Текст книги "Когда плачет скрипка. Часть 1"

Автор книги: Виктор Дан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 2
Письмо из зоны

Практиканты вышли в приемную.

Тамара Борисовна уже разложила свои бутерброды и баночки – приготовилась обедать.

– Приятного аппетита! Мы Вам не испортим его, если зададим один вопрос? – не дожидаясь разрешения, Анатолий продолжил. – Что Вы можете нам рассказать об убийстве Л.С. Белостенной?

– Об этой трагедии вам расскажет почти каждый житель нашего города. От нас это дело забрала прокуратура. У Николая Петровича было много неприятностей… Спросите у него.

В столовой практиканты пытались продолжить обсуждение письма, но информации было явно недостаточно. Поэтому, когда к ним в очереди у стойки самообслуживания присоединилась Алена, их опекунша из отдела кадров, обрадовались возможности узнать подробности.

– Жуткая история! Я еще училась в школе. После этого убийства, мама меня месяц не выпускала из дома по вечерам. Ходили такие страшные слухи…

– О своих эмоциях расскажешь потом. Мы еще не знаем ничего о самом событии, кроме того, что некто А.С. Ярмак убил некую Л.С. Белостенную, – проявил нетерпение Анатолий. – Где? Когда? Чем? За что? Кто он? Сначала об этом! Извини, что перебиваю.

– Лариса Белостенная училась на первом курсе нашего пединститута. Как считали, была очень красивая. О ней часто писали в городской газете. Талантливая скрипачка. Дипломантка разных молодежных конкурсов, даже ездила за границу. В тот вечер она возвращалась с концерта домой. К ней пристали трое пьяных студентов. Будто бы она обозвала одного из них. Этого, …Ярмака. И он ей размозжил голову камнем.

– Где это произошло?

– На улице, прямо у ее дома. Да! Об этом тоже много писали в газете. Город просто гудел. Все требовали смертной казни. Всем троим! А дали всего десять или двенадцать лет. Не помню точно…

– Когда это случилось?

– Сейчас подсчитаю… Почти четыре года назад. В мае. Да, да. На похоронах было море людей и море тюльпанов.

– Он теперь отказывается. Написал прокурору, что не убивал.

– Хорошенькое дело! Я была на суде и сама слышала, как он признался и просил о снисхождении.

– Следствие долго длилось? Когда состоялся суд?

– Я уже работала здесь. Поступила сразу после школы. Я ведь учусь заочно. Наверное, через год или полтора.

Парни сделали удивленные лица.

– Суд начинался несколько раз, и все откладывался.

Фотографии обещали сделать через два-три часа, к концу рабочего дня. До начала оперативки практиканты побродили по музею Управления. Михаил надеялся увидеть какие-либо материалы по заинтересовавшему их преступлению. Ничего не было.

Совещание началось точно в установленное время. Собрались почти все работники отдела. Каждый занимал свое привычное место, что было удобно для ведущего оперативку. Практикантов вежливо, но настойчиво пересаживали с места на место, пока они не заняли “позиции”, на которые никто не претендовал.

Манюня вел оперативку очень четко. После очередного короткого доклада сотрудника, присутствующие задавали вопросы. Начальник умело «дирижировал» и сам задавал вопросы последним.

Наверное, для практикантов все было бы намного интереснее, если бы они больше знали, о чем речь.

– Не переживайте! – сказал Манюня ребятам после оперативки, увидев их скучные лица. – На десятом совещании будете в курсе всех дел. Так что у вас получилось?

Он внимательно просмотрел список вопросов. Большинство получило пометку «в дело…». Письмо Ярмака он отложил напоследок.

– Осталась неделя для ответа? Маловато… По некоторым причинам хорошо помню это весьма сомнительное дело. Прокурор был на сессии – он у нас депутат. Иначе бы это письмо похоронили… Жаль парня. Конечно, он шалопай, но не преступник. Запутался или запутали. Мать осталась одна. Нужно ему помочь… Некому было заняться. Короче говоря, за неделю нужно найти основания для пересмотра дела. Кто берется?

– Может быть, вдвоем? – предложил Анатолий.

– Да, вдвоем. Работы много. Старшим по данному вопросу будет Михаил. Нужно его проверить в работе, а то он все отмалчивается. Ха-ха-ха! – издал характерный, уже знакомый парням, смех Манюня.

– В письме нет фактов, – наконец подал голос Михаил. Он отнюдь не был молчуном, просто старался сдерживаться.

– Факты нужно срочно добыть. Что предлагаете?

– Теоретически все понятно. Есть три направления, – продолжил Михаил. – Нужно встретиться с Ярмаком. Поработать с окружением Белостенной и, наконец, изучить материалы следствия и суда – возможно, найдутся формальные зацепки.

– Все правильно! Зацепок там больше чем нужно, но есть определенные обстоятельства. Не буду о них пока говорить, чтобы не убить на корню ваш энтузиазм, на который, кстати, очень надеюсь. Завтра, как только получите удостоверения, оформляйте через Тамару командировки и все документы для встречи с Ярмаком. Не забывайте паспорта. До поездки ознакомьтесь, хотя бы бегло, с делом в архиве. Это организует Тамара. На каждой оперативке докладывайте о ходе работы. Все понятно? – посмотрел на часы. – Уже восемнадцать часов. Если нет вопросов, вы свободны. Для первого дня практики достаточно… Да! Столовая управления работает до двадцати двух. Если вам понравилась кухня… В семнадцать часов столовая открывается для ужина.

– Слово «кухня» здесь уместно только в кавычках, – подал голос Анатолий.

– Меня устраивают цены, – для Михаила вопросы бюджета стояли на первом месте.

– У нас прилично готовят и по сравнению с другими столовками более разнообразное меню. Своего рода взятка горобщепита управлению внутренних дел. Ха-ха-ха!

Под этот смех ребята удалились. По дороге к выходу обменялись планами на вечер.

– Я, пожалуй, поужинаю здесь, а потом поищу читальный зал, где можно найти подшивку местной газеты четырехлетней давности, – решил Михаил.

– Не люблю фанатиков. Скучные вы люди. Сами не живете и другим не даете… Поужинаю и я, так и быть, с тобой за компанию, а потом найду развлечение.

В читальный зал городской библиотеки Михаила не пустили. Оставался час до закрытия. Видя его растерянность, которая грозилась превратиться во взрыв возмущения дурацкими правилами, девушка из регистратуры посоветовала пойти в читальный зал института.

А ведь он рядом с общежитием!

В читалке оказалось на удивление много людей, в основном девушек. В зале периодики вообще не было свободных мест. Когда Михаил перемещался по залу, женские лица откровенно поворачивались за ним вслед, как подсолнухи за солнцем.

Относительно быстро ему доставили четыре громоздких фолианта подшивки. Так же быстро он нашел первую статью. Она появилась уже через пять дней после убийства. Чтобы составить цельное представление о событии и его подаче прессой, решил отыскать сразу все статьи. Их оказалось девять.

Довольно много даже для такого громкого дела, под разными рубриками: «Происшествия», «События и люди», «Из зала суда».

Заголовки были громкие, с претензией на сенсацию и оригинальность: «Зверство в майский вечер» – об убийстве и начале расследования, «Когда плачет скрипка» – о похоронах, «Анатомия морального распада», «От возмездия не уйти» и тому подобное.

Последняя называлась: «Приговор оглашен. Возмездие состоялось?». Знак вопроса должен был, очевидно, сразу показать отношение автора к приговору и, вообще, результатам суда.

Автор всех статей был один и подписывался явно псевдонимом: Письменный.

Уже в первой статье, то есть в самом начале следствия, были названы имена подследственных, их место учебы (пединститут), и даже факультет (иностранных языков).

В относительно небольшом городе нетрудно вычислить кто такие Андрей Я., Марк С. и Сергей М.

Хотя в статьях было мало фактов, доказывающих виновность подсудимых (в начале обвинение выдвигалось против всех троих), однако общее представление о событиях они давали.

Тело обнаружила буквально через полчаса после убийства пара пожилых людей, возвращающихся из кино (сеанс 20.00).

«Преступную троицу», по выражению автора, взяли через день по «звонку свидетеля, который хотел, по понятным причинам, остаться неизвестным». «Проще говоря, – подумал Михаил, – по анонимному доносу». Нашли реальных свидетелей, подтвердивших, «что домогательства и приставания к Ларисе они начали еще в трамвае и вышли на остановке вслед за ней». Все трое были навеселе, с бутылками спиртного и свертками в руках. От трамвайной остановки до места убийства примерно двести метров.

Их продержали сутки, допросили и отпустили с подпиской о невыезде. Этот «вопиющий факт халатного отношения к делу допустил следователь, послужной список и репутация которого до этого случая не позволяют автору назвать в данной статье его фамилию, тем более что дело уже передано следователю прокуратуры Сумченко».

Михаил догадался, что в первом случае речь идет о Манюне.

«Почему он не сказал нам этого сегодня?» – задал сам себе вопрос Михаил.

Новый следователь быстро добился признания от всех троих, дело передали в суд.

На суде все трое отказались от своих показаний, так как те были получены «по голословным утверждениям подсудимых, с применением средств физического воздействия». Дело возвращают для повторного следствия. Следователь остается прежним.

В одной из статей выдвигается обвинение в попытках подкупа суда против Садовского-отца, директора центрального гастронома города. После первого судебного разбирательства фамилии и имена обвиняемых, их родителей и свидетелей защиты приводятся полностью.

Подробно описывается «разгульный образ жизни молодых купчиков и их приживал с комсомольскими билетами в карманах». Оказывается, после убийства они направились в дом в соседнем переулке к «девице неоднозначного поведения», где предавались оргии до утра. Эта девушка по имени Каролина выступала свидетельницей защиты.

Повторное следствие затянулось. Специальным заседанием суда назначена дополнительная судебно-психиатрическая экспертиза обвиняемых, так как Марк Садовский «ловко симулировал острый маниакально-депрессивный психоз, пытаясь избежать справедливого возмездия за свое страшное преступление».

Садовского лечили несколько месяцев.

Наконец состоялся суд, где было выяснено, что убийцей оказался один Ярмак, а остальные даже не подозревали об этом, так как ушли вперед и не могли видеть и слышать, что произошло между Ярмаком и Ларисой. Ярмак догнал остальных спустя несколько минут уже у дома Каролины.

Предвзятость автора статей была объяснимой. Над ним довлело горе матери, потерявшей единственную дочь, отчаяние друзей погибшей, возмущение жителей города. Было жаль, что так внезапно и так нелепо оборвалась жизнь прекрасной девушки, талант которой, «возможно, прославил бы город на весь мир».

«Лучшие умирают первыми! Похоже, этот подлый закон нашей жизни получил новое подтверждение», – подумал Михаил, рассматривая фотографию Ларисы в газетной статье, посвященной ее похоронам.

Как следовало из текста, снимок был сделан во время концерта в Японии, куда зимой того же года ездила Лариса с группой студентов института.

На снимке ослепительная блондинка в полный рост у края сцены. Она только что закончила играть. Руки: в правой смычок, в левой скрипка, уже разведены в стороны, но еще не опущены вниз – поза жрицы или богини древности. Длинное белое с крупным контурным рисунком платье, стилизованное под кимоно, подчеркивало великолепную фигуру.

Глаза широко открыты и смотрят в зал с удивлением и грустью. Светлые вьющиеся волосы, зачесанные назад, в свете театрального прожектора образовали вокруг головы светящийся ореол.

«Нимб великомученицы», – пришло невольно в голову Михаилу.

В том же номере газеты поместили снимок траурной процессии, снятый с высокой точки, из окна или балкона, – нескончаемый поток людей и цветов. Алена не преувеличивала, сравнивая этот поток с морем.

Михаилом овладели сомнения. Да, если судить по газетным статьям, объективных доказательств вины, кроме признания, нет никаких. Вопреки выводам автора, который подробнейшим образом излагает материалы следствия («Как он их получил до суда?»), совпадение места и времени не могут служить доказательством виновности, тем более что полного совпадения нет.

Расстояние от улицы, по которой прошли студенты к своей подружке, до места, где обнаружили тело жертвы, сорок пять метров.

Следственный эксперимент и расчеты с учетом графика движения трамвая показали, что с момента убийства до обнаружения тела прошло не более 32-35 минут. А если 29? Тогда обвиняемые уже кутили у своей подруги, и убил кто-то другой.

Но убийцами вполне могли быть обвиняемые или один из них. Защита не смогла привести доказательств, исключающих их участие.

Показания Каролины о времени их прихода основывалось на программе телепередач. Здесь точность также была в пределах пяти минут. А сколько времени нужно, чтобы ударить по голове?

Вполне объяснимо также поведение подозреваемых. Допустим, они после ареста, изоляции и интенсивных допросов признались. Защитники, получив доступ к подсудимым, могли сказать:

"Ребята! У обвинения ничего нет кроме ваших показаний. Все знают нравы наших следователей и их методы. Отказывайтесь от показаний и стойте на том, что вы невиновны. Мы проследим, чтобы издевательств больше не было. Бедному и безродному Ярмаку потом устоять не удалось. Он признался снова.

В этом случае возникают другие вопросы.

Какова его личная вина, и какую часть вины своих друзей он взял на себя? В какой степени убийство является случайным? Его оскорбили, он взял камень и бросил, попал случайно с 20 метров в голову и убил. Или только оглушил, испугался (она может заявить в милицию) и добил жертву, а камень выбросил. Его друзья оказались помимо их воли втянутыми в преступление. Только как свидетели?

Если так, то все логично. Они не хотели давать показания против товарища, а тот обеспечил их алиби.

Чтобы получить ответы, нужно встречаться с Ярмаком, нужно внимательно изучить материалы следствия: заключение медицинской и баллистической экспертизы. Был один удар или несколько?

Михаил не сожалел, что потратил время на газетные статьи, хотя они и не дали ничего кроме новых вопросов. Из теории он знал: на начальном этапе следствия тем лучше, чем больше следователь смог сформулировать вопросов.

В сгустившихся сумерках Михаил направился к общежитию. Путь пролегал мимо спортивного манежа института. Стены из стеклоблоков пропускали довольно яркий свет. Явственный шум: топот, крики, характерные звуки от ударов по мячу – все говорило о том, что там кипит бурная жизнь.

Михаил решил размяться перед сном – он привык к поздним тренировкам. Забежал к себе в комнату переодеться. Анатолия еще не было.

Оказалось, что будущие учителя далеко не все инвалиды. На разных площадках длинного манежа тренировалось несколько групп одновременно. Для разминки Михаил пробежал два круга по беговой дорожке между площадками и трибунами. Потом пристал к группе волейболистов.

Игра шла “на высадку”. Команды были смешанного состава: парни и девушки, что придавало особый колорит игре. Спортсмены и спортсменки из разных секций и неорганизованные занимались «общефизической подготовкой», проще говоря, сбрасывали избыток энергии. В команде, ожидающей встречи с победителем, не хватало шестого игрока. Им стал Михаил.

До кровати он добрался в двенадцатом часу. Анатолий уже спал.

Слегка расстроенный, что нет возможности поделиться впечатлениями и информацией, полученной из газеты, Михаил пошел на кухню и заварил себе чай сразу в двух стаканах.

Вопреки обещаниям Алены, в девять часов удостоверения еще не были оформлены. Заполнение, наклейка фотографий, сбор подписей и регистрация – все это заняло больше часа. Когда практиканты прибыли в отдел, утренняя оперативка уже закончилась. В кабинете Манюни оставалось еще несколько человек, однако он поманил их рукой, как только они заглянули в дверь.

– Вы напрасно теряете время!

– Долго оформляли удостоверения.

– Тамара уже все подготовила. Есть одна проблема. В бухгалтерии нет командировочных. Ехать придется за свои. Получите, когда оформите отчет.

– Далеко ехать?

– Примерно сто километров автобусом с центрального автовокзала. Билеты заказаны на утро.

– Мы готовы! – ответил Михаил за двоих.

– А теперь в архив! В шестнадцать часов жду с докладом.

Когда они оказались в коридоре, Анатолия прорвало:

– Миша! Впредь давай договоримся: каждый отвечает только за себя. Я не хочу трястись три часа туда и три часа обратно, да еще за свои деньги! Какой смысл ехать вдвоем, терять время? Найдется работа и здесь… Я тебя предупредил!

– Разговор с Ярмаком – самый важный момент нашего расследования. Я думал ты это понимаешь. Вдвоем больше шансов получить от него какую-либо новую информацию… Без этого никто не разрешит возобновить следствие.

– Ты мне утром рассказал все, что узнал из газеты. Теперь я должен поделиться информацией, которую получил из своих источников…

– Известный источник!

– Да! Алена… Я прогулялся с ней по городу вчера вечером. Так вот, следователь, который вел дело, сейчас прокурор города. За три года он сделал головокружительную карьеру. Вероятно, не без протекции, но толчком послужило именно это дело.

– Что это меняет? У нас есть официальное указание городской прокуратуры разобраться.

– Как что?! Это делает твои разборки безнадежными! Мой принцип – избегать безнадежных дел.

– Я не собираюсь мешать тебе следовать своим принципам. Только реши этот вопрос с Манюней.

– Решу, но не сразу. Я готов тебе помочь, например, поработаю в архиве, пока ты будешь в ИТК. Мне полезно посмотреть на материалы глазами адвоката – защитника подсудимого.

– Так мы идем в архив?

– Конечно, конечно…

Они провели в читальном зале архива, тесном, холодном и сумрачном помещении весь день с небольшим перерывом на обед.

Опять случайно (ох уж этот нарочитый случай!) третьей за обеденным столом оказалась Алена.

– Не ожидал, что дело будет таким объемным, – поделился впечатлениями Михаил.

– Скорее его можно назвать пухлым! Четыре тома занимают только показания одиннадцати свидетелей, которые видели в трамвае, как подозреваемые разговаривали с Ларисой и как вышли вслед за ней.

– Хватило бы и трех свидетелей. А вот по следующему эпизоду, что они приставали к ней на улице недалеко от места убийства, как раз на повороте в переулок, где ее дом, – один листочек с рапортом дежурного УВД.

Звонила женщина, которая себя не назвала и описала подозреваемых очень точно. Все попытки найти эту женщину были безрезультатны.

– Я помню, как целую неделю через газеты, радио и телевидение просили ее явиться в прокуратуру для дачи показаний, гарантировали анонимность и безопасность.

– Самое слабое место, лично мое впечатление, – сказал Анатолий, – судебно-медицинская экспертиза. Смерть наступила «в результате удара по голове тупым предметом».

– Имеется по крайне мере две области поражения: та, от которой наступила смерть, и вторая на затылке, предположительно полученная при падении на землю. А если это был еще один удар?

– Тогда разваливается вся система выводов о «непреднамеренном убийстве».

– Не понятно, было ли вообще обследование половых органов. «Признаки изнасилования отсутствуют» – и это все для такого дела!

– Если учесть, что предполагаемые преступники уже были арестованы и признались, то такая небрежность вполне объяснима. Экспертиза проводилась на пятый день после убийства…

– Интересно, чем была вызвана такая задержка?

– Как всегда! Нашей безалаберщиной…

– Возможно… Уже на третий день дело передали другому следователю.

– Как бы там ни было, областной и республиканский суды, пусть не с первого захода, признали все правильным…

Эти соображения практиканты высказали Манюне в конце дня. Он был несколько рассеян, так как прямо во время совещания пришло сообщение о страшном происшествии.

Сын убил мать. Бригада уже выехала на место. Манюня должен был отправиться туда через несколько минут. Его машина была на заправке.

– Неплохо… Для первого дня. Пока не вижу оснований что-либо корректировать в нашем плане расследования. Завтра вы должны встретиться с Ярмаком.

– Я остаюсь здесь. Поработаю в архиве, – сообщил Анатолий.

– Смотрите сами…

Анатолий остался доволен – вопрос решился так легко.

В десять вечера Михаил был в постели, хотя не отказался от посещения манежа. На этот раз в «программе» его новых знакомых по спорту был минифутбол, «тыр-пыр», как его здесь называли. Михаил с удовольствием к ним присоединился.

Знакомства он завязывал легко, но сближаться больше, чем того требовали обстоятельства, не торопился.

Он успел на первый автобус, но мест уже не было. Заявку ГорУВД не нашли. Пришлось предъявлять удостоверение диспетчеру, чтобы разрешил выдать билет без места.

Однако стоило автобусу выехать за пределы автовокзала, как таких пассажиров набилось больше десятка. Маршрут проходил вдоль моря через многочисленные населенные пункты и базы отдыха – люди входили и выходили на каждой обстановке.

Проход между креслами был занят постоянно, в том числе багажом, так как водитель ленился загружать его в багажники автобуса. В толчее и духоте Михаил простоял половину пути. При его росте это было не совсем удобно. «В переполненных автобусах раньше чувствуешь, что пришла весна» – подумал с иронией Михаил, когда апрельское солнце вышло из-за туч и создалось впечатление, что температура в салоне сразу подскочила на десяток градусов.

От дорожных тягот его отвлекал разговор с пожилой женщиной. Когда рядом с ним освободилось место, и он уже собирался его занять, вдруг увидел эту женщину. Она сделала попытку пройти к свободному месту, но шансов опередить в узком проходе еще двух пассажиров у нее не было.

На ее лице можно было прочесть столько усталости и разочарования, что Михаил жестом пригласил ее занять свободное кресло и не позволил это сделать другим претендентам.

Женщина горячо поблагодарила и, словно для оправдания своего нетерпения и усталости, поведала ему свою историю. Оказалось, что она направляется в ту же колонию с передачей для сына.

– Замаялась совсем! Считай каждую неделю езжу…

– Почему не шлете посылки по почте, ведь все-таки дешевле, а свидание вам не каждый раз позволяют?

– Так что дойдет неизвестно… Сегодня в охране как раз знакомая смена. Завтра у сына день рождения… И дата круглая – тридцать годков стукнуло… Думаю водочки ему передать.

– Водку? Разве это возможно?

– Э, милок, за деньги все можно… На все своя цена. Сколько денег отвезла: и пенсию, и зарплату… Я уж на пенсии по вредности, на коксохиме работаю. Так разве усидишь при таких тратах. Мне бы дома сидеть и внуков нянчить, а я сюда катаюсь… Да и внуков-то нет, и когда-то будут… Отсидел восемь годков и еще два осталось.

Михаил постеснялся спросить, за что сидит сын, но она без поощрения сама, как видно не в первый раз, поведала о своем горе.

– Муж у меня сильно пил. Все ему на водку не хватало. Как Валик (сына Валентином звать) из армии возвратился, свел он, муж, будь он проклят, его со своими дружками. А Валик водителем был. И стали они из прокатного лист вывозить и по селам для кровли продавать. Однажды их знакомого вахтера на проходной неожиданно заменили и их всех заарестовали. И не просто так. Один из мужиков, не Валик – это точно, ножом ударил вахтера. Хорошо, что не насмерть… Уговорили они Валика взять все на себя. Ты молодой, а у нас семьи, помогать будем. Вахтера запугали, чтобы тот сказал, что не помнит, кто ударил… Двести рублей мне как-то дали. Через год их все равно посадили за другое. Когда сына осудили, мужа я выгнала. Тяну теперь лямку одна…

«Нет ли в этой истории аналогии с нашим случаем? Ведь известно, что в групповых преступлениях ответственность распределяется отнюдь не в соответствии с действительным участием и виной», – мысль Михаила возвращалась к предмету его забот.

Водитель объявил: «Зона!»

Несколько пассажиров вышли из автобуса, среди них Михаил и его попутчица. От развилки до места предстояло пройти еще более двух километров по разбитой дороге в сторону моря, которое скорее угадывалось за туманной дымкой на юге.

Солнце в очередной раз спряталось за тучи. С востока дул довольно холодный сырой ветер. Справа и слева простиралась дикая степь, еще бурая от прошлогодней сухой низкорослой травы, но уже с озерцами изумрудной зелени на хорошо прогретых местах.

Землю не распахивали – не годилась для земледелия из-за валунов и многочисленных выходов гранита. Колония собственно и представляла собой гранитный карьер.

Возникла зона в конце двадцатых годов: индустриализация требовала много стройматериалов, а коллективизация поставляла контингент.

Во время войны здесь работали военнопленные, сначала наши, потом с 43-го немцы и румыны. Военнопленные немцы значительно расширили и модернизировали лагерь и карьеры. На его месте в начале пятидесятых и была организована исправительно-трудовая колония строгого режима.

– Дайте сумку, я вам помогу!

– Так вы, молодой человек, тоже сюда?

– Да, как видите…

– Друга или родственника проведать?

– В каком-то смысле это так.

Неопределенность ответа была правильно понята. Вопросов на эту тему больше не было. Вот что значит природный такт.

Встречу с Ярмаком обещали во время перерыва на обед, когда заключенных возвращали из карьеров в лагерь.

– Я приехал по вашему письму, – объяснил Михаил, когда они расположились в комнатушке, предназначенной для свиданий заключенных с посетителями. – Мы, я вижу, одинакового возраста, давай будем на «ты».

– Как хочешь, начальник! – ответил Ярмак разочарованно, – Извини! Посолиднее, бля, что ли не нашлось?…

– Не волнуйся! Твоим делом также занимается опытный следователь, начальник отдела Манюня Николай Петрович. Слышал?

– Как же, как же, бля! Он нам тогда, бля, поверил, бля, и отпустил, бля… А потом нас, бля, опять взяли в оборот…

Михаил разглядывал своего собеседника.

Довольно красивый парень. Еще по фотографиям в деле Михаил отметил, что чертами лица, прической он напоминал американского актера Редфорда.

Конечно, отпечаток лагеря был явный: обветренное загорелое лицо тусклого грязно-коричневого оттенка, такие же тусклые беспокойные глаза и красновато-серые от гранитной пыли волосы. Одет он был в ватник и робу темно-синего цвета.

– У тебя через каждое слово «бля». Следи за речью. Ты ведь когда-нибудь выйдешь отсюда.

– Извини. Это как зараза. Все время в напряжении, постоянно мысленно ругаешься. Приходится сдерживаться – в любой момент пахан или его шестерки могут сделать вид, что ты их оскорбил или недостаточно почтителен. Тогда держись…

– Ты, наверное, слышал или читал, что матерщина – разновидность онанизма.

– Удивил! Посиди здесь, тогда узнаешь, что такое онанизм…

– Все равно! Контролируй себя… Теперь о главном! Утверждение о невиновности в твоем заявлении неубедительно. Нам нужны новые факты, какая-нибудь зацепка.

– Какие новые факты? Я рассказывал уже двадцать раз! Кто-то убил эту проститутку, а я должен париться в этой яме еще восемь лет. Не могу больше! – Ярмак был близок к истерике. – Эти шакалы, паханы! Не пойму! Они на службе у охраны или охрана – у них? Не работают, рвут из глотки каждый кусок, для них «колючка» словно не существует… Превратили заключение в ад кромешный.

– При твоей статье тебе их нечего бояться, – попытался остановить его Михаил. Тот словно не слышал.

– Сергей уехал. Каролина вышла замуж. Марик пакует деньги – папа ему сделал кооператив, а я за всех отдуваюсь.

– Давай не будем тратить время на эмоции. Только факты и по делу, если хочешь себе помочь. Манюня уверен в твоей невиновности, я, честно признаюсь, сильно сомневаюсь. Мне не нравится, что ты девушку, да еще мертвую, назвал проституткой. Знаешь, это известный прием преступников: дискредитировать свою жертву. Будь она исчадием ада, не тебе распоряжаться ее жизнью, ее убийство остается преступлением. Что значит «за всех отдуваюсь»? Так вы ее убили, пусть случайно?

– Не убивали мы! Я виновен, да, я очень виновен, но только перед матерью и Каролиной.

– Тогда расслабься. И по порядку… в двадцать первый раз. Постараюсь тебя не перебивать. Как можно более подробно… Ну, успокойся! Начни с утра того злополучного дня.

Ярмак помассировал лицо руками, глубоко вздохнул, что-то пробормотал неразборчиво и начал свой рассказ.