Текст книги "Улыбка Бога [СИ]"

Автор книги: Виктор Гвор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Так… – зачаровано протянул лейтенант. – Только это ведь трицератопсы. Они же вымерли несколько миллионов лет назад…

– И что с того, что вымерли? – удивился Усольцев. – «Арарат» пока еще «Динамо» называется, а «Зениту» до чемпионства, как до Пекина раком. Они нормально играть-то никогда не научатся. Разве это мешает…

Капитан оборвал фразу на полуслове и ошарашено уставился на Говоркова:

– Кирилл, ты откуда знаешь, что это за твари?

– В Интернете читал! И картинки…

– Какие картинки, к херам собачьим?! – взорвался комбат. – Какой Интернет? Сейчас сорок первый год! Тысяча девятьсот сорок первый!!! Что с нами случилось?! Мы еще просто психи или уже умерли?!

– Живые вроде, товарищ капитан. Не понимаю… Но я же… – лейтенант замолчал, потом затараторил скороговоркой. – Говорков Кирилл Александрович, тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения, комсомолец, проживаю по адресу Ленинградская область… Нет, товарищ капитан, я это я! Но… Может, ментальный пробой времени?

– Какой пробой? – побагровел Усольцев.

– Ментальный, – виновато повторил Говорков, – тоже читал в Ин… где-то читал точно…

– Так, лейтенант. Раз ты такой начитанный, то думай и к вечеру, а лучше раньше, объясни мне, что происходит. Почему опытные бойцы выскакивают, как сосунки необстрелянные, и изображают из себя стадо бабуинов? Откуда ты знаешь про Интернет, и как называются эти трипперы, а Ваганян – про «Арарат», который лет через двадцать только переименуют, и почему они орут «Россия», а не «Шайбу, шайбу»? Нет, это тоже не отсюда… В общем, сам понимаешь! Мы должны знать, что у нас в головах творится: и причины, и следствия… А сейчас давай батальон в норму приводить. Хоть и не верю я, что фрицы после такого крутого облома что-то сегодня смогут, а порядок должон быть.

Глава 6

14 июля 1941 г. Белоруссия

В дверь решительно стукнули.

– Разрешите?

Не дожидаясь ответа, в кабинет вошел посетитель. Коренастый офицер в выгоревшем камуфляже. Погоны не видны – перевернуты подложкой вверх. Светлые волосы, серые, умные и внимательные глаза. Взгляд офицера быстро обежал кабинет и остановился на вставшем с кресла полковнике.

– Герр оберст Краузе?.. – голос был под стать внешнему виду офицера. Тихий, чуть надтреснутый, совершенно невыразительный. Так мог бы говорить неодушевленный предмет. Шкаф, стул. Или Голем.

Полковник отогнал совершенно неуместные аналогии. Хотя похож, похож…

– Совершенно верно! – Изображая радушного хозяина, выбрался из-за стола и подошел к гауптману. – Именно Краузе, и именно оберст.

Ладони офицеров встретились. «Как деревянная!», – снова прокралась непрошеная мысль.

– Берг. И давайте сразу перейдем к делу, оберст? – «Голем», как про себя окрестил гауптмана полковник, не стал ходить вокруг да около, а сразу перешел в наступление. Решительный…

– Может быть, чаю? Фройлян Эльза заваривает его восхитительно.

– Благодарю. Но откажусь. Не пью, – резко мотнул головой гауптман. – Ни чай, ни кофе. Оберст, при всем к Вам уважении, давайте все же перейдем к делу. Мне хотелось бы убедиться, что нас не зря выдергивали из Греции в столь оперативном порядке.

– Тут дела важнее, – Краузе сдвинул со стола стопку бумаг и присел на краешек, указав гостю на колченогий стул, гордо стоящий посреди комнаты. Гауптман не стал жеманиться и присел, соблюдая, впрочем, всевозможную осторожность. – По крайней мере, здесь серьезнее. Не знаю характера Ваших заданий в Греции, но все же позволю озвучить подобное предположение вслух.

Краузе украдкой взглянул на собеседника. Берг все так же невозмутимо сидел на краю. Услышав про Грецию, улыбнулся краешком губ, очевидно решив придержать мнение при себе. Полковник продолжил:

– Еще не прошло и месяца с начала боевых действий против красных. И, в принципе, всё развивается не так плохо, хотя и не совсем по плану.

– Ничто и никогда не развивается точно по плану, герр оберст. Русские всегда были хорошими бойцами. Канцлер не зря разбрасывался восхищенными эпитетами в сторону России.

– Это Вы очень точно заметили, гауптман. Я старый солдат! – Краузе как бы невзначай коснулся Креста Гиндебурга. – И в моей биографии однажды уже присутствовал Восточный Фронт. Я отлично знаком и с русскими, и с их стойкостью. В общем, надо признать без лишней скромности, что война идет неплохо. А вот в частностях… Вы курите?

– Не курю, – невозмутимая улыбка раздражала Краузе все сильнее. Наверное, даже сильнее, чем полнейшая неподвижность собеседника. «Голем, чистый Голем!»

– А я закурю с Вашего позволения, – нервно пробарабанил по столешнице полковник, не пытаясь даже скрыть волнение. Вернулся на свое место, сел, нервно дергая ящики стола, наконец, достал необходимые документы. – А Вы пока ознакомьтесь с необходимой для вхождения в курс дела документацией. Подборка, надеюсь, достаточно красноречивая. Никогда не встречался ни с чем подобным в своей практике. А она у меня, поверьте, обширная!

Краузе протянул собеседнику тонкую папку в коричневом целлулоидном переплете. Потом достал портсигар, извлек папиросу, неторопливо размял пальцами табак, сжал конец мундштука и щелкнул зажигалкой. Церемония подготовки к курению явно доставляла полковнику удовольствие. Краузе затянулся с нескрываемым наслаждением и, пока Берг читал полученные документы, смаковал дым с видом совершенно счастливого человека. Невесомые колечки всплывали к потолку, рассыпаясь на атомы после соприкосновения с облупившейся штукатуркой давно не беленого потолка.

Гауптман тоже не торопился. Сначала пробежал бумаги глазами. Потом просто прочитал. А после повторил процедуру очень медленно, внимательно всматриваясь в текст и время от времени бросая взгляд на висящую на стене карту. Краузе мог поклясться, что когда папка вернулась назад, Берг знал содержимое наизусть, вплоть до каждой помарки.

– Что скажете? – спросил полковник, когда папка перекочевала в ящик стола, и ключ с легким хрустом провернулся в замке.

– Признаю, – гауптман смотрел сквозь Краузе своими совершенно невозмутимыми стальными глазами. – Больше похоже на розыгрыш. Дурацкий розыгрыш. Но есть некоторые моменты моей обширной практики… – последние слова Берг отчетливо выделил голосом, и полковник понял, что вовсе не такие уж невозмутимые глаза у гауптмана. Голем умел смеяться. – Так вот, о чем это я? Моменты практики подсказывают, что возможны самые неожиданные повороты событий. Особенно в лесах. Тем более, в русских лесах.

– К сожалению, приходится признать Вашу правоту, гауптман, – кивнул Краузе. – Кто-то с первых же дней войны методично уничтожает небольшие подразделения в этом районе. Первоначально мы готовы были списать данные проишествия на остатки разбитых частей большевиков, пытающихся выйти из окружения. Но…

– Это не они.

– Совершенно верно! – согласился оберст. – Всерьез эту версию рассматривали до нахождения первых погибших. Да, после красных остаются трупы. Но самые обычные трупы с огнестрельными и ножевыми ранениями. Да, окруженцы часто уступают нашим войскам в вооружении, но не настолько же! Обгрызенные зубами палки! Свернутые шеи! Метательные спилы деревьев! А физическая сила, с которой всё это проделано!? Это не люди, гауптман!

– А кто? – По лицу гауптмана было невозможно прочитать ничего. Но уже второй раз за несколько часов, полковник мог отправлять клятвы к небесам: Берг только сейчас узнал то, о чем было написано в бумагах, но он знал еще что-то, нигде не написанное…

– Неизвестно, – развел руками полковник, пытаясь не замечать ироничный блеск в глазах Берга. – Наши «умники» тоже не знают ответа. А бывшие полицейские из местных… – оберст взглянул на гауптмана, вопросительно приподнявшего бровь и уточнил, – да-да, полиция в этом районе уже полностью разбежалась. Так вот среди бывших полицейских ходят слухи о «леших» и «лесных хозяевах».

– О «леших»… – задумчиво протянул гауптман. – Это интересно, герр Краузе. Можно сказать, крайне интересно. И сразу же снимает некоторые вопросы.

– Даже так? – обрадованный полковник подался вперед. Но гауптман опередил:

– В чем заключается наша задача?

– Выяснить кто это! – разочарованный Краузе сел обратно. То, что с ним никто не собирался особо церемониться или делится информацией сверх необходимого, было ясно заранее. Люди из ведомства «Черного Генриха» всегда отличались определенной заносчивостью. А специалисты подобные Бергу страдали этим вдвойне. Нет, даже втройне!

– Ваша задача банальна, как суп из бычьих хвостов, – позволил себе несколько скабрезную шутку полковник. – Необходимо найти убийц! Узнать, почему они помогают русским. Попытаться договориться. Или уничтожить.

– Давно не встречал столько четко поставленной задачи, – съязвил гауптман. – Как говорится в русских сказках «Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что!»

– Именно! – не стал скрывать удовлетворения Краузе. – Ваша задача согласована с Берлином. А посему… – полковник виновато развел руками, – извольте выполнять. Со своей стороны обещаю всемерную поддержку всем необходимым. Автотранспорт, питание… Информация. Кстати, чуть не забыл! – Краузе картинно стукнул себя ладонью по лбу, и зарылся в ворох бумаг. – Вот последний случай, еще не вошедший в общую сводку.

Берг внимательно изучил еще один листок. В той же последовательности. Пробежать глазами, прочитать, еще раз прочитать…

– Ну это уже ни в какие рамки не влезает, – Краузе и не подозревал, что с таким наслаждением услышит в голосе гауптмана искреннее удивление. – Я могу поверить в леших. Но мамонты? Герр оберст, ваши солдаты не решили поиграть в берсерков? По слухам, тут весьма забористые мухоморы…

– Я и сам так сперва подумал, но увы! Следы подтверждают. Взвод фельдфебеля Эгера растоптали мамонты, заступившиеся за местного мальчишку. Если есть желание, во-он в том шкафу на нижней полке лежат гипсовые слепки следов. Один из унтеров до войны служил в крипо. Немного разбирается в технологии…

Собеседники помолчали. Берг первым нарушил тягостное затянувшееся молчание:

– Мда… Воевать с мамонтами мне еще не приходилось… Но тем интересней… – закончить ему не дал стук в дверь.

– Господин оберст, срочная шифрограмма!

Краузе взял желтоватый бланк и жестом руки отпустил шифровальщика.

– Прекрасный специалист, но совершенно не понимает субординации, – начал он, одновременно опуская глаза на документ.

Внезапно лицо полковника побагровело. Краузе зашатался и рухнул бы на пол, если не сидел бы в кресле.

– Прочитайте, герр гауптман, вы обязаны ознакомится! – оберст протянул Бергу листок. – Все тот же почерк! И уже не оберфельдфебель!

– Однако, – только и смог произнести гауптман, пробежав глазами сообщение, – Гейнц-Ураган… Будет лучше, герр оберст, если я немедленно выеду в эти… – он сверился с бумагой, – Василевичи. Автотранспорт есть свой, не беспокойтесь.

– Езжайте, Берг. И знаете что? Не надо выяснять и договариваться. Надо уничтожить. Любой ценой. Нам на месте виднее, чем в Берлине.

– Яволь, герр оберст. – козырнул от двери Берг. – Совершенно с вами согласен!

Дождавшись, пока за неприятным гауптманом закроется дверь, Краузе, воровато оглянувшись, достал из стола алюминиевую флягу и рюмку зеленого стекла. Со странностями пусть разбираются специалисты. На то они и существуют в нашем мире!

* * *

Добрались быстро. Дороги, хоть и были больше похожи на хорошо утоптанные просеки, для полноприводных фордовских грузовиков, полученных у молчаливого майора из СС, серьезной проблемой не стали. Лето на дворе, как ни крути. И даже местные болота по случаю жары несколько подсохли. Чего уж говорить о местных грунтовых «шоссе»?

Решивший перестраховаться Краузе не поскупился на наличные силы, и пригнал чуть ли не батальон пехоты. Хорошо хоть офицеры догадались не пускать всю эту ораву в деревню, ограничившись распределением подчиненных по периметру. Посты расставили плотно, и совершенно бездарно.

Ганс-браконьер только сплюнул презрительно, прикинув десяток вариантов просачивания в «охраняемую зону». Берг не стал одергивать подчиненного, потому что полностью разделял его точку зрения. Но чего-то большего никто изначально и не ожидал. Тыловики, что уж тут говорить…

Грузовик въехал точно на середину деревни, остановившись рядом с «кюбельвагеном» ГФП. «Фельдполицаи» крутились поодаль, в своей извечной спеси «не заметив» прибытия спецкоманды. На них, естественно, тоже никто внимания не обратил. Копошатся себе, и пусть. Мы свою задачу имеем. И намерены ее выполнить не смотря ни на что.

Бойцы, не откидывая бортов, выпрыгнули из машины. Гауптман не раздавал приказаний. Ни к чему. Ребята и так в курсе произошедшего инцидента: времени в пути хватило. А непонятливые в его команде надолго не задерживались…

Люди Берга всегда работали сами. Без подсказок и приказов. Каждого гауптман отбирал лично. Кого вытаскивая из тюрьмы, кого – сманивая из полиции или вермахта. Было несколько десантников и пара человек из ведомства Редера. Задания выпадали всякие. Потому и старался гауптман отбирать специалистов самого разного профиля. Никогда ведь не угадаешь, кто тебе понадобится завтра. То ли летчик, то ли альпинист.

Команда растворилась в мельтешении построек. Командир удобно разложился в раскрытой настежь кабине американо-германского детища и, поглядывая время от времени на часы, старательно рисовал загадочные схемы, постоянно меняя карандаши. Наконец, гауптман довольно улыбнулся и уложил бумаги в планшет. Кое-что прояснялось. Далеко не все, конечно. Но будем реалистами, герр гауптман. По крайней мере, известен примерный район действий. И еще некоторые мелочи. Пока что неприметные, но при должном везении… А теперь, положим планшет под сиденье и пойдем самолично посмотрим на место происшествия.

И старательно не будем замечать «ГФПшников». Пусть те делают своё дело, а мы будем делать своё. Потом можно и обменяться данными. Или поделиться. Наверное. Если будет желание. И если будет, чем обмениваться. Потому как, при всех положительных моментах, данных было очень мало. И наблюдения гауптмана пока не радовали…

Русские здесь были. Нет, не так. Русские здесь тоже были. Но не только они. И гораздо важнее понять, кто был еще. Ладно, подождем результатов осмотра. Много времени не займет. Два – три часа особой роли не сыграют. Те, кто порезвился в селе этой ночью, уже далеко. Призрачная надежда, что удастся найти генерала по горячим следам, растаяла на выходе из кабинета полковника. Да и не было той надежды, если быть честным перед собой.

Осмотр закончили часа через три. Ребята по одному выныривали из лабиринта построек, подходили к «Форду». «Полицаи» все еще крутились по окрестностям, сверкая вспышками фотоаппаратов.

– Все на месте? – спросил Берг.

– Ясное дело, все! – обер-лейтенант Матич давно уже должен был носить погоны посерьезней. Но… Препятствием становилась не столько национальность, сколько несдержанность лужичанина, его острая нелюбовь к командованию более чем десятью подчиненными и умение уходить в долговременные загулы, больше смахивающие на запои. Минусы эти, по мнению управления кадрами, совершенно не перевешивали плюсы в виде исключительного мастерства обер-лейтенанта на поприще следопытства. Вот и пришелся Матич ко двору только в спецкоманде Берга. Гауптман уважал профессионалов в любой сфере деятельности, прощая им маленькие человеческие слабости.

– Никого не потеряли. И никого не нашли, – продолжил Матич и кивнул своему напарнику, Гансу-браконьеру, вытащенному Бергом из тюрьмы славного города Боцена, где Ганс сидел как раз за браконьерство… – В двух словах.

– Русские здесь были. – сказал Ганс, машинально потирая шрам, тянущийся через лицо. – Человек под полста. Следы чужой армейской обуви на каждом углу. Подошвы почти целые. Так что или диверсанты, или окруженцы. Топтались, как овцы в загоне. Есть момент. Часовых резали и кололи ножами. Но били уже мертвых. Убитых раньше.

– Решили поиздеваться над трупами? Вспомни усташей.

– Те режут уши и отрезают все лишнее, ублюдки, – поморщился Матич, искренне ненавидевший хорватов всей своей славянской душой. – А тут удары насмерть. Словно били, не зная, что бьют дохляка.

– Смысл?

Следопыты, не сговариваясь, только пожали плечами.

– Еще здесь были животные. Настоящие. Не усташи, – тихо сказал унтер-офицер Луц, – очень большие. Покрыты шерстью. Рыжей или бурой. Особей шесть-семь. С хоботами и бивнями.

– Мамонты? – в лоб спросил Берг.

– Возможно, – согласился бывший боцман «шнелльбота», утопленного английскими бомберами в Северном море. – Если зверь выглядит как мамонт, то, скорее всего, это именно он и есть. Они прошли от восточной окраины до центра и ушли назад. В западную часть деревни не заходили.

Гауптман задумчиво молчал несколько секунд. Оглянулся. Парни из ГФП собрались возле трупа часового, уже осмотренного Бергом, и оживленно размахивали руками.

– Отто, ты у нас вроде как по «холодным» разбираешься? – на всякий случай уточнил Берг у унтера.

– Разбираюсь, – отозвался специалист. – Часовым свернули шеи. Так, что они пикнуть не успели. Остальных убивали бесшумно. В основном – душили. Большинство даже проснуться не успело. Давили, как хорек курей.

– Как душили? – гауптман, сам неплохо разбирающийся в способах лишения человека жизни удивился. – Долго же. И шума хватает. Или гаррота?

– Обошлись без испанских штучек, – поморщился Луц. – Делали проще. Вот так, – показал унтер. – Обхватывали шею ладонью и сжимали. Генрих, не делай круглые глаза. Это возможно. Если ладонь как у гориллы. И если хватает силы. Тем, кто был там, – Отто кивнул на соседний дом, – хватало всего. Если кто-то просыпался – били кулаком. Выходило сильней, чем лошадь копытом. Грудную клетку проламывало до позвоночника. Один удар – один труп. В штабе все так убиты.

– Кто что думает о нападавших?

– Очень похожи на человека или обезьяну, – начал Луц. – Только человека ростом три метра. Огромной силы. Пока всё.

– Целиком покрыты шерстью, – добавил Матич. – Я сперва удивился, откуда следы шерсти в домах, если звери и близко не подходили. А это шерсть убийц. Так что – мохнатые они. И их было всего двое. Посмотри сам.

– С чего такой вывод? – Берг взял образцы шерсти, разложенной по бумажным пакетам, и спрятал в потайной карман камуфляжной куртки.

– Шерсть всего с двух особей.

– Так они тебе свою шерсть и оставили… – хмыкнул гауптман, – не считай противника глупее себя. Первая заповедь тактики.

– Шерсть не читала Сунь Цзы, – в свою очередь ухмыльнулся оберлейтенант. – Линька у млекопитающих идет постоянно. Ты можешь проследить за выпадающими волосами? А у них волосяного покрова намного больше. Эти двое следили. Но не уследили. Нет, их было только двое. Могу поклястся удом святого Себастьяна.

– Значит, они еще и очень быстры, – задумчиво протянул Берг, мысленно добавив несколько дополнительных пунктов к списку достоинств неведомых противников. – Звери подобрались вплотную к часовым так, что их не заметили. Не верю, – мотнул головой гауптман. – У Гейнца в охране таких балбесов не держали. Вероятнее другое. Часовые заметили, но не успели ничего сделать. Мохнатые пробежали от крайнего дома за пару секунд…

Матич скривился, прикинув расстояние.

– Под сто километров в час. Сомнительно. Что-то я не помню в книге у Брэма человекообразных гепардов.

Бывший боцман равнодушно пожал плечами:

– Альфред, конечно, специалист по зверью, но я больше доверяю своим глазам. И фактам. Любой солдат, даже самый хреновый, увидев трехметровую волосатую образину верхом на мамонте, выстрелит не задумываясь. Максимум две секунды до выстрела.

– Мамонты сюда не заходили, – Берг всегда любил подобные споры. В Америке подобное называли «брейн-штурмом», и с этим названием гауптман был согласен целиком и полностью.

– Неважно, – отмахнулся увлекшийся Луц. – К слову пришлось.

– Глаза отводят, – молчун Вилли говорил редко. Но всегда по делу. – Где-то я такое слышал… Фенке!

– Фенке? – гауптман закрыл глаза, покатал на языке слово, прислушиваясь к внутренним ощущениям. – Не слишком ли? Фенке и Белоруссия? Реально?

– А мамонты – объективная реальность, данная нам в ощущениях?

Молчун-то Вилли молчун, но при необходимости вполне мог процитировать не только фюрера германской нации. Иногда от его цитат гауптман нервно оглядывался. Как сейчас, например. Уж больно не хотелось терять хорошего бойца только потому, что тому лень вспоминать, кого он цитирует. Никто, конечно, не захочет ссориться с СС из-за несдержанности рядового. Но если кто-то вспомнит, что этого рядового чуть ли не за шиворот выволокли из-под статьи о пропаганде…

– Фенке… – задумчиво произнес Берг, – плоть от плоти леса. Большие, косматые, огромной силы, быстрые и ловкие. Умеют становиться невидимыми. По описанию подходят. Если что-то подобное существовало в древности в наших лесах, то здесь оно могло сохраниться до сих пор. Это у нас леса повырубили… Что же, придется охотиться на Фенке. Или на кого-то очень похожего…

– Но с Фенке можно договориться! – сказал Луц, на всякий случай оглянувшись. – Во всех сказках…

– Можно. Про это не только в сказках написано… – ухмыльнулся гауптман. – Вот местные с Фенке и договорились. Не думаю, что мы сможет перебить их ставку. Так что, камрады, нам придется охотиться на Фенке. Больших, быстрых, и опасных как десяток медведей сразу. Что ж, я всегда знал, что достойный противник нам попадется только у русских. Правда, не ожидал, что настолько достойный… А что вы, господа следопыты, можете сказать о судьбе генерал-полковника?

– Ничего. Его несли, не сам шел. В воздухе следов не остается, – констатировал унтер. – Может, его уже Фенке на какой полянке доедают…

– Неа, – подумал вслух обер-лейтенант Матич, – скорее всего, наш горячо уважаемый «Шнеллер Гейнц» навоз за мамонтами убирает. Большой и быстрой лопатой, – и, предвосхищая вопросы, добавил на своем родном языке, – Дупой чую!

Именно хорошее дупное чутье и было вторым положительным качеством лужичанина.

14 июля 1941. Белоруссия

Пленный немец говорил много и охотно. Напугали бедолагу белорусские «тойфели» до нервного тика. Если вдуматься, кого бы они не напугали? Это когда знаешь, что осталось тебе всего ничего: пойдут через полчаса танки с пехотой, и жизни той – полчаса до атаки, да две минуты рукопашной, тогда не боишься ни бога, ни черта, ни лешего. А в обычных условиях человек не готов спокойно общаться с потусторонними существами. Да и просто осознать, что есть что-то за гранью восприятия обыденного, не каждый сумеет. Как бы ни храбрился, как бы ни колотил пяткой в грудь, громогласно заявляя о своем бесстрашии.

Хотя Костя Ухватов сейчас совсем не отказался бы поговорить с загадочным «лешим», так удачно вмешавшимся в события. И Яшка, небось, не откажется. Хотя Любецкий, пожалуй, в любом состоянии не прочь стыкнуться с нечистой силой. Что сонный, что пьяный. И еще неизвестно, кто кого первее обчистит и баки забьет. Одессит, что с него взять!

А кругом ночь. Темнота и тишина. Обманчивая тишина… Оно, конечно, немцы не любят воевать по ночам. Но всякое бывает. Любят – не любят, понятия абстрактные. После пропажи цельного командующего танковой группой, фрицы запросто могут и нарушить свои принципы. Например, отправят ночью какую-нибудь спецгруппу понюхать, что да как в этих лесах. Не только ведь у нас есть ОСНАЗ. И у врагов хваткие ребята найдутся.

Так что ухо надо держать востро. А потому секретов командир выставил вдвое больше, чем до захвата столь важной птицы. Собственно, не лейтенант даже, а старшина Стеценко расстарался. Кому же столь важным делом заниматься, как не многоопытному пограничнику-сверхсрочнику? Ночные смены достались самым опытным. Вот и не общаются сейчас ни рядовой Ухватов, ни ефрейтор Любецкий ни с лешим, ни с любимыми заслуженными шинелями, заменяющими и койку, и одеяло. Сидят, сторожко вглядываясь в окружающую темноту, прислушиваясь к потаенной жизни ночной Пущи. Уши-то, ночью поважнее глаз будут.

Война особо леса не задела. Так, прошлась краем, оставив свежие могилы, да, до сих пор воняющие страшной смертью, обгоревшие остовы танков, сошедшихся в смертельной схватке, ставшей последней и для них, и для многих и многих танкистов…

Звуки ночного леса. Легкий скрип деревьев под налетевшими на неожиданную преграду порывами ветра. Упала с легким стуком шишка, решившая, что не переживет еще одну зиму. Еще один непонятный скрип. То ли сова неудачно спикировала за мышкой, то ли белка хвостиком вильнула…

Нет, это смена пришла. Пехотинцы совсем не плохи. Отличные ребята, и подготовка на уровне. Но куда уж плотнику супротив столяра, а «махре» супротив «зеленых фуражек»? На пару секунд раньше уловили чуткие уши тихие шаги. Легкий шепот, струящийся, словно туман, по-над самой землей. Ответный шелест… Пароль назван, отзыв получен. Стараясь не шуметь, залегает на отсыревшие от росы плащ-палатки новая смена. А старая возвращается на место расположения. На встречу с шинелью…

Две тени скользят между деревьев. Неслышные и почти невидимые. Уверенные движения бывалых лесовиков, не первый год живущих под кронами раскидистых дубов и корабельных сосен. И тем неожиданней тихий оклик, звучащий, кажется, со всех сторон…

– Рысенок!

Бойцы замерли. Ни жеста, ни движения. Даже дыхания не слышно. Враг? Союзник? Стрелять на звук? Прыгать в кусты, пока по самим не стреляют? Или затаится, в надежде, что не заметят… Так уже заметили. Кто? Неужто он, легок на помине…

Насмешливый голос из леса поторопил, не дождавшись принятия решения:

– Так и будем в молчанку играть? – и тут же добавил. – Яш, не надо за кнут хвататься. Нас им не убьешь, не немцы, чай.

– Леший, ты? – неуверенно спрашивает Ухватов. Вроде не первый раз уже вот так вот, а дрожь мелкая поколачивает. Жутковато…

– Извини, домовые в лесах не водятся, – не сдержавшись, невидимка хохочет тихонько. – И овинники тоже тут не прижились, – и тут же меняет тон на совершенно серьезный. – Поговорить надо.

– Кто-нибудь видел, шобы одессит отказался поговорить с хорошим человеком? – первым приходит в себя Любецкий. – И за шо будет песня?

– Яша, я тебе скажу, шо это не так быстро, и совсем не так сложно, – усмехается темнота. – И если ты приведешь сюдой лейтенанта, то я не буду иметь таких несчастий повторять два раза.

– Жди, – бросает Рысенок. – Вернусь в любом случае. Даже если лейтенант не согласится.

– И старшину прихватите, – напутствует ночь. – Согласится Свиридов, согласится. Дураком никогда не был.

Бойцы идут дальше. Так же стараясь не издать ни одного лишнего звука, но уже гораздо быстрее.

– Таки я где-то уже слышал похожих интонаций, – на ходу бросает Любецкий и оглядывается. – И не в Одессе слышал, а немного позже…

– Там посмотрим…

* * *

Обратно пришли вшестером, но на точку встречи вышло только четверо. Силуэты деревьев уже хорошо различались в предрассветных сумерках. Только деревья, никого и ничего больше. Белка, и та не прошмыгнет, да и лисы в кустах не шуршат…

– Мы сейчас выйдем, – прошелестел лес. – За оружие не хватайтесь. А лучше на землю положите. И ребята пусть остальные выходят. Серега всё равно не станет стрелять, вы ему сектор стрельбы перекрыли. А счастливый камень Гиви мне не опасен. Да и поймать тот булыжник не так сложно.

Переглянулись. Лейтенант махнул рукой. Алдонин и Тевзадзе подошли к товарищам. И тут появился гость. Словно из воздуха соткался посреди поляны. Здоровенный дядя. Росту под три метра, шерсть, клыки. То ли дикий зверь, неизвестный науке, то ли леший… На мохнатой фигуре диссонансом смотрелись брезентовые штаны. Удобные, явно по мерке сшитые. Только совершенно неуместные.

Надо отдать должное выдержке, за оружие никто не схватился. Но и совсем не среагировать тоже не смогли.

– Очо кочи! – воскликнул Гиви.

– Горилл… – ошалело уставился на гостя Стеценко. – От же ж курво…

Костя высказался гораздо крепче. Старлей молча помотал головой, пытаясь сбросить с глаз морок. На обычно невозмутимом лице челябинского чемпиона застыла гримаса глубокого изумления.

А Яшка, неторопливо обойдя вокруг пришельца, внимательно за Любецким наблюдающего, задумчиво произнес, обращаясь в пространство:

– И кто мне скажет, почему я не имею удивлений? Между прочим, Ваша фотография мене определенно знакома! Ви случайно не забегали до Одессы четыре года назад? Я даже скажу, шо Ви останавливались у старого Иосифа с Малой Арнаутской, который имеет три дочки. Только между нами, таки все трое родили мальчиков, и младенчики очень похожи на папу!

– Ну вот так всегда, – обиженно сказал пришелец, судя по задорно блестящим глазам, и не подумавший обижаться. – Сержант обзовет каким-нибудь поганым словом, лейтенант с боксером промолчат, как в морду плюнут, а Яшка, жлоб таборный, мало того, что какую-нибудь гадость скажет, так еще и растреплет на всю Одессу. Про дитя гор я вообще молчу. Только и остается материться!

И, не услышав ответа, добавил:

– Я, товарищи, не горилла какая, не очи-кочи непонятные и уж, тем более не курва. Я самый что ни на есть настоящий йети. Ты, старшина, видел когда гориллу в штанах?

– Я их по-всякому видел! – автоматически ответил Стеценко. – Вам, лешим, и в костюме-тройке разгуливать не в убыток.

– Вот! – совсем не страшно погрозил «мохнатый» старшине огромным волосатым пальцем. – Гориллу в штанах не видел, а сразу обзываться. Нас на всю Белоруссию, может, всего две штуки осталось, так что нефига всякие слова непотребные в наш адрес говорить. Тем паче, на одной стороне воюем.

– А почему Вы воюете на нашей стороне? – спросил лейтенант. Свиридов все никак не мог успокоиться. Головой он больше не тряс, но на глаза пальцами надавил, проверяя, не мираж ли и не галлюцинация перед ним.

– А почему нет? – ответил йети, и продолжил, пародируя Любецкого, – Ви мене предлагаете пойти до немцев? Таки пойду, но чуть позже и совсем иначе! Между прочим, я в партии с сорок первого года. Семьдесят лет партстажа, это вам не хухры-мухры.

– Сколько?! – хором спросили все. А лейтенант перекрестился. Думая, что незаметно…

– Семьдесят один год, если быть точным, – картинно начал загибать пальцы йети.

– Партия в девяносто восьмом образована, – сказал Костя, – сорок три года как.

– Считай, Фома неверующий: в сорок первом вступил, в две тысячи двенадцатом погиб. Сколько получается?

– Какой две тысячи двенадцатый? – переспросил Ухватов.

– Стоп!!! – заорал вдруг невозмутимый старшина, да так, что пригнулся даже гость. – Все сели на жопы, и с самого начала! По порядку! Или перестреляю, и скажу шо так и було!

– Хорошо. Присядем и начнем сначала, – усмехнулся гость. – Только сперва напарницу позову, раз половецкие пляски со стрельбой отменяются.