не так сделаешь – пожалеешь крепко! Снова отправлю с битой мордой котлы чистить. Запомни мои слова, красавица!

Больше на женщину он не глядел, вышел во двор. Там его бойцы уже нетерпеливо топтались возле фургонов, особой решимости на их лицах Леван не заметил. Оно и понятно – с кочевыми биться у них охоты не было. То ли дело сидеть в центре поселка за крепкими стенами и слушать, не налетят ли дикари на какой из фермерских домов. Мархад так бы и поступил. Обычно, если случалась какая-то беда, врагов первыми встречали фермеры. Поселок широко раскинулся по долине, усадьбы располагались в беспорядке, образуя неправильный круг, а дом, занятый Мархадом, стоял в центре. Уже случалось, что дикари сжигали один или два фермерских дома, а к укрепленному бандитскому логову не пробились ни разу. Да и зачем бы им, немытым? Их больше интересовал урожай в фермерских сараях, чем стычка с вооруженным отрядом, засевшим как в крепости.

Сейчас же Леван задумал показать местным, что он их верный защитник. Притом урожай тоже будет храниться у него. Укрепив свое положение, Леван собирался устроить несколько крупных налетов на караваны и богатые поселки. А после к нему, конечно, заявятся мстители, но если фермеры будут заодно с ним, взять его дом окажется куда сложнее. Даже от сильных отрядов, вроде того, какой может прислать Шарпан, вполне отобьются. Ну а потом… Леван не знал выражения «кнут и пряник», но применял этот принцип уверенно. Фермеров запугать и заставить нуждаться в себе, соратников привязать щедростью и кровью, а потом – эх!.. Планы у Левана были серьезные. Но как большой камнепад начинается с песчинки, так и исполнение его больших планов начнется здесь с очень скромных дел. Запугать фермеров, прослыть грозой кочевых…

– Ну, чего такие кислые? – окликнул атаман соратников, заставляя себя улыбнуться повеселее. – Думаете, я вас поведу с кочевыми лоб в лоб стыкаться? Нет, мы похитрее поступим! Мы их в ловушку поймаем и без всякого риска возьмем. Стреляйте дружней, когда начнется, мы голозадых враз сделаем!

– А что за ловушка-то, атаман? – решился спросить молодой бандит, тот, что первым ударил чернявого во дворе. Звали парня Кудрей.

– А вот помнишь Мархадовых приятелей, которых я поутру в дорогу снарядил?

– Ну…

– Не нукай, а слушай сюда. И вы все слушайте, что я замыслил. Кочевые около поселка кружат, ждут случая напасть и куснуть. Я их шакалью повадку знаю! Вот увидят четверых пешеходов в Пустоши – что будут делать?

– Наскочат? – неуверенно предположил Кудря.

– Соображаешь, молодой. Южан они побьют, соберутся в кучу, а тут и мы нагрянем. Голозадые нам ловушку готовят, поймают ваших прежних приятелей, а мы их из пулемета, пока они толпиться будут…

Левана перебил хор возмущенных голосов – бандиты протестовали и не желали признавать чернявых приятелями, пусть даже прежними. Леван кивнул – дело сладилось, люди его взбодрились и о предстоящей схватке размышляли без былой неуверенности. А что трусят по-прежнему, так то и хорошо. Страх в бою тоже полезен бывает.

Банда загрузилась в мотофургоны, Снулый занял место в сендере, на капоте которого уже был установлен «гатлинг». Все готово. Леван крикнул: «Заводи!» – и полез в бронированный прицеп, в головной части Ляков склонился над приемником. Эта машина покатила впереди колонны, следом пристроился сендер, второй мотофургон замыкал строй.

Леван сел на скамью рядом с Ляковом. Старик напялил здоровенные наушники, обтянутые шкурой маниса, и бормотал себе под нос:

– Это хорошо придумано, хорошо…

– Ты чего, старый?

– А? – Ляков встрепенулся, глянул на атамана и стал объяснять, перекрывая грохот тряски: – Я говорю: хорошо ты, Леван, придумал! Вчера на дороге-то как вышло? Кочевые наскочили внезапно из-за холмов, тормознули нас, а уж дальше пошло… Сегодня они внезапно не ударят, тут ты верно рассчитал. Южане спозаранку в дорогу отправились. Кочевые их заметят, точно! Они ничего не упустят, потому что за степью следят, крыса не проскочит. Сейчас все их отряды, которые по равнине кружили, стягиваются вслед за южанами, нам дорога чистая получается!

Леван кивнул. Хорошо, если дело идет так, как толкует старый…

Фургон трясся по бездорожью, желтая пыль струилась в щели под плохо пригнанные стальные листы обшивки. Бандиты раскачивались на скамьях, прижимая оружие, чтобы приклады не громыхали. Рожи у них были смурные. Веселье, охватившее всех, когда отправлялись в путь, прошло, биться с кочевыми никому не хотелось, но сейчас поздно было что-либо говорить.

Вот Ляков плотнее прижал наушники к голове и напрягся. Леван уставился на него.

– Кажись, началось, – буркнул старик.

– Дай-ка я… – Леван напялил наушники и послушал обрывки чужой речи, едва различимые среди треска помех. – Ничего не понимаю.

– Они сперва то помалкивали, то спокойно так между собой трещали, – пояснил Ляков, отбирая у него наушники, – а сейчас тараторят, да этак напряжно, с тревогой! Обнаружили их кочевые, а они погоню углядели, вот что это значит. Сейчас пытаются уйти… Эй, они куда-то свернули, что ль? Хуже слышно мне.

Леван велел Дуле опять лезть на крышу и повертеть антенну. Определили новое направление, колонна свернула.

– Убегают, молчат, – объявил Ляков. – Всё, остановились. Попытаются отбиться. Должно быть, хорошее место приглядели. Ну, для боя, значит, хорошее.

– Ты что, разумеешь их говор, что ли?

– Говор не разумею. Да догадаться-то просто.

Леван задумался. Старик нахваливал приемник: далеко берет. Но мало ли, не сунуться бы прежде времени туда, где начинается схватка… С другой стороны, и отставать нельзя. Мало ли что сейчас направление понятно, а там – кто знает, не промахнется ли колонна. Он потянул наушники к себе, Ляков отдал. Сквозь шорох и треск можно было различить отрывистые гортанные возгласы, которыми обменивались южане. Вроде стало хуже слышно. С курса сбились? Нет, это чернявые сбросили мешки и приготовились стрелять. Оружия у них в достатке, увешались им, как мутантский шаман птичьими костями.

Потом говор южан смолк… и вскоре в наушниках загремели выстрелы.

– Началось! – громко объявил атаман. – Наши чернявые дают мутантам жару!

Он вернул наушники Лякову, а сам полез на крышу к Дуле, чтобы видеть окрестности. Когда впереди показался длинный холм, вытянувшийся поперек маршрута движения колонны, Леван приказал тормозить. Прихватив с собой пару человек, он побежал к холму, вскарабкался на вершину и завертел головой. Точно, ветер доносил звуки выстрелов даже сюда, хотя до места схватки оставалось пока что порядочно.

– Вон там, – указал рукой один из сопровождавших его парней.

Среди холмов желтым облачком взвивалась пыль. Отсюда едва можно было разглядеть, что там происходит какое-то движение. Леван ничего не различил, да ведь и так ясно, что там сейчас происходит…

– Ну что ж, выждем немного, да и ударим. Стрельба стихнет – значит, кочевые южан задавили. Тут-то мы и объявимся.

Вернувшись к колонне, он скомандовал понемногу продвигаться вперед. Мотофургоны и сендер поползли в объезд длинного холма. Потом снова вернулись на прежний курс.

Ляков одной рукой придерживал наушники, другую не убирал с ружья, стоящего между коленей. Оружие ему сейчас было без надобности, но привычка заставила схватиться за ствол. Когда рядом бой, руке уютней на оружии лежать. Леван глядел на старика, ожидая новостей.

– Уже лучше слышно, – пробормотал Хромой. – Приблизились, значит.

– Что там? – подал голос со скамьи Кудря. Парень волновался, это было заметно.

– Реже стреляют… – пробормотал старик. – Вот сейчас… ну вот сейчас…

– Дуля, кричи, чтобы гнали! – приказал Леван.

Голосистый бандит высунулся по пояс из люка и заорал:

– Эй, гони! Все вперед! Пора!

От его зычного крика и внутри фургона уши у всех заложило. Взревели моторы, водители дали полный газ, позади фургонов вспухли пышные пыльные хвосты. И впереди пыль клубилась. Чем ближе – тем, казалось, выше поднималось желтовато-серое облако, в котором мелькали длинные хвосты манисов и блестело оружие. Кочевым удалось сломить сопротивление южан, которые залегли на пригорке за остатками стены какого-то древнего строения, всадники на манисах ворвались в руины и теперь добивали раненых бандитов. В пылу боя по сторонам никто не глядел, и даже шума двигателей дикари не расслышали. Они вопили и размахивали копьями.

Перед выступлением Леван объяснил водителям, как будет развиваться атака, но времени, чтобы растолковать все до тонкостей, у него не было. Тем не менее маневр прошел как по писаному: мотофургоны повернули в стороны и затормозили в нескольких десятках шагов от руин, где сгрудились дикари на манисах. Инерция вынесла бронированные прицепы, так что борта оказались обращены к врагу, бандиты выставили стволы в бойницы и дали дружный залп.

Дикари заверещали в другой манере, спеша разъехаться и развернуться к новому врагу. Однако среди остатков стены им было не протолкаться, ящеры спотыкались, шипели, норовили вцепиться друг другу в холку, несколько уже было ранено… тут в промежуток между бронированными стенами фургонов вкатился сендер. Снулый встал, приник к прикладу «гатлинга», и громоздкое оружие ожило в его руках. Гильзы посыпались, заплясали по капоту, покатились на землю, но их звона не было слышно – грохот выстрелов разом заглушил все звуки. Снулый трясся и будто подпрыгивал, так что щеки ходили ходуном.

Свинцовый шквал опрокинул дикарей, ящеры взвивались на задние лапы, сбрасывали седоков, пули рвали и их, и людей. Бандиты в фургонах перезаряжали, стреляли, нутро прогретых солнцем кузовов наполнялось пороховым дымом. Дикари даже не пытались напасть, они спешили убраться из-под обстрела. Те, кому повезло не оказаться в середине свалки, гнали манисов прочь, куда придется. Некоторых настигли пули. Кочевые выли, били манисов пятками. Среди руин, в толчее, потери были куда страшнее, тела валились друг на друга, залитые своей и чужой кровью дикари ползли под прикрытие стен, взбесившиеся манисы топтали их, сбрасывали седоков и сами падали под пулями…

Снулый расстрелял патроны и отвалился от приклада «гатлинга». Леван выпрыгнул из фургона, держа в руках два пистолета – «беретту» и большой ствол, прежде принадлежавший покойному Мархаду, – заорал и побежал к руинам. Бандиты с небольшим опозданием бросились следом. Пространство между обломками стен было сплошь покрыто неподвижными и вяло шевелящимися телами. Из-за груды камней вскинулась голова маниса с раззявленной пастью, из углов которой сочилась кровь. Леван выстрелил, развернулся навстречу раненому дикарю, тот одной рукой направил в него копье, а другую прижимал к располосованному пулей боку. Выстрелив, Леван пригнулся, ржавый копейный наконечник прошел над его головой. Еще выстрел – и кочевник упал. Леван побежал дальше, позади топали и надсадно пыхтели его бойцы. Ворвались в руины, стреляли, били прикладами… Кровь хлестала потоками – жадная иссушенная земля Пустоши мгновенно впитывала эту алую влагу.

Леван первым добрался к середине развалин, где дикари прикончили южан. Вот они, все четверо, истыканные копьями. И мешки при них. Стало быть, Леван не ошибся, позволив им унести все ценное с собой. Вот теперь добро и вернется. Эта трезвая мысль остудила разгоряченный злобой разум. Леван перевел дыхание и огляделся. Шипели умирающие манисы, громко выл Кудря, которому ножом сильно порезали бедро, еще один бандит ругался и стаскивал куртку, чтобы перевязать раненую руку. Остальные рыскали в развалинах, отыскивали дикарей, еще подававших признаки жизни, и добивали.

– Патроны береги! – рявкнул атаман. – Прикладом бей, копье найди, что ли!

К нему подошел Ляков:

– Хорошо поработали. Десятка три прикончили, никак не меньше, даже побольше, наверное. А у нас – никого не потеряли, только пара царапин.

– А ты сосчитай этих. Пройдись да погляди, сколько чумазых мы положили. Сосчитай, сосчитай для порядка.

– Ага. Атаман, я велю, чтобы пару манисов на мясо разделали? Попируем нынче, а?

– Валяй, – важно кивнул Леван.

Ему очень понравились почтительные нотки в голосе старика. Раньше Ляков не так разговаривал, хотя за Левана первым голос подал и вообще держался правильно. Однако после победы манера его изменилась, сделалась заметно более подобострастной. Еще бы – когда б не Леван, сидели бы они, запершись на собственном подворье, и слушали, не начнется ли где на окраине поселка стрельба, не подожгут ли какую-нибудь постройку в фермерском хозяйстве. Потом погорельцы бранили бы «защитников», если б, конечно, остались в живых. Но после того как кочевых в бегство обратили, не стыдно фермерам в глаза глядеть. Какие бы они ни были бандиты, Ляков, Кудря и остальные, а каждому хочется казаться героем.

Атаман отозвал Снулого и тихо сказал:

– Дохлых кочевых с тобой обойдем, кохары с них срежем. Это сейчас важнее всего.

К Левану подошел Дуля. Посопел, потоптался, наконец, собравшись с духом, заговорил:

– Леван, темнеть скоро начнет. Убраться бы… Не могу, когда темно. Душа прямо стонет!

Леван криво ухмыльнулся – дескать, трус ты, Дуля. Но в глубине души и сам он чувствовал страх перед надвигающейся ночью. Близко крылатая тварь или далеко, а страх этот всегда при них, беглецах, остается. И всегда готов проклюнуться из глубины, прорасти холодными руками, которые стискивают сердце, едва закатится солнце.

Леван кивнул подручному:

– Рюкзаки чернявых собери! Скоро двинемся восвояси, вот только закончат манисов на мясо пластать. Так что не трясись. До темноты будем уже за столом сидеть, бабы нам добычу поджарят.

– Ага… – без особого восторга отозвался Дуля. – А чего ты всем сказал, что добычу Мархада отдаешь?

– Я атаман, и все, что есть в клане, – мое, – негромко ответил Леван. – Какая разница, чей карман добро оттягивает? Здесь и карманы все мои.

– Дык я же не атаман. И Снулый тоже. Нам-то…

– А вы держитесь ко мне ближе, и вам перепадет неплохо. Собирай, Дуля, рюкзаки чернявых.

Хотя Леван делал вид, что не разделяет страхов Дули, но и ему снова сделалось немного не по себе, когда стало темнеть. Теперь они, выжившие на прииске, – меченые страхом. Никогда от этого не избавиться, никогда не забыть пережитого…

* * *

На обратном пути Леван молчал. В фургоне шумели его бойцы, показывали друг другу снятые с мертвецов костяные ожерелья. Они тоже страх пережили – перед боем всегда хоть немного, а струхнешь, – но их перепуг обычный, понятный. А Леван угрюмо молчал и нет-нет да бросал взгляд в бойницу – как там солнце, не село еще?

В поселок колонна ворвалась с веселым гиканьем. Бандиты скалились, размахивали трофеями и весело орали, если из окна или поверх забора на них глядел кто-то из местных. И фургоны они украсили трофеями – привязали к бортам подобранные на поле боя копья и везде, где только можно, накрутили ожерелья из раковин и панцирей пустынных тварей, которые сорвали с мертвецов.

Немалую ценность представляли собой кохары – особые вышитые мешочки, такой таскает на шее всякий кочевник. По вышивке можно определить, к какому племени принадлежит дикарь, а содержимое запахом отпугивает смертоносных тварей Донной пустыни. Леван велел все кохары отдать ему. Все, кто собирается путешествовать по Донной пустыне, стараются обзавестись таким мешочком – он хранит владельца не хуже, чем стальная броня, – и платят за него серебром, не торгуясь, собственная-то жизнь дороже серебра. Атаман уже прикинул, что это добро можно продать, а на вырученное серебро накупить оружия. Мархад хапал по-мелкому, на серьезную добычу не замахивался. Леван дела поведет иначе. Так что прежде всего оружие. Но это уже после сезона дождей.

Охранять особняк оставались двое бойцов, теперь они с завистью поглядывали на удачливых товарищей. Небось, провожая колонну, радовались, что опасность их миновала, а теперь завидуют. Ляков побежал распорядиться насчет мяса, а Леван подумал, что хоть пару кохаров не мешало бы продать поскорее и накупить выпивки. С ним клан быстро поднимется, победа будет следовать за победой, а что ж за победа, если не спрыснуть ее? Теперь хмельного много нужно!

Он отдал необходимые распоряжения, велел Дуле присматривать за порядком, а сам побежал наверх.

Сана ждала его в комнате. Робкая, смирная, покорная.

– Никто не пришел, – еле слышно пролепетала она.

– Это ты о чем? – Леван уже успел позабыть, что, уезжая, дал женщине поручение.

– Фермеры, урожай. Ни один не…

– Некроз с ними! Завтра прибегут, да еще наперегонки поскачут, чтобы вперед соседей успеть. Сожгу пару халуп – быстро образумятся.

Сана глядела на него странно. Потом вдруг бросилась на грудь, обняла, стала целовать. Росту она была небольшого, пришлось тянуться, чтобы атамана в губы чмокнуть. Леван позволил ей поласкаться, потом увлек к кровати, ну а дальше… дальше уже и сам остановиться не мог. Так и продолжалось, пока Снулый не постучал в дверь и не объявил, как всегда, коротко:

– Столы накрыты.

Леван сел в кровати, пошарил вокруг себя, отыскал рубаху.

– Погоди, – встрепенулась Сана, – я ж тебе чистую приготовила, атаман! И халат самый нарядный, как полагается главе клана! Уж я торопилась, чтобы ушить его после жирного.

– Молодец, – одобрил Леван. – Все понимаешь. Да приоденься сама, за столом рядом со мной сядешь.

Сана шуршала шмотками, а Леван улыбался. Все верно, все правильно. Надавать по морде, отправить на кухню, чтобы там бабы унизили, а после пригреть, обласкать – и будет как шелковая. Так и вышло. Потом его взгляд упал на потемневшее окно, где красным злым глазом торчала луна, и удовлетворение вмиг пропало. Пришел страх.