Текст книги "Русь. Строительство империи 4 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Ты, насколько я знаю, отрекся от рода, – отрезал новгородец.

Сфендослав фыркнул, повернувшись ко мне.

– А ты, Антон, – выплюнул он, растягивая слова. – Чего молчишь? Привел сюда своего пса Ярополка и думаешь, что Киев падет перед тобой?

Я выпрямился и заставил себя говорить спокойно. Ярополк сжал рукоять меча.

– Я не прошу, Сфендослав, – сказал я. – Я требую. Открой ворота сейчас, и моя армия останется за стенами. Никто не тронет город. Откажешься – и я отдам Киев на разграбление. Выбирай.

А чего мусолить-то? С такими надо говорить на языке ультиматумов.

Он замолчал, глядя на меня, его челюсть напряглась. Бояре за его спиной зашумели, переглядываясь, но Сфендослав поднял руку, заставив их замолчать. Такшонь хмыкнул за мной, явно довольный угрозой.

– Разграбление? Вот как заговорил, значит? – заявил он, оскалившись. – Вот твой истинный облик, Антон. Чужак, что привел на Русь пришлых волков.

Я хотел ответить, но заметил, как Драган наклонился к нему и что-то шепнул. Сфендослав глянул на Такшоня, потом снова на меня, и ухмылка его стала шире.

– Да, – продолжил он, ткнув пальцем в Такшоня. – Еще и венгры с тобой. Чего ждать от такого чужака, как ты? Ты не наш, Антон. И Киев тебе я не отдам.

Я пропустил его слова мимо ушей. Чужак? Пусть говорит. Я не ради его слов сюда пришел. Я повернулся к седому боярину – тому, что стоял прямо, с длинной бородой.

– Я даю вам время до утра, – сказал я, глядя на него. – Подумайте. Откроете ворота – Киев останется цел. Нет – и я сожгу его и отдам на разграбление. Выбирайте сами.

Сфендослав фыркнул, шагнув вперед.

– Нет никакого выбора, Антон, – сказал он, почти рыча. – Ответ уже есть. Нет. Киев не сдастся.

Боярин посмотрел на меня, потом на Сфендослава, кивнул, но ничего не сказал. Остальные тоже молчали. Я кивнул им в ответ, повернулся и пошел к лагерю. Добрыня, Ярополк и Такшонь двинулись за мной.

Мы отошли шагов на двадцать, когда Сфендослав крикнул в спину:

– Утро ничего не изменит, чужак!

Я даже не обернулся. Переговоры кончились.

В лагере я остановился у частокола. Ярополк сжал кулаки, глядя им вслед, и буркнул:

– Он украл мой город.

– Вернем, – сказал я.

– Разграбление, княже? – спросил Такшонь. – Мои воины уже жаждут этого.

– Посмотрим. Ждем утра.

Добрыня промолчал. Я повернулся к Киеву.

Лагерь гудел за спиной. Добрыня, Ярополк и Такшонь думали о своем. Ярополк – о городе, который был домом его отца, Добрыня – о штурме, что нам предстоит, а Такшонь – о добыче, на которую он мысленно зарился.

Я вдохнул холодный воздух, прогоняя слова Сфендослава из головы. Чужак? Пусть так. Главное – взять Киев.

Я повернулся к своему тысяцкому.

– Добрыня! Готовь катапульты. Если утром ворота не откроют, будем бить.

Он кивнул и ушел к обозу, где стояли машины. Ярополк посмотрел на меня.

– Они не сдадутся, Антон, – сказал он тихо. – Сфендослав их крепко держит.

– Тогда сломаем.

Он кивнул, сжав челюсть, и пошел к своим киевлянам. Такшонь хмыкнул.

– Сломаем, княже? – спросил он, ухмыляясь. – Или сожжем?

– Одно другому не мешает, – бросил я, не оборачиваясь и пошел к шатру.

Лагерь жил своей жизнью. Я обошел его, проверяя, как люди готовятся. Дружина тащила снаряды-кувшины к катапультам, самострелы с болтами лежали наготове. Веслава нашла меня у костра. Я грел руки, глядя на пламя.

– Лазутчики вернулись, – сказала она, садясь рядом. – В городе шум. Сфендослав людей на стены гонит.

– Сколько?

– Тысячи две, может, больше, – ответила она. – Лучники на башнях, копейщики у ворот.

– А бояре? – спросил я, вспомнив Драгана.

– С ним, – сказала она. – Драган тоже.

Я хмыкнул.

– Следи дальше, – велел я Веславе. – Если что-то изменится, буди меня.

Она кивнула и ушла. Солнце садилось, окрашивая стены красными бликами. На башнях зажигаются факелы.

Ночь опустилась над лагерем. Я лег в шатер, но сон не шел – в голове крутились переговоры, слова Сфендослава, лицо Драгана. Чужак. А кто он сам? Узурпатор, который украл город из-под носа Ярополка. Завтра все решится.

Утро встретило холодом, пробирающим до костей. Я вышел из шатра, умылся водой из бадьи и оглядел лагерь. Дружина стояла у частокола, самострелы в руках, катапульты готовы, кувшины сложены рядом. Киевляне Ярополка проверяли копья, галичане Такшоня седлали коней, я слышал, как он орет на своих, подгоняя. Я подошел к Добрыне, который стоял у катапульт, глядя на город.

– Ворота закрыты, – сказал он, щурясь на стены. – Ждут.

– Скоро начнем.

Я повернулся к Киеву, глядя на башни. Факелы догорели, но я видел тени людей – лучники, копейщики, все на местах. Сфендослав не открыл ворота. Значит, бой.

Сфендослав выбрал свой путь, и я выбрал свой.

– Готовь катапульты, – сказал я Добрыне.

Тысяцкий проводил последние приготовления. Катапульты выдвинулись на позиции. Ворота оставались закрыты, на башнях мелькали тени лучников. Катапульта выстрелила пробным кувшином с водой. Кувшин взмылся ввысь и с недолетом разбился в десятке метров от стены. Это вызвало смех у киевлян. Катапульты подправили цели.

Я сжал топор и повернулся к Добрыне.

– Время вышло, – сказал я. – Бьем.

Он кивнул, махнул дружине, и люди засуетились у катапульт. Я отошел в сторону, глядя, как воины подтаскивают кувшины с горючей смесью, как натягивают рычаги.

Дружина уже зарядила первую машину – кувшин лежал в ложке, готовый к броску. Добрыня глянул на меня, ожидая приказа. Я махнул рукой.

– Бей! – крикнул я.

Рычаг щелкнул, катапульта дрогнула, кувшин полетел к стенам, оставляя в воздухе темный след. Он ударил в башню слева от ворот – раздался треск, вспыхнуло пламя, и я услышал крики за стенами. Второй кувшин улетел следом, попав в саму стену – огонь лизнул дерево, дым поднялся столбом. Дружина заулюлюкала, натягивая рычаг третьей машины.

Я смотрел, как огонь растекается по стене, как тени на башнях мечутся в панике.

В течении часа снаряды летели один за другим. Киевляне в бесплотных попытках потушить пламя метались по стене. Деревянные стены охотно поддавались языкам пламени. Горючая смесь с шипением и треском пожирала бревна крепостной стены. Нужно им помешать организованно тушить пожар.

– Самострелы! – крикнул я, и воины подняли оружие.

Они прошли чуть дальше катапульт. На стене было зарево. Никто даже не пытался встретить моих арбалетчиков. Щелчки тетивы разорвали воздух, болты полетели к башням. Несколько таких залпов сократили энтузиазм в тушении пожара. А потом стало уже поздно тушить. Пламя с диким ревом начло вылизывать стены вместе с людьми. Я приказал арбалетчикам отступить.

Да уж. Не ожидал такого. Около сотни снарядов сделали свое дело. Если сейчас киевляне не потушат пожар, то город просто весь сгорит.

Веслава подбежала ко мне, глаза ее блестели от азарта.

– Сфендослав на стенее, – сказала она, задыхаясь. – Кричит на своих. Драган с ним, тащит его вниз.

Мои губы дрогнули в усмешке.

Я смотрел на Киев. Огонь пожирал стены, дым застилал башни.

Пламя, что лизало деревянные бревна, уже не было просто вспышкой – оно превратилось в жадного и ненасытного зверя. С треском и шипением горючая смесь, которой начинялись кувшины, пожирала все, до чего могла дотянуться. Сначала огонь казался управляемым: он цеплялся за башню слева от ворот, лениво пробовал дерево на вкус, оставляя черные подпалины. Но стоило ветру подхватить искры, как пламя рванулось вперед, будто живое существо, почуявшее добычу. Я наблюдал, как багровые языки взбираются выше, обнимают бревна, превращая их в уголь. Дым поднимался густыми клубами, заволакивая небо, и даже здесь, в лагере, я чувствовал его едкий запах – смесь горелого дерева, смолы и чего-то еще, почти живого, как крики людей за стенами.

Киев горел.

На башнях замелькали тени. Киевляне метались, пытаясь сбить огонь водой. Кто-то лез по лестницам, кто-то кричал, размахивая руками, но все было напрасно. Пламя не знало жалости. Оно цеплялось за сухие доски, прогрызало их насквозь, и вскоре одна из башен – та, что ближе к воротам, – начала крениться. Бревна, обугленные до сердцевины, трещали, как кости под ударом топора. Раздался глухой стон дерева, а потом – оглушительный грохот. Башня рухнула, подняв в воздух сноп искр и облако черного дыма. Я услышал, как дружина за моей спиной замерла, кто-то даже засмеялся.

Кажется, зря я арбалетчиков отправлял мешать тушить пожар. Но кто ж знал?

Стена, которая казалась такой несокрушимой утром, теперь превращалась в головешки. Огонь шел по ней, как волна, оставляя за собой лишь тлеющие остовы. Там, где еще недавно стояли лучники, теперь плясали языки пламени, пожирая их позиции. Я видел, как один из них попытался сбежать, но споткнулся и исчез в дыму. Деревянные ворота, укрепленные железом, держались дольше, но и они начали поддаваться. Смола, которой их пропитали, вспыхнула ярким оранжевым светом, а вскоре створки начали прогибаться, трещать, а потом – с ужасающим звуком – лопнули. Огонь ворвался внутрь.

Атака, которую мы готовили для штурма больше не нужна. Все решил этот огненный залп.

В лагере воины заворожено глядели на пожар. Катапульты стояли молча, их рычаги опущены. Кувшины с горючей смесью лежали нетронутыми – их больше не требовалось. Да и осталось то их с десятка два, не больше.

Киев горел. И это было не просто зрелище – это была победа, добытая огнем.

Пламя перекинулось дальше, за стены. Я видел, как огонь лизнул крыши домов, теснившиеся у крепости. Солома вспыхивала мгновенно, и вскоре дым поднялся уже не только от стен, но и из глубины города. Крики стали громче – теперь это были не только воины, но и простые люди, чьи жизни рушились вместе с их хижинами. Ветер, что дул с юга, разносил искры.

Пожар вышел из-под контроля. То, что началось как удар по Сфендославу, теперь грозило стереть Киев с лица земли. Я прищурился, глядя на стены, превратившиеся в черные скелеты, торчащие из земли. Бревна лежали кучами углей, тлеющих красным светом. Башни были объяты дымом, и даже железные скобы, что держали их, начали плавиться, капая вниз, как слезы.

Добрыня подошел ко мне с мрачным лицом.

– Княже, – сказал он тихо, – город горит. Если так пойдет, от Киева ничего не останется.

Я кивнул, не отводя глаз от огня.

– Мы сейчас ничего не можем сделать, – ответил я. – Сфендослав сам выбрал свою участь.

Он промолчал, теребя бороду. Ярополк стоял неподалеку, глядя на пожар с каким-то странным выражением боли. Это был его дом. Но он не сказал ни слова.

Такшонь, напротив, ухмылялся, глядя на пламя. Его венгры уже обсуждали, что возьмут из пепла, если что-то уцелеет.

Огонь ревел, заглушая все звуки. Стена лежала в руинах. Местами бревна еще держались, но их основания обуглились, и они падали одно за другим. Я видел, как киевляне на стенах бросали попытки тушить пожар – вода испарялась, не долетая до пламени, а дым душил их раньше, чем они успевали что-то сделать. Кто-то прыгал вниз, в ров, надеясь спастись, но большинство исчезало в огне.

Огонь сделал больше, чем могла бы моя армия. Штурм, копья, мечи – все это стало ненужным. Киев падал не под натиском дружин, а под тяжестью собственного пламени. Я смотрел, как дым застилает небо, как последние башни рушатся, как стены превращаются в головешки. Это был конец.

И, возможно, конец самого города.

Солнце клонилось к закату. Пожар разгорался все сильнее.

Ночь упала на лагерь тяжелым покрывалом, заглушая шум киевского пожара. В ночи он горел еще более величественно. Я стоял у шатра, глядя, как дым поднимается над городом. Ярополк смотрел с некой долей жалости на все это. Впрочем у Такшоня был такой же взгляд. Уверен, что мотивы у них абсолютно разные. Я приказал армии ждать утра. Войско улеглось спать, выставив дозорных.

Я повернулся к Веславе. Она стояла у частокола, глядя на город с суровым лицом

– Зови лазутчиков, – сказал я тихо. – Пора.

Она кивнула, не спрашивая зачем, и умчалась к лесу, где ждали ее подчиненные – двенадцать воинов из «Тайной гридницы». Я подошел к шатру, взял плащ потемнее. Ратибор нашел меня, будто чуял, что я задумал.

– Идешь? – спросил он, глядя на меня из-под капюшона.

Я кивнул.

– Пойдешь со мной?

– Духи велят, – ответил он.

Я хмыкнул. Ратибор и его духи – надежнее нет. Мы вышли к лесу, где Веслава уже собрала лазутчиков. Двенадцать теней в темных плащах, с кинжалами за поясом, стояли молча, глядя на меня.

– Слушайте, – сказал я, понизив голос. – В Киеве суматоха. К сожалению, Сфендослав жив. Он держит оборону. Мы идем туда. Нужно срубить голову врагу, лишить их князя.

Лазутчики не проронили ни звука.

Мы двинулись через лес, обходя лагерь. В том месте, где тени деревьев скрывали нас от глаз киевлян на стенах. Ночь была темной и холодной, ветер шумел в ветвях, заглушая наши шаги и раздувая пламя пожара в Киеве. Лазутчики шли бесшумно. Веслава держалась рядом, а Ратибор замыкал строй. Я вел их к рву у западной стены – туда, где огонь еще не добрался, но где стена была самой низкой.

Мы вышли с края леса.

Лазутчики поползли ко рву. Ров – одно название, воды где-то по колено. Большей сложностью для нас был ил, который мешал ходить по дну. Стараясь издавать как можно меньше шума, мы прошли это место. Я шел первым. Ратибор помогал Веславе и скоро мы все были у стены. Бревна здесь были подгнившими и старыми. С помощью «кошек», которые отлично показали себя еще в Совином, мы взобрались по стенам. Я пролез, цепляясь за гнилые бревна. За мной пошли остальные, и мы оказались внутри – в темном проходе под башней, где пахло сыростью и дымом.

Я шел вперед, держа кинжал наготове. Возле стены была лестница вниз. Где-то в стороне кричали люди Сфендослава. Лестница вывела нас к складу. А чуть дальше виднелся богатый терем. Вряд ли это княжеский.

Глава 17

Киев, объятый пламенем, напоминал гигантский погребальный костер. Отблески пожара плясали на стенах терема, куда мы пробрались – я, Ратибор и двенадцать лазутчиков Веславы. Мы двигались бесшумно в этом лабиринте узких переходов и лестниц, ведущих к богатому терему, затерянному в глубине киевских кварталов. Запах дыма впитывался в одежду.

Терем, как подсказала нам Веслава, принадлежал Болеславу – одному из самых влиятельных киевских купцов, члену Вече, человеку, чье слово имело вес в городе. Именно он был среди переговорщиков-парламентеров. По сведениям, добытым лазутчиками, Болеслав был недоволен правлением Сфендослава. Пренебрежение к мнению купеческого сословия подтачивало лояльность Болеслава к новгородскому князю, который выскочил из Переяславца с вестью о предательстве Ярополка. Не знаю что посулил Сфендослав этому Болеславу, но я хотел перебить его цену.

Я намеревался использовать это недовольство, перетянуть купца на свою сторону, заручиться его поддержкой. Без поддержки киевских купцов удержать город будет сложно.

Обогнув склады, мы скользнули в приоткрытую дверь, оказавшись в просторной горнице. Зарево пожара выхватывало из темноты резные скамьи, узорчатые ковры, тяжелый дубовый стол, заваленный свитками и глиняными табличками. На стенах висели дорогие ткани, тускло поблескивали серебряные кубки. Богатство, накопленное годами торговли, ощущалось в каждом предмете.

– Здесь, – прошептала Веслава, остановившись у неприметной двери в углу. – Его покои.

Я кивнул, жестом приказав лазутчикам рассредоточиться по горнице, занять позиции у дверей и окон. Ратибор встал рядом со мной. Я положил руку на рукоять кинжала, висевшего на поясе, и постучал.

За дверью послышалось шуршание, а затем – приглушенный голос:

– Кто там?

– Князь Антон Переяславецкий и Берёзовский, – хмыкнул я. – И у меня есть к тебе разговор, Болеслав.

Тишина.

– Князь? – с недоверием переспросил Болеслав. – Что тебе нужно в моем доме, в такой час?

– Открывай, пока не вынес к лешему эту дверь, – сказал я, повысив голос.

Снова тишина, а затем – скрип засова. Дверь приоткрылась, и в проеме показалось лицо Болеслава. Седые волосы, окладистая борода, проницательные глаза, в которых застыли страх с любопытством. Он был одет в простую льняную рубаху, на плечи накинут меховой плащ – в тереме было прохладно, несмотря на то, что за окнами бушевал пожар.

– Входи, княже, – сказал он, пропуская меня в покои. – И твои… спутники.

Я вошел, Ратибор – следом. Лазутчики остались в горнице, охраняя тылы. Покои Болеслава были обставлены не менее богато, чем горница: широкая кровать под балдахином, резной сундук. На столе горела свеча, бросая дрожащий свет на лицо купца. Выглядит как-то странно. За окном пожар, а он тут дрыхнет.

– Итак, князь Антон, – начал Болеслав, усаживаясь на скамью у стола и жестом приглашая меня сесть напротив. – Что привело тебя в мой дом? Ты сжег стены Киева, твоя армия уже в Киеве, раз ты здесь. И каким-то образом ты навестил именно меня.

– Я пришел говорить, Болеслав, – ответил я, опускаясь на скамью. – Я знаю, что ты недоволен Сфендославом. Не знаю как так случилось что киевляне так быстро меняют своих князей, но я пришел положить этому конец. Ведь ты же тоже не доволен происходящим? Деньги любят тишину, а в Киеве что не день – так новая напасть. То Святослава убьют вместе со всей семьей, то Игоря, его племянника. То Ярополк пропадет, что Игоря убьет. А теперь и Сфендослав стал княжить сместив Ярополка – природного князя, хотя и отринувшего свой род насильно.

Болеслав поджал губы, но не стал отрицать. Он смотрел на меня в упор, оценивая.

– И что с того? – спросил он. – Ты пришел предложить мне свою власть вместо власти Сфендослава? Думаешь, я поверю чужаку, пришедшему с огнем?

– Я пришел предложить тебе союз, Болеслав, – сказал я. – Этот союз принесет Киеву мир и процветание. Я пришел не как завоеватель, а как освободитель, тот кто изгонит из города узурпатора.

– Ты сжег стены города, княже! – усмехнулся Болеслав. – Твои воины убивают киевлян.

Купец уверен, что моя армия уже в городе. Интересно.

– Сфендослав сам виноват в этом, – возразил я. – Я предлагал ему сдать город, обещал сохранить жизни и имущество. Он отказался. Он выбрал войну. И он проиграл.

– А что предлагаешь ты? – спросил Болеслав, наклонившись вперед. – Какую сделку?

– Я предлагаю тебе и другим купцам Киева поддержку, – сказал я. – Я обещаю защитить ваши права, прислушиваться к вашему мнению. Я обещаю восстановить город, сделать его еще богаче и сильнее, чем прежде. Но главное, я предлагаю стабильность. А это – основа процветания торговли. Взамен я прошу вашей помощи в том, чтобы установить в Киеве мир и порядок.

Я замолчал, давая Болеславу время обдумать мои слова. Он смотрел на меня долгим, пристальным взглядом, словно пытаясь увидеть мои истинные намерения. Я не отводил глаз. Без поддержки киевских купцов мне не удержать город.

Я не рассчитывал найти его в городе. Моя цель была банальнее – убить Сфендослава, уничтожить центр принятия решений в этом городе.

– Ты говоришь о мире и процветании, – сказал наконец Болеслав. – Но ты пришел с Ярополком, сыном Святослава. А Ярополк… он отрекся от своего рода. Он был связан с Огнеяром, что привел печенегов на Русь.

Я ожидал этого. Ярополк был моей ахиллесовой пятой. Его прошлое бросало тень на меня.

– Ярополк изменился, Болеслав, – сказал я. – Он раскаялся в своих ошибках. Он хочет искупить свою вину перед родом.

– Возможно. Но люди помнят. Люди боятся. Они не доверяют Ярополку. И они не доверяют тебе, княже, потому что ты пришел с ним.

– Я понимаю твои сомнения. Я не Ярополк. Я не собираюсь править Киевом, как Сфендослав. Я хочу, чтобы Киев стал городом, где купцы и ремесленники могут свободно торговать, где Вече имеет голос, где народ живет в мире и достатке.

Я достал из-за пазухи небольшой мешочек, перетянутый кожаным шнурком, и положил его на стол.

– Это – золотые гривны, – сказал я, подвигая мешочек к Болеславу. – Монеты, которые я чеканю в Березовке. Это – символ стабильности и процветания, которое я обещаю Киеву.

Болеслав взял мешочек, развязал шнурок и высыпал на ладонь несколько монет. Он внимательно осмотрел их, взвесил на руке, попробовал на зуб. Золото было настоящим, и чеканка была искусной.

– Берёзовское золото… – пробормотал он. – Я слышал о нем.

– Это золото может стать золотом Киева, Болеслав, – сказал я. – Если ты поможешь мне.

Болеслав молчал, перебирая монеты в руке. В его глазах борется сомнение с надеждой, страх – с жадностью. Он, будучи купцом, понимал, что союз со мной может принести ему огромные выгоды. Но этот союз сопряжен с риском.

– Я не могу решить один, княже, – сказал он наконец. – Мне нужно посоветоваться с другими купцами. С теми, кто тоже недоволен Сфендославом.

– Я понимаю, – кивнул я. – Но время не ждет. И если Киев не будет един, если в нем не будет сильной власти, он падет.

– Что ты предлагаешь? – спросил Болеслав, поднимая на меня взгляд.

– Я предлагаю тебе встретиться с другими купцами завтра утром. В тайном месте, где вас никто не увидит. И там мы обсудим все подробно. Я отвечу на ваши вопросы, выслушаю ваши условия. И, надеюсь, мы придем к соглашению.

Болеслав задумался, а затем кивнул.

– Хорошо, княже, – сказал он. – Я соберу купцов. Но у меня есть просьба…

– Какая?

Он замолчал, подбирая слова.

– Мой племянник, Лютич, – сказал он наконец. – Он был схвачен людьми Сфендослава во время недавних беспорядков. Его держат в плену… где-то в городе. Найди его, княже. Освободи его. И тогда я поверю тебе. И тогда я приведу к тебе других купцов.

Вот ведь торгаш.

Я не ожидал такого поворота. Освободить пленника? В горящем городе, полном врагов? Это было опасно.

– Хорошо, Болеслав, – сказал я, поднимаясь со скамьи. – Я найду твоего племянника. Но и ты сдержи свое слово. Собери купцов. Завтра утром мы встретимся.

– Где? – спросил купец.

– Об этом позаботятся мои люди.

Болеслав кивнул, провожая меня взглядом. Я в окружении свиты вышел из покоев. Лазутчики ждали нас в горнице.

– Веслава, – сказал я, обращаясь к ней. – Ты знаешь, где держат пленников Сфендослава?

– Есть одно место, княже, – ответила она. – Старая темница, под княжеским теремом. Но там сильная охрана.

– Справимся. Ратибор, ты со мной. Остальные – рассредоточьтесь и следите за купцом. Если мы не вернемся к рассвету…

Я не стал договаривать. Они и сами знали, что делать.

Мы вышли из терема Болеслава,и снова погрузились в огненный хаос, охвативший Киев. Дым ел глаза, затруднял дыхание. Мы с Ратибором упорно пробирались к княжескому терему, где, по словам Веславы, находилась старая темница. Надежда найти там Лютича, племянника Болеслава, была слабой.

Пока мы пробирались сквозь горящие улицы, Веслава и ее лазутчики не теряли времени даром. Они разделились на три группы, каждая из которых получила свое задание. Это был мой план, разработанный еще до того, как мы вошли в город: использовать суматоху пожара, сеять панику, подрывать боевой дух врага, готовить почву для захвата власти. И лазутчики Веславы были идеальным инструментом для выполнения этого плана.

Первая группа, возглавляемая самой Веславой, отправилась к княжескому терему. Она шла параллельно нам. Их задачей было разведать обстановку: выяснить, где находится Сфендослав, сколько у него охраны, какие есть пути подхода и отхода. Веслава была лучшей в своем деле – ловкая, быстрая, бесшумная, она могла проскользнуть мимо любого часового. Я не сомневался, что она справится.

Вторая группа лазутчиков, самая малочисленная, занялась тем, что я называл «активной дезинформацией». Они не просто распространяли слухи – они создавали иллюзию, что Киев уже пал, что сопротивление бесполезно, что Сфендослав бросил своих людей на произвол судьбы.

Они переоделись в одежду киевских дружинников, проникли в ряды защитников города и начинали сеять панику.

«Сфендослав бежал!» – кричали они. – «Печенеги перешли на сторону Антона! Варяги идут на помощь Берёзовскому князю! Боги отвернулись от нас!»

Их слова действовали на измученных и напуганных киевлян.

Третья группа лазутчиков отправилась на поиски Драгана. Я не питал иллюзий насчет бывшего наемника – он служил Сфендославу, и, вероятно, был верен ему. Но, насколько я успел понять его, Драган – человек прагматичный, ценящий свою жизнь и свободу. Я надеялся, что смогу перетянуть его на свою сторону, предложив ему выгодные условия. К тому же, Драган мог знать много полезного о планах Сфендослава, о его связях в Киеве, о слабых местах обороны города. Эта группа также высматривала и другие полезные цели.

Мы с Ратибором добрались до княжеского терема, обходя горящие дома и завалы. Терем был большим, двухэтажным, с резными окнами и крыльцом. Нам не встречались враги. Только испуганные горожане.

Терем не был охвачен огнем, но дым уже подбирался к нему.

У входа в терем стояла стража – человек десять с копьями и щитами. Они были напряжены, но, похоже, не ожидали нападения с этой стороны. Они думали, что враг – у стен, а не внутри города. Да и заняты они были чем-то. То ли пытались сообразить как быть дальше, то ли думали как спастись в случае пленения.

– Мы не пройдем, – прошептал Ратибор, оглядывая стражников. – Слишком много.

– Значит, обойдем, – ответил я, кивнув на узкий переулок, ведущий за терем.

Мы скользнули в переулок, заваленным всяким хламом – бочками, ящиками, сломанными телегами. Пахло экскрементами и надоевшим дымом. Мы пробирались стараясь не задеть ничего, что могло бы выдать наше присутствие.

Переулок вывел нас к задней стене терема. Здесь было пустынно. Я огляделся, в поисках нахождения способа проникнуть внутрь. На глаза попалось небольшое окошко, забранное решеткой, расположенное чуть выше уровня земли. Подвальное окно.

– Темница, скорее всего, там, – прошептал я, указывая на окно.

Ратибор кивнул и достал из-за пояса топор. Он использовал топор в качестве рычага, сгиная прутья решетки и вы таскивая их из пазов. Через десяток минут окно было свободно.

Ратибор протиснулся в окно, исчезнув в темноте. Я последовал за ним. Мы оказались в узком, сыром коридоре. Впереди виднелся слабый свет – видимо, от факела.

– Идем, – прошептал я, вынимая кинжал из ножен.

Мы двинулись по коридору, который привел нас к лестнице, ведущей вниз. Мы спустились и оказались в большом, полутемном помещении. Это и была темница.

Вдоль стен тянулись камеры, забранные решетками. В камерах сидели люди – изможденные, грязные, в рваной одежде. Они смотрели на нас испуганными глазами, не понимая, кто мы такие.

У входа в темницу стоял дюжий детина в кожаном доспехе, с дубиной на поясе. Он дремал, прислонившись к стене и не заметил нашего появления. Это было нам на руку.

Я жестом приказал Ратибору оставаться на месте, а сам, крадучись, подошел к стражнику со спины. Один точный удар по темечку и стражник осел на пол, не издав ни звука.

– Чисто, – прошептал я, подзывая Ратибора.

Мы начали обходить камеры, заглядывая внутрь. Пленники были разные – и мужчины, и женщины, и старики, и дети. Кто-то из них был схвачен за долги, кто-то – за воровство, кто-то – за неповиновение властям. Но нужного нам пленника мы не нашли.

– Нет его, – прошептал Ратибор, покачав головой.

Я нахмурился. Неужели Лютича держат в другом месте?

– Ищем дальше, – буркнул я.

Мы продолжили поиски, когда из одной из камер послышался слабый голос:

– Антон… Княже…

Я остановился, прислушиваясь. Голос был тихим, едва слышным, но я узнал его. Это был голос Драгана, бывшего наемника, а ныне – одного из военачальников Сфендослава.

Я подошел к камере. Драган сидел на полу, прислонившись к стене. Он был ранен – на его плече виднелось кровавое пятно.

– Драган? – спросил я, наклоняясь к решетке. – Но почему?

– Сфендослав… – прохрипел он.

Я нахмурился.

– Где он?

– Не знаю… Он ушел… через потайной ход…

– Я вытащу тебя. Но ты расскажешь мне все, что знаешь. И покажешь этот потайной ход

Драган кивнул.

– Расскажу… – прохрипел он. – Все расскажу… Только вытащи меня отсюда…

Я подозвал Ратибора, и вместе мы выломали решетку камеры. Драган был слаб. Я помог ему выйти из темницы, поддерживая его под руку.

Мы выбрались из княжеского терема тем же путем, каким и проникли – через подвальное окно и узкий переулок. Драган, опираясь на мое плечо, шел с трудом – рана давала о себе знать.

На улице, несмотря на поздний час, было светло, как днем – пожар разгорался. Дым застилал небо.

Я привалил Драгана к стени и приказал Ратибору по-быстрому освободить клетки пленников. Это заняло еще около получаса. За это время я осмотрел рану Драгана – сильное кровотечение на ноге и множество порезов и ссадин. Оказав первую помощь, я передохнул. Ратибор появился, когда я закончил перевязку из подручных материалов.

Мы торопились, стараясь не привлекать внимания, но улицы были полны бегущих от огня людей.

Когда мы добрались до терема Болеслава, лазутчики, ждавшие нас, облегченно вздохнули. Веслава, увидев Драгана, нахмурилась.

– Внутрь, – скомандовал я.

В горнице Болеслав не спал – он сидел за столом. Увидев Драгана, он вскочил, лицо его исказилось от гнева.

– Что это значит, княже⁈ – воскликнул он. – А этот тут зачем⁈

– Он больше не враг, Болеслав, – ответил я, усаживая Драгана. – Он расскажет нам все, что знает о Сфендославе.

– Этот человек служил Сфендославу! – заявил Болеслав, с сомнением глядя на Драгана.

– Он служил, – согласился я. – Но теперь он служит мне. Верно, Драган?

Драган, с трудом переведя дух, кивнул.

– Где он? – спросил я. – Куда он направился?

– Не знаю… – ответил Драган. – Ушел через потайной ход… Я знаю, куда он ведет…

Глава 18

Я стоял в полумраке княжеского терема, тяжело дыша. Драган, которого я освободил из темницы, лежал у стены, сжимая бок. Его лицо было бледным, как у мертвеца. Он хрипел, указывая дрожащей рукой на угол комнаты.

– Там… У складов, рядом со стеной, есть ход… Сфендослав… ушел туда, – выдавил он, кашляя кровью.

Я кивнул Ратибору, стоявшему рядом. Я обернулся к Драгану.

– Ты уверен?

– Клянусь… видел, как он туда… – Драган закашлялся снова, и я махнул рукой, обрывая его.

Хватит слов. Если Сфендослав сбежал, я должен его догнать.

– Ратибор, за мной. Вы двое, – я указал на лазутчиков Веславы, – тоже идете. Драган, держись, если сможешь.

Он только слабо кивнул, а я, сжав топор в одной руке и факел в другой, шагнул в темноту. Склад мы нашли быстро. По иронии судьбы мы прошли мимо него в самом начале нашей вылазки. Зайдя внутрь, мы увидели открытый подпол. Новгородец либо слишком спешил, раз не закрыл за собой дверцу погребка, либо не ожидал преследования. Либо просто дурачок. Но это вряд ли.

Спуск был крутым, ноги скользили по влажным камням, а стены, покрытые мхом, сужались так, что плечи задевали их с обеих сторон. Ратибор шел следом, его тяжелое дыхание эхом отдавалось в туннеле. Лазутчики двигались бесшумно, как тени, и я в который раз подумал, что Веслава вышколила их на славу. Ведь их тренировки проходили с самого выхода из Переяславца.