Текст книги "Чекист всегда чекист"

Автор книги: Виктор Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

XV

Война наложила на все свой тяжелый отпечаток. Даже в квартире Кулиевых Сергеев почувствовал это. Он часто бывал здесь до отъезда в Иран. Веселые комнаты выглядели мрачно. Окна со шторами из черной бумаги казались темными впадинами, лампочки не такие яркие, как прежде. В квартире стояла тишина, не было слышно звонкого голоса Сурьи, ее отвезли в Закаталы к бабушке.

Сергеев прошел в гостиную. Румянцев с Кулиевым рассматривали новую миниатюру, которую приобрел Мехти Джафарович.

– Это Яков Васильевич, – представил Якова Кулиев.

Румянцев, отложив миниатюру, встал.

– Много слышал о вас, Яков Васильевич. Садитесь, поговорим, познакомимся поближе. Рад сообщить, что Москва одобрила наше предложение восстановить вас на работе в органах. Но, разумеется, приступить к работе в аппарате вам придется только после окончания дела, которым вы занимаетесь сейчас. Согласны?

– Конечно, Сергей Владимирович. Благодарю вас. Передайте мою благодарность и народному комиссару.

Сергеев крепко пожал локоть Кулиеву. Он понимал, что Мехти сыграл в восстановлении не последнюю роль.

Раздался стук в дверь, и жена Кулиева, миловидная молодая женщина, внесла поднос с чаем. Она молча поклонилась гостям, поставила поднос на стол и поспешно удалилась, чтобы не мешать деловому разговору. Кулиев расставил стаканы с чаем и розетки с изюмом, виновато улыбнулся.

– Сахара нет.

– Сейчас транспорт занят военными перевозками, не до сахара, – заметил Румянцев и подвинул к себе одну из розеток.

– Давайте сначала решим, как быть с выполнением задания Шёнгаузена.

Больше часа они обсуждали этот вопрос. Много было всяких вариантов, но остановились все же на том, который предложил Яков.

– Добро, пожалуй, надо идти, – заключил Сергей Владимирович, – меня уже ждут в наркомате.

Мехти вышел проводить Румянцева. Когда он вернулся, Яков сидел задумавшись.

– Что такой грустный, Яков?

– Меня расстраивает, Мехти, что, несмотря на просьбы Лиды, ее не отправляют домой.

– Все будет в порядке. Месяц-два, и она приедет. Правда, я знаю, как долго тянутся эти месяцы. Ведь вскоре после свадьбы нам с Наргиз пришлось расстаться. Она училась здесь в педагогическом институте, а мне надо было ехать в Москву в институт востоковедения. Мы оба очень тосковали и считали дни до каникул. Теперь это в прошлом.

– Вот и мне хочется, чтобы мои ожидания тоже скорее канули в прошлое, – улыбнулся Яков. – Я пойду, через час у меня радиосеанс с Тегераном.

XVI

Яков вместе с Потомком разработал план операции. На нефтеперерабатывающем заводе заведовал клубом бывший приближенный нефтепромышленника Монташева – Песцов Нил Тимофеевич. Монташев имел на Песцова какие-то виды, не порывал с ним связи и щедро задабривал посылками. Потомок считал, что Песцов поможет ему проникнуть на завод. Было решено, что Потомок свяжется с Песцовым в клубе.

В клуб диверсант попал как раз в день, когда там должен был состояться заводской актив. Потомок прошелся по вестибюлю, разглядывая окружающих пристальным настороженным взглядом желтых, как у борзой, глаз, словно боялся встретить среди присутствующих людей, с которыми не хотел бы сталкиваться.

В вестибюле уже прогуливались участники собрания. Здесь были седоголовые мастера, отдавшие перегонке нефти не один десяток лет своей жизни, совсем молодые еще инженеры, получившие образование при Советской власти, молодые рабочие-передовики. Вопрос, который предстояло обсудить на активе, для всех был одинаково важным. Для обороны страны потребуется теперь много нефти. Надо найти способы значительно увеличить ее добычу.

Потомок со злобой смотрел вокруг. Ведь это могли быть люди, которые перерабатывали нефть, добытую на его участках земли. Да, тех самых, которые он должен был получить по завещанию своего дядьки, но так и не успел получить. Помешала революция. И вот он теперь должен смотреть в руку одному из Монташевых, который предусмотрительно перевел часть своего капитала за границу и жил там сейчас припеваючи.

Проходя мимо дивана, Потомок замедлил шаг. На диване сидели молодой белокурый парень и смуглая девушка-азербайджанка. Развернув чертеж, они оживленно о чем-то говорили. Вслушиваясь в их разговор, Потомок понял, что беседующие – инженеры. Он с горечью вспомнил свои студенческие годы, когда дядька, проча его себе в преемники, хотел, чтобы племянник получил специальность инженера-нефтяника, рассчитывая, что тогда он лучше будет управлять своими промыслами. Но время решило иначе. Потомок даже не успел окончить институт, пришлось убираться за границу. Казалось, вся накопившаяся за эти годы злоба всколыхнулась в нем.

Раздался звонок. Собравшимся было пора заходить в зал. Потомок мотнул головой, словно хотел откинуть волосы, спадавшие на лоб, хотя при его огромной лысине вряд ли это могло случиться. Но тем не менее от этой старой привычки он избавиться никак не мог. Диверсант заторопился. Надо было найти кабинет Песцова. Это не составило особого труда. Помещение было небольшим, и стоило Потомку пройти немного по коридору, как он увидел дверь с табличкой «Заведующий клубом». Приоткрыв незапертую дверь, он увидел, что кабинет пуст.

Потомок чертыхнулся. Теперь засядет этот Песцов на собрании и не дождешься его. Обдумывая как быть, Потомок остановился. Послышался еще один звонок. Говор в вестибюле стих, участники собрания зашли в зал, и в это время в коридоре послышались неторопливые шаги. Потомок внимательно всматривался в подходившего худощавого мужчину лет пятидесяти с редкими седыми волосами и продолговатым смуглым лицом.

«Нил Тимофеевич, конечно, он». Потомок запомнил его еще с юношеских лет. Нил Тимофеевич часто бывал тогда у них в доме. Он был доверенным человеком Монташевых, наушничал о поведении рабочих, служащих. Он каждый раз приносил молодому Монташеву, или, как его звали, Рачику, гостинец – связку сушек. Эти сушки казались Рачику вкуснее самых лакомых пирожных, которые подавали дома.

– Нил Тимофеевич! – выступил Потомок из полумрака навстречу Песцову.

Тот вздрогнул от неожиданности и остановился.

– Чем могу служить?

– Не узнаете, дядя Нил?

Песцов подошел ближе.

– Нет, не имею чести знать, – решительно заявил он.

– Я Рачик Монташев. Помните, как дарили мне всегда сушки?

– Не может быть. Рачик, как ты вырос, – и Песцов, обняв племянника своего бывшего патрона, увлек его в кабинет.

– Садись, рассказывай, как живет дядя.

– Он просил передать вам привет, Нил Тимофеевич.

– Много лет прошло, много воды утекло, а я по-прежнему предан ему, Рачик. Никогда не забуду добра, которое он мне сделал. Ну, а как ты? Закончил образование за границей?

– Да, Нил Тимофеевич, – соврал монташевский отпрыск и пустился в описание «привольной» жизни в Париже, умолчав, конечно, о своем увлечении картами и о том, что богатые родственники отказались оплачивать его бесконечные карточные долги и расходы на бесшабашные кутежи. И как он в поисках других источников наткнулся на немецкую агентуру, как его прибрали к рукам. Не рассказал он и о том, что по заданию немецкой разведки отравил видного французского генерала и выполнял много других грязных поручений, чуть не попался. Пришлась бежать из Франции в Иран.

– А как вы жили здесь, Нил Тимофеевич?

– С промысла пришлось уйти. Многие знали там о хорошем отношении ко мне твоего дяди. Поступил на завод. Вот он, через дорогу, – Песцов махнул рукой в сторону окна.

– Как же вы стали заведующим клубом?

– Была у меня, Рачик, одна страстишка – увлекался пением еще в прежние времена. Не раз твой дядя подшучивал по этому поводу. Вот и на заводе стал частым посетителем клуба, пел в хоре, а потом мне предложили должность заведующего. Зарплата лучше, подумал, подумал и взялся за это дело. Но это не важно. Расскажи, что привело тебя в Баку?

– Дела, Нил Тимофеевич, дела.

– Конечно, сейчас самый раз. Возвращается старое доброе времечко. Немцы не за горами. Бои уже под Смоленском и Одессой. Ждать не долго.

– Вот и надо помочь им двигаться быстрее.

– Это как помочь? Что-то не соображу.

– Мне дядя говорил, что с вами можно быть вполне откровенным.

– На меня можешь положиться.

– Надо одну деликатную вещицу подложить на завод, чтобы вывести его из строя. Меньше бензина у красных, быстрее будут двигаться немцы.

– Это что же – адскую машину? – прошептал Песцов.

– Да, дядя Нил. Вы должны помочь мне устроиться работать на ваш завод.

Песцов задумался. Потомок тоже молчал, ожидая его ответа.

– Так… так… – протянул наконец Песцов. – Дело, прямо скажем, серьезное. Но, значит, нужно. Не стал бы ты иначе, я думаю, ехать сюда рисковать жизнью. Только устраивать тебя на завод не стоит. Сейчас это трудно и нужды особой нет. Твой подарочек красным я положу сам. Знаю куда, часто бываю на заводе. Никому и в голову не придет, что это моя работа. А вот на тебя как на нового человека могут пасть подозрения. Начнут выяснять, кто тебя устроил? Песцов? Ну и пошла писать губерния.

– Вы, пожалуй, правы, Нил Тимофеевич.

– Дай мне срок. Все надо обмозговать как следует. Никогда бы не взялся, если бы не чувствовал: скорый конец красным.

Донесся шум из вестибюля.

– Перерыв. Не надо, Рачик, чтобы тебя видели здесь. Правда, у меня много бывает разного народа по хозяйственным делам, но осторожность не мешает.

– Вы правы, дядя Нил.

Заходи ко мне через два-три дня. Я все обдумаю за это время.

Прошла неделя. Потомок шел в клуб к Песцову. В портфеле диверсанта лежала мина, которую он должен был передать. Еле уловимая дрожь не оставляла Потомка, одолевали недобрые предчувствия. Он шел, боязливо озираясь. Перед самым клубом из-за угла вышли два человека и взяли его под руки. Потомок бросил портфель и рванулся, в руке у него появился пистолет. Диверсант понял, что это провал, и выстрелил в лежавший под ногами портфель. Потомка тут же обезоружили. Пока у него отбирали пистолет, он с недоумением смотрел на портфель. Мина почему-то не взорвалась. Тяжелый комок подкатил к горлу. Он понял – мина обезврежена, его провели как мальчишку.

Вечером Яков в присутствии Кулиева отстукивал точки и тире на своем радиопередатчике. В эфир неслись зашифрованные слова сообщения о неудавшейся диверсии.

… Знакомый Потомка на заводе оказался предателем. Потомка сегодня по пути к нему задержали с миной. В порядке страховки я на расстоянии сопровождал Потомка и видел, как чекисты вели его к машине. Воспользовавшись заминкой, когда усаживались в машину, Потомок вынул ампулу с ядом и на моих глазах принял его.

Аллаверды.

– Аллаверды – богом данный. Для немцев вы действительно были посланы самим богом. Этот псевдоним придуман не случайно, – заметил Кулиев, когда Яков передал последние строки сообщения, – они возлагали на вас большие надежды.

– Немцы могут заподозрить неладное. Уж очень недоверчив генерал фон Шёнгаузен.

– Возможно, попытаются проверить. Если станут делать это через Казанцева, о котором я тебе рассказывал, мы будем знать и обернем дело в нужном нам направлении. Хуже, если они найдут другие пути проверки. Но будем осторожны.

XVII

Шел август 1941 года. Над городом, амфитеатром спускавшимся к морю, воздух был тусклым от зноя. Вот уже несколько дней Каспий не приносил спасительных бризов. Яков раскрыл все окна в квартире, но дышать было трудно. Он тяжело переносил эти дни. Настроение было неважное, угнетали вести с фронтов. Да и в делах наступила какая-то пауза. Шёнгаузен молчал после провала Потомка. Никаких поручений. Что это – недоверие? Придется прекратить игру? Стало сдавать здоровье. Он плохо себя чувствовал и сегодня ожидал врача.

Пришел почтальон. Письмо от Лиды. Яков удобно расположился в кресле и стал читать. Теплое, хорошее письмо. Лида разделяла его нетерпение и буквально считала дни, оставшиеся до встречи. Обещали отправить на Родину в сентябре этого года. Лида писала, что ее семья эвакуировалась из Москвы в Новосибирск. Туда выехала мать с больным отцом, с ними поехала сестра Лиды, студентка университета. Все они тоже советуют Лиде возвращаться домой поскорее. Прочтя письмо, Яков задумался. Какой-нибудь месяц остался до встречи. Он окинул внимательным взглядом комнату. Надо подготовиться к приезду Лиды. Нужна уборка. Из-за событий последних месяцев он запустил квартиру.

Неожиданно раздался звонок в прихожей. Яков подумал о том, что вернулся почтальон, который забыл отдать газеты. Каково же было его удивление, когда в открытую дверь юркнул краснолицый тип с наголо обритой головой и в очках. Яков внимательно всматривался в лицо вошедшего, не узнавая.

– Не узнаете? – спросил тот.

Услышав этот вкрадчивый голос, Яков сразу узнал нежданного гостя.

– Ходжа Али, откуда вы взялись?

– Аллах привел увидеться опять, агаи Сергеев. Дела случились, вот и послали сюда.

– Кто же вас послал?

– Те, что и вас.

– Садитесь, Ходжи Али, рассказывайте. Побрили голову, надели очки – и вас не узнать.

– Есть кое-какие друзья здесь. Не хочу, чтобы они проведали о моем приезде.

Якову было все ясно: Ходжа Али явился для проверки, Шёнгаузен решил убедиться, так ли все обстояло, как сообщил Сергеев.

– Что рассказывать? Самое страшное миновало, – сказал Ходжа Али, располагаясь на диване. – На старости лет заставили прыгать с парашютом. Через границу перейти сейчас трудно. Показали парашют, как обращаться с ним, а через несколько дней говорят: «Сегодня ночью сбросим тебя на русскую землю. Пробных прыжков делать нет возможности». Я умолял майора Геккерта разрешить перейти границу по земле, обещал так пройти, что ни один шайтан не заметит. «Нет, – говорит, – не можем рисковать».

– Так и пришлось прыгать? – улыбнулся Сергеев. Но мысли его работали в другом направлении. Что скажет эта лиса?

Ходжа Али даже закрыл глаза при воспоминании о перенесенном страхе.

– Подвели к двери самолета, открыли, образовалась темная дыра, и говорят: «Прыгай». Что делать? Прыгнул, словно в объятия дьявола. Будто во сне, падаю в пропасть. Думал, сейчас потеряю сознание. Хорошо, раскрылся парашют. Сразу стало лучше, но боязнь, что парашют испортится и я полечу как камень, не давала покоя, пока ноги не коснулись земли. После того как избавился от парашюта, лежал, наверное, больше часа, пока не пришел в себя окончательно.

– Теперь вас можно считать парашютистом.

– Нет, никакая сила больше не заставит меня прыгать с неба. Не хотелось умирать таким же голым, как родился. Вот и согласился. Торговля в наше время дело ненадежное.

– Как там поживает герр Геккерт?

– Хорошо, посылает вам большой салам.

– Давно вы в Баку?

– Здесь я уже больше недели. Побывал у Годжаева, передал ему по поручению майора Геккерта привет от родных, друзей. Думал сначала к вам зайти, но не решился беспокоить. Жаль Монташева. Хороший был парень, умный. Как попал в такой просак? А Песцов не арестован. Я проверил это. Ясно – его рук дело. Может быть, убрать шайтана?

– Нет, Ходжа Али, нельзя сейчас. Рисковать не стоит. Уберем потом, при более благоприятных условиях.

– Это верно, – согласился старик. – А вы уверены, что Монташев отравился?

– Своими глазами видел. Он сделал это так быстро, что никто не обратил внимания, но я-то знал, яд у него был в пуговице пиджака, он сорвал ее и сунул в рот.

Ходжа Али сокрушенно покачал головой.

– У вас есть где жить? А то можете остановиться у меня.

– Спасибо, агаи Сергеев. Здесь есть мои старые знакомые. Они приютили.

Может быть, какая-нибудь помощь нужна?

– Нет, агаи Сергеев. Вот майор Геккерт просил передать одно поручение. Речь идет о том, чтобы послать Годжаева в Москву и поручить ему убрать иранского дипломата Мирзу Ашрафи.

Ходжа Али вынул из кармана и передал Сергееву фотокарточку Ашрафи. Яков внимательно рассмотрел ее. Это был пожилой уже человек. Яков спрятал карточку во внутренний карман пиджака.

– По словам Геккерта, Ашрафи вечерами любит прогуливаться в районе посольства. Улицы в это время пустынны. Надо этим воспользоваться. Работа Годжаева ни в коем случае не должна быть похожа на убийство с целью ограбления. Все должно выглядеть как политическое дело. Аллах даст, это вызовет натянутость в отношениях Ирана с Россией. Вы, конечно, понимаете, как это важно для наших немецких друзей. Как покончить с Ашрафи, чтобы это принесло пользу друзьям, слава аллаху, вас учить не надо.

– Конечно, Ходжа Али. Я проинструктирую Годжаева. Он поймет серьезность поручаемого ему дела и, надеюсь, поведет себя так, как надо.

– Как живете здесь. Не болеете?

– Неважно чувствую себя, Ходжа Али. Вот и сейчас жду доктора.

– Бывал в торгпредстве, часто видел Лидию-ханум. Все хорошеет. Собирается возвращаться на родину, – лукаво улыбаясь, посмотрел Ходжа Али на Якова. И тут же спохватился. – Я пойду, агаи Сергеев. У меня много дел. Очень трудных, как обернутся – еще не знаю. «Ночь забеременела, что-то родится на заре», – говорят у нас.

– Так давно не виделись. Посидите, поговорим.

– Нет, нет, тем более – придет доктор. Зайду к вам как-нибудь.

Церемонно поклонившись, Ходжа Али чуть приоткрыл дверь, будто она не открывалась дальше, и проскользнул в образовавшуюся щель.

На улице он встретился с худощавым, высоким, совершенно лысым стариком лет шестидесяти. Он привлек внимание Ходжи Али. Немецкий шпик обернулся и увидел, что встретившийся ему вошел в дом, в котором жил Сергеев.

«Нет, сомнений быть не могло, лысый старик – это тот самый доктор, который изобличил Ходжу Али в 1925 году в арестном помещении Чека, когда Ходжа Али пытался симулировать болезнь, чтобы вырваться на свободу. Тот же нос, свернутый вправо, словно кто-то взял да и пригнул его в сторону. Конечно, это он».

Пока Ходжа Али шел по улице, в его сознании возникали картины прошлого. Он имел контору в Баку, она солидно называлась: «Оптовая торговля сухофруктами Али Рахим-заде из Решта». Тогда он не имел еще приставки Ходжа. Попал Ходжа Али в Чека за попытку отправить в Иран нелегально на парусных лодках, доставляющих сухофрукты, партию золотых изделий и валюту, скупленные в Баку. Он вспомнил ту темную ночь, когда сумел обмануть охрану и пробраться на пристань, у которой стояли лодки, доставившие ему фрукты. Ходжа Али благодарил аллаха. Самое трудное позади. Он на лодке. Осталось передать сверток с золотом владельцу парусника. Выйти с пристани потом уже не проблема. Но в тот момент, когда он вытащил из-за пазухи заветный сверток, на лодке появились чекисты. Первая мысль: расстреляют. Другого выхода, как симуляция болезни, он не нашел, но врач разоблачил его. Такое забыть нельзя, и этот человек запомнился ему надолго. Правда, счастье неожиданно обернулось к Ходже Али лицом. Он назвал всех людей, через которых скупал золото, и его не стали судить, а как иностранца выдворили из СССР.

Доктор, конечно, не узнал его. Да и где ему вспомнить одного из многих тысяч людей, которых за эти годы приходилось осматривать, лечить.

Ходжа Али подумал и о том, что прошло почти восемнадцать лет, врач давно мог уйти из Чека. Надо проверить. Если он еще работает там, тогда ясно, что из себя представляет Сергеев. Ходжа Али был поглощен этими думами. И ему не пришло в голову, что он и на сей раз попал в поле зрения своих старых знакомых. От самого дома Сергеева за ним осторожно шли два человека.

Ходжа Али свернул на набережную. Вот там, чуть дальше, в одноэтажном здании была его контора, сейчас на ее дверях висит табличка: «Домоуправление». Опять нахлынули воспоминания, как он был счастлив тогда. А какая шла торговля! От покупателей не было отбоя. Страна нуждалась в продовольствии. Единственно, что удручало Ходжу Али тогда, – что он не может организовать доставку из Ирана в несколько раз больше фруктов. Не хватало транспорта. Лодки приходили загруженными до предела. Это были приятные минуты. Ему представилась пристань с ее шумом, сутолокой. Там пришвартовывались лодки с фруктами, овощами из приморских районов Азербайджана, из Ирана, из Туркмении. Настолько он ушел в воспоминания, что ему даже почувствовался терпкий запах, стоявший там, – смесь запаха дыни и лука. Да что говорить, жизнь тогда была интересной. Ходжа Али каждый раз на пристани предвкушал, как он эти ящики с иранским изюмом, финиками моментально обратит в советские деньги, а на них купит золото, доллары. Его сундучок уже был почти полон. Этих ценностей хватит на то, чтобы открыть в Тегеране хороший магазин, какой – он еще не решил, и тогда, слава аллаху, он заживет в свое удовольствие. И вдруг все надежды рухнули. Его богатства попали в руки чекистов. И что он сделал? Подумаешь, нарушал советские законы. Скупал валюту и золотые десятки царской чеканки и хотел отправить их за границу. Какое же это преступление – просто торговля. И много лет не проходившая злоба с новой силой охватила купца.

Сергеев встретил врача очень взволнованный. Он еще не успел доложить Кулиеву по телефону о появлении Ходжи Али. Наконец врач закончил обследование.

– Нужен отдых, полный покой, хотя бы на неделю, – сказал он.

Яков усмехнулся.

– Сейчас нет такой возможности.

– Отдыхать будем в могиле, сказал бы Сергей Владимирович, которому я так настойчиво рекомендую отдых. С сердцем не все в порядке у него, – сказал врач, собираясь уходить.

Только он вышел, Яков позвонил Кулиеву. Они условились встретиться на квартире Мехти Джафаровича.

Кулиев был удивлен рассказом о появлении Ходжи Али и о задании, которое он привез.

– Я слышал о Мирзе Ашрафи, – сказал Кулиев, – это антифашист, противник сближения Ирана с гитлеровской Германией. Наверно, он крепко мешает немцам, поэтому они решили убрать его.

– Это с одной стороны; с другой – такое убийство может отразиться на отношениях Ирана с СССР, что очень нужно сейчас немцам. И наконец, это хорошая проверка меня. Здесь уж Шёнгаузен и Геккерт наверняка будут знать, выполнил я их задание или нет.

– Верно, – задумчиво произнес Кулиев.

– Кандидатура Бывалого для этого им представляется самой подходящей. Он крупный громила, имеет связи среди московских уголовников, часто бывал в Москве, хорошо знает город.