Текст книги "Русь. Строительство империи 4 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

«Давай. Поднимай».

«Как пожелаешь», – ответила Вежа и цифра очков тут же скакнула вниз – до 3 316. Перед глазами мигнула надпись:

«Березовское княжество: уровень 2. Налоги увеличены, производство растет».

Я почувствовал легкое тепло в груди, будто сделал что-то важное.

«Что еще? »– спросил я, не открывая глаз. – 'Есть что-то, что могло бы усилить армию?

«Тайная гридница», – сказала «Вежа», и интерфейс послушно переключился. Я вспомнил, как строил ее во время осады – потайное место для обучения воинов. Постройка была завершена, но набор еще не закончен. – «Можно завершить прямо сейчас. Стоит 2 000 очков. Дать приказ?»

Ух ты! А так можно?

«Завершай», – кивнул я.

Очки снова уменьшились – до 1 316. «Вежа» замолчала на миг, а потом перед глазами появилась иконка гридницы – деревянное здание с соломенной крышей, окруженное частоколом. Рядом с ней мигали две стрелки: одна вверх – улучшение уровня, другая вправо – ускорение обучения. Я ткнул мысленно в правую.

«Ускорение обучения: 1 000 очков. Подтвердить?» – спросила «Вежа».

«Подтверждаю», – буркнул я, и очки упали до 316.

Зато тут же всплыло сообщение:

«Обучение завершено. Выпущено 12 воинов-лазутчиков. Готовы к службе».

Я открыл глаза, не сдержав улыбки. 12 лазутчиков. Не просто воины, а те, кто может пробраться в лагерь врага, выведать планы, поджечь припасы.

«Кто их обучит?» – спросил я, глядя на золотистую фигуру. – «Они же не сами по себе появятся?»

«Не волнуйся, мой князь», – ответила она с легким смешком. – «Система найдет способ. Они будут готовы к утру».

Я хмыкнул.

«Хорошо», – сказал я. – «Пусть утром доложат».

«Как пожелаешь», – ответила «Вежа» и исчезла, оставив меня в полутьме терема. Интерфейс пропал.

Я встал, потянулся, чувствуя, как хрустят кости. Милава уже ушла, очаг догорал, и терем погрузился в тишину. Я подошел к окну, выглянул во двор. Костры почти потухли, только несколько угольков тлели в темноте. Все было спокойно.

Я лег в кровать. Сон не шел, но я заставил себя закрыть глаза. Завтра будет день. И поход на Киев, который все ближе. Надо быть готовым.

Утро пришло с первыми лучами солнца, пробившимися сквозь щели в ставнях. Я проснулся от резкого, настойчивого стука в дверь. Потирая глаза, я сел.

– Княже! – раздался голос снаружи. Вторяк. – Там Веслава тебя ищет. Говорит, дело срочное.

– Иду, – буркнул я, вставая.

Я умылся холодной водой из бадьи, натянул рубаху и вышел во двор. Солнце только поднималось, воздух был свежий. Веслава ждала меня у колодца – стояла, скрестив руки, и смотрела так, будто я ей что-то должен.

– Доброе утро, княже, – сказала она, чуть улыбнувшись. – Есть новости.

– Какие? – спросил я, уже подозревая, что это связано с гридницей.

– Двенадцать воинов, – сказала она, выпрямившись. – Я их за ночь натаскала. Лазутчики. Ловкие, быстрые, знают, как в тенях ходить. Вчера после пира на спор прошлась по тренировочной арене гридницы. А они удивились и думали что все это легко. Я прогнала их по тренировочным помещениям. Наутро все как один смогли повторить за мной. Это какое-то чудо.

Значит, система сработала через Веславу.

Я кивнул, скрывая удивление, и сказал:

– Показывай.

Она махнула рукой, и из-за сарая вышли они – двенадцать человек, одетых в темные плащи, с кинжалами за поясом. Лица знакомые – я видел их в бою, когда мы отбивали Переяславец. Это были не новые лица, а мои дружинники, которых Вежа усилила. Я подошел ближе, всматриваясь. Один из них, худой парень с шрамом на щеке, кивнул мне – я вспомнил, как он тащил лестницы под стрелами варягов.

– Это не новички, – сказал я, повернувшись к Веславе. – Это наши дружинники.

– Ага, – кивнула она. – Они и так ловкие были, а я их подточила. Ночь не спала, учила, как ползать, как следы заметать. Теперь они – мастера скрыта.

Я улыбнулся. Вежа не просто наколдовала воинов из воздуха. Она взяла моих людей и дала им навыки через Веславу. Это мне нравилось.

– Молодец, – сказал я. – Готовь их к походу. Скоро выступаем.

Веслава кивнула и ушла с лазутчиками, а я остался у колодца.

Солнце уже поднялось выше, заливая центральную площадь Переяславца мягким светом, воздух наполнился утренними звуками: где-то мычала корова, скрипели ведра, дружинники переговаривались, зевая после вчерашнего пира.

Я поправил пояс, ощутив привычную тяжесть топора, и пошел к терему. Там уже кипела жизнь: Милава раздавала указания женщинам, кто-то тащил мешки с зерном, а у входа стоял Вторяк, потирая рыжую бороду и щурясь на солнце.

– Княже, – буркнул он, увидев меня. – Там гонец пришел. От Степана. Ждет тебя внутри.

Я ускорил шаг и потопал в терем. Внутри было тепло. У стола стоял парень – молодой, с растрепанной русой челкой, в пыльной рубахе. Гонец. Я узнал его – он был с нами еще в Березовке, когда мы частокол ставили. Он выпрямился, увидев меня, и поклонился.

– Князь Антон, – сказал он, чуть задыхаясь. – Степан велел передать: одна деревня с нами. Добровольно пошла.

Мои губы дрогнули в улыбке.

– Какая деревня?

– Луговая, – ответил он. – В десяти верстах к северу отсюда. Староста их сам вышел к Степану как он пришел. Сказал, что слышал про тебя, про Переяславец, про Березовку. Хочет под твою руку. Степан дал им зерно, как ты велел, и обещал защиту. Они согласились.

Я кивнул, сдерживая радость. Одна деревня. Если Степан и дальше так пойдет, скоро у меня будут десятки сел вокруг. А это люди, руки, доходы.

– Сколько там народу? – спросил я, скрестив руки.

– Около трех сотен, – ответил гонец. – сотня рабочих рук, остальные – старики да дети. Но Прохор говорит, что могут больше дать, если защита будет.

– Хорошо, – сказал я. – Передай Степану, пусть продолжает. И скажи, что я доволен.

Гонец кивнул, поклонился еще раз и выбежал из терема. Я проводил его взглядом, а потом подошел к очагу, глядя на огонь. Три сотни человек. Не так много, но это первый шаг. Если деревни начнут сами ко мне тянуться, я смогу строить больше – и гридницы, и кузни, и стены. А главное – доходы пойдут вверх.

Перед глазами всплыло уведомление. Золотистая надпись гласила:

«Луговая присоединилась к владениям. Доходы увеличены на 50 гривен в месяц. Рабочих рук: +100».

Я хмыкнул. Вежа не теряет времени. Остаток очков влияния – 316 – тоже светился в углу. Мало, но с новыми доходами я скоро наберу еще.

Странно, что за союз с Такшонем Вежа ничего не дала.

Кстати, мне нужно было снабжение. Если мы идем на Киев, без снарядов не обойтись.

Я вышел во двор, и попросил дружинника привести гончаров и кузнецов к терему. Через полчаса уже собрались человек десять, крепкие мужики с мозолистыми руками и усталыми глазами. Я махнул им, чтобы подошли ближе, и заговорил:

– Слушайте сюда. Завтра армия выступает. Нам нужны снаряды – для катапульт и самострелов. Кувшины с горючей смесью, болты, все, что можете. Работайте день и ночь, если надо. Готовое грузите в обозы и отправляйте вслед за нами. Ясно?

– Ясно, княже, – кивнул старший кузнец, седой мужик по имени Гордей. – Сделаем. Сколько надо?

– Сколько успеете, – сказал я. – Но чем больше, тем лучше. На Киев идем, там без огня не обойтись.

Они зашумели, но не возражали. Гордей что-то буркнул про глину, остальные закивали. Я махнул рукой, отпуская их, и пошел к стене, где Ратибор возился с самострелами. Он поднял голову, увидев меня, и улыбнулся – редкость для него.

– Слышал, деревня с нами? – спросил он, откладывая тетиву.

– Слышал. Степа постарался.

– Дело трогается, княже. Скоро весь край твой будет.

– Посмотрим. Главное, чтобы армии хватило.

Ратибор хмыкнул и вернулся к работе. Ему нравились эти механизмы. Он даже получил навык стрельбы из них, иначе не могу объяснить столь быстрое мастерское владение арбалетами.

День прошел в хлопотах. Я обошел двор, проверил, как кузнецы разводят горны, как гончары лепят кувшины. К вечеру уже стояло десятка два снарядов. Я велел грузить их в телегу и готовить еще. Потом прошел к шатрам венгров – Такшонь сидел у костра, грызя жареную кость, и кивнул мне, как старому приятелю.

– Завтра выступаем? – спросил он, не вставая.

– Выступаем. Готовь своих.

– Мои всегда готовы, княже, – ухмыльнулся он и ткнул пальцем в висок. – А ты готов, избранный?

Я только усмехнулся в ответ и пошел дальше.

Ночь опустилась на Переяславец. Я лег в тереме, но сон опять не шел.

Да что же это такое? Хроническая бессонница?

В голове крутились мысли: деревня, снаряды, Такшонь, Вежа. Все складывалось, но медленно. Надо было двигаться быстрее. Завтра армия выступит, и я увижу, на что мы способны.

Утро следующего дня пришло с гомоном и топотом. Я проснулся от криков во дворе – дружина собиралась, киевляне Ярополка строились у ворот. Я вышел, натягивая плащ, и оглядел все это. Три армии, три полководца – Добрыня, Ярополк, Такшонь.

Веслава подбежала ко мне, глаза блестели от азарта.

– Лазутчики готовы, княже, – сказала она. – Куда их?

– С Добрыней пойдут, – ответил я. – Пусть вперед смотрят, следы ищут.

Она кивнула и умчалась. Кажется у нее появилась интересная «игрушка» – собственный отряд шпонов-диверсантов. Я пошел к воротам, где уже ждали мои полководцы.

– Выступаем, – сказал я, глядя на них. – На Киев.

Они кивнули, и армия двинулась. Я смотрел, как люди выходят за ворота и пыль поднимается над дорогой. Дело тронулось.

Армия вышла за ворота Переяславца. Три колонны растягиваются по дороге. Добрыня впереди со своей дружиной – крепкие мужики с топорами и самострелами, за ними Веслава с лазутчиками, темные плащи которых мелькали в утреннем тумане. Ярополк вел киевлян – пешие воины в кожаных доспехах, с длинными копьями, шагали ровно, как будто еще помнили дисциплину Святослава. Такшонь замыкал строй со своими галичанами – всадники с кривыми саблями и щитами, гарцевали на конях, в конце шли копейщики. Пыль поднималась столбом, солнце пробивалось сквозь облака.

Я спустился с холма, догнал Добрыню и пошел рядом. Он глянул на меня. Мы молчали, слушая скрип телег и гомон воинов. Дорога вилась вдоль реки, лес шумел слева, а справа тянулись поля. Я прикидывал в уме: до Киева дней пять пути, если без задержек. Но задержки будут – печенеги, Сфендослав, да и просто усталость людей.

К полудню мы прошли верст десять. Солнце припекало и я велел сделать привал у ручья. Дружина расселась по траве, киевляне достали хлеб и вяленое мясо, венгры Такшоня принялись точить сабли, громко переговариваясь на своем языке. Я подошел к телеге, где везли первые снаряды из Переяславца – кувшины с горючей смесью и болты для самострелов. Проверил: все на месте, ничего не разбилось. Хорошо. Если обозы будут идти следом, как я велел, мы не останемся без огня.

Такшонь подъехал ко мне на коне, ухмыляясь, как всегда.

– Ну что, княже, – прогудел он, спрыгивая на землю. – Готов к захвату Киева?

– Конечно. А ты?

Он засмеялся, хлопнув меня по плечу, и кивнул на своих галичан.

– Мои до края земли пойдут, если добыча будет, – сказал он. – Клятва клятвой, а золото золотом.

– Добыча будет, – пообещал я. – Киев богатый город.

Такшонь прищурился и ушел к своим. Я проводил его взглядом.

Привал закончился, и мы двинулись дальше. День шел спокойно – ни засад, ни лазутчиков врага. Веслава пару раз отсылала своих людей вперед, и они возвращались с пустыми руками: дорога чиста. Ярополк шел молча.

К вечеру лес поредел, и мы вышли на широкое поле, окруженное холмами. Солнце садилось, окрашивая небо красным и я велел разбить лагерь. Дружина принялась ставить шатры, киевляне разводили костры, галичане Такшоня привязывали коней. Я обошел лагерь, проверяя, все ли в порядке. Усталость давила на плечи.

Когда лагерь встал, я поднялся на холм, чтобы оглядеть округу. Внизу горели костры, слышались голоса, лошади фыркали, а вдали темнел лес.

Я сел на траву, глядя на закат. В голове крутились планы: где взять еще людей, как обойти печенегов, что делать со Сфендославом, если он опять полезет.

За спиной раздались шаги. Я обернулся. Ратибор. Он подошел, сел рядом, не спрашивая и уставился на лагерь. Его лицо было спокойным.

– Хороший день, княже, – сказал он тихо. – Далеко ушли.

– Ушли, – кивнул я.

Он хмыкнул, потирая руки, и замолчал. Я ждал – Ратибор не из тех, кто болтает просто так. Если пришел, значит, что-то скажет. И он сказал.

– Духи рады, Антон, – произнес он, глядя на костры внизу. – Рады, что ты идешь брать свое по праву.

Я улыбнулся, откинувшись на траву. Небо уже потемнело, звезды проступали одна за другой. Лагерь внизу превратился в россыпь огоньков.

Великий князь Руси. Я не гнался за титулом с самого начала – хотел просто выжить, укрепить Березовку, отбиться от врагов. Но теперь, с армией за спиной, с Такшонем и Ярополком в союзниках – может это и правда мое?

Глава 15

Утро первого дня похода встретило нас серым светом. Я вышел из шатра, потянулся, разминая затекшую спину, и оглядел лагерь. Дружина уже сворачивала шатры, галичане седлали коней, Ярополк отдавал приказы своим людям. Такшонь подошел ко мне, ухмыляясь, с куском хлеба в руке.

– Ну что, княже, идем дальше? – спросил он.

– Идем, – кивнул я, поправляя топор за поясом. – До Киева еще далеко.

Он засмеялся, махнул своим, и армия двинулась. Мы шли вдоль мутной реки, с крутыми берегами, поросшими ивняком. Дорога была широкой, местами раскисшей от весенней грязи. Дружина Добрыни шагала впереди, за ней киевляне, а галичане замыкали строй, громко переговариваясь. Я шел с Добрыней, слушая, как он ворчит про погоду, но глаза его были зоркими – он оглядывал лес.

К полудню солнце пробилось сквозь облака, и я велел сделать привал у реки. Воины расселись на траве, доставая хлеб и вяленое мясо из мешков. Веслава подошла ко мне, вытирая руки о плащ.

– Лазутчики вперед ходили, – сказала она. – Пока тихо. Следов ворогов нет.

– Хорошо, – ответил я. – Пусть смотрят. Главное, печенегов не проморгать. Не могли они просто так сбежать.

Она кивнула и ушла к своим, а я сел у воды, глядя, как течение несет ветки. Первый день пути – самый легкий. Я вспомнил Березовку, как отбивался от разбойников с горсткой людей и улыбнулся. Тогда все было проще, а теперь у меня целая армия.

Второй день начался с ветра, который гнал тучи с запада. Мы шли быстрее, чем вчера, – дорога стала крепче, грязь подсохла. Лес тянулся слева, шумя ветвями, а справа открывались поля, где уже зеленела трава. Я шел впереди с Добрыней, когда Веслава догнала нас, чуть запыхавшись.

– Следы, княже, – сказала она. – Ты был прав. Печенеги. Конные, человек двадцать. Прошли вчера, похоже.

– Куда идут?

– На юг. От нас в стороне. Но близко.

– Усиливай дозоры. Если полезут, бьем сразу.

Она ушла, а я глянул на Добрыню. Он кивнул, сжав рукоять топора. Печенеги – это плохо, но пока они не лезут, я не буду их трогать. Пусть думают, что мы их не заметили.

К вечеру мы встали на привал у старой дубовой рощи, который рос посреди поля. Я обошел лагерь, проверяя, как люди устраиваются. Галичане Такшоня пели песни, киевляне чистили копья, дружина ставила шатры. Я сел у костра, грея руки, когда ко мне подошел Ярополк.

– Думаешь о Киеве? – спросил он, садясь рядом.

– Думаю, – кивнул я. – А ты?

– Это мой дом был. Отец там правил. А теперь…

– Киевляне пошли с тобой после смерти Игоря, поэтому, формально ты возвращаешься домой.

– Уверен Сфендослав уже накрутил бояр и вече выбрало его своим князем.

– Есть такие сведения? – напрягся я.

– Да, сообщили уже доброжелатели.

А это плохо. В глубине души я надеялся на то, что удастся обойтись малой кровью.

Ярополк замолчал, глядя в огонь. Я не стал его трогать – у Ярополка свои счеты с Киевом, но он со мной. Мы посидели молча, пока ночь не накрыла поле.

Третий день принес первые вести из Переяславца. Мы шли через холмы, когда сзади послышался скрип телег. На холме я рассматривал наше войск, а когда обернулся в хвост колонны, увидел как обоз догонял нас. Пять возов, груженных кувшинами с горючей смесью, самострелами и болтами к ним, тащили усталые кони. С обозом скакал гонец – тот же русый парень, что приходил раньше. Он спрыгнул с коня, поклонился и заговорил:

– Княже, от Степана вести. Две деревни с нами – Осиновая и Каменка. Сами пришли, просят защиты.

О как! Цепная реакция пошла? Думаю, если сами придут, то меньше налогов платить будут. Интересно.

– Сколько людей?

– Восемьдесят рук. И еще зерно дали, пять возов. Степан велел сказать, что идет дальше.

– Молодец. Передай Степану, пусть не останавливается.

Гонец поклонился и умчался обратно.

Я подошел ближе, потрогав один из кувшинов, который лежал в телегах, аккуратно укрытый соломой и грубой мешковиной. Глина была шершавой на ощупь. Внутри плескалась горючая смесь, от которой даже через запечатанную пробку тянуло резким запахом. Рядом, в плетеных корзинах, лежали болты для самострелов – тяжелые, с широкими наконечниками, выкованными так, что могли пробить щит или кольчугу, если попасть в нужное место. Кузнецы из Переяславца постарались на славу: каждый болт был отшлифован, а железо закалено до синевы на краях. Самострелы тоже впечатляли – деревянные ложа, дуги натянуты так туго, что звенели, если задеть пальцем. С каждым разом они выходили лучше – опыт давал о себе знать.

– Раздать часть дружине, – велел я, кивнув воинам, стоящим рядом. – Пусть несут с собой, привыкают. Остальное оставьте в телегах, но следите, чтобы не растрясли кувшины. Нам еще Киев брать.

Он расхохотался так громко, что кони неподалеку шарахнулись, а потом хлопнул себя по бедру с такой силой, что звук эхом разнесся по лагерю.

– Ну ты даешь, княже! – выдохнул он, все еще посмеиваясь. – Люблю, когда все просто: не открыли ворота – спалил, и дело с концом!

С этими словами он пришпорил коня и ускакал к своим галичанам, что уже начали распрягать лошадей и шумно спорить, чья очередь чистить копья. Я проводил его взглядом, качнув головой. Такшонь был как ветер – шумный, быстрый и непредсказуемый, но в бою от него толку больше, чем от десятка обычных воев.

К вечеру мы встали на привал у ручья. Ветви деревьев свисали низко, касаясь воды. Красивое место.

Лагерь разбили быстро – воины уже приноровились к дороге, действовали слаженно. Шатры выросли за полчаса, костры затрещали, выбрасывая искры в темнеющее небо. Я сидел у огня, подбрасывая в него сухие ветки, когда ко мне подошла Веслава. Ее плащ был слегка припорошен пылью. В руках она держала короткий лук. Она скептически относилась к самострелам. И в чем-то была права – хороший лучник в разы лучше стреляет, чем самый лучший арбалетчик. Это касается и точности, и скорострельности, и дальности. Вот только учить одного хорошего лучника нужно годами, а арбалетчика и за месяц можно подготовить до приемлемого уровня.

– Печенеги ушли дальше на юг, – доложила она, присаживаясь рядом и грея руки у костра. – Следы старые, дня два назад прошли. Кони их тяжелые, копыта глубоко в землю вдавили. Видать с полоном идут.

– Хорошо, – ответил я, глядя на языки пламени. – Но не расслабляйся. Мутные они, эти степняки. Как бы засаду не устроили где-нибудь у переправы или в лесу.

Она кивнула, задумчиво постукивая пальцами по колену.

– Дозоры усилила, – добавила она. – Двое моих уже на той стороне ручья сидят, смотрят. Если что, дадут знать.

– Умница, – сказал я, бросив в огонь еще одну ветку. – Главное, чтобы не выскочили из ниоткуда.

Веслава хмыкнула и ушла к своим разведчикам.

Ночь прошла тихо, только ветер шумел в ветвях. Я спал крепко.

Утро четвертого дня встретило нас мелким весенним дождем. Я проснулся от стука капель по шатру, вылез наружу и вдохнул сырой воздух. Лагерь уже оживал. Обоз стоял у ручья, телеги блестели от влаги, но кувшины и болты были укрыты кожей – не промокнут. Я умылся холодной водой из ручья, чувствуя, как она бодрит, и пошел к Добрыне, который стоял у костра, грея руки.

– Дождь – это плохо, – буркнул он, глядя на тучи. – Дорога раскиснет.

– Пройдем, – не очень уверенно заявил я. – Главное, мост впереди держался бы.

Он хмурился. Я знал, о чем он думает: старый мост через реку мог не выдержать такую ораву. Если он рухнет, мы застрянем. Ближайшее место для переправы очень далеко. Надо было двигаться быстро.

Армия выступила, едва солнце поднялось над горизонтом – серое, тусклое, едва пробивающееся сквозь облака. Дождь моросил, обувь чавкала в грязи. К полудню добрались до широкой реки с мутной водой, которая пенилась у берегов. Деревянный мост стоял впереди потемневший от времени, с шаткими перилами. Я остановил колонну, махнув Добрыне.

– Проверяй, – велел я. – Если слабый, укрепим.

Он взял десяток людей и пошел к мосту, стуча топором по балкам. Я стоял у воды, глядя, как киевляне и галичане ждут позади. Такшонь подъехал ко мне, ухмыляясь, несмотря на дождь.

– Что, княже, боишься, что твой обоз утонет? – спросил он, ткнув пальцем в телеги.

– Боюсь, что твои кони застрянут, – ответил я, усмехнувшись. – Смотри, не отставай.

Он хекнул и ускакал к своим, а Добрыня вернулся, вытирая мокрые руки о плащ.

– Держится, – сказал он. – Но тяжелого не выдержит. Пешие пройдут, а обоз надо облегчить.

– Тогда пешие вперед, – решил я. – Обоз потом, по частям.

Мы двинулись через мост – сначала дружина, потом киевляне, следом галичане, оставив коней на берегу. Доски скрипели под ногами, но держались. Я шел последним, проверяя, как идут люди. Когда все перебрались, я велел тащить обоз – по одной телеге, разгрузив половину снарядов. Воины несли кувшины и болты на руках, ворча, но делая дело. К вечеру все были на другом берегу и мы встали лагерем под дождем.

Такшонь подошел ко мне, пока я грелся у костра, и ткнул пальцем в висок, как тогда на пиру.

– Избранные, небось, мосты чинить умеют, а? – сказал он, подмигнув.

– А венгры, небось, только языком трепать, – с улыбкой подколол его я.

– Значит все же признался, что ты избранный.

Он расхохотался и ушел, а я остался у огня.

Странная логика. Я ж ни в чем не признавался.

Сырость проникает под плащ. Я вздохнул. Мост прошли – уже победа.

Пятый день начался с того же дождя, но слабее. Мы шли по холмам, дорога вилась между сосен, и грязь липла к колесам телег. К полудню обоз догнал нас полностью – телеги скрипели, кони фыркали.

Я повернулся к обозу и велел Добрыне раздать самострелы дружине, учить людей на ходу. Он кивнул, собрал воинов, и скоро лес наполнился щелчками тетивы – дружинники стреляли по деревьям, учась целиться. Я смотрел, как болты впиваются в кору. Хорошо получается.

Дождь капал на лицо, но я не замечал – мысли были о Киеве.

К вечеру мы встали у холма, окруженного соснами. Лагерь разбили быстро, но галичане ворчали – кони вязли в грязи, а дождь не давал развести костры. Такшонь подошел ко мне, вытирая мокрую бороду.

– Погода ваша, княже, хуже печенегов, – буркнул он. – Когда уже Киев?

– Скоро, – сказал я. – Два дня, если не застрянем.

Он ушел.

Шестой день прошел под серым небом, но дождь стих. Мы шли через поля, где трава уже густо пробивалась и дорога стала суше. Обоз шел рядом, не отставая, воины привыкают к самострелам – стреляли на ходу, попадали в кусты, хвалились друг перед другом, собирали болты и повторяли процесс.

К вечеру мы встали у не широкой реки. Лагерь разбили на берегу. Ночь прошла спокойно. Я спал крепко, зная, что завтра увижу стены города.

Утро десятого дня пути пришло с легким туманом, стелившийся над рекой, где мы ночевали. Я проснулся от звука рогов – галичане Такшоня трубили подъем, лагерь зашевелился. Вылез из шатра, потянулся и умылся ледяной водой из реки. Дружина уже сворачивала лагерь, громко переговариваясь.

Сегодня мы должны были увидеть Киев.

Я подошел к Добрыне.

– Далеко еще? – спросил я, глядя на дорогу, которая вилась за рекой.

– К полудню выйдем.

Армия двинулась через реку – воды было по колено, но течение сильное. Я шел впереди, помогая тащить телеги обоза. Дружина перебралась быстро.

Туман рассеивался, солнце поднималось выше, а к полудню дорога вывела нас на холмы. Я остановил колонну, поднялся на гребень и замер. Впереди, в двух верстах, раскинулся Киев – город на холмах, окруженный деревянными стенами, с башнями и рвом. Над теремами поднимались дымы, ворота блестели железом, а за стенами виднелись крыши домов. Я стоял, глядя на него с легким предвкушением, даже сердце стало биться быстрее. Вот он. Мой.

Добрыня подошел ко мне, щурясь на город.

– Стены крепкие, – сказал он. – И лучники на башнях. Видал?

– Видал, – кивнул я.

Ярополк встал рядом, молча глядя на Киев. Такшонь подъехал, ткнул пальцем в стены и хмыкнул.

– Штурмовать будем, княже? – спросил он, ухмыляясь. – Мои готовы.

– Не сразу, – ответил я. – Сначала посмотрим.

Он пожал плечами и ускакал, а я остался на холме, изучая город. Стены высокие, но не каменные – дерево можно пробить или сжечь. Ров глубокий, но не широкий – мосты через него есть. Башни с лучниками – проблема, но с самострелами и кувшинами мы их достанем. Я прикидывал подходы.

Надо было вставать лагерем. Я махнул Добрыне, и мы повели людей вниз, к полю у леса.

К вечеру обоз догнал нас с последними снарядами – еще десяток кувшинов и болтов. Я велел разгружать телеги и готовиться. Солнце садилось, окрашивая Киев красным, а я стоял у края лагеря, глядя на город. Он был красив – холмы, стены, дымы над крышами. Но я не любоваться сюда пришел.

Ярополк подошел ко мне, глядя на стены.

– Отец говорил, Киев – сердце Руси, – сказал он тихо. – А теперь тут кто?

– Скоро узнаем, – ответил я. – И выгоним.

Дружина уже ставила шатры, киевляне копали ямы для костров, галичане шумели у коней. Я обошел людей, проверяя, как устраиваются.

Город молчал, а я чуял: там нас ждут. Вопрос – кто. Сфендослав? Печенеги? Или кто-то новый?

На следующий день я вышел из шатра, оглядывая лагерь.

Солнце поднималось над Киевом, бросая длинные тени от стен на поле, где раскинулся наш лагерь. Я стоял у шатра, глядя на город, пока дружина гудела за спиной – звенели топоры, трещали костры, голоса сливались в утренний шум. Добрыня ушел проверять людей, и я остался один.

Дружина уже взялась за дело. Они начали ставить частокол – вбивали колья в землю, связывали их веревками, делая стену между нами и городом. Не крепость, но защита от стрел, если что. Воины работали молча, кто-то из молодых ругнулся, уронив кол на ногу, под добродушный смех товарищей. К полудню частокол встал. Не самая лучшая защита, но по крайней мере спасет от внезапных вылазок.

Я пошел к обозу, где лежали снаряды. Кувшины с горючей смесью стояли в ряд, рядом – самострелы и болты к ним.

Я велел раздать оружие: пятьдесят самострелов – дружине, остальное – киевлянам Ярополка. Ярополк подошел ко мне, глядя на оружие.

– Отец таких не знал, – сказал он тихо. – Это твоя сила?

– Наша. Бери и учи своих. Видел как переяславцы тренировались в пути? Вот и своих подтяни по умению.

Он поблагодарил за оружие и ушел к киевлянам, а я повернулся к Такшоню. Он сидел на бревне, грызя вяленое мясо, и ухмыльнулся, увидев меня.

– Ну что, княже, когда стены жечь будем? – спросил он, ткнув пальцем в Киев.

Во пристал, безумец.

– Скоро. Сначала лагерь обустроим.

– Мои кони ждать не любят, – буркнул он, но встал и пошел помогать своим. Я проводил его взглядом. Венгры – сила, но нетерпеливые.

К вечеру лагерь обустроился. Дружина закончила частокол, киевляне выкопали ямы для костров, галичане поставили шатры у коновязей. Я велел привезти катапульты из обоза – шесть машин, которые Степа сделал в Переяславце. Мы тащили их к краю лагеря, ближе к городу. Кувшины для них сложили рядом, и я прикинул: с двух верст стены не достать, но подойти ближе можно.

Ночь прошла тревожно. Я спал урывками, просыпаясь от каждого шороха – то ветер в лесу, то кони фыркали.

Утром я стоял у частокола, глядя на Киев, пока лагерь оживал.

Пора начинать брать в свои руки этот город.

Я уже готовился отдать приказ к полноценной осаде, выдвижению армии и подготовке к обстрелу, когда ко мне подбежала Веслава.

– Княже, смотри, – сказала она, указывая на ворота.

Я напрягся, всматриваясь. Из города выехали несколько всадников – человек пять, с белым стягом, который трепался на ветру. Парламентеры. Они скакали к лагерю, поднимая пыль.

Даже так?

Ну, давай поговорим, Киев-град.

Глава 16

Всадники с белым стягом приближались, поднимая пыль над полем. Я стоял у частокола. Солнце уже поднялось высоко, освещая лагерь. Веслава умчалась за Добрыней и Ярополком. Нас видят и ждут. Я поправил топор за поясом, вдохнул воздух и шагнул вперед, на нейтральную полосу между лагерем и стенами.

Добрыня догнал меня первым, теребя бороду и щурясь на всадников. За ним шел Ярополк со спокойным лицом. Такшонь подъехал последним, с ухмылкой, не сходившей с его лица. Я кивнул им и мы встали в ряд, глядя, как пятеро всадников останавливаются в десятке шагов. Стяг парламентеров трепался на ветру. Я всматривался в их лица, пытаясь понять, кто передо мной.

Один из них спрыгнул с коня. Высокий и широкоплечий, с жестким взглядом и шрамом. Я напрягся, узнавая его. Сфендослав. Он шагнул вперед, глядя на меня сверху вниз и криво ухмыльнулся. За ним спешились еще трое – бояре, судя по богатым плащам и седым бородам, а пятый остался на коне, держа стяг. Я молчал.

– Ярополк, – сказал Сфендослав, повернувшись к нему первым. – Ты переметнулся к врагам, да еще и привел сюда чужаков?

Ярополк шагнул вперед, сжав кулаки.

– Киев мой, – ответил он, чеканя слова. – Я сын Святослава. Город принадлежит мне. Не по праву рождения, так по праву силы. Вече выбрало меня после смерти Игоря. Открой ворота, Сфендослав, и я войду один, без крови.

Сфендослав хрипло засмеялся. Он скрестил руки на груди, глядя на Ярополка с насмешкой.

– По праву? – переспросил он. – Вече нынче такое, – он неопределенно повел рукой, – вчера оно выбрало тебя, а сегодня оно выбрало меня правителем. Ты предал город, Ярополк, а теперь стоишь тут с чужаками. Киев мой.

Я смотрел на него с легким прищуром.

Вече? Значит, он заручился поддержкой бояр, пока Ярополк был со мной. Хитрый, как лис, наглый, как волк. Я перевел взгляд на бояр за его спиной, изучая их. Один – седой, с длинной бородой, стоял прямо, другой – низкий, толстый, нервно теребил пояс. А третий какой-то знакомец. Точно, Драган. Наемник, который помогал мне брать Совиное. Что он здесь делает?

Драган поймал мой взгляд, но не отвел глаз – только кивнул чуть заметно, как старому знакомому. Я нахмурился. И как это понимать? Он со Сфендославом. Это было понятно еще при прошлой встрече у Игоря. Но с этим новгородцем ему явно не комфортно.

Ладно, надо будет подумать на досуге. И выслушать их до конца.

Ярополк шагнул ближе:

– Вече не вечно, Сфендослав. Народ вспомнит, чья кровь течет в моих жилах. Открой ворота, или я возьму их сам.