Текст книги "Аптечное дело"

Автор книги: Виктор Галданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

8

Когда поезд прибыл на место, я посмотрел на часы. Два часа и пятнадцать минут заняла дорога из Москвы. Путешествие оказалось достаточно приятным. Народу, правда в поезде оказалось многовато да общий вагон, сплошь заводчане, возвращавшиеся со смены. Я впервые испытал дивный вкус гидролизного спирта, смешанного с «пепси-колой», коктейль, который они прозвали «Улыбкой богов». На прощание они пожелали нам удачи, поскольку приняли нас за жениха и невесту. Я улыбнулся, пожал всем руки и повел девушку к лимонного цвета рыдвану с шашечками, исполнявшему здесь роль такси. Я не оставил этим подонкам ни единого шанса помешать нашей поездке. Они не могли перехватить нас нигде по пути, потому что не знали маршрута следования, а потому не могли организовать никакой пакости по пути в город. Приятно все же жить в эпоху технического прогресса. Я попытался объяснить Веронике все преимущества избранного нами способа передвижения.

– Если что-нибудь произошло с папой, – сказала, девушка, – то это дело рук тех же самых людей.

– Если что-то случилось, то оно уже случилось, – заметил я. – Исправить уже ничего нельзя. Я хотел позвонить кое-кому из наших, но решил, что если кто-то из моих и приедет в Усмановск, то не раньше нас. Можно было бы позвонить и в милицию, но что бы мы им сказали? Что телефон вашего папы не отвечает? Они бы посоветовали нам обратиться на телефонную станцию. Если бы мы начали их убеждать, это заняло бы те же полтора часа, которые мы потратили на дорогу. Да еще большой вопрос, сумели ли бы мы их убедить.

– Возможно, я просто слишком впечатлительна, – вздохнула Вероника.

Я не знал. Может быть, я и сам стал слишком впечатлительным? Мне уже требовались некоторые усилия, чтобы разобраться что к чему. Чтобы прояснить свои мысли, я начал рассуждать вслух:

– Беда в том, что мы даже не представляем, кто эти люди, преследующие вас, и что им нужно… Предположим, они просто частные ищейки. Изобретение вашего отца может стоить целое состояние. Их цель – раздобыть технологию производства и получить за это солидный куш. Ладно. Они могли похитить вас и заставить вашего отца раскрыть свой секрет. Могли и его похитить и вытрясти из него то, что их интересует. – Я почувствовал, как девушка напряглась. – Кроме того, были и взрывы и пожар в лаборатории. Но чего они всем этим хотят добиться?

– Если бы это были шпионы… – начала девушка.

– Шпионы не стали бы устраивать взрывов, – перебил ее я. – Они просто проникли бы в лабораторию и узнали, все, что им нужно. В любом случае разрушать лабораторию им ни к чему. Им выгодно, чтобы работа продолжалась. Ведь они заинтересованы в результатах. А уж если бы они захотели вас похитить, а потом выпытать секреты производства с помощью кнута и горячего утюга, скорее всего, это произошло бы уже давным-давно. Тем более что и похитить вас несложно.

– Хорошо. Кто остается? Саботажники? Они предупредили меня, чтобы я не встречалась с господином Зиганшиным. Они, вероятно, хотят, чтобы мы вообще никуда не обращались.

– В подобном случае вы давно бы уже лежали в земле сырой, – хладнокровно заметил я. – Убить человека легче, чем похитить его. Оправдания у политиков всегда найдутся. Мне не дает покоя другое – не имеем ли мы дело с «крышей» ваших конкурентов?

Я размышлял над своей новой догадкой, пока такси ехало по пригороду. Машина свернула на аллею, которая привела нас прямо к каменным воротам.

Выглянув наружу, я присвистнул. Я полагал, что в таких особняках живут обычно члены правительства. Интересно, сколько же уворовал у пролетариата Верочкин дед, что ему позволили отгрохать такую домину? По короткой подъездной дорожке мы подкатили к парадному входу просторного особняка с высокими стрельчатыми окнами.

Фары машины выхватили белые стены и зеленую крышу.

За шторами был виден свет. Девушка положила руку мне плечо, но ни я, ни она не проронили ни слова.

Вероника открыла дверь, а я расплатился с шофером и внес вещи в холл.

Девушка позвала:

– Папа!

Шины такси прошуршали по гравию, звук мотора вскоре затих вдали. Наступила тишина.

– Папа! – вновь позвала Вероника. Она прошла через открытую дверь в гостиную, я последовал за ней. Комната была пустой, около фортепиано горела лампа.

Вероника быстро вышла. Я остался, закурил и осмотр релся. Комната имела довольно уютный вид. В стены были встроены книжные полки, повсюду стояли пепельницы, стулья покрывали скромные ситцевые чехлы – разумный компромисс декоративности с удобством. Никаких следов насилия или беспорядка я не заметил. Чехлы, правда, были потерты. Рядом с камином в пепельнице лежала трубка. Я подошел и пощупал ее. Трубка была холодной.

«Интересно, как долго трубка остается теплой после того, как ее выкурят», – подумалось мне.

Здесь же, на столике рядом с камином, стоял телефон. Я поднял трубку и, услышав гудок, наугад набрал номер.

Сонный мужской голос на другом конце провода ответил:

– Алло?

– Это Федя, – сказал я. – Соображай быстрее, твоя жена обо всем догадалась.

Я повесил трубку и повернулся к девушке, которая только что вошла в комнату.

– Телефон работает, – сообщил я ей. – Я проверил.

– Пойдемте со мной.

Я взял ее за руку, и мы вышли из комнаты. Заглянули в столовую – она была прибрана, как любая столовая в промежутке между трапезами. Зашли в кухню. Она блестела чистотой, в ней никого не было, только на полке тикали часы.

– Отец был здесь, – сказала девушка.

– Он обедал?

– Не знаю.

– Он сам себе готовит?

– Папу нельзя беспокоить подобными проблемами. У нас работала одна девушка, но она вышла замуж и ушла. Она живет поблизости, я попросила ее готовить папе еду и убирать дом в мое отсутствие.

Потом мы зашли в кабинет, заваленный массой старых книг. На мой взгляд, комната носила явные следы поспешного и беспорядочного обыска. В кабинете стояли два письменных стола и конторка, погребенная под грудой газет. Пожалуй, газеты были главной мебелью в кабинете Константина Табакова. На постороннего человека все вокруг производило впечатление полного беспорядка.

Я выдвинул наугад один из ящиков письменного стола – может быть, содержимое ящика находилось в полном порядке, а может быть и нет… Я подошел к конторке. Груда газетного хлама не привлекла моего особого внимания.

– Ну и какое впечатление это все на вас производит? – спросил я у девушки.

– Все как всегда.

– Вы все время живете в подобной обстановке? Ничего не выглядит необычно?

Она заглянула в выдвинутый ящик письменного стола, вынула какие-то бумаги, пошарила на конторке. Вид у нее был совершенно беспомощный.

– Трудно сказать. Папа так неаккуратен…

Я тоже посмотрел на конторку. Я не знал привычек и наклонностей ее отца, но я знал, что посторонний человек мог бы пять раз перерыть все его вещи и это не стало бы заметным.

Но что именно можно было бы здесь искать? Вряд ли старикан держал описание своей секретной технологии в ящиках стола или среди ненужных бумаг на конторке. Я чувствовал, что никак не могу связать воедино нити этой истории.

– Пойдем дальше, – сказал я кратко.

Мы поднялись наверх и осмотрели спальные комнаты.

Комната старика. Комната девушки. Ванная. Туалет. Все выглядело обычно. Дом содержался в порядке, все было на местах или валялось где ни попадя, что тоже считалось нормальным.

– Вашего отца здесь нет, – сказал я. – Следов крови тоже нигде нет, нет разбитых окон, нет мертвых тел. Он вышел из дому и оставил свет включенным. Почему бы и нет?

Я не знал, то ли пытаюсь утешить девушку, то ли спорю сам с собой. Я прекрасно понимал, что можно похитить человека, оставив его дом в полном порядке. Просто заявляешься к нему на хаус, приставляешь волыню к ребрам и говоришь: «Пойдем-ка, братан, прогуляемся». В девяти случаях из десяти это звучит довольно убедительно.

– Есть еще лаборатория, – неожиданно тонким голоском сказана Вероника.

– Почему вы мне сразу не показали ее?

Девушка вывела меня из дома и узкой тропинкой повела к лаборатории. Тропинка вилась среди высоких, стройных деревьев, макушки которых терялись в темноте.

Ни из дома, ни с подъездной дороги лабораторию не было видно. Она возникла перед нами совершенно неожиданно. Это было белое длинное сооружение, похожее на теплицу. В темноте слабо поблескивали окна. Девушка подвела меня к двери, и мы оказались в небольшом холле Через полуоткрытую дверь были видны кафельные стены.

Лабораторию освещала одна-единственная лампа. Яркий свет отражался в стеклянных пробирках и ретортах, на длинных полках стояли бутылочки с ярлыками, там же лежали куски необозначенного вещества. В лаборатории никого не было. Тишина. Порядок.

– Здесь тоже все как обычно?

– Да.

Я осмотрел помещение, не понимая, что здесь к чему. Чтобы осмотр был эффективным, очевидно, нужно самому быть химиком. Но я не был химиком, если не считать кратковременного пребывания «на химии». Интересно, неужели менты так хорошо во всем разбираются, что сразу обнаруживают малейшие несостыковки на любом месте происшествия? В детективных романах так оно обычно бывает.

– Здесь можно делать инсулин? – спросил я.

– Конечно.

В моем голосе, очевидно, прозвучало сомнение, потому что Вероника сказала:

– Я могу доказать вам это прямо сейчас.

Пожалуй, в этом не было особой необходимости, зато представилась возможность потянуть время.

– Покажите.

Вероника принесла несколько бутылочек, некоторые без ярлычков. Потом отмерила необходимые компоненты и полученные смеси перенесла на специальный столик, где стояли все необходимые для реакции приспособления.

Насыпала порошка из старой кофейной банки в стеклянную посудину, разожгла под ней горелку и стала добавлять туда какую-то жидкость. Она выглядела совершенно обычно и делала все так же естественно, как будто на кухне пекла блины.

Я присел на скамейку и внимательно следил за ее движениями. Мне не надо было притворяться, что я хоть что-то понимаю в происходящем: я ни в зуб ногой не знал химию, как, впрочем, и ряд других ей подобных предметов. Я лишь молча наблюдал за движущейся, бурлящей и изменяющей цвет жидкостью. После всех преобразований мутная суспензия превращалась в ту самую прозрачную жидкость, которую Вероника показывала мне в Москве.

– Выглядит замечательно, но производство, по-моему, несколько сложнее, чем то, о чем вы говорили.

Вероника последовательно останавливала устройство и выключала горелки.

– Это легко для промышленного производства, но папин инсулин можно вырабатывать и на маленьком предприятии, даже сельская аптека могла бы делать его в своей подсобке.

– Но даже самые маленькие предприятия стоят уйму денег. Ваш отец хочет, чтобы комиссия по здравоохранению взяла расходы на себя, или он достаточно богат, чтобы финансировать строительство завода?

– Нет, мы не настолько богаты. Но если бы правительство выразило заинтересованность и предоставило нам кредит, привлечь частный капитал не составило бы труда. От инвесторов не было бы отбоя. – Вероника устало улыбнулась. – Как жаль, что я вас так поздно встретила! Вы смогли бы приобрести акции на общих основаниях с учредителями и сделать целое состояние.

– О, я очень хорошо представляю себя на собрании правления!

И вновь мы посмотрели друг на друга. В ее глазах появился страх, а у меня пропало желание смеяться.

– Что же случилось? – спросила Вероника.

Я поднялся и затоптал окурок.

– Вернемся в дом, – резко бросил я.

Мы вышли, погасив свет и закрыв за собой дверь. Пока мы проходили под аркой из сплетавшихся крон деревьев, Вероника взяла меня под руку, а я мягко поддерживал ее. Мозг мой продолжал напряженно работать.

– Вы заперли дверь, когда уходили из дома? – спросил я.

– У меня нет ключа.

– Как же вы тогда смогли войти в дом?

– Я просто вошла. Дверь не была заперта.

– Она всегда открыта?

– Почти. Папа не любит возиться с ключами. Он постоянно их теряет. Да и от кого нам запираться? В доме нет ничего ценного для воров, да и кому здесь ходить в поисках наживы?

– Вы рассказывали, что в лаборатории происходили разные неприятные происшествия.

– Да, на самом деле. Но в здании лаборатории так много окон, что туда нетрудно залезть.

– Значит, кто угодно мог бы войти в дом к вашему отцу?

– Да.

Сказать было больше нечего. Мы вернулись в дом, вошли в уютную гостиную, где в пепельнице лежала холодная трубка, и стали ждать. Я наигрывал на фортепиано и тихонько напевал популярные песенки. Вероника пересаживалась с места на место и молча слушала. За все это время мне в голову не пришло ни одной здравой мысли относительно того, что же делать дальше. По крайней мере, в данный момент.

Было уже очень поздно. Вернее, очень рано. Я занес чемоданы наверх, выбрал себе спальню как раз напротив комнаты девушки. Затем я открыл сумку, достал бутылку и накапал нам обоим немного освежающего.

В стакан девушки я капнул немного снотворного. Она выпила, и скоро из ее глаз исчез нездоровый блеск, она начала зевать и быстро заснула. Я отнес ее на руках в ее комнату, потом вернулся в спальню, разделся, положил пистолет под матрац с правой стороны и выключил свет. Я не думал, что наши противники так быстро изобретут что-нибудь новенькое и ворвутся в дом. Однако я всегда предпочитал переоценить неприятеля, чем недооценить его.

Я долго не мог заснуть. Когда же легкая дрема овладела мной, уже брезжил рассвет. Засыпая, я уже твердо знал, что не стоило приписывать происходящее комиссии по здравоохранению. Я знал также, что папаша Табаков не вернется домой, если только кто-нибудь не принесет его.

9

Проснувшись в половине восьмого утра, я несколько минут лежал в постели, наблюдая за курчавыми белыми облаками, видневшимися в окне, и вспоминая, о чем думал перед сном. Ничего нового за ночь в моей голове не родилось.

Я поднялся, оделся и вышел в коридор, на всякий случай решив зайти в спальню папаши Табакова. Кровать его была не разобрана, в комнате за ночь ничего не изменилось. Я не надеялся, что будет по-иному. Если бы он вернулся домой рано утром, я обязательно услышал бы его: спал я очень чутко и просыпался от любого шороха. По крайней мере, теперь, подумал я, мне не в чем себя упрекнуть.

Затем я вернулся в свою спальню. Побрился, принял душ и спустился вниз. На столе был накрыт завтрак для одного человека, а на кухне кто-то хозяйничал.

Я прошел туда и остановился. Розовощекая молодая женщина с темными вьющимися волосами испуганно уставилась на меня. Небольшого роста и довольно полненькая, со временем она обещала превратиться в грузную матрону.

– Привет; – сказал я. – Не бойтесь. Меня зовут Жо-риком, я приехал из Москвы вместе с Верочкой.

– А я – Анна Поликарповна. Я здесь работаю. Вы меня слегка напугали.:

Я сообразил, что так как мы не видели хозяина, то нас никто здесь, естественно, не ожидал. Никто не знал о наших передвижениях, кроме Гарбузова и водителя такси, который привез нас сюда. Водителю наше появление в Усмановске было скорее всего безразлично. Ублюдкам же в любом случае потребуется еще время, чтобы взять наш след.

– Извините, ради Бога, – спросил я, – мы могли бы рассчитывать на завтрак?

– Я накрою для вас.

– Верочка очень устала прошлой ночью, думаю, что она проснется попозже.

– Профессор обычно уже спускается к завтраку в это время. Вероятно, вчера он допоздна работал?

Я умел держаться весьма непринужденно и располагать людей к разговору. Когда я хотел, то умел использовать это свое качество. Сейчас был именно такой случай.

– Профессора не было дома прошлой ночью, – сказал я как само собой разумеющееся.

– Неужели? Но он обычно никуда не уходит на ночь.

– Мы пытались позвонить ему из Москвы и предупредить о приезде. Но телефон не отвечал.

– Во сколько вы звонили? Я была здесь часов до девяти.

– Мы звонили и позже.

– Я накрыла профессору ужин в половине восьмого, потом вымыла посуду. Когда я уходила домой, он сидел в гостиной и читал.

– Он не говорил вам, что собирается уйти куда-нибудь?

– Нет. Но я и не спрашивала.

– У него не было посетителей?

– Нет, по крайней мере, при мне.

– А в отсутствии Верочки профессор никуда не уходит по вечерам?

– Что вы! Профессор не из таких!

Только теперь Анна Поликарповна начала смутно догадываться о цели этих, казалось бы, невинных вопросов. В глазах ее промелькнуло удивление.

– В любом случае, – сказала она почти с вызовом, – профессор должен скоро спуститься.

Я покачал головой.

– Боюсь, что нет, Анна Поликарповна, – тихо проговорил я. – Он вообще не вернулся домой прошлой ночью. Его кровать не разобрана.

Женщина остановилась, держа в руках ложки, ножи, вилки, и испуганно посмотрела на меня:

– Вы хотите сказать, его вообще здесь нет?

– Совершенно верно.

– Он не ожидал вашего приезда?

– Нет. Я же сказал, что мы звонили, но никто так и не ответил.

– И он не оставил никакой записки?

– Увы.

Глаза дамочки расширились.

– Вы думаете, с профессором что-то случилось?

– Не знаю, – сказал я откровенно. – Все это выглядит весьма странно. Человек уходит из дома, не оставляя даже записки, никого не предупреждая, и не возвращается. Конечно, некоторые люди делают так постоянно, но вы говорите, что профессор не из их числа.

– Верочка, должно быть, жутко беспокоится.

– А вы бы не забеспокоились?

Анна Поликарповна механически продолжала накрывать на стол, видимо, не отдавая себе отчета в том, что делает.

– Может быть, кто-нибудь позвонил ему из Питера, профессор поехал туда по делу и задержался. – Женщина говорила, явно стараясь успокоить самое себя. – Он вернется до обеда, а если нет, то наверняка позвонит. Он всего предупреждает меня, если знает, что не вернется к обеду.

– А где он обычно останавливается в Питере?

– В «Пальмире». Но он мог остановиться и в другом месте.

– Может быть, вы и правы, – заметил я. – Я бы съел яичницу с салом.

Я направился в гостиную и позвонил в Питер. В гостинице «Пальмира» ответили, что никакого Табакова прошлой ночью зарегистрировано не было. Закурив сигарету, я вышел в сад. Кроны деревьев, окружавших дом, отбрасывали кружевную тень, а цветы на аккуратных клумбах яркими пятнами выделялись на фоне белых стен и зеленых живых изгородей. Сад вокруг дома был именно таким, каким я себе его представлял ночью. Воздух был прохладный, напоенный пряными сладкими ароматами. Место было очень приятное, как будто специально созданное для размеренной и счастливой жизни.

Казалось, целая Вселенная отделяла этот райский уголок от насилия и грязи, которые объяли весь мир. Я поневоле воспринимал всю эту красоту как декорации, не мог ими наслаждаться, потому что сердцем ощущал тревогу. А что, если и это тихое место стало полем сражения, о котором никогда не расскажут исторические книги, но, может быть, и от сражения на этом поле зависит победа моей страны в экономическом соревновании с Западом?..

Я медленно обошел дом, держа руки в карманах и взглядом рассеянно скользя по земле, в надежде хотя бы здесь найти какие-нибудь объяснения происшедшему, но тщетно. На гравии не осталось отпечатков шин, на цветочных клумбах не было ничьих следов, на дорожках не валялось ни носовых платков, ни шляп, ни даже бумажников. Даже пуговицы. Впрочем, разочарование меня не постигло. Я ничего и не надеялся найти. В противном случае, пожалуй, ситуация стала бы смахивать на плохой детектив.

Я сделал усилие и ощутил лишь малоутешительную уверенность в том, что никаких ключей в руках у меня не было.

Я вернулся в столовую как раз вовремя – Анна Поликарповна ставила на стол яичницу с салом.

– Выглядит превосходно, – сказал я. – Это, пожалуй, вдохнет искру жизни в мои высохшие мозги.

Я всегда принимаюсь за еду с таким аппетитом, как будто это – единственно стоящее занятие, не считая разве что партии в покер. В момент насыщения иные заботы меня не тревожат. С другой стороны, изнуряя себя голодом, вряд ли можно разрешить хоть какой-то вопрос. Такой простой аргумент помогает получать от каждой трапезы истинное наслаждение.

Я уже наполовину разделался с завтраком, когда появилась Вероника. Простое ситцевое платье делало ее еще моложе и прелестнее. Но лицо девушки было бледным, а глаза лихорадочно блестели.

– Привет, – сказал я. – Как вы спали?

– Как убитая. – Вероника озадаченно взглянула на меня. – Вы что-то подсыпали мне в коктейль?

– Да, – признался я. – Иначе вы просто не уснули бы.

– Я так и знала. Подействовало отлично, но теперь у меня тяжелая голова.

– Нанесите ей ответный удар. Хряпните парацетамольчику.

– Уже.

– Значит, через несколько минут вам полегчает. Но лучше всего вернуться в комнату и еще подремать.

– Не могу.

Анна Поликарповна вышла из кухни.

– Доброе утро, Верочка! – поздоровалась она с наигранной веселостью в голосе. – Что бы вам хотелось на завтрак?

– Я ничего не хочу, спасибо.

– Вы обязательно должны поесть, – твердо сказал я. Нам предстоит многое сделать, а воздухом сыт не будешь. Принесите легкий омлет, Анна Поликарповна, потом я буду держать ее рот открытым, а вы будете запихивать туда кормёжку.

Вероника села за стол и посмотрела на меня с таким выражением, как будто я один еще удерживал ее от помешательства.

– Папа не вернулся домой, – тихо произнесла она.

– Да, – сказал я с тем бесстрастием, с каким врачи ставят диагноз. – С вашей помощью мы попытаемся его отыскать. Я уже звонил в Питер, в гостиницу «Пальмира», по словам Анны Поликарповны, профессор всегда там останавливается. Но в гостинице его нет.

– Может быть, он у какого-нибудь своего друга, – заметила Анна Поликарповна, – и в любой момент может позвонить нам.

И в этот миг в самом деле зазвонил телефон. Вероника подбежала к нему. Однако через секунду вернулась, взор ее опять потух.

– Это вас, – сказала девушка без всякого выражения. – Из Москвы.

Я пошел в гостиную.

– Это Гарбузов, – услышал я голос в трубке. – Звоню по поводу тех досье, о которых ты меня просил. Сегодня после обеда один из моих людей летит в Питер. Если тебе к спеху…

– Когда он прилетает?

– Он будет в Питере около девяти.

– Я буду ждать его в девять в баре Московского вокзала на втором этаже.

– Хорошо. Он найдет тебя.

– Еще одна просьба, – сказал я. – Передай с этим парнем и досье на Симеона Зиганшина.

– Ну да, куда проще! Я ведь волшебник. Все, что мне нужно сделать, это взмахнуть волшебной палочкой…

– Сегодня утром Зиганшин улетел из Москвы, так он мне сам сказал, но ты можешь проверить. Если он остановился в Питере, хорошо бы узнать, где именно.

– Больше никаких мелких поручений?

– Есть. Порекомендуй меня в отделение ФСБ в Усмановске. Я на них выйду.

– А ты не слишком много хочешь?

– Я получаю огромное удовольствие от той деятельности, которую веду по твоей милости, находясь при этом не совсем в ладах с законом. Ты еще обо мне услышишь!

Я повесил трубку и вернулся в столовую. На лице Вероники застыл немой вопрос. Я отрицательно покачал головой:

– Ничего нового.

Анна Поликарповна нехотя ушла на кухню. Я посмотрел на девушку, вооружился ножом и вилкой и, перед тем как что-то сказать, съел пару аппетитных кусков.

– Не будем унывать! Вам, конечно, есть о чем тревожиться, но мы постараемся все уладить. До сих пор инициатива была в руках этих мерзавцев, но теперь мы попытаемся взять ее в свои руки.

– Но кто они, эти мерзавцы? Если бы знать…

Именно этого вопроса я и ждал. Я начал бойко говорить, перескакивая с одной темы на другую. За разговором девушка незаметно для себя съела почти весь омлет, приготовленный Анной Поликарповной. Я же вновь перебрал всех участников драмы, размышляя вслух о роли каждого в этой истории. Я не сказал абсолютно ничего нового, но зато отвлек Веронику от мрачных мыслей. В конце концов я увидел, что на ее щеках вновь заиграл румянец, а в глазах опять появился живой блеск. Она внимательно слушала меня, куря сигарету.

– Вы должны обратить внимание на одну вещь, – говорил я. – Буквально каждый человек, упомянутый сейчас мною – солидный и уважаемый член общества, за исклюю чением, пожалуй, маленького господина Папазяна. Это вам не какие-то мафиози или аферисты. В первую очередь следует подумать именно о промышленном шпионаже. Если Запад и в самом деле настроен не дать нам выпустить свое лекарство…

Я замолк, увидев, как девушка изменилась в лице. Но она смотрела не на меня – она смотрела в окно за моей спиной.

– Зуб, – вымолвила она, – кто-то сейчас прошел к лаборатории. И я уверена, что знаю кто.