Текст книги "Солемания"

Автор книги: Виктор Добросоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Хватит о клиентах, о работе, вот, водочки выпей, – перебил его Николай.

– Нет, брат, не могу. Работа у меня не для пьющих – ответственная! – Петр многозначительно направил указательный палец вверх. Он все более и более поражал Николая своими новыми жестами важного начальника.

– Ну, да бог с ней, с твоей работой! – решительно перебил брата Коля. – Так ты говоришь, у Таньки уже двое детишек? А как же болезнь ее страшная, наследственная, на детей не передалась?

– Какая болезнь? С чего ты взял? – удивился Петенька.

– Ну эта болезнь, когда зубы выпадают, – поморщился Николай, – ты мне сам рассказывал и показывал протезы…

– А, ты про это, – Петр явно занервничал, заерзал на стуле и продолжил очень решительно: – Пойдем за вон тот столик присядем. Там меньше людей. Я перед тобой, брат, в большой вине. Ну, ты простишь. Ты благородный.

Они сели за маленький стеклянный столик около большого аквариума с золотистыми рыбками.

– Рыбки как-то символизируют философию жизни… – начал высокопарно Петя.

– Петро, если это очень долгий рассказ, то лучше мне заказать бутылку водки в баре, чтобы снять надвигающийся шок. Я его предчувствую, судя по тому, как ты ерзаешь на стуле, – улыбнулся Николай и спросил с шутливой тревогой: – Скажи, Петенька, шок будет?

Петя грустно кивнул.

– Ты помнишь, как я вас познакомил, Николай, с Танюшкой?

– Лучше бы не знакомил, – огрызнулся Николай.

– Ты сам, Колька, попросил найти самую красивую девчонку для занятий бальными танцами. Говорил, что девичий абонемент уже купил, а с крокодилом танцевать не будешь, – неловко оправдывался братик.

– К тому времени крокодилов уже не осталось! Ты их всех, Петя, охмурил! Ты мог бы стать гендиректором крокодильей фермы. Случайно, сейчас у тебя ГУП не этого профиля? – ерничал Николай. Спиртное быстро взметнуло ввысь его настроение.

– Кому что нравится, – хрюкнул тихо Петр, – мне – душа, а тебе – красота.

– Хватит, дружище, продолжай, а то мы далеко улетим с твоей душой – водки в баре не останется!

– Дело прошлое. За Танюшкой в нашем райцентре ухаживал Затулиозеро. Это только потом отбил ее у него Затулиоблако, – спокойно начал свой рассказ Петя.

– А Затулилес, Затулиполянка, Затулиречка за ней не ухаживали? – Николай безудержно хохотал. Слезы появились в его осоловевших от хмеля глазах. – Петенька, я сойду с тобой с ума! В вашем райцентре нормальные люди, не Затуличто-то, проживают?

– Николай, ты зря смеешься. Есть на Руси деревни Ивановых, Сидоровых, это не смешно, да? А у нас в районном центре деревни Затуливетер, Затулиоблако, Затулибережок! Что здесь такого? – голос Петра Ивановича сорвался на фальцет от обиды.

– Хорошо, продолжай, продолжай. Что нормально для тебя, для других – смерть, Петро. Запомни это и береги людей от своей философии жизни!

– Ладно тебе. Так, слушай внимательно и, знаешь, лучше выпей еще. Я продолжаю, – серьезно сказал Петр, услужливо наливая очередную рюмку водки брату. – Затулиоблако – мой старинный друг… – Петя сделал паузу, тяжело вздохнул и продолжил: – И зачем только я тебя с Танькой познакомил? Кляну себя до сих пор! Помнишь, вы стали ходить на эти, пропади они пропадом, танцы и она бросила даже писать письма своему другу Затулиоблаку? Он так расстроился, переживал…

– И стал Затулитучей? – мгновенно вставил Коля и звонко засмеялся.

– Он Танюху безумно любил и даже приехал в Москву, так сказать, на любовные разборки. Рассказал мне о своем горе, и так мне стало стыдно, что через меня мой лучший друг любовь свою потерял! Вот и согласился я на реализацию этого коварного плана. Ну, как тебя от Таньки отлучить. Понимаешь, да? – на последней фразе Петр тяжело вздохнул.

– И решили вы из своего районного центра вызвать Затулисмерть, – зловещим шепотом произнес Николай.

– Почти так, – продолжил грустно Петр, не обращая внимания на иронию собеседника. – Затулиоблако предложил мне разыграть тебя… Ну, брат, сейчас понимаю, что гадко все. Виноват я перед тобой. Противно все это.

– Продолжай, – уже с интересом перебил жалостные стенания брата Николай.

– Не обижайся на меня, брат! Сам переживаю! – захлюпал жалобно губами Петенька. – Вот тогда я тебе и рассказал эту историю о Танюшкиной якобы страшной болезни наследственной, что у нее, мол, вместо зубов – протезы, и, чтобы было убедительней, предложил тебе пробраться в ее ванную комнату в общежитии и удостовериться в моей правоте. Мы тогда выпили с тобой, помнишь, сколько за День комсомола? Немудрено, что ты легко согласился на такую авантюру!

– Ну и что? Ведь протезы-то были настоящие! Я их сам видел! Как тебя сейчас! Фу! Желтые, в мутной жидкости, в граненом стакане отмокали. В глазах до сих пор стоят. Жуть…

– Затулиоблако остановился у меня в общежитии на Стромынке, там же, где мы все жили, – как будто не слыша Николая, продолжал обреченно Петро. – Помнишь, как в песне Давида Тухманова поется: «Когда я на Стромынке сквозь тихие снежинки шепчу: „Люблю“».

– Лучше б ты ничего не шептал! Сколько народу своим шепотом загубил, окаянный! – перебил ностальгический порыв Петеньки брат. – Разрушил ты мою любовь, продолжай, растленный интриган.

– Помнишь, мы с тобой болтали и я тебя предупреждал, чтобы ты Таньку не смешил, а то у нее могут протезы изо рта выпасть? Ты еще не верил и постоянно говорил, что я придурок? – тараторил Петр.

– Я и сейчас тебе это могу с уверенностью подтвердить! – съязвил Николай.

– Я на тебя не обижаюсь. Я знаю точно: ты меня любишь, – улыбнулся ангельски Петя.

– Да, люблю, но странною любовью, – почти пропел Коля.

– Так вот, тогда я уговорил тебя удостовериться и тихонько пройти в Танькину ванную. Перед этим Затулиоблако прокрался к ним, подложил рядом с их зубными щетками в стакан с водой эти противные протезы, а после того, как ты это все увидел, успешно их оттуда выкрал. Гадко, да? Правду скажи! Гадко мы поступили? Молодость, брат! Глупость!

– Да, комбинация незатейливая. Только зачем все это надо было делать? Можно было встретиться твоему Затулиоблаку со мной, по-мужски объясниться.

– Затулиоблако все рассчитал по-своему, – продолжал Петр. – Он сказал ей, что у тебя маниакальные требования к зубам и ты всегда смотришь у девушек только на зубы.

– Глупость какая! – покачал недоверчиво головой Николай.

– Глупость-то глупость, но, когда ты увидел протезы, ты стал чаще ей на зубы смотреть? Правда ведь? Правда? Не отпирайся только! – весело затараторил Петенька. С завершением трудного признания настроение его явно улучшилось.

– Ну, наверное… Для меня все-таки это был шок… Я ведь не в Нижних Культяпках родился, чтобы такие болезни обыденно воспринимать, – неуверенно отреагировал Коля.

– Не Нижние, а Верхние Культяпки! Попрошу не путать! Это очень принципиально! А что Затулиоблако ей наплел дальше – сложно сказать, но факт в том, что она вышла замуж за него, а не за тебя! Он и постарше тебя, что говорить, и посолидней, и, наконец, Танькин земляк как-никак. Так даже лучше. Судьба, Коль, – Петруха снова очень значительно поднял указательный палец в небо.

– Ты не поверишь, Петрушка, как я счастлив, что возникли эти страшные протезы, Затулитучка, дорогой твой друг, – выпивая очередную рюмку, благостно вымолвил Николай.

– Затулиоблако. Сколько тебе повторять, – поправил мягко брата Петр.

– Ну да, оно облако, облако, прости, – исправился Коля. – Как подумаю, что теща у меня жила бы в Верхних Культяпках, приходилось бы ее навещать, видеть тебя, твоих милых друзей Затуликов. В кошмаре не приснится! Более радостной истории от тебя я услышать просто не ожидал! Спасибо, брат! За все спасибо. Чем же занимается твой ГУПик?

– Не ГУПик, а Федеральное унитарное предприятие под названием «Смена», – гордо пояснил Петр Иванович.

– Обувь шьешь что ли? – вяло поинтересовался Николай.

– Нет! Что ты! Какая обувь! – радостно оживился Петруша и заговорил взахлеб, с явным энтузиазмом: – С твоей легкой руки не обувь, слава богу! Помнишь, как я к тебе пришел с просьбой устроить меня на работу? Ты молодец, сразу же обратился к своим знакомым. Вечно буду благодарен.

– Да, припоминаю, – поморщился Николай. – Они звонили мне, возмущались! Кого я к ним прислал! Это же инвалид!

– Ну, говорил я тогда со всеми о своем здоровье, – признался Петр. – А ты бы удержался? Хотел бы я посмотреть на человека, который нашел у себя все признаки колита, бурсита, нефрита, гастрита, холецистита, артрита, уретрита…

– Хватит! Хватит! Меня тошнит от этой гадости! – перебил его Коля. – Боже! И все это в одном человеке!

– Да! И этот человек перед тобой! Он твой брат! – гордо, с довольной улыбкой произнес Петун.

– Бог миловал, не родной, – добродушно поправил его Николай.

– Ты сам, Коля, виноват! Я-то тебе честно сказал, что ходить могу только из одного врачебного кабинета сразу в другой, а ты меня устроил на турбазу культорганизатором пеших прогулок. Как меня эти бегуны из себя выводили! Думал, разорву их всех на части! Нет чтоб на травке отдыхать, лежать себе спокойно. Бегут, бегут, бегут куда-то… Я переживал, что от этих бегунов у меня депрессия начнется… Пронесло. Бог помог!

– О господи! – вырвалось у Николая.

– Вот именно, он и ты мне помогли найти любимую работу: друзья у меня милые, клиенты спокойные, и здоровье поправилось на свежем воздухе, в лесу, можно сказать, – обняв брата за плечи, совершенно благостно произнес Петро.

– Знаю я твоих друзей Затуликов, – вставил Коля.

– Новых не знаешь, – гордо ответил Петруша. – Вот, к примеру, Дашид Дундук – прекрасный патологоанатом. Каждую субботу ездим с ним на его дачу мимо кладбища. Каждый раз с гордостью он мне говорит: «Вот, Петр Иванович, не зря я жизнь прожил! Когда только заступил на работу в больницу, на кладбище всего двадцать рядов было, а сейчас, посмотри, оком не окинуть просторы. Одни кресты. Душа радуется! Сердце ликует! Это все мои больные!» Он так с любовью покойников называет, – пояснил Петр Иванович.

– Ужас какой-то, – поразился Николай.

– А что здесь ужасного? Главное – тихая работа, никто вокруг не движется. Красота… – мечтательно произнес Петя.

– Ну хватит про покойников, – перебил Коля. – А ты-то сам, Петр Иванович, чем занимаешься в твоей «Смене»?

– Как чем? После турбазы мне, как партийному, предложили ответственный участок, и я согласился – стал директором кладбища. Честно, брат, там и раскрылся мой талант руководителя, как говорится, стал профессионалом с большой буквы! Работа эта специально для меня создана. Даже с моими болезнями чувствуешь себя на кладбище совершенно здоровым, конечно, по сравнению с моими клиентами. Как видишь, чувствую себя отлично. Руководство города заметило. Повысили за старания. И вот уже два года, как ушел на повышение в родную «Смену», – закончил рассказ о своей трудовой биографии Петр.

– Так «Смена» – это что? – воскликнул, уже совсем ничего не понимая, Николай.

– Как что, брат? Крематорий, конечно! – гордо произнес Петр Иванович.

– ЧЕГО-ЧЕГО? – как стон, вырвалось из уст Николая.

Счастливый шарик

Да, не зря Николай закончил музыкальную школу по классу балалайки. Сколько было смеху у одноклассников: «А ну-ка, Николай, сыграй-ка на своей трехструнной гитаре». И вот удача так удача…

Николай постоянно убеждал себя, что в жизни не бывает случайностей. Все, по большому счету, закономерно. Судьба вела его дорогой, порой для него непонятной. Николай не сопротивлялся зигзагам пути, не искал, как сократить повороты. Он с усердием пытался преодолевать испытание повседневностью, но ждал-то всегда чуда!

На корпоративном балу, посвященном дню рождения компании, он был впервые. Кое-кто из руководства Колиного отдела отбыл в срочную командировку, а начальник и вовсе внезапно заболел, так что Николай нежданно-негаданно получил приглашение на это престижное для рядового клерка мероприятие. Кто-то ведь должен представлять отдел, если руководство отсутствует? Коля каждый день ощущал обидное отсутствие внимания к своим стараниям со стороны начальства, но мысли об этом вызывали чувство презрительной жалости к себе. «Жалость мешает работать, мешает жить», – убеждал себя молодой человек. Николай продолжал усердно работать, как мог, но будущее в его воображении имело блеклый вид скромного жалования на долгие годы, а может, и на всю жизнь. Искать другую работу он не собирался. Кто мог бы гарантировать, что там, в другом месте, оценят его достоинства, а может, и достоинств этих вовсе не существует? «Судьба есть судьба, – говаривала его мама. – Судьбе надо уметь подчиняться и ценить в жизни саму жизнь».

– А сейчас сюрприз! – весело взвизгнул ведущий вечера. – Старшему партнеру компании, нашему уважаемому боссу Григорию Порфирьевичу Меньшову, фольклорный ансамбль «Русская балалайка» подарит его любимую композицию «Клен ты мой опавший».

Никогда Николай не слышал такого виртуозного исполнения.

Он был просто в восторге от игры музыкантов. Коля даже незаметно для себя выпил три бокала шампанского, которые аккуратно разносили на подносах накрахмаленные официанты в черных ливреях. Молодой человек внезапно стал ощущать приближение чувства хмельной удали. Пьяная реакция на трели народных инструментов выражалась в бурных аплодисментах участников бала, пульсировали возгласы «Браво, бис!».

– От имени нашего коллектива, глубокоуважаемый Григорий Порфирьевич, примите этот подарок: чудесную душу нашего народа – балалайку, с художественной росписью народного художника России Ратибора Простодырина. Мы знаем, что у вас сегодня день рождения, – руководитель ансамбля протянул подарок засмущавшемуся патрону.

Зал вспыхнул аплодисментами, начали скандировать: «Поздравляем, поздравляем!»

Старший партнер с глуповатой от счастья улыбкой вертел балалайку в руках, явно любуясь неожиданным подарком. Потом он попытался извлечь из нее какие-то звуки, но, увы, безуспешно. Было очевидно, что его руки когда-то знали теплоту этого инструмента, но разлука оборвала «любовную близость» пальцев и струн.

Что произошло с Николаем в эти минуты, уже не узнает никто и никогда. Он решительно подошел к Григорию Порфирьевичу и с улыбкой спросил:

– А можно мне попробовать, Григорий Порфирьевич?

– Валяй, парень! – произнес дружелюбно патрон, одобрительно хлопнув Николая по плечу.

Собрание онемело от этой неожиданной выходки. Подойти так запросто к старшему партнеру рядовому клерку казалось немыслимым. «Надо же поддерживать субординацию! За это можно вылететь из компании вмиг. Потом рассуждай, за что оказался на улице!» – кричали со всех сторон возмущенные взгляды опытных коллег-карьеристов.

Николай в этот момент уже пожалел, что подошел к патрону с сомнительной инициативой, но отступать было невозможно.

– Ну что ты, брат, задумался? Смелей… – подбодрил его Меньшов.

Балалайка привычно поддалась нежным объятиям Николая и, трепеща всем своим существом, запела знакомые мелодии русских песен… Зала для Коли уже не существовало. Он летел вместе со звуками балалайки в свой родной райцентр, милое беззаботное детство.

Николай очнулся от разорвавших зал аплодисментов. Он стал, прищуриваясь, оглядываться по сторонам и по взглядам коллег понял: это его звездный час.

– Как вас зовут? – поинтересовался, внимательно улыбаясь, шеф.

– Николай, – тихо произнес молодой человек. Затем машинально уточнил: – Николай Алексеевич.

В фирме требовали представляться по имени-отчеству, хотя молодежь считала это старомодным. Но с корпоративными заморочками не поспоришь. Не нравится – иди на улицу. Одним словом, корпоративная этика, капитализм, рыночная экономика…

– А меня – Григорий Порфирьевич, будем знакомы, – скромно представился шеф и протянул руку.

– Очень приятно, но вас все, конечно же, знают, – сбивчиво произнес Николай, пожимая сильную руку.

– Ну что, брат по пристрастию, рассказывай, где ты так научился на русской душе играть? – поинтересовался патрон.

– Простите, я не понял, – переспросил Коля, снова растерявшись. Вместо того чтобы внимать каждому движению, каждому слову шефа, он периодически терял связь с реальностью, блуждая мыслями неизвестно где.

– Балалайка – это русская душа, Коля! Так где ты научился играть так лихо? – видя его растерянность, дружелюбно повторил вопрос Григорий Порфирьевич.

– В музыкальной школе, – ответил Николай.

– А я вот не пошел учиться. Всю жизнь жалею. Считалось среди ровесников, что балалайка – старомодный инструмент, а отец и дед мои так играли, что, когда вспоминаю, слезы на глаза наворачиваются. Может, дадите, коллега, мне несколько уроков? Инструмент у меня с сегодняшнего дня есть собственный. Нет причин для неисполнения мечты!

– Я и не знаю даже. Сможем ли? – выдавил из себя вопрос, обращенный непонятно к кому, Николай.

– Начнем заниматься, а там поймем, можем или не можем. В жизни надо идти вперед, к достижению цели. Главное – пробовать и не бояться! По рукам, Николай Алексеевич? – шеф еще раз протянул ему огромную руку.

– По рукам, – вымолвил Николай, не понимая, о чем они договорились и что произошло в эти минуты в его жизни: удача или катастрофа.

– Внимание! Внимание! Конкурс на право обладать самым счастливым шариком. Приз фирмы традиционный – поездка в Париж. Правила те же: хватайте побольше шаров и ищите в них свое счастье! – вещал восторженно шоумен.

Николай сидел за столиком один и отстраненно наблюдал, как коллеги сражаются за загадочное парижское счастье. Мысли Николая улетели далеко. Он вспоминал, где лежат в родительском доме его хрестоматия и ноты. «Завтра же позвоню родителям, чтобы срочно с поездом передали инструмент и нотную папку».

Тысячи шаров летели с потолка и, не долетев до пола, взрывались в руках искателей счастья. Зал наполнился громом, как от фейерверка.

– Что сидишь, грустишь, балалайка? – весело спросила курносая девушка с букетом разноцветных шаров, оказавшись рядом с Николаем. – Вот шарик лежит под ногами одинокий. Подними, вдруг в нем счастье твое?

Коля машинально наклонился за шариком и задумчиво обхватил его. Разве в шарике может быть заключено человеческое счастье? Чудаки, а ведь взрослые люди. Как дети, бегают за шариками и пытаются вырвать друг у друга эфемерное счастье. Смотреть смешно.

– Что с одним шариком сидишь? Не ловишь свою удачу? – неожиданно услышал Николай рядом густой голос патрона.

– Мне с призами и выигрышами не везет, – обернувшись к шефу и вскочив со стула, жалобно произнес Коля. – В лотерею сколько ни играл, никогда не выигрывал. Сам привык всего добиваться. Без чудес живу.

– «Не везет мне в жизни. В чудеса я не верю», – передразнил его патрон. – Сколько той жизни у тебя прошло? Удачу надо ловить до последнего вздоха. Лень и уныние – враги удачи, брат!

Николай улыбался, но мысли об ужасах преподавания с новой силой обрушились на него. Он представил себе, как будет делать строгие замечания шефу: «Руки не так держите. Мягче извлекайте звук. Вы плохо подготовили этот этюд. Вам двойка за домашнее задание…»

«Да. Так карьеру не делают. Выгонят меня с работы. Как пить дать выгонят. Кому понравится слушать замечания от подчиненного? А как учить, не делая замечаний? Беда… Вот так беда…»

– Где же счастливый шарик? Где он? Смотрите все внимательно. Внутри шарика должна быть красная бумажка с надписью «счастливый шарик»! Предъявите мне эту драгоценность, и вы получите взамен долгожданное счастье в Париже, – не унимался ведущий бала.

– Ты что сидишь, может, он у тебя? – спросил у Коли коллега-незнакомец, раскрасневшийся то ли от алкоголя, то ли от беготни по залу. Не дожидаясь ответа, он беспардонно проткнул иголкой его шарик.

Николай вздрогнул от неожиданного хлопка и увидел медленно планирующую ему в руки… яркую красную бумажку.

– Вот он! Все сюда! – неистово заорал незнакомец.

Вездесущий ведущий очутился в считанные секунды рядом с Николаем и с гордостью поднял одной рукой вожделенный кусочек бумажного счастья, а другой, почему-то потной рукой крепко обхватил правую ладонь Коли и потянул ее высоко вверх.

– Ну, балалайка, сегодня твой звездный час! – толкая Николая в бок, захохотала курносая девушка.

Николай не верил своим глазам. Его вели на сцену. Он, глупо улыбаясь, краснея до корней волос, оглядывался по сторонам на лица товарищей по работе. Да-да! Сомнений нет! Он схватил удачу! Париж у его ног! Мечта сбылась! На следующей неделе он в Париже. Вот оно, настоящее счастье!

Яркие софиты ослепляли глаза Николая. Цветные круги крутились перед ним, мешая хоть что-нибудь разглядеть.

– Премию вручает принцесса нашего бала, Наталья, – объявил ведущий под восторженный гул и свист зала.

Николай взглянул в голубые с легкой бирюзой глаза-озера прекрасной феи Наташи и лишь успел вымолвить: «А вы были в Париже?», как нога его неожиданно соскользнула со ступени подиума, и все его счастливое тело обрушилось на пол…

– Какой вы смешной и неловкий. Вы не больно ушиблись? – услышал он откуда-то с небес нежный девичий шепот.

Острая боль лишила его дара речи. Дальше – туман в голове. Травматологический кабинет. Приговор хирурга, накладывающего гипс: «У вас, милый человек, перелом, повезло, что не открытый, но до свадьбы заживет».

«Вот и счастливый шарик! Вот и Париж! Под ноги надо смотреть, недотепа», – причитал Николай про себя, лежа на больничной кушетке с закрытыми глазами.

Вдруг он почувствовал нежное прикосновение чьей-то маленькой руки. Он открыл глаза. Рядом с ним, на краешке его больничной кровати, сидела… этого не может быть! прекрасная фея Наталья.

– Тебе очень больно? Ох! Как глупо получилось! Это я виновата! Мне обязательно надо было предупредить тебя об этой дурацкой ступеньке! – виновато лепетала она.

– Ерунда! – мужественно, насколько смог, произнес Николай. – В жизни все бывает. Будет что вспомнить!

Он торжественно обратился к стоящему рядом организатору бала, доставившему его в поликлинику:

– Я могу передать право поездки в Париж другому лицу?

– Нет проблем. Кому угодно – сестре, брату, подруге, – таков был ответ.

– Наталья! Париж у ваших ног! Вы ведь принцесса бала, и эта награда ваша! – Николай был невероятно горд, что может преподнести такой подарок этой прелестной девушке. Пусть он никогда в жизни не увидит Париж, но она должна побывать там. Да. Да, обязательно должна.

– Что вы! Это невозможно! Это ваш приз! Это вы его заслужили! – быстро заговорила, протестуя, прекрасная фея, прижав ладони к своей юной груди.

– Это уже решено. Я имею право, как инвалид, на любые капризы, а капризы инвалида – закон в гуманном обществе! – завершил тему Коля.

Наталья как-то особенно серьезно взглянула в глаза Николаю.

– Спасибо. Это королевский подарок! – вымолвила девушка.

Утром Николай проснулся почему-то счастливым и, только открыв глаза, услышал телефонный звонок. Звонил начальник отдела и интересовался самочувствием. Он даже назвал Николая по имени-отчеству как-то особенно уважительно. После небольшой паузы начальник неуверенно продолжил:

– Да, вот еще что, Николай Алексеевич, мне звонил сейчас старший партнер. Справлялся о вашем здоровье. Сказал, что такие люди, как вы, так сказать, золотой фонд компании. Вот я, – начальник снова замялся, – точнее, мы, и это согласовано наверху, предлагаем вам должность моего заместителя.

Николай молчал, не зная, что и вымолвить. Он – заместитель начальника отдела! Об этом даже и мечтать было неприлично. Если бы кто-то ему сказал об этом вчера, то Николай только рассмеялся бы.

– Так вы согласны? – спросил шеф.

– Да, но я не знаю. Справлюсь ли я? Все так неожиданно, – начал говорить неуверенно Коля.

– Справитесь. А мы для чего работаем рядом? Поможем. Не боги горшки обжигают. Да, и вот еще что. Звонила дочка старшего партнера. Спрашивала ваш домашний телефон. Я дал.

– Какая дочка? Мы не знакомы, – произнес Коля с недоумением.

– Хватит притворяться, старина, – дружелюбно перебил его начальник. – Все сослуживцы с самого утра судачат, как ты вчера травмировался под чарами Натальи Меньшовой – дочки патрона! Многие хотели бы быть на твоем месте, инвалид. Ха-ха! Так что готовь костыли в Париж. Вы летите вдвоем с Натальей. Ведь кто-то должен тебя сопровождать? Так решил сам патрон. Билеты у твоей очаровательной спутницы. Вот тебе, старина, и счастливый шарик.

Циркач

Николай давно не бывал в отчем доме. Проблемы московской жизни затягивали в бесконечный водоворот, останавливали материальные трудности и неопределенность перспектив карьерного роста. Иными словами, радовать родителей было нечем, а значит, и ехать особенно не с чем. Другое дело – сегодня. После назначения заместителем начальника отдела Николай имел лучезарный завтрашний день и мог позволить себе выложить круглую сумму для поездки в Зауралье. Да и порадовать родителей успехами. «Не это ли высшее счастье?» – размышлял Коля, трясясь в автобусе по дороге к райцентру.

Районный центр Светлореченск уже давно не оправдывал свое имя. И причина не в том, что поблекли ощущения юности, когда все вокруг освещено просто радостью жизни.

Размышляя о палитре возрастных ощущений, Николай смотрел из окна автобуса на знакомый да боли пейзаж и, как ни странно, то узнавал, то не узнавал его очертания. Развалившиеся дома, разбитый

страшными морщинами времени асфальт, печальные лица стариков …Бедность проступала, как ржавчина, на светлом облике его малой родины.

На остановке «Село Раздольное» в автобус, тяжело дыша, взобралась старушка со странным ребенком. Голова мальчика была настолько огромной, что Николай отбросил все ностальгические мысли и принялся с удивлением наблюдать за своим земляком-инопланетянином.

Места для детей были заняты пенсионерами, не желающими даже смотреть по сторонам и отвлекаться от приятной автобусной дремоты.

– Садитесь, пожалуйста, – предложил Коля бабушке свое место.

Старушка с мальчиком продвинулись к Николаю совсем близко, и он смог разглядеть маленького головастика получше. Ребенку на вид было не более шести лет. Его голова, наспех замотанная белым бинтом, поражала невообразимой формой – эллипса с какими-то острыми углами; эта придавало облику мальчика особую трагичность.

– Сиди, ничего с ним не станет, постоит, – не слишком вежливо ответила Коле старушка, показав свои желтые редкие зубы.

– Как же так можно! Мальчик такой больной, – возмутился Николай.

– Я прибью eго сейчас же с его болезнями! В выходной надо картошку полоть, а я в больницу с ним, окаянным, еду. Тьфу, прости, господи! – взорвалась бабуся.

– Ну, это уж слишком, – воскликнул Николай. – Посмотрите на ребенка! Да я таких больных и не видел в жизни, а вы – картошку полоть!

– Болезнь, говоришь? Разве это болезнь? – раздраженно вскрикнула старушка.

– А что же это? Таких голов у нормальных людей не бывает! – вступила в разговор дородная женщина без возраста, сидевшая рядом с Николаем. Полнота окунула ее в состояние безвременья. Двадцать пять лет ей от роду или сорок – знала только она сама.

– Это точно, не бывает таких голов! Только у моего внука! – угрожающе злобно заговорила бабуля. – Я сейчас вам всем покажу его больную голову!

– Не надо, бабуля! – захныкал инопланетянин.

– Что вы, не надо трогать бинт, ему же больно! – взвизгнула толстушка.

– Сейчас я всем покажу, циркач, твою болезнь и твои увечья! Ну что, циркач, больно тебе? – бабушка неожиданно ловко развернула на глазах всех пассажиров бинты. Николай с удивлением наблюдал, как сквозь белые лоскуты бинта появлялись очертания чего-то синего – обыкновенной кастрюли!

– Да! Да! Это моя кастрюля! Как я буду щи варить, циркач, ты мне ответишь? – уже с мягкостью в голосе спросила старушка своего растерянного внучка. – Надел на голову кастрюлю, паршивец, говорит, что это цирковой номер. Действительно, цирковой номер – надеть-то надел, а снять-то даже с помощью фельдшера не смогли. Мы все руки ободрали, пытались кастрюлю стащить. Вот и еду в райбольницу с диагнозом «кастрюлезападание головы». Это наш фельдшер придумал. Спасибо, добрый человек. А так бы и жил с моей кастрюлей на голове, циркач!

Комичная гримаса мальчика вызвала смех пассажиров. Злость старухи размякла, она даже немножко игриво слегка щелкнула пальцами по кастрюле и произнесла с улыбкой:

– Циркач ты мой бедовый!

– Баб, больно! – заканючил циркач.

***

Николай вышел из автобуса на своей любимой остановке «Лесная». Медленно шагая по поселку, по родной улице, он встречал знакомые лица, но никто не здоровался с ним. Было видно, что люди враждебно воспринимали его столичный лоск. Только около подъезда родительского дома какая-то девочка дежурно вежливо поздоровалась.

Потом были домашние хлопоты. Запотевшая бутылка водки на столе, деревенские соленья, бесконечные рассказы о том, кто женился, кто развелся, кто умер, кто отравился, кто уехал, кто спился, навевали на Николая грусть, безысходную грусть, от которой хотелось бежать, бежать и бежать в счастливую юность, когда все было по-другому…

Утром голова не болела. «В Москве обязательно шумела бы, – подумал Николай, разминая зарядкой застывшее ото сна тело. – Вот что значит деревня».

Райцентр но самом деле не был деревней. Свежий деревенский воздух говорил о том, что цементный и машиностроительный заводы всем коллективом вступили в партию зеленых и закрылись на замок навсегда. Чем занимались люди в Светлореченске, Николай не понимал. Поражало их терпение и расхожее присловье: «Не война, да и ладно. С голоду не помираем». Жуткий оптимизм угнетал. Лучше б жаловались, так нет, все у них хорошо. «Такая вот безысхода, доживание без цели», – мрачно думал Коля, гуляя по любимым тропинкам заросшего пруда.

– Колька! Колян! Николай! – услышал он неожиданный окрик.

Обернувшись, Николай увидел коренастого человека с выбритой под зеркало головой в ярком щегольском пиджаке и модном платке, повязанном под горло.

«Так одеваются в Голливуде звезды», – подумал Николай.

Глаза, горящие карими огоньками, были явно знакомыми, они светились из далекого детства.

– Не узнаешь, Колян, друга Юрку? – загромыхал щеголь, бросаясь в объятия.

– Как же узнать с таким прикидом и лысиной? С таким прикидом я и себя-то не узнаю, – пошутил Коля, внимательно рассматривая собеседника.

Конечно, это был Юрка, Юрка Борисович! Почему-то в школе его звали Борисом. Странный народ – дети. Все называют по-своему, не по правилам.

– Ты откуда, Колян, приехал в нашу родимую дыру? – похлопывая Колю по плечу, поинтересовался Юрка.

– Я в Москве живу, – быстро ответил Николай.

– А я где? Как ты думаешь? – Юрку явно не интересовала жизнь Николая, не интересовала и Москва.

– Даже и не знаю, но выглядишь ты суперимпозантно, – ответил Николай.

– Подумай! Посмотри на меня внимательно. Ну, кем я работаю? Включи мозги. Намекаю. Посмотри на плечи! – Николай сразу обратил внимание на атлетический вид одноклассника.