Текст книги "Тепло еще вернется в твой Дом"

Автор книги: Виктор Авин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

на Имя

из будки суфлерской как пес

откликающегося,

на выход в комзоле Шекспира,

в купюре,

а все чаще

вбегающего Винни-Пухом

с горшочком

для шума.

Главное – выделить мед, мед

из гула

идущего внутри столба

телеграфного, в небо

да стука

по столбу чтоб не сглазил ,

двух кулачков, связанных

пуповиной. И кулачки те – то

Символ растущего Женского Сердца.

Так появляется изображения иней на

запотевшей от ОЩУЩЕНИЯ жара

линзе

так появляется вензель – СЛОВО

и даже трубка для

косметических путешествий

от "МОЖНО ДО

нЕльзя"....

****

"Разглядывая твой на бедрах Тюнинг"...

"...И живJтся вроде бы гладенько-складненько

пусть не в золоте, но и уже не в люрексе.

Стерпелось. Мещанствуем. Вот и ладненько.

Не слюбилось. Когда-нибудь, может, слюбится..."

(с)Анастасия Доронина.

...Не унывай,

он просто Бог – от Чуда

рожденный женщиной,

он водит жизнь по кругу

взяв за веревочку,

второй конец которой

петля на шее его. Он

робот кратноногий.

А Жизнь...да ну ее.

Не унывай,

он просто дог – у Бога

в ногах лежит, пускает

слюни, разглядывая твой

на бедрах "тюнинг", и ты

завороженно смотришь

на яйца дога, а Бог – на Бога.

Что Жизнь...да ну ее

жизнь – недотрога.

Не унывай,

он далеко – у Друга,

они лакают виски ис посуды

на четвереньки встав, по кругу,

чтоб было весело, а жизнь – да ну,

ЕЕ он принесет тебе на Куе.

Не унывай,

не тяжелее жизнь

корзинки с визгом изнутри

да слез в двух ведрах,

еще – пылинки

тебя без тюнинга на

бедрах.

Не унывай, лети...

взмах, взмах, взмах...

трах-тренировка это,

спор с жизнью на бегах.

Не унывай, поставь на "Край"

его жокей Иоан, не Будулай

А жизнь? – Да ну ее... Полай

пусть знает кто у тебя...

хозяин.

*****

"Флейм из Вефлиема"

Блин, Понтий ел, а тут

кажысь Волхвы из Вефлиема,

сказали что родился

царь иудейский, а это значит – не

прелюбодействуй,

ни

укради, ни

сотвори, а

веруй, и пресно

и вовеки веков – Амен,

Аплодисментов вор

и бес с серЕбром...

Блин, Понтий вышел из авина

с гербОм на мыле,

и Слово вынул:

– Кто у креста смирен давно на вече,

и кто за риском близко – все – чисты!

Веди Бог и ныне там – под камнем

на камне

начало пламени

или цемента.

Бог – выбор, но бренн – ты

чтобы его просечь. А это значит:

Колена!

Встать!

Лечь.

Ну, блин...

Иесус со мной, а я далече!

И ни друг и ни враг – Иуда!

Это Царь меня словом лечит!

А я молча гляжу в посуду!

А я днем зажигаю свечи!

О , Иесус, я больше не буду...

****

"А мохнатые ресницы столь изящного загиба"...

Горкий взгляд из под вуали

сладких губ

лакавших море от молитв

отпечатки

и следы от битв

на коленях

сглаженных

мякгой тканию

и короной очерченно

лоно.

Вязь из

паутины

что связала книжки

тертые с журналом

овуляций.

Грация

у стола пустого стула

да еще добавить гула

из окна: "Ты одна"...

ТЫ ОДНА! Не бойся мула

опустившего рога

что обхватывают столько

беспробУдущной тоски с

соло в белом

музыканта

завораживает в плен

блюз

за стеною...прочь Соседа!

Мучать мула, что пришел

для подрагиванья вен на боках

в ожидании стоять посреди

холодной залы.

Крика мало!

Ты садись к нему на спину

и вели ему

сомкнуть

наполнЕнные печальной

влажью слезною глаза

В ПУТЬ!

Влево-вправо, влево-вправо

мир качуется устало

на загривке мула

шерсть слипается от

влаги лона

стоны

и мохнатые ресницы

столь изящного загиба

так длинны они,

щекотят

воздух

он упрямится, но поздно – резко

открывают глазы мула

звезды

черно-влажные огромны...

– Это сОН был. Спи.

*****

"Ах, матова души твоей поверхность..."

Ах, матова кизды твоей поверхность,

дыхание ее зато глубокое,

вбирающее воздух в смысло-легкие

и воздух на планету выдыхающее

в Мытищи, Строгино и на стекло мое

в котором через отпотевший краешек

видны голов заснеженные крыши

не оначает то, что люди в люди вышли,

и печь не топится.

Колотится она об стих мой в ритме

напуганного сердца пред Набоковым – то

биение об матову поверхность

поп девочек в уроке физкультуры

культуру тела да с разбега, да растящие,

когда все мальчики и кони были маленькие,

а поэтэссы – Чуда в перьях, изваянияя.

Ах, матово моей страны страдания!

Ах в матке есть пробелы от биения

по черным клавишам судьбы плодотворения,

от хищной птицы об стекло, или от мужа

что толстым ужем

вполз

в ботах от гусей, по мерзлым лужам,

нет, лучше это пусть будет – в стужу

вбег

гепардом за, петляя, обреченной

косулей по саванному сафари.

Ах, матова повехность в этой паре!

Они идут любя, два черных ящика!

Днем – убивающие мир и свое тело

чтоб птенцы ели,

а ночью для Души стихи творящие

в постели.

*****

"Я не прощаю, не прощаюсь, я вживусь"....

Еще про март булат не спел катрен

еще звенит зимой при троне шут

и под хомут зажато горло вен

но тут

уже издал я свой весенний вопль!

Еще из штопора не вышел голый тополь

еще так путаются в стропах мои строфы

и в плен влюбленных больше не берут

но тут

концом стиха я по дверям похлопаль.

Летит обшивку распушив мой голый тополь!

Свистит дырою в строфах парашют!

Строчат по мне стихи поджарые пилотки

но тут

Соски набухли у весны – с небесных круч

меня на приземление зовут

Я не прощаю. Не прощаюсь. Я вжывусь

меж ног твоих, весенняя Европа

тебя по крепким ягодицам буду хлопать

чтобы зажглась от русского холопа

но тут

концом стиха я по дверям прогрохал

Европа вежливо подлезла под хомут...

*****